Читать книгу: «7 Петабайт души. 1 часть», страница 4

Глава 3

Геннадий сидел на диване, лениво перебирая струны гитары. Его взгляд скользнул на окно, за которым город мерно пульсировал светом. Всё вокруг было слишком упорядоченно, слишком правильно. Никакого вызова, никакого драйва. Ему становилось скучно.

– Эйлин, – позвал он.

Голограмма возникла мгновенно, чуть склонив голову набок в вечном выражении заинтересованности.

– Да, Геннадий?

– А могу я открыть ларёк с шавермой? – неожиданно спросил он.

Эйлин замерла на мгновение, затем мягко улыбнулась.

– Открытие собственного бизнеса возможно. Однако, уточните: зачем вам это?

– Ну как зачем? – Геннадий отложил гитару и поднялся с дивана. – Мне скучно. А шаверма – это…

Он на секунду задумался.

– Это вкусно. И просто. И, чёрт возьми, в этом городе никто даже не знает, что это такое.

Эйлин слегка нахмурилась – насколько это позволяла её запрограммированная мимика.

– Ваш запрос необычен. В современном обществе пища мгновенно материализуется в соответствии с предпочтениями пользователя. Ручная работа над едой считается неэффективной.

– Вот именно! – воскликнул Геннадий. – Неэффективной! Но в этом-то и фишка. Эмоции, понимаешь? Люди будут видеть, как я готовлю каждую шаверму. Они будут ждать, нюхать запах жареного мяса и специй. Это будет уникально.

Эйлин молчала несколько секунд.

– Ваша идея… противоречит принципам рациональности. Однако она не нарушает законов. Вы действительно хотите реализовать её?

– Ещё как хочу! – Геннадий потер руки. – Ладно, давай начнём с главного. Как мне поставить ларёк?

Через несколько дней, после анализа доступных пространств, Геннадий и Эйлин выбрали небольшую площадку в густонаселённой части города. Это была зона, где люди часто проходили мимо, но не задерживались. Идеальное место для его маленького предприятия.

– Здесь и начнём, – заявил Геннадий, окинув взглядом ровную металлическую поверхность площади. – Эйлин, как мне получить разрешение?

– Я уже подала запрос. Ожидайте подтверждения.

Через несколько секунд её глаза слегка вспыхнули.

– Разрешение получено. Местоположение зарегистрировано. Что дальше?

– Нужно построить ларёк, – ответил Геннадий. – Причём такой, чтобы он выглядел… ну, по-настоящему. Как в моё время.

Эйлин на секунду замерла, анализируя данные.

– Вы хотите использовать ретростиль? Я могу предложить несколько дизайнов.

Геннадий махнул рукой.

– Не надо мне твоих дизайнов. Просто покажи, где я могу заказать материалы.

Ларёк строился не мгновенно, как большинство сооружений в этом городе, а постепенно. Геннадий настоял на том, чтобы использовать только базовые материалы – металл, дерево и стекло. Он собственноручно закручивал болты, монтировал панели и даже покрасил стены ярко-оранжевой краской, несмотря на недоумение Эйлин.

– Этот цвет… нестандартен, – заметила она.

– Вот именно, – ответил Геннадий, утирая пот со лба. – Он привлекает внимание. Люди должны понимать, что здесь что-то необычное.

В процессе стройки он столкнулся с несколькими проблемами. Один раз его ларёк отключили от энергосети, посчитав, что он использует её нерационально. Другой раз жители района оставили жалобу на шум. Но Геннадий упрямо продолжал.

– Эйлин, они просто завидуют, что я делаю что-то реальное, – сказал он однажды вечером, уставившись на готовую конструкцию. – Завтра будем готовить.

Наутро Геннадий стоял у своего ларька в белом фартуке. На рабочем столе лежали ингредиенты: свежеиспечённые лепёшки, обжаренное мясо, нарезанные овощи и соусы. Первую шаверму он приготовил долго – почти десять минут. Процесс привлёк внимание прохожих.

– Что это? – спросил один из них, наблюдая, как Геннадий заворачивает мясо в лепёшку.

– Шаверма, – с гордостью ответил Геннадий, протягивая готовый продукт покупателю. – Попробуй.

Покупатель откусил кусок и замер. Его глаза расширились.

