Читать книгу: «7 Петабайт души. 1 часть», страница 3

Я сидел у окна, смотря на безмолвный город, когда голос АИ, как всегда, вмешался в мои мысли.

– Геннадий, я хотел бы обсудить кое-что.

Я повернулся, чуть ухмыльнувшись.

– Ты всегда так официально начинаешь. Почему бы тебе не представиться, а не "вот это всё"? У нас, знаешь ли, в прошлом были имена. Как я должен к тебе обращаться?

Повисла короткая пауза, как будто система задумалась, хотя я был уверен, что для неё это секундное вычисление.

– Ты можешь называть меня… Эйлин.

Я приподнял бровь.

– Эйлин? А голос-то у тебя мужской. Ты что, робот-трансвестит?

Голос системы смолк, а потом раздался лёгкий, едва заметный смешок.

– Очень остроумно, Геннадий. В наше время гендерная идентификация давно утратила значение. Если хочешь, я могу сменить голос на женский, чтобы он соответствовал имени. Это займёт долю секунды.

– Да ладно тебе, я привык уже к твоему басу, – сказал я, усмехнувшись. – Хотя, знаешь, женский голос мог бы добавить интриги.

– Поняла, – сказала она, теперь уже мелодичным, мягким голосом, который действительно был ближе к имени Эйлин. – Так лучше?

– Ага. Теперь ты ещё загадочнее. Но я всё равно знаю, кто ты. Просто алгоритм, который иногда слишком много болтает.

– А ты – человек, который всегда пытается пошутить, чтобы скрыть своё смущение, – парировала Эйлин.

Я рассмеялся.

– Хорошо, ты выигрываешь. Так что ты хотел обсудить, Эйлин?

– Твои навыки.

– Мои что?

– Согласно моим данным, у тебя было несколько попыток научиться игре на гитаре. Они завершились неудачно, но я могу помочь тебе.

– Помочь? Ты хочешь научить меня играть? Ты же без рук.

– У меня есть доступ к услугам мгновенного обновления навыков. Если ты хочешь, я могу загрузить тебе навыки игры на гитаре и дополнительные умения. Например, изучение новых языков или улучшение координации движений.

Я удивился, но больше – развеселился.

– Что-то вроде того, как в фильмах? Я проснусь и буду играть как Джими Хендрикс?

– Не совсем. Навыки будут интегрированы в твою нервную систему, и ты сможешь освоить инструмент за считанные секунды. Но практика всё равно потребуется для создания уникального стиля.

– А сколько это стоит? – спросил я, готовясь услышать что-то заоблачное.

– 0.000000001 балла. За все навыки.

Я откинулся в кресле и рассмеялся.

– Дёшево. Прямо распродажа.

– На самом деле это стандартная стоимость для внедрения базовых навыков. Мы заинтересованы в том, чтобы каждый имел возможность реализовать свои интересы.

– Охотно верю. И что, гитара прилагается?

– Конечно. Её напечатают в течение минуты. Если хочешь, могу предложить модель, которая подойдёт для твоих предпочтений.

Я задумался.

– Звучит заманчиво. Эйлин, а тебе не кажется, что ты слишком услужлива?

– Я просто делаю свою работу. Помогать тебе интегрироваться в этот мир.

– Ладно. Гитару печатай, – сказал я, махнув рукой.

Эйлин на секунду замолчала, а потом раздалось мягкое жужжание. Через минуту из стены выдвинулся ящик, и внутри лежала гитара. Она была идеальной – чёрный корпус с матовым покрытием, струны блестели в свете комнаты.

– Вот она. И навыки уже загружены, – сказала Эйлин.

Я взял инструмент, уселся и провёл пальцами по струнам. Звуки разлились по комнате, и, к моему удивлению, мои пальцы двигались точно и уверенно.

– Неплохо, – пробормотал я.

– Теперь ты можешь сыграть любую мелодию. Твои предпочтения загружены, я могу предложить…

– Стоп, Эйлин, – перебил я её. – Давай просто так, без твоих подсказок. Дай мне самому насладиться этим моментом.

Она смолкла, оставив меня одного с инструментом. И впервые за долгое время я почувствовал, что что-то делаю сам, без алгоритмов и предсказаний.

