Убить Александра

Глава 4
Столяр императора.
1878 год.

«Идите вперед. Чего бы это ни стоило вам, чего бы это ни стоило народу. Какова бы ни была цена этого будущего, оно должно быть завоёвано».

Лавров П.Л. «Исторические письма».

***

Петербург, Новая улица, дом 12.

Квартира Михайлова.

Александр и Софья.

Александр Михайлов осторожно приподнял край портьеры и посмотрел на улицу. На другой стороне стоял филер, приставленный за ним следить.

Он обратился к Перовской, которая была у него в гостях:

– А за моим домом следят, Соня.

– Следят?

– Уже второй день вижу шпика. Околачивается у дома постоянно. Ты за собой слежки не замечала?

– Нет. Но я и не приглядывалась, Саша. Ведь меня оправдали на суде. Они не смогли доказать революционной пропаганды, и выяснили, что я вела уроки для крестьянских детей. Но обучение детей не есть преступление. С чего им за мной следить?

– Если еще не следят, то скоро будут, Соня. Они знают о нашей новой организации.

– О «Народной воле»?

– Да.

– Знают? – удивилась Перовская. – Ты преувеличиваешь. Возможно, слухи и ходят. Такого не скроешь. Но знать наверняка? Нет. Я была на процессе 193-х, Саша. Они ничего не знали о революционном движении и размерах пропаганды. Хватали всех подряд.

– Но сейчас все изменилось, Соня.

– И что из этого следует? – спросила она.

– То, что у жандармов есть агент.

– Среди нас? – спросила она.

– Да.

– Я готова поручиться за каждого из товарищей, Саша. На последнем заседании среди нас были те, кому можно верить! Это проверенные делом люди.

– Возможно, что враг не среди них. Они ведь только представители «Народной воли» бывшие на собрании. Но они возглавляют свои ячейки организации…

Высшим органом организации «Народная воля» было Общее собрание. Собрание избирало Исполнительный Комитет, который контролировал деятельность всей организации.

Работу проводили специальные группы агентов второй и первой ступени. Это были лучшие люди среди народовольцев, ибо они полностью разделяли программу организации и исполняли приказы Исполнительного Комитета. Помимо них были так называемые группы союзников, которых привлекали для выполнения разовых заданий.

Ударными отрядами «Народной воли» были боевые группы. Они делились на комитетские и временные. Комитетские состояли из членов и агентов Исполнительного Комитета…

***

Михайлов спросил:

– Ты говорила своей группе о нашем решении?

– Да. Но не совсем…

– Что это значит?

– Я поделались пока только с Наташей Оловенниковой. Остальным сказать не успела. Мы еще не собирались всем составом. Ни Морозов, ни Фролов пока не знают.

Михайлов заинтересовался:

– Оловенникова? Этот дочь губернского секретаря Николая Оловенникова? Мой отец с ним знаком, Соня. Оловенников представитель знатного и старинного рода.

– И я тоже, Саша. Мой отец Лев Перовский, происходит от графа Кирилла Разумовского! А Наташа была активной участницей «Земли и воли». Занималась пропагандой среди крестьян. Я не знаю людей благороднее и честнее Наташи Оловенниковой.

– Пусть так. Но в Третьем отделении наверняка знают о «Народной воле», Соня.

– Не могу тебя понять, Саша. Мы не жандармы и не гонимся за почестями! Мы не гонимся за деньгами. В этом наша сила. В чистоте помыслов и в искреннем служении делу революции. Как можно подозревать товарищей по борьбе?

– Соня, причина многочисленных провалов в «Черном переделе»¹⁵ – работа агентов Третьего отделения. Пусть наши товарищи честные и благородные люди. Я не сомневаюсь в этом. Но нельзя исключить того, что в наши ряды проник враг.

– Ты говоришь это мне, и я делаю вывод, что меня ты не подозреваешь, Саша?

– Соня!

– Но о Наташе Оловенниковой ты подумал плохо. А кто еще? Желябов? Кибальчич? Они тоже на подозрении?

Михайлов вспомнил о провальном покушении, которое недавно организовали Кибальчич со своей группой.

– А ведь это его акт провалился, – сказал он.

