Рождественская сказка для взрослых

7

В дежурной части было светло. Сотрудники, занятые будничной рутиной, не отрываясь от бумаг и служебного телефона, весело переговаривались и хихикали над очередной нелепой ситуацией, коих в большой зоне обычно случается по десять раз на дню. На стене висела вырезанная из дерева невесть когда цитата Петра I: «Тюрьма есть ремесло окаянное, и для скорбного дела сего потребны люди твердые, но добрые и веселые». Вот только за старостью лет изделие зоновских кустарей рассохлось да поистерлось. Буква «д» в слове «добрые» отвалилась, чьими-то руками была подклеена, но неудачно и неаккуратно. Так и весела кривая, едва не отваливающаяся буква «д» в слове «добрые». Поправить никому в голову не приходило. А в целом коллектив старался соответствовать завету последнего царя всея Руси и первого Императора Всероссийского, чей портрет кисти тюремного художника-самоучки украшал стену над цитатой. Со словами «твердые» и «веселые» сотрудники ИК № 13 никаких проблем не испытывали.

Чернее тучи зашел Константин в дежурку, бросил документы на стол капитану Иванютину и сказал:

– Документы на отпуск осужденного Бахусова. Я в конвое.

– Опаньки. С чего это такая милость под Рождество? – поинтересовался Иванютин.

– Похороны папеньки. Саныч, лучше не спрашивай. Я вместо отпуска должен теперь не с семьей время проводить, а с этим обмороком.

Иванютин поднял трубку внутренней связи:

– Алло, оперативный дежурный говорит. Бахусова, пятый отряд, доставить на КПП. Срочно. Он в отпуск убывает.

Затем Иванютин достал связку ключей и поднялся, похохатывая:

– Ну, пойдем в оружейку, Аника-воин, выдам тебе карамультук.

Загремели отворяемые железные двери и решетки. Откинулось небольшое квадратное окошечко, и Константин протянул туда карточку-заместитель, позволяющую получать табельное оружие. В ответ на небольшой подоконник лег журнал учета и выдачи, в котором Константин расписался. Иванютин протянул деревянную подставку с установленным пистолетом Макарова и двумя пустыми магазинами, а также деревянную планочку на шестнадцать высверленных ячеек, в которых поблескивали масляной желтизной патроны девятого калибра. Константин проверил пистолет и снарядил магазины, закрепил кобуру на поясе и поместил в нее заряженный ПМ. Амуниция была ладная, подогнанная, а культуре обращения с оружием у Константина можно только поучиться. Иванютин с восхищением наблюдал из окошечка за красивыми и отработанными движениями опера:

– Ну просто Рембо!

Через некоторое время Константин зашел на КПП со свободной, неохраняемой, стороны и остался ждать дежурного перед аквариумом между рядами решетчатых дверей. Дальше ему с оружием хода не было. Довольно скоро с зоновской, охраняемой, территории открылась дверь и прапорщик завел осужденного Бахусова, который не мог скрыть радости на хитром лице. Прапорщик захлопнул решетку, и Бахусов вытянулся перед стеклом дежурного, стянув с головы шапку и разулыбавшись во весь рот. Сегодня дежурным по КПП работала Людочка, симпатичный сержант, поэтому оголодавший без женского общества Бахусов расчувствовался еще сильнее. Однако Людочка не разделяла восторгов зэка и посмотрела презрительно, но внимательно и строго.

– ФИО, дата рождения, статья и срок, – рявкнула Людочка.

– Бахусов Денис Александрович, – невозмутимо, с улыбкой ответил зэк и продолжил перечислять свои личные данные и уголовные подвиги.

Людочка скрупулезно проверила личность осужденного по документам, а затем, удовлетворенно хмыкнув, просунула документы в щель под стеклом для Константина. Денис радостно повернулся к оперу и, взмахнув руками, произнес:

– Я же говорил, что мне нужно в отпуск!

Константин схватил его за воротник телогрейки и, развернув, впечатал лицом в решетку. Затем двумя короткими ударами ногой по ступням расставил Бахусова в глубокую растяжку и начал личный досмотр. Жесткие удары ладоней, как две маленькие саперные лопатки, бьющие плашмя, прошлись по всему телу осужденного и не столько простукивали содержимое карманов, сколько приводили обезумевшее от предстоящей встречи со свободой тело в чувство, столь необходимое любому осужденному в российской тюрьме для выживания. Улыбка моментально слетела с лица Бахусова, зато удовлетворенные улыбки заиграли на лицах прапорщика и Людочки. Рывком за шиворот Константин поставил осужденного перед собой. Бахусов мгновенно принял стойку смирно и замер в ожидании команд.

