Читать книгу: «Под кожей города»

Глава 1.

Я не вижу.

Глаза чем-то завязаны. Плотно. Шершавая ткань на коже, пахнет – странно. Табаком. И деревом.

Руки связаны – спереди. Не жестоко, но надёжно.

Пальцы дрожат.

Может от страха. Может от того, что я слышу:

Мужской голос. Далеко. Но уверенный и спокойный. Как будто он здесь хозяин.

– Она проснулась?

Кто-то рядом отвечает, но слова я не разбираю. Только звук. Мужчина. Другой.

Я дергаюсь, и только тогда понимаю: я не на улице. Не в машине.

На кровати. В чьей-то квартире.

Запах. Дорогой виски. Кожа. Сигары.

И холод. Хотя я в одежде.

– Где я? – спрашиваю. Голос хриплый, будто я курила всю ночь.

– Ты в безопасности.

Тот же голос. Уже ближе.

Я слышу, как он наливает что-то. Бурбон, наверное.

– Кто вы?

– Не важно.

– Меня будут искать.

– Это уже происходит. Но не теми, кем ты думаешь.

Пауза. Тишина. Только дыхание.

Он не торопится. И это пугает больше всего.

– Ты – Джейд Беннетт, – говорит он наконец.

– Да.

– Адвокат-стажёр. Дочь судьи Беннетта.

– Что вам надо?

Он делает шаг. Ближе. Я чувствую – запах табака и бурбона. Его пальцы касаются повязки. Не сдирают. Просто дотрагиваются.

– Мне нужно, чтобы ты отказалась от дела.

– Что?

– Ты слишком глубоко полезла. Не специально, наверное. Но теперь ты угроза.

Я резко сажусь, ноги свисают с кровати. Повязка слетает – или он сам её стягивает.

Свет. Полумрак. Бархатные шторы. И он.

Высокий. В чёрной рубашке. Рукава закатаны. На левой руке татуировка – латинская фраза, которую я не успеваю прочитать.

Чёрные глаза. Гладко выбритая голова. Пальцы с кольцом. Не золотым – железным.

Он похож на бандита – на человека, который умеет убивать – быстро и без шума.

– Я ничего не скажу, – шепчу. – Но и не откажусь.

– Тогда ты останешься здесь. Пока не передумаешь.

Он разворачивается. Идёт к двери.

– У тебя есть сутки. Потом ты или молчишь – или исчезаешь. Совсем.

Он не уходит сразу.

Стоит у двери, опершись плечом о косяк. Пьёт. Медленно. Будто даёт мне время свыкнуться с реальностью, в которой я больше не главная в своей жизни.

– Ты действительно думаешь, что сможешь разрушить всё, – голос ровный. Но я слышу под ним сталь. – Против системы, которую строили десятилетиями? Против меня?

Я не отвечаю. Горло пересохло. Пальцы дрожат в узле – не сильно, но заметно. Он видит это. Конечно, видит.

– Ты не боишься, – говорит он почти с интересом. – А должна бы. Это может спасти тебе жизнь.

Он отрывается от стены, делает несколько шагов. Неспешно. Будто проверяет границы.

– Что вы хотите? – голос мой хриплый, почти сорванный, но я держусь. Не покажу страх. Не дамся.

– Чтобы ты поняла. Ты – не часть этого мира. И никогда не была. Адвокат-стажёр с идеалами? – он усмехается. – Ты вошла туда, где судейские принципы – пыль. Здесь действуют другие законы.

Он снова рядом. Касается повязки – не снимает, просто прикасается. Как будто проверяет, насколько я готова.

– Ты останешься здесь, – говорит наконец. – Пока не передумаешь. Пока не поймёшь.

Я вдыхаю глубоко. Запах кожи, бурбона,сигар. Это запах опасности. И он впитывается в кожу.

Он разворачивается. Уходит.

И только теперь – тишина. Щелчок замка.

Я одна.

В чьей-то комнате. В чьей-то игре. Без права на ход.

И с дрожью в коленях, которую уже не могу контролировать.

Связанные руки затекают.

Верёвка не режет, но ноет.

Я шевелюсь – тихо. Не знаю зачем. Просто чтобы не сойти с ума.

Ноги касаются пола.

Ковёр мягкий. Противно уютный.

Я оглядываюсь.

Повернуть голову – всё, что мне разрешено.

Комната большая.

Гробовая тишина. Бархатные шторы. Кожаное кресло в углу.

Стол. На нём – стакан, бутылка, пепельница. Всё – как в фильме про плохих парней.

Мой рот пересох.

Но я даже не могу вытереть губы.

Он знал, кто я.

По имени.

По отцу.

По работе.

А это значит – за мной следили.

Не вчера. Не час назад.

Дело Ди Сальво.

Я должна была просто проверить отчёт. Несостыковки. Подписи.

Я не должна была заходить дальше.

Не должна была распутывать цепочку звонков.

Кто-то из наших сказал: «Слишком чисто. Это не его игра. Он – пешка».

А я пошла дальше.

Нашла счёт.

И два имени. Одно замазано.

Второе – Кэй.

Я не знала, кто это.

Сейчас – догадываюсь.

Становится душно.

Я отвожу взгляд к двери.