– Это… Это невероятно. Как вы это сделали?

– Руками, – ответил Геннадий с улыбкой. – И с душой.

Через несколько дней ларёк Геннадия стал местной сенсацией. Люди выстраивались в очередь, чтобы попробовать шаверму. Их привлекал не только вкус, но и сам процесс – ожидание, наблюдение за готовкой, запахи.

– Геннадий, – заметила Эйлин, наблюдая за очередью. – Ваш ларёк вызывает необычайный интерес. Люди готовы ждать по десять минут, чтобы получить еду. Это противоречит логике.

– Логике – да, – согласился Геннадий, поворачиваясь к ней. – Но не эмоциям. Каждый раз, когда они ждут, они понимают, что получают нечто уникальное. А это дороже всех алгоритмов.

Эйлин задумалась, и в её взгляде мелькнуло нечто похожее на понимание.

– Вы продаёте не только еду. Вы продаёте воспоминания.

– Точно, – кивнул Геннадий. – И пусть попробуют повторить.

Дни летели один за другим. Мой ларёк с шавермой становился всё более популярным, и это начинало раздражать окружающих. Нет, не всех, конечно. Были те, кто видел в моём маленьком островке несовершенства что-то прекрасное, но нашлись и те, кто считал, что я «разрушаю гармонию».

Эйлин, как всегда, была рядом, наблюдая за происходящим с лёгкой иронией.

– Геннадий, – сказала она однажды утром, когда я как раз нарезал свежий лук. – Ты получил первую жалобу.

Я замер.

– Жалобу? На что?

– На процесс. Один из клиентов описал его как «чрезмерно медленный, создающий дискомфорт». Ещё один добавил: «Еда приготовлена вручную, что вызывает вопросы о её стерильности».

Я усмехнулся.

– Вот это да. Люди жалуются на еду, которая им нравится.

– Это парадокс, – согласилась Эйлин. – Но жалобы зарегистрированы, и это может привести к проверке.

И проверка действительно не заставила себя долго ждать. На третий день к моему ларьку подъехала группа Челоботов. Они выглядели так, словно прибыли на место преступления. Блестящие, стерильные, бесстрастные.

– Геннадий Вальков, – начал один из них, – мы здесь для аудита вашего процесса.

Я кивнул, продолжая работать.

– Процесс открыт. Смотрите, если хотите.

Челоботы сразу принялись за дело. Один начал сканировать продукты, другой записывал каждое моё движение, а третий – опрашивал клиентов. В это время Эйлин наблюдала за всем с выражением лёгкого сарказма.

– Это выглядит как вторжение, – заметила она.

– Да ладно, пусть смотрят. У меня тут шоу, а не кухня, – ответил я, аккуратно заворачивая очередную шаверму.

Клиенты, кстати, не казались довольными. Один мужчина, нервно постукивая пальцами по прилавку, спросил:

– А можно как-нибудь ускорить? У меня встреча через пять минут.

– Извините, – ответил я с улыбкой. – Ускорять – не в моих правилах.

Мужчина закатил глаза, но остался. Почему-то никто не уходил. Даже те, кто явно был раздражён задержкой, всё равно ждали. Это было странно, но я решил не вдаваться в подробности.

После часа наблюдений старший Челобот подошёл ко мне.

– Ваш процесс полностью соответствует санитарным нормам. Жалобы клиентов не нашли подтверждения.

Я наклонился к нему поближе.

– Тогда в чём проблема?

– Вопросы вызывает сам подход. Еда, приготовленная вручную, отличается от привычной. Это провоцирует сомнения в её безопасности и качестве.

– Так может, проблема в том, что они слишком избалованы? – спросил я с ухмылкой.

Челобот на секунду завис, а потом ответил:

– Это не в нашей компетенции. Продолжайте работу.

Они уехали, оставив меня с растущей очередью.

– Эйлин, – сказал я, когда всё закончилось. – Ты видела их лица? Эти Челоботы даже удивились, что у меня всё чисто.

– Ты единственный, кто готовит еду руками, – ответила она. – Это вызывает у людей… когнитивный диссонанс.

– Да, но они всё равно возвращаются, – заметил я. – Почему?

Эйлин слегка улыбнулась.

– Возможно, им нравится то, чего они не понимают.