– Шаг влево, шаг вправо – побег.

Прыжок на месте – провокация.

Стреляю без предупреждения.

А стреляю я хорошо! – сказал Константин с выражением, не терпящим возражений.

Опер протянул правую руку и упер вытянутый указательный палец, словно дуло пистолета, прямо в лоб Бахусова. Денис сглотнул слюну, не сводя глаз с упертого в лоб пальца.

– БПУ-У-У-Х! – резко выкрикнул Константин.

Одновременно его большой палец дернулся, имитируя движение курка пистолета при выстреле, а указательный сильно толкнул в лоб, так, что голова Бахусова, переломившись в шее, откинулась далеко назад. Лицо Дениса исказилось от боли, но он мгновенно принял стойку смирно и выжидательно посмотрел на опера.

– Вопросы есть? – спросил Константин.

– Никак нет, гражданин начальник, – ответил дисциплинированный осужденный.

– Руки! – скомандовал Константин.

Денис послушно вытянул руки вперед, и на его правом запястье защелкнулся браслет наручников. Второй браслет Константин застегнул на своей левой руке. Так и пошли, связанные одной цепочкой, зэк и опер на свободу.

Они шли молча. Плечом к плечу. Как старые приятели, которые уже обговорили все возможные темы и узнали друг друга вдоль и поперек, а теперь могли просто идти рядом без стеснения или неловкости. Просто идти куда-то вместе, понимая попутчика без слов и жестов, синхронно проходя повороты и шагая в ногу с легкой небрежностью неспешной походки.

Чтобы пройти в город, надо было перейти через мост над рекой, которая огибала территорию ИК № 13 с одной стороны. На середине моста Денис остановился и попросил:

– Гражданин начальник, разрешите на реку посмотреть? Давно не видел, соскучился.

Константин кивнул, и они подошли к перилам моста. Посмотрели вниз, где река быстрым течением уходила под бетонные опоры моста. Вода оказалась прозрачная, и сверху было хорошо видно каменистое дно, колыхающиеся в бурном потоке зеленые водоросли.

Денис захватил левой свободной рукой пригоршню снега с края перил и, слепив неуклюжий снежок, забросил его чуть вперед в реку. Легкий шарик упал в воду и моментально всплыл на поверхность, затем течение поволокло тающий комок прямо под опоры моста. Снег быстро пропитался влагой. Почти подплыв к зрителям, снежок все же не достиг моста и, медленно погрузившись в реку, исчез в глубине.

– Утоп, – резюмировал увиденное Константин.

– Гражданин начальник, вот у нас в отряде один философ сидит из университета, так он говорит, что мост – это древний символ перехода между мирами. А вы что об этом думаете?

– Я думаю, что если бы философ умный был, то он бы в тюрьму не попал. Так что давай, двигай, время твоего отпуска ограничено, – ответил Константин и подтолкнул зэка в сторону города.

За территорией колонии лежал снег. Денис с удовольствием щурился от искрящихся на солнце сугробов и тихонько, чтобы не сильно замедлять шаг, подгребал левым ботинком белый пух, укрывший асфальт. Впереди виднелась автобусная остановка, и он осторожно глянул на опера.

– У вас, наверно, планы были на Рождество? – спросил Денис вкрадчиво.

– Ну точно не с тобой мечтал его провести, – буркнул Константин.

Вежливо помолчав пару секунд, Денис произнес:

– Извини, начальник.

Опер криво ухмыльнулся и, дернув наручники, ускорил шаг:

– Шевели булками, а то опоздаем.

К пустынному павильону с большой буквой «А» подъезжал старенький автобус. Попутчики перешли на бег и дружно потрусили к остановке.

Раскрылись двери, и Константин с Денисом запрыгнули в пустой автобус. Опер уверенно прошел по обшарпанному салону, в центре резко остановился и толкнул запнувшегося зэка на приглянувшееся сиденье. Денис продвинулся к окну, где сразу же был наглухо припечатан плюхнувшимся рядом на сиденье Константином. Автобус заурчал двигателем, и они тронулись. Зэк во все глаза смотрел в окно, наслаждался новыми картинами старых, давно знакомых улиц. Серые, грязные дороги в окаймлении припорошенных снегом неопрятных обочин и тротуаров. Тусклые дома с ядовито-яркими пятнами магазинчиков и аптек. Редкие прохожие, чапающие сквозь промозглый туман, старухи, ковыляющие с худыми продуктовыми тележками, молодежь, смолящая сигареты на крыльце алкомаркета.