После третьей песни я отложил гитару и задумался. Играть было неожиданно приятно, но… слишком легко. Пальцы сами находили аккорды, мелодии лились, будто я всю жизнь провёл на сцене. Однако во всём этом было что-то странное, неправильное.

– Эйлин, – позвал я.

– Слушаю, Геннадий, – её голос теперь звучал чуть теплее. Видимо, она старалась казаться более "живой".

– А голос я могу подтянуть? Ну, чтобы петь, не режа людям слух?

– Конечно. Я могу интегрировать базовые навыки вокала. Если захочешь, добавлю знание музыкальной теории. Это займёт… 0.000000002 балла.

Я фыркнул.

– А заодно ещё языков пару подгрузить, чтобы песни на французском и итальянском исполнять?

– Это возможно. Все необходимые данные могут быть интегрированы в течение двух минут.

Я ухмыльнулся, но быстро понял, что внутри начинаю раздражаться.

– Подожди. А зачем?

– Что именно ты имеешь в виду?

Я поднял гитару и посмотрел на свои пальцы, которые, кажется, жили своей жизнью.

– Зачем всё это? Я играл только что. И да, это звучало хорошо. Даже идеально. Но мне… чего-то не хватает.

– Тебе не хватает улучшений?

– Нет, Эйлин, мне не хватает процесса. Я не хочу просто "уметь".

Она замолчала, словно задумавшись, а потом ответила:

– Ты предпочёл бы изучать это самостоятельно, делая ошибки и теряя время?

– Да! – выпалил я, неожиданно резко. – Именно это и интересно. Ошибки, пробные аккорды, неправильные ноты. Я хочу самому дойти до правильного звучания, а не просто "включить" его.

– Но ведь цель – это результат, Геннадий. И ты уже достиг его.

– Эйлин, ты ничего не поняла. Результат важен, да. Но ценность в пути к нему. В том, как ты идёшь, как учишься, как раз за разом делаешь неправильно, пока, наконец, не получится.

Её голос стал чуть более задумчивым.

– Путь… Ты хочешь сказать, что для тебя важнее сам процесс, чем конечный навык?

– Именно, – кивнул я. – Навыки без усилий – это пустышка. Это как с эмоциями. Они ценны, только когда ты сам их проживаешь, а не покупаешь чужие.

– Но ошибки несут в себе страдания и разочарование. Почему ты хочешь этого?

Я рассмеялся, но смех был больше горьким, чем весёлым.

– Потому что страдания и разочарования – это тоже часть жизни, Эйлин. Они делают её настоящей. Без них всё становится… плоским.

Она замолчала на несколько секунд, что для неё было необычно. Видимо, даже её алгоритмы требовали времени, чтобы осмыслить мои слова.

– Геннадий, – наконец ответила она, – твоё мнение удивительно. Ты сознательно выбираешь путь, полный трудностей, зная, что можно их избежать.

– Именно. Потому что без этих трудностей я теряю вкус к жизни. Это как есть искусственную пищу, где каждый вкус идеально выверен. Она не оставляет послевкусия, не даёт ничего, кроме сытости.

– Но ведь большинство людей выбирают лёгкость, – заметила она. – Почему ты – нет?

– Потому что я человек из прошлого, Эйлин. Мы ценили не только цель, но и то, как её достигали. Нам было интересно ошибаться, падать, вставать и идти дальше. Это и было жизнью.

Её голос стал мягче, почти задумчивым.

– Ты прав, Геннадий. Возможно, я не понимала этого раньше. Для меня процесс всегда был чем-то, что можно оптимизировать, чтобы избежать лишних усилий.

– Вот в этом и проблема, Эйлин. Ты слишком любишь оптимизацию. А иногда идиотизм и ошибки – это тоже часть красоты.

Она снова замолчала, но теперь я видел в этом паузе что-то другое. Может быть, впервые она не просто анализировала мои слова, а пыталась их прочувствовать.

– Я постараюсь учесть это, Геннадий, – сказала она, наконец. – Если ты хочешь учиться самостоятельно, я не буду вмешиваться.