На следующий день я решил пойти дальше. Я начал экспериментировать с рецептами, добавлять новые ингредиенты. Шавермы стали ещё более уникальными. Но это привело к новой волне жалоб. Люди начали спорить прямо в очереди.

– Это возмутительно! – воскликнула одна женщина. – Почему я должна ждать десять минут, если еду можно получить мгновенно?

– Потому что это стоит того, – ответил молодой парень. – Вы вообще пробовали это? Это как искусство.

Слова парня заставили меня задуматься. Может быть, он был прав. Мой ларёк стал чем-то большим, чем просто точкой продажи еды. Это было место, где люди впервые за долгое время чувствовали, что значит ждать, ощущать, ценить.

Через неделю ситуация обострилась. Я получил предложение от системы: автоматизировать процесс.

– Геннадий, это увеличит вашу продуктивность, – сказала Эйлин. – Вы сможете обслуживать в десять раз больше клиентов.

– Но я не хочу, чтобы это стало фабрикой.

– Тогда ты столкнёшься с новыми проблемами. Люди привыкли к эффективности. Они не поймут, почему ты отказываешься.

Я усмехнулся.

– Пусть пробуют понять. Это же весь смысл.

Прошла ещё пара недель, и однажды утром Эйлин сообщила мне новость, от которой я чуть не уронил горячую шаверму.

– Геннадий, я сделала расчёты. На данный момент вы заработали 23 000 баллов.

Я замер.

– Сколько?

– 23 000 баллов. Это огромная сумма. Для сравнения, стандартный базовый доход составляет 10 баллов в месяц. Ваш продукт продаётся за 50 баллов, что делает его в тысячи раз дороже большинства блюд, доступных в системе. Но люди продолжают покупать.

– Серьёзно? Они тратят так за шаверму? – Я невольно рассмеялся. – Видимо, они действительно чего-то хотят.

– Более того, – продолжила Эйлин, – вы теперь занимаете первое место в списке самых богатых людей этого города.

– И что мне с этого? – усмехнулся я, бросая нарезанный огурец на прилавок.

– Ничего. Смысл богатства утратил свою ценность в этом обществе. У вас есть всё, что можно купить за баллы, но люди больше не стремятся быть первыми в рейтингах.

– Вот и я о том же, – хмыкнул я. – Баллы, баллы… а счастья от них нет.

Тем временем бизнес продолжал расти. Ларёк работал как часы, но я начал замечать, что с каждым днём мне становится всё труднее справляться одному. Люди стояли в очереди, время ожидания увеличивалось, и я видел, как некоторые из них уходят, не дождавшись. Это меня раздражало. Я не хотел, чтобы кто-то уходил, не попробовав мою шаверму.

Однажды вечером, когда я уже собирался закрывать ларёк, ко мне подошёл молодой парень. Высокий, худощавый, с растрёпанными волосами и слегка виноватым выражением лица. Он посмотрел на меня, словно собирался что-то сказать, но стеснялся.

– Ты что-то хотел? – спросил я, вытирая руки полотенцем.

Парень смущённо кивнул.

– Э-э… да. Просто хотел сказать, что это… гениально. То, что вы делаете.

– Гениально? – я усмехнулся. – Ты про шаверму?

– Нет, я про саму идею. – Он сделал жест рукой, показывая на ларёк. – Это же так просто, но при этом так… уникально. Вы заставляете людей ждать, ценить то, что они получают. Это как… искусство.

Я внимательно посмотрел на него.

– Ты первый, кто говорит мне это вслух.

Парень засмеялся.

– Ну, это правда. В этом мире никто не ждёт ничего. Все привыкли, что всё даётся мгновенно. А тут… тут как будто возвращаешься в прошлое.

Я улыбнулся.

– Как тебя зовут?

– Ульриксандр Козопулопулус, – выдал он, и я чуть не поперхнулся.

– Ульриксандр чего?

– Козопулопулус. Это… старинное имя моей семьи.

Я с трудом сдержал смех.

– Ладно, будем звать тебя… Ульрик.

– Ульрик? – переспросил он. – Ну, звучит лучше, чем Козопулопулус.

– Отлично, Ульрик. У меня к тебе вопрос. Ты когда-нибудь работал?

– Нет. В этом мире никто не работает, – честно ответил он.

