Читать книгу: «Миротворец-2», страница 2

Глава 3. Маша и «медведь»

И вот наконец-то дождалась – сообщили день и час, когда приехать. В кабинет её не пригласили – всё было так же, как при других подобных встречах с журналистами, впрочем, на этот раз не за огромным круглым столом, но и не на диванчике, как с владельцем холдинга. Прежде всего, Маша рассказала о себе, откликнувшись на просьбу, а потом хозяин апартаментов долго и нудно рассуждал о роли женщины в семье, в науке и в истории, сославшись в последнем случае на египетскую Клеопатру. И тут Маша почувствовала, что он не отводит взгляда от её груди, словно бы там написана подсказка о том, что надо говорить. Про телесуфлёр Маша слыхала, но чтобы так… Удобнее на плоскую поверхность проецировать, а Машина фигура для этого совсем не приспособлена.

Но кто сможет упрекнуть его в том, будто что-то делает не так? Маша тоже не решилась, а потом вдруг вспомнила, зачем сюда пришла, и вот после того, как получила ответы на все заранее подготовленные вопросы, поняла – если не сейчас, то никогда!

– У меня ещё один вопрос. Почему вы мне снитесь каждую ночь?

Он и бровью не повёл, только улыбнулся:

– Я, конечно, не в том возрасте, чтобы возбуждать страсть в красивых женщинах, но ведь всякое бывает. Одни вешают мой портрет в своём кабинете, но почему-то сидят к нему спиной, а к другим ночью прихожу, – тут он слегка смутился. – Это я к тому, что моё изображение путешествует по миру вне зависимости от моего желания. Ну вот и вы…

– В том-то и дело, что ваш образ появляется во сне помимо моей воли.

Вроде бы обиделся:

– То есть я вам неприятен?

– Да нет, совсем наоборот. Но это как товар, который привезли, хотя я не заказывала.

Тут он рассмеялся:

– Образное мышление у вас на высоте. Если всегда так пишете, я непременно почитаю, – А потом прищурил глаз, словно бы готовясь к выстрелу: – И всё же не пойму. Вроде бы вы мне симпатизируете, тогда что же вас смущает?

– Разрыв между желанием и реальностью.

Наступил решительный момент – либо он объяснит, как от наваждения избавиться, либо… Что будет ей предложено в качестве альтернативы, Маша могла лишь предполагать, но его ответ не то чтобы превзошёл все самые радужные ожидания, но такого признания она никак не ожидала:

– Вы поймите меня правильно, Маша. Ничто человеческое мне не чуждо, но… – он замолчал, подбирая слова. – Вы привлекательны, даже очень! У вас есть то, чего давно не видел у других женщин – неповторимый, самобытный шарм… – на этом слове он опять запнулся, словно бы не знал, как это объяснить, а затем попытался отыграть назад: – Однако моё положение в обществе таково…

И тут словно бес вселился в Машу – если уж предоставилась такая редкая возможность, надо доводить начатое до конца. Клин клином! Хотя в складывающейся ситуации такой образ вряд ли применим.

– А мы попробуем сохранить всё в тайне. Я не из болтливых.

Что предстоит ей сохранить, Маша даже не догадывалась – возможно, всё сведётся к поцелуям. Но когда он пригласил пройти за ним, видимо, в комнату для отдыха, Маша поняла, что искушение слишком велико и отступать уже нельзя. «А будь что будет!»

Уже потом подумала: «Как у них всё просто! Нажал кнопочку – пришёл секретарь с шампанским и закусками. Нажал другую – музыка заиграла. Ну а после этого всё, как обычно… Разница лишь в том, что в постели он совсем не такой, как во время деловой беседы или выступления по телевизору. Там резок в высказываниях, не терпит возражений, иногда переходит грань дозволенного в цивилизованном общении, но здесь нежный, осторожный и внимательный. Будто девственности лишает юную особу, а не имеет дело с женщиной, которую уже ничем невозможно удивить. Но тут удивлена, даже расплакалась…

– Ты что?

– Давно мне не было так хорошо.

Этими словами Маша резко изменила свою жизнь, а вот надолго ли – этого не знали ни она, ни он.

Глава 4. Ночь откровений

Договорились так: всё останется по-прежнему, на этом настояла Маша, но, если их желания и возможности совпадут, он будет рад принять Машу в своём загородном доме. Одно не давало ей покоя – почему он такой разный, то есть, когда работает, совсем другой, не тот, что с ней в минуты близости? Где он настоящий и нет ли тут явных признаков раздвоения личности? Как может властный тон, жёсткость в общении с подчинёнными сочетаться с нежной и ранимой душой? Вопросы, опять одни вопросы, но не пойдёшь же с этим к психоаналитику, а уж попы тут явно ни при чём.