– Что?

– Кибальчич ведь обещал, что сам сделает все с тремя помощниками. И что? Покушение под Одессой было провалено. Подрыв не состоялся. И закладывал мины Желябов.

– Саша! – Софья посмотрела на Михайлова с гневом. – Что ты говоришь?

– Я никого не обвиняю, Соня. Я констатировал факты. Я всегда считал, что это простые хвастуны и ничего у них не выйдет. И ничего не вышло.

– Саша, с тобой трудно стало говорить.

– Соня! Я хочу, чтобы ты работала со мной!

– А я сомневаюсь, что эта работа будет эффективной, Саша! Если ты не веришь тем, кто будет с тобой работать!

– Соня, нельзя быть слишком доверчивой.

– Саша! О тебе тоже всякое болтают. Говорят, что ты похож на Нечаева и готов выносить приговоры нашим товарищам, которые вызывают у тебя подозрение. Ты готов превратить нашу организацию в новую «Народную расправу». Но я всегда защищаю тебя и говорю им, что они ошибаются. Но возможно, ошибаюсь я?

– Софья Львовна! Ты не поняла, о чем я тебе говорил! Совсем ничего не поняла. Я не сею панику в наших рядах. Я сказал тебе, что в Третьем отделении знают о нашей организации. У них есть информатор…

***

Конспиративная квартира Кибальчича.

Перовская не во всем была согласна с той линией, что вели Михайлов и другие члены Исполнительного комитата «Народной воли». Желябов и Кибальчич были её близкими друзьями, и она верила им безоговорочно. Подозрения Михайлова задели Софью, и она решила действовать отдельно от обшей группы.

– Они обвинили нас? – с возмущением спросил Желябов. – Это я закладывал бомбу! И покушение не удалось. Да, так иногда бывает! И они сделали меня агентом жандармов?

– Не только тебя, но и меня! Это я изготовил бомбу, – сказал Кибальчич.

– Михайлов идет по пути Нечаева! Я говорю вам, что он готовит новый «Катехизис Революции» и новую «Народную расправу»¹⁶.

– Андрей! – сказал Софья. – Не стоит тебе бросаться такими обвинениями. Саша Михайлов это не Нечаев.

– А вот посмотрите, что будет! Он желает сам стать диктатором и руководить террором единолично!

– Хватит вам, обвинять друг друга! – прервала их Софья. – Я не для того рассказала вам, чтобы вы начали препираться и ругаться. Так раскололась «Земля и воля». Вы хотите раскола и «Народной воли»?

– Но Михайлов обвиняет нас! – вскричал Желябов.

– Он вас не обвиняет. Он только сказал, что ваша затея провалилась. Разве это не так?

– Я должен сказать ему…

– Скажешь! Но не словами, а делом! – заявила Софья. – Мы сами уничтожим царя! Сами! И тогда никто не посмеет сказать никому из нас и слова упрека.

– Я согласен!

– И я! Нам нужен план!

– Для того я вас и пригласила! Мы будем действовать, пока Саша Михайлов ищет врагов…

***

Петербург, Новая улица, дом 12.

Квартира Михайлова.

Михайлов и Гройзман.

Михайлов составил план действий своей боевой группы. Он учел все промахи других групп и решил подготовиться к акту серьезно и основательно. Делился он соображениями с немногими. Чтобы успокоить Третье отделение и полицию он почти не встречался со своими товарищами на своей новой квартире.

На связи с ним был только Николай Гройзман – «Лавочник».

– Саша, мы сидим без дела, а другие боевые группы готовятся. И делают это быстро.

– Быстро?

– Да. Они готовят акты!

– Ты говоришь о группе Перовской? – спросил Михайлов. – Они отправятся в Москву и станут снова готовить взрыв на железной дороге.

– И что в этом плохого?

– У них ничего не выйдет, – ответил Михайлов.

– С чего такая уверенность. Саша? Ты словно сам служишь в Третьем отделении.

– Вот, что я тебе скажу, Коля. Это мы готовимся, а другие идут к провалу, который в их случае неизбежен. Мало кто понимает, что такое террор.

– Мы много говорим, Александр.