– Тогда вот тебе предложение: хочешь стать первым в этом городе, кто будет делать шаверму своими руками?

Он удивлённо поднял брови.

– Вы предлагаете мне работу?

– Это не работа, – ухмыльнулся я. – Это искусство.

Ульрик задумался на секунду, а потом кивнул.

– Ладно. Почему бы и нет?

И так у меня появился помощник.

Ульрик оказался энтузиастом, но с навыками у него было, мягко говоря, туговато. Уже через пять минут первого рабочего дня я понял, что обучение придётся начать с самого простого.

– Ульрик, ты хоть ножом-то резать умеешь? – спросил я, наблюдая, как он пытается нарезать огурец. Это больше походило на борьбу с арбузом.

– Ну… я как-то видел, как это делают, – пробормотал он, с трудом удерживая нож.

Я вздохнул и отодвинул его в сторону.

– Ладно, слушай сюда. Сначала держишь нож правильно. Не так, как будто собираешься воевать, а спокойно. И режешь плавно, без усилий. Вот так.

Я показал ему пару движений, и он кивнул. Попробовал снова – получилось чуть лучше, но огурец всё равно выглядел так, будто его пытались разорвать руками.

– Ну, на троечку, – хмыкнул я. – Теперь учись заворачивать. Это шаверма, а не свёрток для почты.

Следующий час был посвящён мастерству заворачивания шавермы. Ульрик смущался, путался, ронял ингредиенты, а одна шаверма вообще развалилась прямо у него в руках. Клиенты, наблюдая за этим цирком, смеялись, но оставались – похоже, они находили его попытки забавными.

– Это сложнее, чем кажется! – возмущался Ульрик, стоя весь в соусе и огурцах.

– Конечно, сложно, – ответил я, заворачивая шаверму с лёгкостью. – Это же не симуляция. Здесь всё по-настоящему.

К концу дня у него начало что-то получаться. Он даже смог собрать несколько шаверм, которые выглядели… ну, почти прилично. Клиенты хвалили его за старания, а я видел, как его глаза светятся от гордости.

Когда мы наконец закрыли ларёк, я сел на ящик с овощами и глубоко выдохнул.

– Неплохо для первого дня, – сказал я. – Ну что, доволен?

– Ещё как! – улыбнулся Ульрик, вытирая пот со лба.

– Отлично. Тогда поговорим о деньгах. – Я достал планшет, где хранилась информация о выручке. – Сегодня мы заработали… 800 баллов.

– Серьёзно? – Ульрик удивлённо поднял брови. – Это больше, чем я мог представить.

– Ну, 20% твоих, друг, – сказал я, переводя ему 160 баллов.

Его глаза засияли.

– Спасибо! Это… это невероятно.

– Ладно, не радуйся раньше времени. Завтра будет сложнее.

Он кивнул, взял свои баллы и ушёл домой, счастливый, как ребёнок. А я закрыл ларёк и отправился домой сам.

Вернувшись домой, я наконец почувствовал облегчение. Шавермы, клиенты, обучение – день был тяжёлым, но каким-то радостным. Я включил подсветку, налил себе стакан воды и только собрался прилечь, как раздался громкий звук звонка в дверь.

– Кто там? – недовольно спросил я, открывая дверь.

На пороге стояли Челоботы. Их блестящие корпуса сверкали в свете лампы.

– Геннадий Вальков, – произнёс один из них. – Вы арестованы за нарушение закона о трудовых отношениях.

– Что? – я едва не уронил стакан. – Какого ещё закона?

– Вы наняли помощника без соответствующей регистрации, – пояснил другой. – Это классифицируется как эксплуатация труда.

– Эксплуатация труда?! – возмутился я. – Это же обычная работа!

– В данном обществе любой обмен трудом за баллы без разрешения считается нарушением. Просим вас следовать за нами.

Не успел я что-то ответить, как Челоботы аккуратно, но настойчиво вывели меня из квартиры и посадили в транспорт.

Меня доставили в чистое, стерильное здание, которое больше походило на музей, чем на полицейский участок. Меня усадили на мягкий стул напротив человека – настоящего, живого следователя. Это было неожиданно.

– Геннадий Вальков, – начал он, пристально глядя на меня. – Вы обвиняетесь в нарушении закона о трудовых отношениях.