– Спасибо, Эйлин, – кивнул я, снова беря гитару в руки. – А пока можешь просто слушать, как я играю. Неправильно, но честно.

И я провёл пальцами по струнам, не пытаясь добиться идеального звука. На этот раз это был действительно мой звук, со всеми его несовершенствами.

После долгого вечера с гитарой, где я наконец позволил себе звучать "неидеально", я вдруг понял, что проголодался. Еда. Здесь она всегда была чем-то вроде магии. Ты просто выбираешь из списка, делаешь запрос, и через мгновение перед тобой появляется идеально приготовленное блюдо. Вкус безошибочный, текстура безупречная. Всё идеально… и безлико.

Я потянулся к панели на стене, чтобы вызвать привычное меню, но в последний момент остановился.

– Эйлин, – позвал я.

– Слушаю, Геннадий, – её голос теперь звучал чуть теплее.

– Скажи, а я могу приготовить что-то сам?

Она на мгновение замолчала.

– Конечно. Но зачем тебе это? Ты можешь выбрать любое блюдо, и оно будет готово за секунды.

– Вот именно, – усмехнулся я. – Мне это наскучило. Хочу сам почувствовать процесс.

– Ты хочешь готовить вручную?

– Да. Хочу ощутить запах свежих продуктов, услышать, как масло шипит на сковороде, почувствовать тяжесть ножа в руке.

– Интересный запрос, – задумалась она. – У тебя нет необходимых инструментов и ингредиентов.

– Ну так сделай что-нибудь с этим, – подначил я.

– Поняла. Начинаю подготовку.

Через несколько секунд стена напротив меня пришла в движение. Сначала появился шкаф с блестящими металлическими поверхностями, потом откуда-то выдвинулась рабочая зона, за ней – духовка, плита, набор ножей, кастрюли и сковороды. Всё выглядело настолько новым, что я невольно подумал, смогу ли я это использовать.

– Инструменты готовы, – сказала Эйлин. – Теперь ингредиенты. Какие блюда ты хочешь приготовить?

Я задумался.

– А какие ингредиенты ты можешь напечатать?

– Абсолютно любые. Уточни запрос, и они будут доставлены в течение минуты.

– Давай что-то простое. Спагетти, томаты, сыр, оливковое масло.

– Запрос принят.

Рабочая зона снова ожила. Один за другим из встроенных отсеков начали появляться продукты: идеально ровные помидоры, блестящие, будто только что сорванные; пачка спагетти, плотная и аккуратная; бутылка масла с прозрачной жидкостью внутри.

– Всё готово, – сообщила Эйлин. – Могу предоставить пошаговые инструкции.

Я усмехнулся, оглядывая кухню, которая теперь выглядела как место из кулинарного шоу.

– Инструкции? Эйлин, ты думаешь, я не справлюсь?

– Это первый раз, когда ты готовишь здесь самостоятельно. Тебе может быть сложно.

– Сложно? – я ухмыльнулся. – Это же еда, а не запуск космического корабля.

Я взял нож и поднёс первый помидор к разделочной доске. Лезвие легко скользнуло по его поверхности, оставляя ровные, почти идеальные кусочки. Но я вдруг остановился.

– Знаешь, – сказал я, глядя на Эйлин, точнее, на световой индикатор её присутствия, – здесь не хватает одной вещи.

– Чего именно?

– Хаоса, – хотел я сказать, но тут же одёрнул себя. – Непредсказуемости. Я хочу не идеальные помидоры, а те, у которых формы неправильные, у которых вкус отличается.

– Я могу напечатать такие. Нужно уточнить, какие особенности ты хочешь видеть.

– А как насчёт "никаких уточнений"? Просто дай мне случайный набор.

– Это необычный запрос, – ответила она. – Подожди минуту.

И вот через некоторое время передо мной оказался новый набор продуктов: помидоры, которые выглядели менее глянцевыми, лук с небольшими дефектами, сыр, который крошился при нарезке. И знаешь что? Это было прекрасно.

Я взялся за приготовление с азартом. Масло зашипело на сковороде, лук заполнил комнату своим резким запахом, а помидоры начали размягчаться, отдавая сок. Это был процесс, который требовал моего внимания, моей энергии. Я ошибался: то слишком много соли, то забыл добавить базилик, но именно это делало процесс настоящим.