– Говорим? Я беседовал с Соней Перовской и понял, что у них ничего нет. Фантастические планы, которые они никогда не осуществят. И они еще придут к нам, Коля.

– Тогда скажи мне, как ты понимаешь террор, Александр.

– Террор должен быть успешен. Неуспешный террор только вредит делу революции, Коля. Власти должны увидеть, что они слабее нас, несмотря на штыки тысяч солдат, которыми они отгородились от России. Наши провалы – показатель нашей слабости. А наши успехи – испугают власти. Но где наши успехи? Чем закончилось «хождение в народ»? Процессом 193-х. Чем закончились наспех сработанные покушения Желябова и Кибальчича? Провалами. И их новое дело завершится тем же. Террористические акты против власти нужно готовить тщательно. И в организации, которая станет проводить террор в действие, нужна строгая дисциплина. Как в Третьем отделении.

– Отчего ты не объяснил этого другим, кто не захотел действовать по твоему плану, Александр?

– Сейчас это бесполезно. Желябов боится «Народной расправы» Нечаева. Он считает, что я иду по этому пути. А он считает его опасным для организации. Нам нельзя допустить раскола наших рядов, ибо это усилит врагов. Пусть они действуют путем проб и ошибок.

– А мы?

– А мы ударим наверняка. Коля.

– Ты посвятишь меня в план?

– Полного плана еще нет. Но есть наметки. Я задумал нанести удар по царю в его дворце.

– Что?

– Именно так. Все покушения на путях следования царя легко проваливаются. Там слишком много случайных факторов, Коля.

– Но дворец хорошо охраняется.

– Именно. И потому они не будет ждать, что мы нанесем удар именно там. И я покажу тебе одну вещь.

Михайлов достал из ящика стола лист бумаги. Развернул его и разложил на столе.

– Что это? – спросил Гройзман.

– План дворца.

– Зимнего?

– Да, Зимний дворец императора всероссийского. Вот сюда нам нужно заслать нашего человека.

– Я готов!

– Ты? Нет. Нам нужен тот, кто не вызовет подозрений. Да и кем ты станешь во дворце? Камергером? – Михайлов улыбнулся. – Нам нужен рабочий.

– Рабочий?

– Тот, кто сможет затеряться среди слуг дворца…

***

Гройзман нашел нужного человека, который был готов сделать самую опасную часть работы.

– Это молодой столяр Степан Халтурин.

– И он с нами? – спросил Михайлов.

– Давно мечтал влиться в наши отряды. Он просил меня об этом еще год назад.

– Что за человек?

– Я же сказал, что это столяр. Работает с мебельным мастером Потаповым.

– Этот тот, что делает мебельные гарнитуры на заказ? Тогда у него слишком хорошие и богатые клиенты. Ученик у такого мастера, получает довольно большое жалование. С чего ему идти в революцию?

– Ты стал все мерить деньгами, Александр. Причем здесь жалование?

– Я хочу знать мотивы рабочего, который пришел к нам. Вот и все, друг мой.

–Свобода от тирании…

–Гройзман! Прекрати болтать ерунду. Это рабочий, а не профессор. Он и слова такого как «тирания» не понимает. Столяр не читал философских книг и у него вряд ли могут сформироваться убеждения. Но мне нужно понять, за что он ненавидит самодержавие? Вот в случае с нашим соратником Теркой мне все понятно. Но что за человек Халтурин?

–Тебе стоит с ним увидеться. Александр. Что толку от того что я стану о нем говорить?

–Ты прав.

–Тогда я приведу его к тебе.

–Нет. За мной установлен надзор. И новым людям лучше не встречаться со мной лично.

–Надзор?

–Шпики из Третьего отделения.

–Я никого не заметил, Александр.

–Сегодня и я никого не видел. Но рисковать не стоит. Я сам увижусь с твоим рабочим.

***

Петербург.

Трактир «Каменный мост».

Они встретились в трактире за Нарвской заставой.

Михайлов был одет как рабочий и ни один шпик не мог бы его узнать. Он вышел из своего дома через черный ход, прошел по улице и свернул в первый же проулок. На извозчике доехал до заставы. В рабочем районе затерялся в толпе. Хотя за ним уже никто не следил, но у Александра всегда было правило – лучше перестраховаться сто раз.