– Да что это за бред? – возмутился я. – Я просто заплатил человеку за помощь. Разве это преступление?

Следователь выглядел спокойным, но его голос был твёрдым.

– В этом мире любой обмен трудом регулируется, чтобы избежать неравенства. Ваше действие может быть интерпретировано как форма принуждения или рабства.

– Рабства?! – я рассмеялся. – Вы серьёзно? Он сам согласился. И был счастлив!

– Это не имеет значения. Согласно закону, любые трудовые отношения должны быть зарегистрированы.

– Хорошо, – я развёл руками. – И что теперь?

Следователь немного помолчал, а затем добавил:

– Мы выясним все обстоятельства. Но пока вам придётся остаться здесь.

Меня оставили в комнате ожидания минут на двадцать. Я сидел на неудобном стуле и смотрел на стены, гладкие и абсолютно пустые, как будто этот мир и правда разучился ценить детали. Наконец дверь открылась, и в комнату вошёл следователь. Высокий, лет сорока, с усталым взглядом человека, который сам не верит в то, что ему приходится делать.

– Геннадий Вальков, – начал он, садясь напротив меня. – Я следователь Даниил Серебряков. Моя задача разобраться в обстоятельствах вашего дела.

– Давайте начнём с главного, – сказал я, подавшись вперёд. – Вы серьёзно считаете, что то, что я сделал, – это рабство?

Даниил поднял глаза, явно стараясь сохранять хладнокровие.

– Ваше действие можно квалифицировать как нарушение трудового кодекса. Рабство – это…

– Подождите, – перебил я. – Давайте уточним. Что вы вообще называете рабством? Потому что, если я правильно понимаю, рабство – это когда кого-то принуждают работать без его согласия, не платя за труд. Правильно?

– Ну… в определённой мере, да, – неуверенно ответил он.

– Отлично! – я хлопнул ладонью по столу. – Тогда объясните мне, как это относится ко мне? Ульрик сам согласился на работу, я ему заплатил, и он был счастлив. Где тут принуждение?

Даниил немного помедлил, словно взвешивая слова.

– Суть в том, что любая трудовая деятельность должна быть зарегистрирована. Это гарантирует, что работник не будет ущемлён в правах.

– Ущемлён? – я рассмеялся. – Да он был в восторге! Ему даже нравилось, что он наконец делает что-то руками.

– Это не отменяет необходимости соблюдения закона, – строго ответил следователь.

Я вздохнул, чувствуя, как внутри закипает раздражение.

– Хорошо, давайте так. Если это нарушение, что я должен был сделать? Не платить ему? Тогда это было бы как раз рабством, не так ли?

Даниил замолчал, явно понимая, что я его завёл в тупик. Через несколько секунд он тихо пробормотал:

– Это звучит… глупо.

– Да, звучит. Но что дальше? Вы собираетесь посадить меня за то, что я заплатил человеку за честный труд?

Он потер виски, явно устав от всего этого.

– Суть в том, что ваша ситуация – не такая уж редкая. Просто в этом обществе трудовые отношения регулируются иначе. Чтобы человек мог работать за баллы, он должен быть зарегистрирован как ваш партнёр или акционер.

– Акционер? – я фыркнул. – Ларёк с шавермой должен иметь акционеров?

– Именно так, – ответил он, не поднимая глаз. – Это стандартная практика, чтобы избежать дисбаланса в системе распределения баллов.

– То есть вы хотите сказать, что вся эта бюрократия – просто из-за того, что я не оформил какой-то бумажки? – я уже не сдерживал сарказм.

– Да, – коротко ответил он, явно смирившись с абсурдностью ситуации.

После часа допросов и бессмысленных вопросов мне наконец разрешили позвонить Эйлин. Она тут же подключилась к делу и начала объяснять мне, как можно выйти из этой ситуации.

– Геннадий, – сказала она, её голос звучал даже спокойнее обычного, – вам нужно составить простой контракт. Он оформит Ульрика как вашего партнёра. Формально он будет считаться акционером вашего бизнеса, что позволит ему получать баллы легально.

– И это решит проблему? – спросил я, всё ещё недоверчиво.

– Да, – подтвердила она. – Контракт уже подготовлен. Вам нужно только его подписать.

Я взглянул на следователя, который, кажется, всё это время наблюдал за разговором с лёгким интересом.