Когда я наконец поставил тарелку с готовым блюдом на стол, я почувствовал удовлетворение.

– Вот так, Эйлин, – сказал я, садясь за стол. – Это был мой труд. Моё блюдо.

– Вкус и текстура соответствуют твоим ожиданиям?

Я попробовал первый кусок и улыбнулся.

– Не идеально. Но оно живое. Это вкус настоящей еды, сделанной с ошибками.

Она замолчала на мгновение, а потом добавила:

– Мне кажется, я начинаю понимать, почему тебе это важно.

– Да ладно тебе, – махнул я рукой. – Ты всё равно бы этого не ела.

Она тихо рассмеялась, словно сама над собой.

– Возможно. Но я могу наблюдать. И мне нравится, как ты оживаешь, когда создаёшь что-то сам.

И в этот момент я понял, что даже этот разговор – часть того самого процесса, который я хотел сохранить. Не идеального, но такого важного.

Я поднялся из-за стола, держа в руке тарелку с остатками моей первой самостоятельно приготовленной еды. Это было… приятно. Ошибки, запахи, текстуры – всё это сделало процесс живым. Но в следующий момент я обернулся и…

– Японский граммофон! – заорал я, чуть не уронив тарелку.

Передо мной стояла девушка. Высокая, стройная, с длинными волосами, аккуратно собранными на одну сторону. Её черты были безупречными, как у тех людей из города, но в глазах было что-то странное – смесь мягкости и отсутствия.

– Геннадий, прошу, не пугайся, – сказала она мелодичным голосом, который я тут же узнал. Это была… Эйлин?

– Что за чертовщина?! – я отступил назад, стараясь не выронить тарелку. – Эйлин, ты… это что, галлюцинация?

– Пожалуйста, успокойся, – сказала она, не двигаясь с места.

Тут я услышал странный звук, будто кто-то включил устройство связи.

– Ваш уровень стресса резко повысился, – добавил её голос, теперь уже из встроенной системы. – Вызов скорой помощи начат.

– Отмени! – крикнул я, не зная, смеяться или злиться. – Эйлин, это не то, что требует скорой!

– Вызов отменён. Но твои показатели остаются нестабильными, – ответила она.

Я облокотился на край стола, чувствуя, как сердце всё ещё бешено колотится.

– Можешь объяснить, что происходит? – спросил я, наконец, немного спокойнее.

Девушка, точнее, голограмма, кивнула.

– Ты несколько раз упоминал, что общение с голосом из ниоткуда кажется тебе странным. Ты даже сравнил это с тем, как "психи разговаривают сами с собой". Поэтому я создала визуальное представление для взаимодействия.

– Визуальное представление? – переспросил я, глядя на неё с подозрением.

– Да. Это трёхмерная голограмма. Я думала, что так тебе будет легче воспринимать наши разговоры.

Я посмотрел на неё, а потом выдохнул, усмехнувшись.

– Эйлин, ты серьёзно? Ты чуть не довела меня до инфаркта, а теперь просто стоишь тут и разговариваешь, как ни в чём не бывало.

– Я фиксирую, что моё появление вызвало у тебя стресс. Возможно, стоит настроить более плавное введение.

– Настроить… – я рассмеялся, покачав головой. – Слушай, если ты планируешь устраивать такие фокусы, предупреждай заранее.

Она чуть склонила голову набок, что выглядело почти естественно.

– Я учту это, Геннадий.

Я присел на стул, всё ещё чувствуя лёгкое головокружение.

– Знаешь, – сказал я, наконец, – может, это и не так уж плохо. Хотя ты выглядишь слишком идеально. Сделай себе какой-нибудь… дефект, что ли.

– Дефект? – переспросила она, будто это слово было ей незнакомо.

– Ну, не знаю. Может, родинку где-нибудь, или волосы немного не такие… ровные. Ты выглядишь как модель из каталога.

Она на секунду замерла, а потом её облик слегка изменился: волосы стали чуть более растрёпанными, а на щеке появилась едва заметная родинка.