В трактире было шумно. Здесь всегда много народа. Рабочие, извозчики, отставные солдаты и матросы пили здесь водку. Хорошее место для тайного разговора.

Степан Халтурин оказался высоким статным парнем, с широкими плечами. Его открытое интеллигентное лицо стразу понравилось Михайлову. Этот человек был совсем не похож на импульсивного и порывистого Терку.

– Рад знакомству с вами, Александр. Я много слышал про вас.

– И я рад, Степан. Потому и встретился с вами лично.

– Вы мне не поверили сразу?

– Доверие вещь серьёзная, Степан. А мы решили заняться серьезным делом. Промахов нам допускать нельзя.

– Согласен с вами. Что вы хотите знать?

– Вы работаете столяром?

– Да. Я ученик мебельного мастера Потапова.

– Этот мастер весьма знаменит. У вас в руках хорошее ремесло. Оно может дать вам стабильное положение.

Халтурин понял, куда клонит Михайлов и спросил его:

– А вот вы, Александр, разве не имели стабильного и устойчивого положения? Ваш отец обеспечил вам образование, и вы могли, окончив университет, получить хорошее место и достойное жалование. Разве нет?

– Мог. Но я не хочу жить в такой России. Я хочу преобразить эту страну и сделать её лучше. А для этого нужна революция. А теперь главный вопрос, Степан.

– Да. Задавайте.

– Зачем вам революция, Степан? Что вам в ней?

– Я родился в деревне. Мой отец крестьянин.

– Но я вижу по вам, Степан, что вы получили образование.

– Да, я закончил Орловское уездное училище в 1872 году. Затем учился в Вятской учительской семинарии. Но оттуда меня исключили.

– За что?

– За плохую успеваемость.

– Правда?

– Это официально. У меня нашли запрещенную литературу. Я много читал еще в училище. В доме моего отца книг не было. Да и времени на чтение у крестьянина мало. Хотя мой отец не был бедняком. Хозяйство у него крепкое. Были и коровы и лошади.

– И что вы читали?

– Много всего. «Государственность и анархия» Бакунина, «Ни бога, ни господина» Ткачева. Большое впечатление оказали «Исторические письма» Лаврова.

– И к какому выводу вы пришли после прочитанного?

Халтурин ответил:

– Все в нашей стране создается руками тех, кто не имеет в этой стране вообще никаких прав. Пользуются же благами и всеми правами горстка людей – дворян. А дворяне это только 2 процента от населения страны. И прогрессивному дворянству нужно начать платить свои долги народу.

– Степан, я участвовал в «Хождении». Народ не принял нашей жертвы. Нас не поняли и большинство того самого народа, про который вы говорите, не желает освобождаться.

– Вы не правы, Александр. Наш народ желает свободы. Но он темен и не образован. Власти держат его во тьме. Им так выгодно.

– И что, по-вашему, стоит делать?

– Нужно подтолкнуть народ к революции. И сделать это нужно нам.

– Нам?

– Таким людям как я и вы. В работах Ткачёва изложена теория малого заговора. Небольшая группа образованных людей в России может подарить народу свободу. Если они не видят пути, то стоит им его показать. Если они не хотят идти по этому пути к свободе, то стоит взять их за руку и отвести!

– Народники пытались сделать именно это, Степан.

– А вот здесь я с вами не согласен, Александр.

– Не согласны?

– Народники пытались нести знания тем, кто не готов их принять. А нужно показать путь! Просто показать то, что нужно сделать. Пусть они увидят, что кто-то готов бороться за них. Пусть они пока не понимают целей этой борьбы. Потом они все поймут.

Михайлов понял, что этот человек именно тот, кто нужен.

– И вы готовы отдать свою жизнь, Степан?

– Ради дела? Готов.

– Тогда я могу предложить вам дело. Настоящее дело, которое и приведёт к торжеству свободы, о которой вы говорили.

– Вы верите мне, Александр?

– А вы сами готовы работать со мной? Под моим руководством, Степан?

– Для меня это честь.