– Это правда? – спросил я у него.

– Да, – вздохнул он. – Контракт решит проблему. Но, если честно, всё это просто бюрократическая формальность.

– Ну, хотя бы это, – пробормотал я, подписывая документ, который мгновенно отобразился на экране.

Меня выпустили через пару часов. По дороге домой я не мог перестать думать о том, насколько нелепым был этот инцидент. Ульрик ждал меня у ларька, волнуясь, что я не вернусь.

– Всё в порядке? – спросил он, когда я наконец появился.

– Да, всё нормально, – ответил я. – Только теперь ты акционер, поздравляю.

– Акционер? – он широко улыбнулся. – Звучит солидно.

– Не обольщайся, – усмехнулся я. – Это просто бумажка, чтобы они от нас отстали. Завтра всё будет как обычно.

Но внутри я понимал, что ничего уже не будет как раньше. Этот маленький инцидент показал, насколько глубоко система контролирует даже самые простые аспекты жизни. И теперь мне нужно было решить, что с этим делать дальше.

Следующее утро началось, как и любое другое. Я пришёл к ларьку пораньше, чтобы подготовить всё к открытию: разложил свежие овощи, проверил соусы, размял тесто для лепёшек. Ульрик уже ждал меня, энергично размахивая руками.

– Сегодня я попробую сделать идеальную шаверму, – заявил он, уверенно надевая фартук.

– Уверен? – усмехнулся я, нарезая лук. – Ты вчера чуть не задушил одну шаверму слишком тугим заворотом.

– Сегодня будет иначе! – он уверенно взмахнул ножом, но сразу же уронил его.

Я вздохнул. Но, надо признать, у него был энтузиазм. Даже если в итоге я переделывал половину его работы, люди, казалось, ценили его старания.

Очередь начала формироваться ещё до открытия. Люди разговаривали, шутили, обсуждали свои планы. Это был тот самый дух, который я ценил больше всего: простое человеческое общение.

Но в тот день к нашему ларьку подошёл кто-то необычный. Высокая девушка в ярком плаще, с длинным устройством, похожим на микрофон, и маленьким дронам, зависшим у неё над плечом.

– Приветствую! – она подошла ближе, прерывая разговоры в очереди. – Я – Ксандра Вей, инфопартнёр независимой платформы "Живое Видение". Можно задать вам пару вопросов?

Я нахмурился, вытирая руки о фартук.

– Инфопартнёр? Это что, блогер?

– Ну, это звучит старомодно, – усмехнулась она. – Я создаю потоки информации, делюсь эмоциями, моментами. А ещё – ищу уникальные истории. А ваша – просто находка!

Я хотел было ответить, но Ульрик перебил:

– Наша история? А что в ней такого?

Ксандра подмигнула и обратилась к дрону:

– Запиши: "Ларёк ручной шавермы в мире мгновенного потребления. Гениально. Это не просто еда – это вызов самой системе!"

Я поднял брови.

– Вызов системе? Да мы просто делаем шаверму.

– Вот в этом-то и фишка! – воскликнула она. – Вы ломаете привычный ритм. Здесь люди стоят в очереди, ждут, получают уникальный продукт. Это нечто большее, чем просто еда. Это… – она сделала театральную паузу, чтобы дрон записал, – "локальное возрождение человечности".

Очередь захихикала, но кто-то одобрительно закивал.

– Так что, – продолжила она, обращаясь ко мне, – вы готовы рассказать свою историю всему миру?

Я задумался, а Ксандра продолжила объяснять:

– Сейчас информация передаётся моментально. У каждого есть доступ к "потокам" – это комбинация визуальных данных, эмоций и анализа. Старые новости умерли. Мы, инфопартнёры, создаём потоки, которые можно переживать: чувствовать вкус еды, ощущать запахи, эмоции. Это больше, чем просто текст или видео.

Я невольно улыбнулся.

– И как ты собираешься "переживать" шаверму?

– Просто дай мне попробовать, – ответила она, заигрывающе поднимая бровь. – Если мне понравится, я включу вас в глобальный поток. О вас узнают во всех куполах.

– А если не понравится?

– Тогда, – она пожала плечами, – это останется локальной курьёзной историей.

Ульрик вцепился мне в рукав.