– Блин, а здесь ничего за семь лет не изменилось, – вырвалось у Дениса со смесью восхищения от узнавания и горечи разочарования.

– А что тут должно измениться? – буркнул Константин.

– Ну как же? Свобода, новые там технологии, перспективы. Живи и радуйся. Строй! Кто мешает-то?

– Да ТЫ мешаешь! Все время такие, как ты, все портят! – заорал злой опер.

– А-а-а-а, ну теперь понятно, – Денис поджал губы.

Некоторое время ехали молча, подпрыгивая на ухабах. На остановке зашла старушка-пенсионерка и окинула недоверчивым взором странную парочку, других пассажиров в автобусе не было.

Денис стащил шапку с бритой покаянной головы и заголосил:

– МАТЬ! ПРОСТИ! Прости меня непутевого!

Старушка вздрогнула и спросила дрожащим голоском:

– Чего?

– Прости за все. За… ух…ты… – закончить фразу Денис не успел, захлебнувшись от резкого тычка в живот.

– Заткнись, падла, – прошипел ему в ухо Константин.

– А чего ты делаешь? Чего шпыняешь? – заступилась старушка за зэка.

– Так, гражданка, идите по своим делам, – скомандовал Константин.

– Человек сказать хотел, а ты не даешь, – не унималась старушка.

– Я сказал, сядьте на свое место! Не мешайте органам! – повысил голос Константин.

– Органы, органы. Одни органы кругом. Человеков совсем не осталось, – проворчала старушка и демонстративно напялила скрюченными пальцами затасканную медицинскую маску на лицо. Затем с гордым видом, но печальными глазами молча проковыляла в голову салона и уселась поближе к водителю.

Константин смотрел на медицинскую маску не первой свежести, вытащенную из кармана при малейшей опасности, на сгорбленную покорностью спину, на потертый временем и бедностью гардероб – и ему стало бесконечно жаль старушку. Старость чувствует свою беззащитность и слабость, но старается до последнего сохранять достоинство как единственную опору перед отчаянием неизбежной унизительной смерти. Легко умирать молодым, да на миру, да в бою, и чтобы смерть была мгновенной. Молодость не понимает старых, немощных и больных, но Константин понял. Опер также понял, что перегнул, и его лицо раскраснелось от волнения.

– Слушай, начальник. Если у тебя дела какие-то важные, может, разделимся? Ты свои порешаешь, а я быстренько свои – и сразу вернусь, – как ни в чем не бывало зашептал Денис заговорщицким тоном.

– Маска эта дурацкая. Зачем она ей сейчас? – бормотал Константин.

Опер совсем не слушал зэка. Старушка не выходила из его головы. Запуганная ковидом, она безропотно и привычно натянула кусок материи на рот, как главный оберег. Защиту от вирусов, слов и неприятностей. Опер смотрел на безмолвное лицо старушки, на ее ритмичные кивки головой то ли вследствие болезни, то ли в такт движению автобуса. Она кивала головой, как послушный болванчик из лавки китайских сувениров.

– А я буду как штык, точно вовремя. Ну, договорились? – продолжал Денис.

– Чего договорились? – спросил Константин и вернулся в реальность из собственных мыслей.

– Ну, разделимся. Ты к семье, а я сам приду. Могу с подарками, – ответил Денис.

– Бля. Ты совсем с башкой не дружишь. Какие подарки? Куда приду? Ты под моим конвоем, не забыл? – Константин поднял руку и тряхнул застегнутыми наручниками.

– Ну так же обоим будет лучше. Мне новый срок за побег не катит. И так через полгода на волю. Просто тебе хотел помочь, – убеждал зэк.

– Спасибо, благодетель. Зэку веры нет, – ответил Константин.

– Зря ты так. Вот вы когда обещаете, что говорите?

– Слово офицера.

– Вот тебе слово пацана, что я вернусь через двадцать четыре часа, – поклялся Денис.

Соглашаться с зэком Константин не собирался ни при каких обстоятельствах, но сама мысль оказаться дома и провести время с семьей увлекла его на мгновенье. Пока опер витал в облаках, автобус подкатил к очередной остановке.