О политике не говорили – он наверняка от всего этого устал, а Маша старалась выбросить из головы свои прежние претензии, а то начнёт ругать и тогда конец нечаянному счастью. Вот ведь как бывает – ругала, ругала, а встретились, и всё совсем наоборот, права была подруга. Впрочем, ей Маша ни слова сказала – будто только взяла у него интервью и разошлись, как в море корабли, каждый своим курсом. Так оно и было, за исключением редких свиданий, но вот сегодня встреча должна состояться обязательно. К этому дню Маша подготовила сюрприз. И уже поздно вечером, когда званые гости разошлись, приехала и только переступила порог гостиной – сразу же запела:

– Happy birthday to you! Happy birthday to you!..

Такой реакции Маша не ожидала – «новорожденный» замахал руками и крикнул:

– Прекрати!

Лицо злое, но смотрит не на неё, а куда-то в сторону, словно бы там узрел врага. У Маши возникло ощущение полнейшей безнадёги: «Господи! А туда ли я попала?» С трудом, но всё же справилась с испугом:

– Милый, тебе не нравится, как я пою?

Он наконец-то взглянул на Машу:

– Извини! Но у нас от этой песни все шарахаются!

– Почему?

– Да потому, что через год после того, как Мерилин Монро её исполнила, Джона Кеннеди убили.

«Вот те раз! Я-то думала, что у них всё строго на научной основе, всё просчитано, всё предусмотрено, а тут… С каких это пор руководители огромного государства стали верить в подобные приметы? Тем более, что трагедия случилась не у нас, а где-то там, за океаном».

– Я не знала. То есть не догадывалась, что всё так сложно. Извини! – и после паузы: – А хочешь вот такую. Миленький ты мой, возьми меня с собой, там в краю далёком…

– Нет, это тоже не подходит. Здесь явный намёк на предательство интересов Родины. Ну вот скажи, куда они собрались бежать? Скорее всего, за бугор.

– Ох, тебе невозможно угодить.

– И не надо! Сегодня поздравлений наслушался на всю оставшуюся жизнь, а ощущение такое, будто отпевали.

– С чего бы это?

– Похоже, многие поставили на мне крест. Того только и ждут, когда совершу непоправимую ошибку.

– Как же так? Ведь на тебе всё держится!

– В том-то и дело! А вот представь, что я уйду – ведь страну растащат по своим углам, недра распродадут, бюджет разворуют. На днях мне доложили, что генерала ФСБ уличили в том, что он крышует банки, которые выводят валюту за рубеж. Вот до чего дошло! Куда подевались люди с чистыми руками и горячим сердцем? Если уж ФСБ стала загнивать…

Он подошёл к столу и налил себе водки:

– Будешь?

Маша помотала головой. У неё вдруг возникла мысль: «Неужели он один такой во властных структурах – честный и непримиримый к воровству и жульничеству? Трудно в это поверить, но если так, тогда куда же раньше он глядел, назначая будущих мздоимцев на высокие должности? Генералы растаскивают армейское имущество. Судьи принимают решения по указке сверху. О Думе и вовсе ничего хорошего не скажешь – чем они только думают, принимая абсурдные законы?»

Стало грустно. Маша налила себе рюмку водки, выпила… И тут вернулось к ней то самое чувство, от которого вроде бы избавилась: «А может, я была права, когда ругала? Может, он не заслуживает доброго отношения к себе? Одно дело, когда мы с ним в постели, и совсем другое, если страна катится в тартарары. Есть искушение сказать всю правду, а там… Там будь, что будет! Хоть Колыма, хоть Соловки… Впрочем, у нас сейчас не 37-й год. И на том спасибо!»

Глава 5. На войне, как на войне

Уром настроение не изменилось, стало только хуже. И вот решилась высказать всё начистоту, не взирая на возможные последствия:

– А тебе не кажется, что вы открыли ящик Пандоры? Я имею в виду последние события.

– Да вовсе нет! Наша война справедливая, освободительная.

– С этим никто не спорит. Но какой ценой вы сможете добиться поставленных целей?

– На войне, как на войне. Потери неизбежны.

– А кто вернёт матерям их сыновей? Нашего согласия на то, чтобы начать войну, никто не спрашивал.