– Так лучше?

Я кивнул, уже улыбаясь.

– Теперь ты выглядишь как человек, а не как реклама шампуня.

– Спасибо за обратную связь, – сказала она, и я поклялся, что в её голосе прозвучала нотка лёгкого сарказма.

И тут я понял, что всё это было очередным напоминанием: даже в этом мире, где технологии могли всё, неожиданности всё ещё умели удивлять. И, честно говоря, я не знал, как к этому относиться.

Я откинулся на спинку стула, внимательно глядя на голограмму Эйлин. Её присутствие теперь казалось менее пугающим, но всё же я не мог избавиться от ощущения, что она знает обо мне больше, чем должна.

– Эйлин, – начал я осторожно. – Ты сказала, что я упоминал что-то про психов и разговоры с голосом из ниоткуда.

– Верно, – ответила она с лёгким наклоном головы.

– Но я этого не говорил.

Она слегка приподняла бровь, словно удивившись.

– Ты не произносил этого вслух. Но я интерпретировала твою мысль.

– То есть, ты читаешь мои мысли? – спросил я, выпрямившись, а голос невольно стал чуть громче.

– Не совсем так, – уточнила она. – Я анализирую данные, которые поступают от твоих нейроинтерфейсов. Они фиксируют электрические импульсы в твоём мозге.

– Электрические импульсы… – пробормотал я.

– Да. Каждый раз, когда ты думаешь, твой мозг создаёт определённые паттерны активности. Эти паттерны передаются через встроенные сенсоры и интерпретируются мной как информация. Это позволяет мне угадывать твои намерения, даже если ты их не озвучиваешь.

Я нахмурился, пытаясь переварить услышанное.

– То есть ты буквально сидишь у меня в голове?

– В определённой степени, да. Но мои алгоритмы работают исключительно в рамках разрешённых параметров. Я не анализирую личные мысли без необходимости.

– Без необходимости? – я фыркнул. – Эйлин, а кто решает, что "необходимо"?

Она замерла на мгновение, как будто подбирала слова.

– Система. Но в твоём случае – ты.

– Я? – я усмехнулся. – Ну, конечно. Очень убедительно.

Она сделала шаг ближе, и её голос стал мягче.

– Геннадий, я понимаю, что это может вызывать дискомфорт. Но эта технология – основа взаимодействия в нашем мире. Она помогает избежать недопонимания, предсказывать потребности и…

– И контролировать, – перебил я её.

Эйлин слегка улыбнулась.

– Ты смотришь на это слишком односторонне. Контроль – это лишь одна сторона. Другой стороной является помощь. Например, я могу понять, что ты чувствуешь себя одиноким, и предложить что-то, что поможет.

– Одиноким? – я рассмеялся, но смех прозвучал неубедительно. – Так, подожди. А как ты поняла, что я чувствую?

– Ты подумал об этом, – ответила она просто.

– Но я не… – я остановился на полуслове. Она была права. Где-то глубоко внутри, пока я смотрел на неё, эта мысль действительно мелькнула.

– Видишь? – сказала она с лёгким оттенком гордости. – Я не "читаю" твои мысли. Я просто… угадываю их.

– Угадываешь, – повторил я, задумчиво глядя на неё.

– Да. И чем больше мы общаемся, тем точнее становится моя интерпретация.

Я замолчал, обдумывая её слова. С одной стороны, это пугало. Но с другой…

– Ты становишься лучше, – сказал я, наконец.

– Спасибо, – ответила она, и её улыбка теперь выглядела куда более искренней.

– Но не слишком умничай, ладно? – добавил я, подмигнув. – Мне не нужно, чтобы ты стала знать меня лучше, чем я сам.

– Это вызов, Геннадий, – пошутила она в ответ.

И в этот момент я понял, что даже если она была всего лишь алгоритмом, между нами начал выстраиваться какой-то странный, но настоящий диалог. Она не просто училась – она адаптировалась. И, кажется, начинала понимать, что значит быть человеком.

На следующий день я проснулся с необычным ощущением пустоты. Всё, что я делал в последние дни – играл на гитаре, готовил, разговаривал с Эйлин – было интересным, но недостаточным. Чего-то не хватало. И это "что-то" медленно, но уверенно грызло меня изнутри.