Двери автобуса распахнулись, и в салон ворвался шум и гвалт. Как бешеные муравьи, в автобус стали забегать дети младшего школьного возраста. Топот, толкотня, крики и смех заполнили все вокруг. Два класса из ближайшей школы с парой незлобиво покрикивающих преподавателей направлялись на детский Рождественский праздник. Детвора стремилась занять места поудобнее и постоянно суетилась, менялась друг с другом, призывая друзей сесть рядом.

– Давай уступим место детям, а мы постоим, – Денис толкнул Константина в плечо.

Глядя на суету и счастливые мордашки детей, Константин сразу же встал, вспомнив, как всякий родитель, о собственной дочке близкого возраста. Опер и зэк поднялись и взялись скованными руками за поручень. На их сиденье моментально уселись четыре веселых девчонки. Одна держала в руках куклу и живо показывала подружкам новый кукольный наряд.

– Ой, какая красивая кукла! Как ее зовут? – спросил Денис, повиснув над девчонками на обеих руках.

– Это Барби, – гордо заявила хозяйка.

Девчонки разом засмеялись хрустальными голосами, и Константин отвернулся с горькой улыбкой. Когда он повернулся, то обнаружил, что Дениса рядом нет. Опер дернулся, и тут звякнул наручник, приковавший его к поручню. Денис же быстро протискивался к выходу через толпу школьников. Он оглянулся и, встретившись взглядом с Константином, крикнул:

– СЛОВО ПАЦАНА!

Двери захлопнулись, но Денис успел навалиться плечом и, силой раздвинув руками створки, вывалился на асфальт из отъезжающего автобуса. В первую секунду Константин дернул пистолет из кобуры, но, глядя на линию прицела поверх голов детей, остановил руку. Автобус набирал скорость, и Константин видел Дениса, который кричал ему через окно:

– Слово пацана!

Денис выдохнул с облегчением, глядя на уезжающий автобус. Он оглянулся, прикинул маршрут и побежал в сторону от дороги. Надо было спешить. Надежды, что опер поверил ему, было мало, а зрелище бегущего по городу человека в зоновской робе – не самое привычное. За любым углом можно нарваться на полицейского. Тогда все, пиши пропало.

За спиной раздался свист тормозов. Денис оглянулся. Вдали он увидел остановившийся автобус. Из задней двери вышел Константин и помахал отстегнутыми наручниками. Он смотрел прямо на Дениса. И, судя по всему, с недобрыми намерениями.

– Черт! – выругался Денис и судорожно прибавил шаг.

Константин не спеша сложил браслеты в чехол, не отрывая глаз от удаляющейся фигурки осужденного. Секунда – и Денис пропал. Двери автобуса закрылись, и он тронулся. Десятки детских лиц прилипли к окну и с интересом наблюдали за Константином. Он махнул им рукой на прощанье и шагнул в след за Денисом, постепенно переходя на бег. Опер бежал, быстро набирая скорость, ровно и легко, как породистая гончая за перепуганным зайцем.

8

– Ух. Ух. У-у-ух, – Денис дышал тяжело и прерывисто.

Семь лет не доводилось бегать, максимум ходить быстрым шагом от одного забора в локальном участке до противоположного. Так зэки наматывали километры бесчисленными проходками в ограниченном пространстве. Тюремный фитнес. Но сейчас бег давался непросто. Может быть, потому что бежал максимально быстро, а может быть, потому что чувствовал погоню.

Мелькали дворы, здания, узкие проходы между гаражами, детские площадки с качелями-каруселями. Вначале Денис понимал примерный маршрут, но через некоторое время запутался и бежал просто так, петляя и путая след. Главное – оторваться от преследования.

Константин же держал ритм и ровное дыхание. Он анализировал местность и срезал дистанцию там, где нужно было. Интуиция и опыт вели опера. Он чувствовал, что настигает беглеца, и поэтому сохранял полное хладнокровие.

Так они бежали, пугая прохожих и водителей редких автомобилей. Перебегая улочки наперерез, влетая в тихие дворы и выныривая из темных подворотен. Как инь и янь, темное и светлое, сила и слабость, хладнокровие и паника. Денис оглядывался и бледнел от страха. Опер висел на хвосте. Лицо Константина не выражало никаких эмоций, только в суженных глазах блестели огоньки гнева.