– Но боевых групп у нас много, Степан. И не все идут за мной. Я сторонник строгой дисциплины и тщательной подготовки. Вы понимаете необходимость дисциплины?

– Более чем.

– И вы подойдёте за мной?

– Да.

– А если завтра Софья Перовская предложит вам присоединиться к ней?

– Софья Перовская? Это моя мечта познакомиться с этой удивительной женщиной, – восторженно произнес Халтурин.

– Так я признаюсь вам, Степан, она не во всем разделяет мои взгляды. Я не совсем одобряю участие женщин в революционном движении.

– Я с вами, Александр. Я сам просил Николая Гройзмана свести меня именно с вами.

– Тогда мы станем работать вместе. Тем более что у меня есть для вас особенное и опасное задание.

– Вы не шутите?

– Нет.

– И в чем оно состоит?

– Вам стоит устроиться на работу в Зимний дворец.

Степан не поверил своим ушам. Неужели этот человек зашел так далеко? Он готовится нанести удар по царю в его собственном доме!

– Там требуется столяр. Хороший квалифицированный рабочий. Вы, насколько я слышал, отличный матер.

– Что умею, то умею.

– Тогда для начала вам нужно получить работу. А затем мы займёмся нашим делом, Степан.

– Значит, мы будем…, – голос Степана стал совсем тихим. – Будем готовить смерть тирана?

– Именно.

– Не могу поверить в то, что вы говорите, Александр. Как может все вот так удачно сложиться? Все то, о чем я мечтал, вдруг сбывается. Возможно некие высшие силы на нашей стороне?

– Высшие силы? Возможно, что и так! Историческая справедливость должна восторжествовать рано или поздно.

Молодой рабочий восторженно зашептал:

– Падет царь и с ним падет сам принцип царизма. Мы приближаем эру свободы. Свободы для всех. Ведь в нашей стране вообще нет свободных людей. Здесь все порабощены. А в такой ситуации нельзя мечтать о свободе для крестьян и рабочих.

Новые знакомые крепко пожали друг другу руки…

Глава 5
Успехи сыска.
1879 год.

Штаб-квартира Третьего отделения.

Набережная Фонтанки, дом № 16.

Коллежский регистратор Клеточников.

Клеточников обладал уникальным каллиграфическим почерком. Поэтому быстро поднялся по служебной лестнице. Владимир Николаевич Цветков начальник агентурной части 3-й экспедиции рекомендовал нового чиновника приставить к настоящему делу.

– Ваше превосходительство, – докладывал Цветков фон Бергу, – сей чиновник не токмо склонность к письму имеет. Но и весьма расторопен. Все понимает с полуслова. Быстро составляет таблицы для филеров, кого куда направить. Способен к аналитической работе. Он составляет для меня записки по донесениям агентов.

– Вот как? Как скоро он вошел в работу?

– Да ему только неделя и понадобилась. А агентов видит насквозь.

– Что это значит?

– Буквально вчера он писал показания двух филеров. И сразу уличил одного во лжи. Филер потерял свой объект и решил не сообщать об этом по начальству. Сам сочинил маршрут и сказал, что провел в слежке целый день. Я бы и внимания никакого не обратил на его показания. Но Клеточников сразу припер его к стене.

– Так что ты советуешь, Владимир Николаевич?

– Вы хотели знать, насколько он хорош? Очень хорош.

– Так ты готов его отдать мне?

– Я бы оставил его при себе, ваше превосходительство. Но я понимаю, что вам оный сотрудник нужнее. Мою картотеку агентов он привел в порядок за две недели.

– Хорошо! Пришли его ко мне! – приказал Берг.

– Слушаю, ваше превосходительство.

***

Вскоре худой чиновник с бледным лицом в синем мундире предстал перед действительным статским советником.

– Ваше превосходительство, коллежский регистратор Клеточников.

– Проходи, Николай Сергеевич. Садись вот здесь.

Клеточников был удивлен дружеским тоном всегда строгого фон Берга.

– Как находишь службу при господине Цветкове?

– Весьма доволен, ваше превосходительство. У господина Цветкова работы хватает. Особенно требовала правки его картотека агентов. Но с этим я уже справился.

– Что скажешь о филерах?