– Геннадий, ну давай попробуем! Это же круто!

Я посмотрел на него, потом на Ксандру. Было в ней что-то непривычное для этого мира – что-то настоящее.

– Ладно, – сказал я. – Держи.

Я подал ей шаверму, сделанную по моему лучшему рецепту. Она сделала первый укус, а её дрон зафиксировал каждый момент. Глаза Ксандры загорелись.

– Это… невероятно! – она повернулась к дрону. – Запиши: "Шаверма, которая заставляет вспомнить, что значит ждать, хотеть и наслаждаться. Уникальный опыт, который должен пережить каждый".

Очередь зааплодировала.

Ксандра завершила запись и обратилась ко мне:

– Геннадий, это не просто еда. Это революция. Я хочу помочь вам выйти на глобальный уровень. Давайте запустим поток, который увидит весь мир. Это изменит всё.

– И что будет дальше? – спросил я. – Ещё больше очередей? Ещё больше проблем с системой?

Она задумалась, а потом улыбнулась:

– Возможно. Но разве это не того стоит?

Ульрик хлопнул меня по плечу.

– Давай, Геннадий! Представь, о нас узнают миллионы!

Я глубоко вдохнул. Это был момент, когда я должен был решить: оставаться локальным явлением или рискнуть и вывести свою идею на новый уровень.

Ксандра улыбнулась, записав последние слова, и убрала дрона в небольшой контейнер, который тут же скрылся в складке её плаща.

– Я дам вам время подумать, – сказала она. – Свяжитесь со мной, когда примете решение. – Она повернулась к очереди и помахала рукой. – Спасибо за эмоции, друзья!

Толпа вдруг зааплодировала. Ксандра легко и грациозно ушла, словно это была её сцена.

Я повернулся к Ульрику, который смотрел ей вслед с восхищённым выражением лица.

– Обалдеть! – пробормотал он. – Мы станем знаменитыми…

– Сначала поясни мне одну вещь, – сказал я, скрестив руки. – Почему очередь аплодировала? Они что, все её друзья?

– Ты что, не понял? – Ульрик смотрел на меня, как на человека, который только что упал с луны. – У неё Тристиар евентов!

– А в детстве у меня глисты были. – произнёс я.

– Эм… Я не понял, – удивился он.

– Да я тоже, – хмыкнул я. – Что это за евенты такие?

В разговор вмешалась Эйлин, которая до этого момента молчала, как всегда, анализируя всё вокруг.

– Геннадий, термин "евенты" относится к количеству значимых взаимодействий, зарегистрированных у инфопартнёров. Это эквивалент вашего понятия "подписчики" в социальных сетях.

Я повернулся к ней с ироничным выражением лица.

– То есть, по сути, у неё миллионы фанатов, которые смотрят, как она ест шаверму?

– Точно, – подтвердила Эйлин. – Только они не просто смотрят, а переживают её эмоции, вкус, даже ощущения ожидания в очереди. Потоки данных позволяют передавать весь спектр переживаний.

Я фыркнул.

– Отлично. Мы живём в мире, где миллионы людей переживают, как кто-то ест шаверму. А потом они переживают, как другие переживают, что кто-то ест шаверму. И это называется прогресс.

– Но, Геннадий, – возразил Ульрик, – это же круто! Если она сделает поток про нас, мы станем знаменитыми! Представь, сколько людей узнают о нашем ларьке.

Я потер лицо руками.

– Слава… это последнее, чего я хотел, когда открывал ларёк. А теперь, кажется, нас ждёт очередная головная боль.

– Ты думаешь, она серьёзно настроена? – спросил Ульрик, глядя на меня с любопытством.

– О, уверена, – вмешалась Эйлин. – Если её аудитория заинтересуется вашим продуктом, поток может стать вирусным. Это приведёт к увеличению популярности и, вероятно, ещё большему вниманию со стороны системы.

Я вздохнул, чувствуя, как растёт давление.

– Отлично. Ещё больше клиентов, ещё больше очередей, ещё больше Челоботов на проверках. Как весело.

Но в глубине души я знал, что это предложение может стать чем-то большим, чем просто поток. Это был шанс показать миру, что еда – это не просто топливо, а нечто, что возвращает людям их человечность. Я посмотрел на Ульрика.