Денис бросился вперед через дорогу в отчаянной попытке оторваться и чуть не угодил под колеса стареньким «жигулям». Заскрипели тормоза, Денис плюхнулся на капот и встретился глазами с испуганным дедом, вдавившим клаксон до одури, будто громкий звук может что-нибудь изменить.

– ВА-А-А-У-У, – ревел гудок на всю округу.

Непострадавший зэк злобно хлопнул ладонями по капоту автомобиля. Ему очень хотелось сказать что-нибудь обидное водителю, но легкие раздувались, как меха, и не позволяли вымолвить ни слова. Ограничившись козой из растопыренных пальцев в лобовое стекло, Денис побежал дальше. Константин, увидев происшествие, злорадно усмехнулся и ускорил бег.

– Сюда! На помощь! Полиция! – истошно заорал дедок из «жигулей», увидев подбегающего человека в форме.

Вообразив, что полицейский спешит к нему на выручку, дедок расхрабрился и выскочил из автомобиля. Слезы умиления выступили на подслеповатых глазах. Он встречал подбегающего Константина, распластав руки, как родного сына. И тем самым путался под ногами.

Константин попытался обогнуть деда, но старая гвардия не подвела, посеменила вправо-влево – и столкновение оказалось неизбежным. Опрокинув приставучего деда на жопу, опер сам еле удержался на ногах и, чертыхнувшись, побежал, вновь набирая потерянную скорость.

– Ай. Ой. Бандиты! Оборотни! Как вас земля носит! – вопил обиженный дед, сидя на асфальте посреди дороги.

Несостоявшееся ДТП позволило Денису немного оторваться. Он заметался в глухом дворе между двух деревянных заборов, выбирая, через который перелезть. Один, слева, был окрашен ядовитой фиолетовой краской – фуксией, другой, справа, почти брат близнец первого забора, был кислотно-зеленый – вырви глаз. Странно, что в одном дворе провинциального серого города нашлись любители столь ярких цветов, но у Дениса разбираться в этом парадоксе совсем не оставалось времени. Побегав от одного к другому, он все-таки выбрал зеленый цвет и довольно лихо перемахнул через забор.

Через секунду во двор вбежал Константин и тоже заметался в мучениях выбора. Очевидно, что беглец перелез через забор, только какой и в какую сторону побежал дальше? Разноцветье сильно выделялось и полностью отвлекало внимание. Оба цвета оперу совершенно не понравились, но выбор сделать нужно было. И как можно скорее. Он замер ровно посередине двора. Быстро оглядывая разноцветные заборы, Константин заметил, что у него закружилась голова и в глазах зарябило. Тогда он перестал обращать внимание на цвет заборов и сосредоточился на изучении поверхности под заборами. Усилия увенчались успехом, и под зеленым забором он заметил на снегу свежий, четкий отпечаток подошвы форменного зэковского ботинка. Он вскочил на забор и огляделся. Беглого зэка нигде видно не было. Константин перепрыгнул и вновь склонился над заснеженной землей. Снег был неглубокий, но все-таки давал возможность ясно прочитать отпечатки ботинок пробежавшего человека. Как опытный следопыт из индейского племени, опер пошел по следу.

Денис вбежал в перелесок на окраине города и почувствовал себя свободным. Он оглянулся несколько раз, но погони не было. Беглец упал под деревом и вытянул уставшие ноги. Наконец можно было отдышаться и, зачерпывая ладонью снег, жадно глотать холодный пух, который моментально таял от горячего дыхания. Чуток передохнув и утолив жажду, Денис поднялся и побрел по лесочку. Оставалось совсем немного – и он будет на месте. Тогда он положит конец своим страданиям, а потом будь что будет. Менты, новый срок. Неважно. Главное – завершить дело.

Знакомый овраг встретил неласково. Склоны заросли колючим кустарником. Какие-то предприимчивые людишки организовали в овраге мусорную свалку. Подъезд изрезан глубокими колеями от грузовиков, а в овраге навалено всякого хлама, поломанного добра и строительного мусора.

– Твою же мать, – огорчился Денис, а потом задумался: «А может, оно и к лучшему? Точно здесь никто не искал».

Он полез на кучу мусора, осмотрелся и стал вспоминать:

– Так. Тут. Или тут вроде.