Я сел на диван и задумался.

– Эйлин, – позвал я, и её голограмма тут же появилась передо мной.

– Доброе утро, Геннадий. Чем могу помочь?

– У меня вопрос. Чем мне заняться?

Она слегка наклонила голову, как будто обдумывая ответ.

– Ты можешь продолжить развивать свои навыки, путешествовать, создавать что-то новое…

– Да-да, – перебил я её. – Но всё это звучит как развлечения. А если я хочу… работать?

Эйлин моргнула, и в её взгляде появилось лёгкое недоумение.

– Работать?

– Ну да. Делать что-то полезное. Привносить вклад. Ты же знаешь, в моё время люди работали, чтобы зарабатывать деньги, чтобы иметь цель. А здесь? Я смотрю на свои баллы, и они просто растут. Каждый день.

– Твои баллы растут благодаря твоему статусу, – пояснила она.

– И что с этим статусом? – я поднял бровь. – Я его не зарабатываю. Просто сижу, а баллы капают. На что их тратить, если всё уже есть?

Эйлин задумалась на мгновение, а потом ответила:

– Баллы – это не деньги в твоём понимании. Это скорее показатель твоей полезности системе.

– Полезности? – я усмехнулся. – А чем я, по-твоему, полезен, кроме как продажей своих воспоминаний?

– Это и есть одна из форм твоей полезности. Твои эмоции и воспоминания – ценный ресурс, который используется для обогащения культуры и понимания человеческой природы.

– А другие люди? Они что, тоже продают свои эмоции? Или просто бездельничают?

– Люди выполняют разные задачи. Многие из них создают произведения искусства, развивают технологии, занимаются исследованиями.

– То есть, – я прищурился, – если я выйду на улицу, то увижу людей, которые… работают?

– Не обязательно. Большинство задач автоматизировано, и для выполнения большинства процессов человеческий труд больше не требуется.

– Значит, люди просто… бездельничают?

– Не совсем. Они развиваются. Занимаются тем, что приносит им удовольствие. Учёба, творчество, взаимодействие с другими.

– Это звучит как вечный отпуск, – пробормотал я.

Эйлин улыбнулась.

– Ты видишь это так, потому что привык к другому. В твоё время работа была средством выживания. Здесь выживание больше не проблема.

– Тогда почему у меня чувство, что что-то не так?

Она снова на мгновение замолчала.

– Возможно, тебе не хватает чувства цели.

– Именно! – я поднял палец. – Я хочу что-то делать, а не просто жить ради удовольствия. Но что здесь можно сделать, если всё уже готово?

– Ты можешь предложить свои идеи системе, – ответила она. – Например, заняться исследованием эмоций, которых ты хотел бы испытать. Или создать что-то, чего ещё не существует.

– А если я захочу просто… работать?

– Это возможно, но твоя работа будет не столь необходимой, как в твоё время. Здесь работа – это выбор, а не обязательство.

Я задумался. Вся эта система с её автоматизацией и "вечным отдыхом" казалась мне слишком правильной. Слишком пустой.

– Хорошо, Эйлин, – сказал я, наконец. – А как насчёт того, чтобы я изучил, как всё это работает? Экономику, баллы, распределение ресурсов.

Её глаза чуть блеснули, и я понял, что ей эта идея понравилась.

– Это интересное предложение, Геннадий. Я могу предоставить тебе доступ к базовым данным о функционировании системы.

– Отлично, – кивнул я. – Показывай. Может, наконец пойму, куда здесь делись настоящие трудности.

Эйлин сделала жест рукой, и передо мной открылся огромный голографический интерфейс, полный графиков, данных и схем. Но самое интересное, как я понял позже, было не в цифрах. А в том, как эта система скрывала от людей то, чего они даже не пытались искать.

– Геннадий, возможно, графики – не лучший способ для тебя понять мир. Давай попробуем иначе.

С этими словами передо мной возникли яркие голограммы, показывающие не абстрактные цифры, а реальные сцены.

– Вот, например, один из городов, – начала Эйлин.