– Вы изволите знать правду?

– Конечно.

– Но многие начальники, что стоят надо мной, её знать не хотят.

– И ты им лжешь, Николай Сергеевич? – строго спросил Берг.

– Это сложный вопрос, ваше превосходительство. Многие просто не хотят знать правду, они хотят слышать то, что им хочется слышать. И я даю им то, чего они хотят. Иное поведение будет просто губительно для моей службы.

– Мне можешь сказать правду, господин коллежский регистратор. Что ты думаешь о филерах? Что представляют собой наши агенты наружного наблюдения?

– Агенты наружного наблюдения сплошь настоящая дрянь, ваше превосходительство. Большинство никакого рвения к службе не проявляет. Доносят на всех подряд, лишь бы выслужиться. Я лично прочитал сотню листов их докладов.

– И что?

– Дельного там процентов на десять не больше. Остальное простой перевод бумаги. Немудрено, что революционеры действуют столь успешно. Недавно два филера были поставлены наблюдать за домом на Гороховой улице. Там, находилась мастерская по изготовлению фальшивых документов. Бланки паспортов, аттестатов, указов с подписями и печатями. Последние столь искусно изготовлены, что нет возможности отличить от настоящих.

– И что?

– По вине этих филеров преступники сбежали и успели уничтожить много документов уже заполненных. Топорно делают свою работу.

– Нужно вышвырнуть их со службы! Назови мне имена этих филеров.

– Нет, ваше превосходительство.

– Нет?

– Агентов надобно воспитывать и готовить, ваше превосходительство. Где вы найдете готового? А что ваши-то начальники делают? Сразу в зубы. А этим хорошего агента не воспитаешь. Я, конечно, не хочу сказать того, о господине Цветкове. Достойный человек.

– Я хочу взять тебя к себе, Николай. Личным письмоводителем. А то мой совсем никуда не годится. А если станешь служить исправно, то через год тебе повышения обещаю! И «Анну» на шею.

– Рад стараться, ваше превосходительство.

Так Клеточников стал служить личным письмоводителем при действительном статском советнике фон Берге…

***

Петербург.

Конспиративная квартира боевой группы Перовской.

Боевая группа Софьи Перовской работала над покушением на царя. Покушение планировалось под Москвой, и на место был отправлен один из членов боевой группы Гартман. Он должен был арендовать дом в Замоскворечье вблизи Рогожско-Симоновой заставы, в семи километрах от Москвы.

Желябов и Кибальчич разработали несколько вариантов и хотели сделать все собственными силами, без привлечения группы Михайлова. Поэтому они использовали «союзников», революционеров которые подключались к работе для выполнения особых заданий.

Гартман снял домик и устроился на работу железнодорожным сторожем. Кибальчич и Желябов пока не могли покинуть Северную столицу и потому курьеры часто ездили из Москвы в Петербург

Одним из них стал Петр Рачковский. Он привез с собой карты местности и подробное описание железнодорожной насыпи. Эстафетой все это было передано на квартиру, где имели жительство Кибальчич и Желябов.

Кибальчич все изучил и сделал вывод:

– Под такую железнодорожную насыпь мину не подвести. Нужен подкоп. Вот в этом месте.

– Подкоп? – Желябов посмотрел на инженера. – Но сделать его здесь будет сложно.

– Понятно, что сложно. Я разве сказал что это легко? Нам нужна галерея под землей. Отсюда, – Кибальчич показал на схеме, – вот сюда. И руководить этой работой нужно лично мне. Доверить никому не могу.

– Значит именно тебе ехать в Москву, – сказал Желябов. – Но кем тебя заменить здесь?

– Да вот этот курьер Рачковский. Он из Петербурга, насколько я знаю.

Желябов вышел из комнаты. Ему нужно было просмотреть шифрованные списки.

– Родился Рачковский не здесь, – сказал он, когда вернулся. – Но жил в Петербурге долго, как и в Москве. Одинаково хорошо знает обе столицы.

– Станет помогать нам здесь. В Москву не вернётся.

– Что ему можно доверить?

– Эстафету. Но с нашими людьми его контакты стоит ограничить.

– Иными словами он никого знать в лицо не должен?

