Читать книгу: «Праздник молчания. Поэзия»

© Виктор Балдоржиев, 2025

ISBN 978-5-0068-2063-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вальс юности

Позовёт меня вновь Улан-Батор,

С Южной Гоби повеют ветра,

Там вращается плавно локатор,

Там из лавы застывшей гора…

Стойки ЗАСа работают ровно,

Пеленгуют ребята эфир,

Полпланеты – враги поголовно,

А Россия за дружбу и мир…

И напевны пески Ханхонгора,

Полумесяц – кровавый клинок,

На экране горит монитора —

Алашань или древний Восток.

Открывают туманы барханы,

И опять не могу я уснуть:

Всё идут и идут караваны,

Не кончается шёлковый путь.

Вижу, скачут тумэты и хори,

Слышу топот тяжёлых копыт,

А пейзаж – марсианское море,

Золотея под солнцем, горит…

Снятся белые дали Ордоса,

И плывёт в миражах Алашань,

Там идёт грациозна, раскоса,

Моя женщина – смуглая лань.

Проявляется в знойном эфире,

Вся история древней земли…

Почему же враги нам полмира,

Что мы ищем от дома вдали?

Не сместился с годами экватор,

С Южной Гоби всё те же ветра,

И зовёт, и зовёт Улан-Батор,

Не давая уснуть до утра…

Полёт

Воспарив от Большого Хингана,

Где тайга серебрится в снегу,

Вижу древнее темя кургана,

Слышу звучное слово Мэнгу,

Что звенит и звучит над Аргунью,

И не гаснет на сильном ветру,

И зовёт, призывает колдунью

В Цасучейском сожжённом бору.

Открываю от края до края

Я забытые наши миры,

Степь шумит под мной золотая,

От горы и опять до горы…

Будто звали меня, ожидали

Величавые сосны Осы,

Балаганско-нукутские дали

Где жемчужные капли росы,

И дымок эвенкийского чума,

Тайлаганы, ночные костры,

Кутулик и Аларская дума,

Берега золотой Ангары…

Лебединая песнь над Унгою,

Где восходит Гэсэр на Хашхай,

Миражи над лесами, водою —

Обуса и гора Удагтай.

Слышу ёхор в Кахе и Онгое,

Где черёмуха буйно цветёт.

Город гуннов – монгольская Троя,

Там сяньбийка протяжно поёт.

Вижу тюркские письма Орхона,

Котловину Цайдама в цветах.

Курыкан на утёсах Ольхона,

Кукунорских хошутов в степях.

И парю, я свой мир открывая,

От гобийских песков до Аги,

От маньчжурских степей до Алтая,

От пустынь до байкальской тайги.

Будто всех возвращаю из плена.

Всё я помнил тоскою томим:

И луну на волнах Керулена,

И звезду над Ононом моим…

* * *

Мне говорят: «Зайди в дацан Гандан».

И видится мне флейта из кости

Красавицы, каких уж не найти.

«Служил в СА? Взойди же на Зайсан!»

Какой Зайсан, когда такой туман

Историю Монголии накрыл,

Завис над Улан-Батором, поплыл,

Как будто бы затихший ураган,

Как буря, что над Азией прошла,

Вернулась демократией, углём,

Накрыла город смогом и ворьём,

Начать по новой всё же не смогла…

Какой Гандан, какой ещё Зайсан?

Мне это место видится другим,

Каким он был. Он был таким!

И вижу через мглу или туман:

Решеньем всех проблем или причин,

На берега реки с названьем Туул,

Где хана охраняет караул,

Везёт соболью шубу Темучин.

* * *

Вращается истории локатор,

И неподвижен в камне Сухэ-Батор.

И, молча, Чингисхан на всех взирает,

И ничего уже не понимает…

Вот скачет кавалерия Яматы,

Но это же баргуты и буряты.

Где узумчины, халхи и мангуты,

Опять средь них буряты и баргуты.

Какие здесь границы или фланги,

Повсюду хамниганы, дариганги…

Излучины и блики Халхин-Гола,

И песни бесконечные монгола.

* * *

Копаются на шахтах и на свалках,

Шахтёры поневоле и бомжи…

Монголия погрязла в перепалках,

Хватаясь за берданки и ножи.

Пылает степь налево и направо,

Огонь сжигает юрты и мечты…

Великий Нямсурен из Эрээнцава,

Не устаёт от жизни, красоты.

Ведь ничего здесь просто не бывает,

Становится ступенью каждый миг…

И миллиард деревьев вырастает.

И продолжает верить всем Зориг.

* * *

И юрты, и дома Баян-Тумэна

Давно подвинул город Чойболсан.

Там некогда в степи, у Керулена,

Беседовал с Джамухой Чингисхан.

Бежит Онон с далёкого Хэнтэя,

Бежит с Хэнтэя также и Улза,

Закат за Эрээнцавом пламенея,

Напомнит о татарах. И гроза

Ударит по земле, и смыв границы,

Загромыхают, вздрогнув, небеса,

И вспыхнут ярко, образно, зарницы

И слышатся нам предков голоса…

В разноязыкой Монголии

Раздроблена суша планеты

на много народов и стран,

что сами собою воспеты,

хоть Родина всех – океан.