– Ты посмотри на рейтинг, на уровень поддержки. Он зашкаливает!

– Потому что одурачили народ.

Таких слов никто и никогда ему не говорил. Был бы на месте Маши мужик, мог огрести по полной, но тут приходится сдерживать себя. И тем не менее, чуть ли не кричит:

– Ну, это уже ни в какие ворота не влезает! – и немного успокоившись: – Неужели у нас все такие глупые, тупые?

– Да они просто не знают, что и как. От них скрывают информацию, только всё время пугают угрозой с загнивающего Запада. Ну и что с того, что нас окружают страны НАТО? Напасть на ядерную державу никто не решится. Тогда какие опасения могут быть?

– Маша, ты не понимаешь!

– Ну так объясни.

– Ведь ясно было сказано, что для ракет подлётное время до Москвы может составить несколько минут.

– И что? Наши ракеты размещены и за Уралом, и на подводных лодках в Тихом океане. Ответ будет сокрушительным! Ни один политик, даже полный идиот не решился бы ни с того и ни с сего нанести удар по нашей территории.

Аргументы серьёзные – тут криком делу не поможешь, приходится в кои-то веки признать, что оппонент прав или хотя бы недалёк от истины. Поэтому ответил так:

– Допустим. Ну и зачем тогда, по-твоему, всё это началось?

– А дело в том, что кое-кто хочет переформатировать реальность, избавившись от навязанного нам гегемона.

– Но это же уникальная возможность сделать мир более справедливым!

– И ты не в силах устоять перед этим искушением.

Удар в самую точку! Это приходится признать. В качестве оправдания можно сослаться на заботу о судьбах всех людей, населяющих планету, и прочие гуманистические идеи, высказанные в трудах философов, от Эвклида до Сенеки. Впрочем, на этот раз обошлось без упоминания «великих»:

– А кто смог бы устоять, окажись он на моём месте? Это благородная задача!

– Не спорю. Однако совершенно неподъёмная.

– Ты не права! Наша армия оснащена самым современным оружием, такого ни у кого больше нет.

– Ага, дорогущих гиперзвуковых ракет понаделали, а про грошовые беспилотники забыли. Именно они теперь диктуют тактику военных действий.

Опять удар – теперь уже под дых! В иных обстоятельствах он мог бы использовать радикальные методы – лишить квартальной премии, снять с должности, обвинить в пособничестве врагам, но с Машей не мог так поступить. Причины достаточно понятны, но дело даже не в том, что он испытывает к ней нежные чувства – ведь Маша в какой-то степени права. Поэтому самое время высказать сомнения:

– Это и впрямь довольно странно… Не могу понять, куда смотрели наши генералы.

– Кто в рот начальству, кто в собственный карман!

Маша привыкла высказывать свои мысли без оглядки на Уголовный кодекс, но он не может себе этого позволить:

– Ну, ладно. С беспилотниками мы вляпались.

– А как быть с поставками нашему противнику западных ракет большой дальности? Они же могут достать и до Москвы, и до Урала.

– Тут уж аналитики наши лоханулись.

– Всё потому, что не каждому дано предвидеть последствия принятых решений.

Опять права, хотя не хотелось бы в этом признаваться:

– И что же теперь делать, Маша?

– Не знаю. На мой взгляд, ситуация почти что безнадёжная.

Здесь тот самый случай, когда можно забыть о своей должности, о своём предназначении и хотя бы на время стать обычным человеком со всеми его комплексами, сомнениями и прочими заморочкам, которые одному из руководителей государства вовсе не к лицу:

– У меня иногда тоже возникают такие опасения. Может, всё бросим, Маша, и вместе уедем за границу?

– Нас там теперь никто не ждёт. Разве что в Северной Корее.

– Нет уж… Тогда биться до конца?

– Проблема в том, что никто не может предсказать, чем всё это закончится. Но даже если мы победим, даже если добьёмся поставленных задач, даже если гегемон будет повержен и юань станет мировой валютой… Пусть даже кому-то при жизни поставят памятник, для меня это ничего не изменит. А потому, что жертвы не оправданы! И это граничит с преступлением.

Он побледнел – никто не осмелился бы предъявить ему такое обвинение. С большим трудом удержался от того, чтобы послать её куда подальше:

– Какое ещё преступление? С тобой всё в порядке? Ты головой ударилась, что ли?

– Одно дело, когда враг напал на нашу страну, а сейчас совсем другое. Ведь гибнут ни в чём неповинные люди. Ну не могу я этого простить!

– Господь прощал и нам велел…