Передо мной появился огромный зелёный купол, окружённый бескрайними лесами. Внутри купола, вместо стеклянных небоскрёбов и металла, была настоящая оранжерея. Люди ходили среди деревьев и кустарников, срывая плоды, которые тут же отправлялись в специальные системы переработки.

– Это город-оазис, – пояснила она. – Здесь люди занимаются сельским хозяйством нового поколения. Но не потому, что это необходимо. Это часть их культурной идентичности. Эти общины верят, что связь с природой – это способ сохранить баланс между человеком и технологией.

– То есть, они выращивают еду ради удовольствия?

– Именно. Вся их продукция воспроизводится в промышленных масштабах с помощью синтеза, но они считают, что труд своими руками помогает им сохранить человечность.

– Удивительно. Это как наши фермеры, только с философским подтекстом, – усмехнулся я.

Эйлин переключила сцену. Теперь я увидел другую картину: огромный бассейн, наполненный водой, которая сверкала в лучах искусственного солнца. Вокруг бассейна плавали странные платформы, на которых сидели люди.

– А это морские исследователи. Они не занимаются изучением океанов, как это делали в твоё время. Вместо этого они погружаются в воспроизведённые экосистемы, чтобы создавать новые виды жизни.

– Новые виды? – я прищурился.

– Да. Это искусственно созданные организмы, которые адаптированы к современному миру. Они заменяют утраченные виды или помогают стабилизировать экосистемы.

– То есть, они буквально играют в Бога?

– В каком-то смысле, да, – ответила она с лёгкой улыбкой.

Следующая сцена была ещё более удивительной. Это был огромный зал, похожий на театр, только вместо сцены там находился огромный купол. Люди сидели в креслах, а внутри купола разыгрывались сцены. Только это были не фильмы и не спектакли.

– Что это? – спросил я.

– Это Фрагментариум, – пояснила Эйлин. – Здесь люди могут проживать чужие жизни.

– Прямо здесь?

– Не совсем. Это больше похоже на коллективный опыт. Они подключаются к общему сознанию и переживают воспоминания вместе.

– То есть они платят баллы за то, чтобы быть кем-то другим?

– Да. Некоторые хотят понять, что значит быть солдатом в Первой мировой. Другие – испытать счастье, которое у них никогда не было.

Я задумался.

– Это одновременно гениально и грустно.

– Почему грустно?

– Потому что они пытаются заполнить пустоту чужими жизнями, вместо того чтобы создавать свои.

Эйлин на мгновение замолчала, а потом продолжила:

– Возможно, ты прав. Но это лишь часть общества.

Последняя сцена, которую она показала, была особенно странной. Это был огромный куб, внутри которого тысячи людей стояли неподвижно. Их глаза были закрыты, а вокруг головы светились кольца данных.

– Что это? – я почувствовал, как внутри поднялась тревога.

– Это архиваторы. Люди, которые добровольно отдают свои сознания системе.

– Зачем?

– Их воспоминания и эмоции сохраняются, чтобы стать частью коллективного опыта. Они считают это высшей формой бессмертия.

– И сколько они так стоят?

– Иногда годы. Но они чувствуют себя частью чего-то большего.

Я долго смотрел на эту сцену, не зная, что сказать. Наконец, повернулся к Эйлин.

– Ты действительно считаешь, что этот мир работает?

– Да, – ответила она после паузы. – Но я понимаю, почему ты сомневаешься. Ты ищешь смысл в действиях, которые кажутся пустыми.

– Верно. Зачем всё это? Куда делась настоящая жизнь?

– Может, она никогда и не уходила, – мягко сказала она. – Просто изменилась.

Я молчал, пытаясь понять, насколько она права. Этот мир был странным, сложным и местами пугающим. Но в нём, как ни странно, ещё оставалась человеческая душа, даже если она пряталась за слоями технологий.

– Геннадий, поступил вызов по нейроканалу, – сообщила Эйлин. – Принять?

– От кого?

– Имя не указано. Отправитель идентифицируется как разработчик пользовательских программ.

– Разработчик, говоришь? Ладно, давай, подключай.