А суша – язычество всюду,

и каждый прекрасен язык,

но звуки, подобные чуду,

ты слушать ещё не привык:

Ещё мы – капризные дети,

и в каменном веке живём,

хоть разные расы планеты

одним согревает теплом

Далёкое солнце! Наречья

безмолвны во мраке ночи,

где масса слилась человечья

в один организм. Но лучи

Проявят их образы снова:

послышится разная речь,

появится новое слово,

пытаясь обречь и увлечь,

Кого-то, куда-то и как-то…

ничто в этом мире не спит.

всё это де-юре, де-факто

в Монголии снова звучит.

На дорогах Хэнтэя

Владимиру Праницкому

На хэнтэйских горах тишина,

Ни людей, ни зверья, ни души…

Лишь монгольская светит луна,

И баюкают смыслы тиши.

В них свеченье минувших теней,

И безмолвные звуки веков,

Бег неслышный незримых коней,

Переклички немых голосов.

И беззвучно ночное кино

Оживает за первым хребтом,

Может нам его видеть дано

Между явью, реальностью, сном?

В седловине заметен просвет,

И дорога уходит туда.

Где Биндер, где сомон Батширээт?

И какая нам светит звезда?

Далеко, за нагорьем, Дорнод,

Эрэнцаав, Дашбалбар, Баяндун,

Баян Уул и Дадал, а там – брод,

А за бродом пасётся табун…

Всё здесь смысл без речей или слов,

Признаваться не надо ни в чём,

Весь контент без долгов и оков,

И за каждой каймой окоём,

Где нас ждут и Дорнод, и Хэнтэй,

Бездорожье, ущелья, хребты,

Где в ночной тишине без речей —

Настоящая Жизнь и Мечты.

И сливаешься ты с тишиной,

Став частичкой немого кино,

Возвращаешься будто домой,

Персонажем, что жил здесь давно.

И тогда тебе некто из снов

Попытается что-то сказать,

Узнаёт из неслышных веков,

Но попробуй его ты узнать?

На каком языке твой ответ

Прозвучит в этой сладкой ночи?

Весь в огнях впереди Батширээт.

Наконец-то! Очнись, не молчи…

Оседает пыль за табунами

Трудно вспоминается о них,

Если вы не знали и забыли,

О кочевьях, пастбищах степных,

Где когда-то предки наши жили?

И прошли сквозь бури и дожди

На конях с гуртами и стадами.

А враги остались позади

Множиться с послушными рабами.

Нет о них ни книг, ни картотек,

Ни статей, где муки и страданья.

Ни в одной из всех библиотек

Не найти о них воспоминанья.

Они молча снялись и ушли

В дали, где за далью снова дали,

Растворились где-то там вдали,

И нигде их больше не встречали…

На чужом несчастье не прожить,

Не прожили все, кто здесь остался.

Вечный выбор – быть или не быть

Человеком? Или лишь казался?

Никогда теперь их не догнать.

Это тема! Пробуйте, затроньте.

Чьи гурты, отары? Не узнать.

Чьи стада пылят на горизонте?

Написать о них с недавних пор

Каждый хочет (сам себе риторик):

И насквозь пробитый военкор,

И прошитый тщательно историк.

Может быть, в Монголии, в Барге,

Вам расскажут, как брели их кони,

О снегах, бушующей пурге,

Что не все уходят от погони.

Кто-то остаётся и в степях…

Всё забыто. Было или сплыло?

Родина – в рабах и во врагах,

И – в друзьях. И всё давно забыла.

А они уходят дальше, в даль,

С жёнами, детьми и стариками.

В небе растворяется печаль,

Оседает пыль за табунами…

Дашбалбар

Дашбалбар, я опять с тобою,

И пока никуда не еду.

Облака плывут над Улзою.

В пятый раз нас зовут к обеду.

Сутки: завтрак, обед и ужин,

Что важнее из всех историй,

Каждый главный, и каждый нужен,

Всё здесь практика без теорий.

И в дацан пусть никто не ходит,

Но спокойны, надёжны боги.

Время бродит туманом, бродит,

Где вообще – никакой тревоги.

Вместе с временем бродят кони,

Люди едут на иномарках,

Руль изящен, грубы ладони, —

Вся Монголия в стройках, сварках.

Над Дорнодом луна зависла,

Что ей страны, вожди, границы,

Упыри, что считают числа,

Делят расы, народы, лица…

Здесь важней всего теплотрасса,

И вода, чтобы «гор» и «холод»,

Все удобства, также сберкасса,

Унитаз, волоконный провод…

Спят собаки, овцы и люди,

Спят верблюды, коровы, козы,

Спят остывшие бузы в блюде,

И уснули в траве стрекозы.

Над Улзою встают туманы,

Погружают опять в астрал.

Дашбалбар, я уеду рано

В Баян-дун, Баян-уул и Дадал.

Будто песни звучат названья,

Оживает тесьма предгорий,

Пробуждая во мне преданья,

Степь – поэзия всех историй.

Дашбалбар, мне твои мозоли,

Что топор и ургу сжимают —

Память предков моих до боли.

Машут вслед, меня провожают.