– Пусть работает с Мышкиным.

Так «союзник» Рачковский остался в Северной столице и стал работать курьером в нелегальной типографии…

***

В тот день 1 апреля 1979 года Рачковский пришел на конспиративную квартиру с важной новостью. На квартире сидели два народовольца Меркулов и Мышкин, тоже из союзников.

Оба они были достаточно известны по процессу 193-х. Иван Мышкин прямо со скамьи подсудимых смело говорил о целях революционной борьбы в России. Председатель суда 60 раз пытался лишить его слова, но тот продолжал говорить. В результате он был осужден на 10 лет каторги, но сумел сбежать с этапа.

И вот он на конспиративной квартире.

– Это ты, Рачковский? – спросил Мышкин. – Здесь?

– У меня есть сведения чрезвычайной важности! – ответил тот.

– И потому ты пришел сюда? – спросил Меркулов. – Ты же знаешь, что подобное запрещено.

– Но я знаю адрес этой квартиры и должен сообщать все важное. Товарищи готовы меня слушать?

Мышкин пропустил Петра и запер за ним двери.

– И что ты принес за важные новости?

– В Петербург переведен жандармский офицер Рокотов, – сказал Рачковский.

– Кто такой?

– Поручик жандармского управления.

– Всего-то? Зачем он нам. Мы не охотимся за поручиками. Нам нужна дичь покрупнее.

– Рокотов не простой мелкий жандармский офицерик. Я встречался с ним в Москве и Харькове. Этот человек может проникнуть в любой кружок передовой молодежи. Он умеет втираться в доверие. Так в Харькове он проник в группу студентов императорского университета.

– Он прибыл сюда не просто так? – спросил Мышкин.

– Именно. И это хорошо, что я знаю его в лицо. Его вызвали для внедрения в нашу организацию.

– Может ли это быть?

– Вы можете проверить мои слова. Наверняка среди групп союзников надеется человек из Харькова. Он вам подтвердит мои слова.

Меркулов посмотрел на Мышкина:

– Порохнин у нас из Харьковского университета? Так?

– Да. Он здесь недалеко. В соседней квартире.

– Так позови его.

Вскоре молодой человек в студенческом сюртуке с петлицами вошел в комнату.

– Что-то случилось, товарищи?

– Вы из Харькова, Порохнин?

– Нет. Я родом из Луганска. Но учился в Харькове. Я жил там четыре последних года, пока не завершил курс.

– Вы были в Харьковском отделении «Земли и воли»?

– Да. За это меня едва не исключили из университета.

Рачковский описал личность жандармского офицера и назвал его фамилию.

– Поручик Рокотов? – вскричал Порохнин. – Он все еще в поручиках ходит? Вот это удивительно. Его я хорошо знаю. Да и кто его у нас не знает.

– Он ныне в Петербурге, – сказал Рачковский.

– Вот как? – спросил Порохнин. – Хорошего в этом мало. Этот агент способен на многое. Он слишком хитер и изворотлив. В Харькове он активно вербовал студентов. И некоторые попадали в его сети. Но если он здесь, то это знак.

– Знак?

– Нужно действовать! – сказал Порохнин.

– Что советуешь? – спросил Мышкин.

– Убрать его.

– Вот так сразу?

– Такого щадить не стоит. Он виноват в аресте многих наших товарищей, – сказал вчерашний студент.

– Значит нужно вынести приговор и найти того…

– Я сам сделаю это! – решительно заявил Порохнин.

– Нет, я, – сказал Рачковский. – У меня с этим господином давние счеты. Пора подвести черту!

– Нужно подготовить акт возмездия.

– Я все сделаю сам, – Рачковский был уверен в том, что исполнит миссию по ликвидации жандарма. – Но мне нужно прикрытие.

– За этим дело не станет…

***

Штаб-квартира Третьего отделения.

Набережная Фонтанки, дом № 16.

Коллежский регистратор Клеточников.

1 апреля, 1879 год.

Клеточников разбирал документацию. Перед ним лежали папки с делами агентов. На части были пометки «особая секретность». Он аккуратно переписывал фамилии, и его внимание привлекло одно дело.