Выбрав подходящее место, Денис приступил к поискам. Стал откидывать мусор, разгребать землю подобранной палкой, заглядывать под корни раскидистых кустов. Пыхтя от усердия, он старался, но ничего нужного не находил. Ругался, в остервенении бил палкой по веткам кустов, переходил на новое место. Пар валил из-под шапки и из-за ворота телогрейки. Он рыл, как крот, и все без результата. Устав, присел передохнуть.

– Ну что, крыса, добегался? – раздался над головой знакомый голос.

Денис вскочил и замахнулся палкой-копалкой. На краю оврага стоял Константин, в правой руке у него чернел вороненый ствол пистолета.

– Давай, только дернись. Мечтаю вышибить тебе мозги, – ласково предложил опер.

Константин поднял руку с пистолетом, и Денис заглянул в завораживающее дуло. Разглядывать отверстие, из которого вылетают пули, занятие тупое и одновременно чрезвычайно увлекательное. Особенно когда дуло смотрит тебе в лоб. Тысячи людей играли со смертью в гляделки, пытаясь остановить взглядом девять граммов свинца, впрочем, с различной степенью успешности. Точной статистикой человечество не обладает. Денис решил не испытывать судьбу, осторожно выронил палку и медленно поднял руки вверх.

– Все, начальник! Твоя взяла, сдаюсь.

– Вышел сюда, – Константин указал место почище, – на колени, руки за голову.

Зэк опустился на колени и положил руки на затылок. Константин зашел за спину, прижал ботинком лодыжку беглеца к земле, не давая таким образом возможности ему встать и сопротивляться, а затем ловко защелкнул наручники на его запястьях. Потом быстро досмотрел одежду зэка на предмет оружия и каких-либо посторонних вещей.

– Да чистый я, пустой, – заверил Денис примирительным тоном.

– Ага, – весело ответил Константин и зашел спереди.

Улыбнулся опер во все тридцать два зуба и от души вломил тяжелым ботинком в живот беглеца. Боль сложила Дениса пополам, из горла вылетели нечленораздельные звуки. В глазах потемнело, дыхание перехватило так, что ни вздохнуть, ни пернуть.

Участливый опер склонился над скрюченным зэком. Денис потихоньку приходил в себя и смог сделать несколько коротких вдохов-выдохов. Константин поднял упавшую шапку и с размаху влепил несколько раз ушанкой по лицу Дениса, приговаривая при этом:

– Погулял и хватит, пора в зону. Твой дом – тюрьма!

– Постой, погоди, умоляю, – запричитал Денис.

– ЧТО? Что ты здесь искал?

– Человек здесь погиб. Понимаешь? И не похоронили его. А теперь он ко мне по ночам является. Замучил совсем. Спать не могу от призрака этого. Найти его надо. Понимаешь? И похоронить по-человечески, – ответил Денис со слезами облегчения на глазах.

Константин взял зэка за шиворот, приподнял и посадил, чтобы лучше было видно лицо рассказчика. Денис шмыгал носом и заливался слезами. Он несколько лет хранил тайну и теперь наконец смог кому-то это рассказать.

– Как камень с души, – пробормотал Денис.

– Кого ты убил? – спросил Константин, вперив пронзительный взгляд в зэка.

– Да я не хотел. Может, и не я это вовсе. Просто похоронить хочу неприкаянную душу. Понимаешь?

– Очень хорошо понимаю. Это убийство. Ты пишешь явку с повинной. Вызываем опергруппу и криминалистов. Находим труп. Ну а тебе зачтется сотрудничество со следствием, – холодным голосом отчеканил опер.

– По-по-по-о… Подожди. Чо так сразу-то. Я же доброе дело хотел сделать, – заблеял Денис.

Слезы мгновенно высохли. Сознание нарисовало страшные картины нового суда и новый срок. За убийство лет десять дадут, наверное. Это в жизненные планы Дениса не входило. Но теперь железная хватка отечественного правосудия вцепилась в его душу, терзаемую благими намерениями. А благие намерения, как известно, приводят в ад.

– Кого ты убил, животное?! – заорал Константин.

– Деда Мороза, – прошептал Денис.

– КОГО? – опер окаменел от изумления.

– Деда Мороза, – четко ответил зэк.

Константин сидел на корточках перед допрашиваемым и вдруг почувствовал, что земля уходит из-под ног. Он пошарил рукой и прислонился к куче мусора. Опера бросило в жар. Он тяжело дышал и смотрел на Дениса немного безумными глазами. Трясущимися руками Константин расстегнул воротник и хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег.

Настало время Денису удивиться:

– Начальник, ты не заболел?