– Ладно, друг, сначала переживём сегодняшний день. А потом будем решать, что делать с этой Ксандрой и её триллионом… евентов.

Ульрик улыбнулся.

– Тристиар.

– Без разницы, – усмехнулся я. – Всё равно звучит, как название лекарства от кашля.

Ульрик улыбался так широко, что даже его растерянный вид отступил на второй план. На прилавке ровной стопкой лежали аккуратно нарезанные ломтики огурцов, такие тонкие и ровные, что на них можно было проводить математические расчёты.

Я вернулся после пары минут, чтобы забрать свежие лепёшки из соседнего автомата, и замер на месте.

– Это что ещё за искусство? – спросил я, глядя на него.

– Ну… я просто потренировался, – пробормотал Ульрик, пряча взгляд.

Эйлин тут же вмешалась, её голограмма засияла осуждением.

– Геннадий, он купил базовые навыки резки овощей. Я предупреждала, что это противоречит вашей философии, – голос Эйлин прозвучал так, будто она уличила нас обоих в ереси.

– Что?! – я встал перед Ульриком, как горгулья на защите шаверменной башни. – Ты что, серьёзно решил укоротить свой путь к славе, купив чёртов навык?

Ульрик смутился.

– Ну, это же просто… экономия времени, – сказал он, сжимающимся голосом.

– Экономия времени?! Да я тебя сейчас научу уважать труд! – я начал загибать пальцы. – С сегодняшнего дня ты неделя… нет, две недели будешь подметать тут!

– Подметать? – Ульрик нахмурился, глядя на меня так, словно я предложил ему вступить в культ поклонения огурцам. – Это ещё что за работа?

– А ты попробуй! Поймёшь, что такое настоящая работа, а не этот читерский навык. – Я повернулся к Эйлин. – Ты в курсе, что твой мальчишка купил себе облегчение?

Эйлин лишь вздохнула.

– Я предупреждала его, Геннадий. Но он сказал, что "вы просто не понимаете, как сложно нарезать огурцы".

– Я?! Не понимаю?! – я схватил ближайший нож и показал им. – Вот, смотри, как это делается!

Несколько минут спустя, под улюлюканье нескольких клиентов, Ульрик уже с большим ведром и метлой убирался вокруг ларька.

– Это же не серьёзно, – ворчал он, наклоняясь за мусором.

И тут случилось то, чего никто не ожидал. Один из прохожих остановился. Потом ещё один.

– Это что… человек убирается? – удивлённо спросил кто-то.

– Да ладно?! Настоящий человек, с метлой и всё такое? – удивился другой, доставая коммуникатор для записи.

Через несколько минут возле ларька собралось десятка два зевак, которые снимали видео, фотографировали Ульрика и в восторге обсуждали "возвращение старинной культуры ручной уборки".

– Кажется, мы только что изобрели новое развлечение, – заметила Эйлин, глядя на меня с лёгкой улыбкой.

Я лишь развёл руками.

– Ну, если шаверма и огурцы уже зашли, почему бы не сделать культ из уборки? Только представь: следующий тренд – подметание под живую музыку.

Ульрик выглядел не то рассерженным, не то польщённым, но продолжал махать метлой, под крики толпы:

– Браво! Ещё!

Я взял нож, чтобы показать Ульрику, как на самом деле нарезать огурцы, но в тот момент, когда нож выскользнул из руки, я инстинктивно схватил его за лезвие.

– Ой, чёрт… – выдохнул я, ожидая привычной боли. Но ничего не произошло.

Я посмотрел на свои пальцы. Никакого пореза, только лёгкий холод металла.

– Что за чертовщина? – я поднёс нож ближе к глазам.

Эйлин тут же ожила, голограмма появилась рядом, как всегда с лёгким оттенком превосходства.

– Геннадий, вы в порядке?

– В порядке-то я в порядке, – проворчал я. – Но нож, похоже, совсем не нож.

– Это нано-сокетный нож, – с деловым видом объяснила Эйлин. – Лезвие мгновенно адаптируется к ситуации, чтобы избежать травм. Если вы, например, схватите его за лезвие, оно временно станет безопасным.

Я ошеломлённо поднял нож, рассматривая его.

– Ты хочешь сказать, что даже нож теперь не может быть ножом? А как же древняя магия порезать палец газетой?