«Дело агента «Игла». Московское отделение. «Секретно».

«Агент московского отделения? – подумал Клеточников. – С чего это он прибыл в Петербург?»

Двери кабинета Берга отворились. Вышел сам действительный статский советник.

– Начали работу с делами агентов, господин Клеточников?

– Так точно, ваше превосходительство. Но вы не сказали мне, для какой цели я отбираю агентов.

– Для разных. Мне нужно десять опытных и умных филеров для наблюдения. Да таких, что еще не примелькались.

– Этих я уже могу представить вашему превосходительству. Вот отдельный список из 12 агентов, что зарекомендовали себя в этом деле с лучшей стороны.

– Уже готов? Отлично, Николай Сергеевич! Весьма похвальное рвение. Прошлый мой письмоводитель затратил бы на это больше одного дня. А вы управились за час!

– Я нашел здесь дела нескольких агентов из других городов. Ваше превосходительство вызвали их намеренно?

– Да. Они нужны мне в Петербурге.

– А для какой цели, ваше превосходительство?

– Пока не могу открыть вам деталей, Николай Сергеевич.

– Я понимаю, ваше превосходительство. Однако мне легче будет вам помочь, если я, хоть приблизительно, буду знать, как сии агенты будут использоваться.

– Для агентурной работы с внедрением в ряды террористов.

– Ах, вот как. Понятно, ваше превосходительство. Агентурная работа весьма сложна и под силу далеко не каждому.

– Тем, кто в этих папках, она под силу.

Фон Берг покинул комнату и Клеточников продолжил свою работу.

Он снова придвинул к себе папку с пометкой «особо секретно». Открыл её. Там не было снимка агента, не было его имени, не указаны его приметы, а были лишь агентурные клички.

«Агент Игла», «Николай», «Семен Петрович».

Деятельность Иглы впечатляла.

Был внедрен в революционную организацию «Черный передел» в феврале 1877 года. Быстро завоевал доверие в Московском отделении и в результате его деятельности за два месяца были арестованы члены Исполнительного комитета, ликвидированы две нелегальные типографии.

Последняя отметка о работе Иглы – «январь, 1879 год, город Харьков, Императорский университет…»

***

Петербург, Новая улица, дом 12.

Квартира Михайлова.

2 апреля, 1879 год.

Александр Михайлов ждал Николая Гройзмана. Дело отлагательства не терпело. Он получил эстафету от Клеточникова. Похоже Третье отделение взялось за работу серьезно. Фон Берг призывает из других городов самые опытные кадры жандармов, которые умеют работать…

***

Недавно Клеточников рассказал ему, что Берг, по приказу генерала Муравьева, снова достал из архива дела по организации «Земля и воля».

– Я работал с этими делами, Саша, – сказал Клеточников.

– Но дела старые. «Земли и воли» уже нет.

– Но есть люди, которые были участниками организации тогда, а ныне состоят в «Народной воле».

– Думаешь, они смогут работать со старыми списками?

– А почему нет? Поэтому я и вытащил из дел ряд листов.

– Вытащил? А этого никто не заметит?

– Думаю, что нет. Хотя кто знает? Но все равно это спасет наших товарищей.

– Что ты сделал с листами?

– Уничтожил.

– Как?

– Швырнул их в камин…

***

В двери постучали.

– Наконец-то!

Михайлов открыл. Гройзман вошел в квартиру.

– Саша, ты вызвал меня по срочному делу?

– Да. Потому даже не соблюдал осторожность. Пусть шпики доложат, что ты заходил ко мне. Это сейчас не важно.

– Что-то случилось?

– Да. Берг вызвал сюда агента, который тогда сдал всех членов Исполнительного Комитета «Черного передела».

– Это когда у них накрыли две типографии?

– Да. И ныне этот агент в Петербурге.

– Он пришел за нами. Его имя?

– Я не знаю его имени. «Игла» – вот его главное прозвище.

– «Игла»? И что нам дает его кличка в Третьем отделении?

– Мой человек узнал не только его кличку, но и отметку о его последнем месте работы. Харьков. Императорский университет. Нужно узнать, сколько у нас есть людей из Харькова. Это сузит поиски.

– А среди кого искать?