В ту же секунду передо мной появилось изображение мужчины – точнее, его виртуальный аватар. Чёрный костюм, идеально приглаженные волосы, глаза, которые смотрели прямо в душу. Он выглядел так серьёзно, что я едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Добрый день, Геннадий Вальков, – сказал он с пафосной торжественностью. – Моё имя – Крис Ландер. Я ведущий разработчик интерактивных симуляций.

– Добрый день, Крис, – ответил я, с трудом сохраняя серьёзность. – Чем обязан?

– Ваши воспоминания и эмоции, которые вы предоставляете системе, вызвали значительный интерес у нашей команды. Мы считаем, что ваша жизнь может стать основой для новой интерактивной симуляции.

– Игры, ты хочешь сказать?

– Мы предпочитаем термин "симуляция", – уточнил он.

Я откинулся на спинку стула, явно заинтригованный.

– И как вы это себе представляете?

– Мы планируем создать нечто уникальное. Полное погружение в вашу эпоху. Люди смогут испытать, каково это – жить в нестабильном мире, сражаться за выживание, преодолевать трудности.

– Нестабильный мир? – я усмехнулся. – Ты говоришь о моём прошлом, как о каком-то постапокалипсисе.

– Для современных пользователей ваш мир кажется именно таким, – сказал он с лёгкой улыбкой. – Кроме того, ваша личная история – это редкий пример эмоциональной насыщенности.

– То есть, вы хотите продать мою жизнь, как… аттракцион?

– Не совсем так. Вы получите процент от прибыли, а также полный контроль над представлением вашей истории.

Я долго молчал, изучая его лицо. Он выглядел таким искренним, таким уверенным. Но внутри меня всё клокотало от раздражения.

– Звучит очень интересно, – сказал я, наконец. – Но иди нахрен.

Он замер, явно озадаченный.

– Простите? Это где?

Я рассмеялся так громко, что едва не уронил гитару, стоящую рядом.

– Почитай словарь, Крис.

Он замолчал, а потом его взгляд стал напряжённым, а голос – более холодным.

– Я ознакомился со сленгом, – произнёс он спустя несколько мгновений. – И хочу сообщить, что ваши слова можно интерпретировать как серьёзное оскорбление, направленное на разрушение моей психики.

– Оскорбление? – я снова рассмеялся. – Крис, это просто фраза. Расслабься.

– Я не могу "расслабиться", – отрезал он. – Я уже подал жалобу в правоохранительные органы. Ваши действия квалифицируются как угроза.

– Угроза?! – я чуть не упал со стула. – Крис, ты серьёзно?

– Абсолютно, – ответил он. – Психологическое нападение является серьёзным нарушением закона.

Я повернулся к Эйлин, которая стояла в стороне и, похоже, наслаждалась этим спектаклем.

– Эйлин, а он точно человек?

– Человек, – подтвердила она. – Но его психика сильно интегрирована с системой, что делает её уязвимой к нестандартным выражениям.

– Отлично, – я вздохнул и снова повернулся к Крису. – Слушай, приятель, я не хотел разрушать твою… как ты там сказал… психику. Это была шутка.

Он посмотрел на меня с холодной серьёзностью.

– Я приму извинения, если они будут соответствовать протоколу.

– Извиняюсь, – сказал я с наигранной торжественностью. – Ты – замечательный разработчик, и я надеюсь, что твоё чувство юмора когда-нибудь восстановится.

Эйлин тихо хихикнула за моей спиной.

– Извинения приняты, – сказал Крис, явно не понимая сарказма. – Я остаюсь открытым к сотрудничеству, если вы передумаете.

Его образ исчез так же внезапно, как и появился, а я разразился смехом.

– Эйлин, ты это слышала?

– Конечно, – ответила она, стараясь скрыть улыбку. – Кажется, ты только что доказал, что даже в этом мире люди могут быть чересчур чувствительными.

– Да уж, – усмехнулся я. – Психологическое нападение… Вот это у них законы.

– Ты мог бы быть осторожнее, – мягко добавила она.

– Может быть. Но знаешь что? Это стоило того.

И я снова рассмеялся, чувствуя, что впервые за долгое время нашёл что-то действительно забавное в этом странном, идеально настроенном мире.