Закрыта. Замок щёлкнул. Но что, если он не один?

Что, если он смотрит?

Я пытаюсь дотянуться до стола.

Корпусом. Плечом. Как угодно.

Может, получится зацепить. Может, что-то упадёт.

Если разобью стакан – будет осколок.

Если осколок – может, разрежу верёвку.

Если разрежу —…

План наивный. Но хоть какой-то.

Я двигаюсь медленно.

Корпусом. Падаю на колени.

Тяжело. Глухо.

Лобом опираюсь о край. Чуть толкаю.

Нет реакции.

Резко. Сильно.

Стакан падает. Бьётся.

Треск. Как выстрел.

И я замираю.

Шаги.

Кто-то идёт.

Я резко отодвигаюсь назад, насколько позволяет верёвка. Сердце выбивает ритм, как будто сейчас вырвется наружу. В горле пересохло, но я заставляю себя дышать, глубоко, тихо, чтобы хоть как-то остаться в этом теле, в этой реальности, которая больше не моя.

Дверь приоткрывается.

Два мужчины. Чужие. Один молчит, другой смотрит на меня так, будто я мебель. Или коробка с грузом, который нужно доставить в целости. У обоих одинаковые куртки, тёмные, тяжёлые ботинки. У одного – радионаушник в ухе. Значит, он на связи. Значит, за мной следят.

Тот, что помоложе, подходит первым. Его глаза без выражения – ровные, спокойные, как у тех, кто не привык задаваться вопросами. Он кидает взгляд на осколки, потом на меня, чуть наклоняет голову.

– Развязывать? – спрашивает у второго.

Тот качает головой.

– Нет. Только перестели кровать. И подними ее .

Словно я не здесь.

Словно я – часть интерьера.

Молча наблюдаю, как парень в перчатках аккуратно собирает разбитое стекло и выкидывает в металлическое ведро. Дальше поднимает меня. Второй берёт с кровати покрывало и меняет его на свежее. Пахнет химчисткой, чем-то резко мятным. Всё – как в отеле, только воздух – не свободный, а вымеренный.

Они двигаются спокойно, без суеты, будто делают это не в первый раз.

Один из них подходит ближе. Смотрит прямо в глаза. Не говорит ни слова. Просто смотрит.

И в этом взгляде – холод. Настоящий.

– Тебе лучше не пытаться, – наконец говорит он, тихо, спокойно, почти вежливо. – Он дал тебе время. Используй его.

– Я не… – пытаюсь возразить, но голос срывается.

– Мы всё слышим, – добавляет второй. – Всегда.

Они уходят так же, как вошли.

Бесшумно.

Оставляя за собой только запах – моющих средств и металла.

Я снова одна.

Но теперь чувствую это по-другому.

Теперь я знаю: за мной смотрят. Не просто охраняют – следят. Изучают. Оценивают.

И я не могу позволить себе дрожать.

Не могу позволить им видеть, как мне страшно.

Не могу позволить им подумать, что я сдамся.

Потому что я Джейд Беннетт.

И пусть я сейчас никем не управляю – даже собой – но это не значит, что я не думаю.

Что я не вижу.

Я делаю вдох. Медленно. До конца.

Всё ещё ночь.

И у меня есть время.

Я прислоняюсь затылком к стене и закрываю глаза.

Пытаюсь отстраниться. От запаха комнаты. От чужих шагов. От этой мерзкой реальности, в которой моё имя стало ключом к чьей-то угрозе.

Пытаюсь вспомнить, как всё началось.

Это было не сразу.

Сначала – рутина. Бумаги, отчёты, сводки.

Адвокат-стажёр – это не про громкие дела, не про драмы в зале суда. Это про тишину. Про цифры. Про бессонные ночи и кофе без вкуса.

Дело Ди Сальво пришло в наш отдел на третьей неделе моей стажировки.

«Коррупция. Вымогательство. Потенциальные связи с мафией», – так было написано в карточке дела.

Ничего особенного. Очередной «грязный коп», очередная мутная история.

Я открыла материалы.

И сразу почувствовала: здесь что-то не так.

Слишком гладко. Слишком чисто.

Все допросы – слово в слово, как под копирку.

Никаких противоречий.

Слишком аккуратные документы.

Я показала это старшему. Он пожал плечами.

– Если всё чисто, значит, хорошо поработали. Не лезь глубже.

Но я полезла.

Я не искала конфликт.

Я просто не могла поверить, что всё настолько совпадает.

Я стала копать записи звонков. Чекать дату за датой. Строить таблицу.

И в один момент увидела имя.

Фамилии не было. Только инициалы. Зато часто.

Слишком часто.

Десятки звонков. В одни и те же часы. Схожие номера.

И один раз – зашифрованный платёж. Без адресата. Только пометка: «согласовано».

Я сохранила всё на флешку.

Сначала просто для себя.

Потом – чтобы показать.

Но не успела.

В один из дней я вышла из офиса поздно.

На улице было уже темно, свет фонарей отражался в мокром асфальте.

Я надела пальто, шла привычным маршрутом.

Музыка в наушниках. Люди вокруг. Всё как всегда.

И вдруг – глухой хлопок.

Не громкий. Не паника.

Просто – мир обернулся.

Я возвращаюсь в настоящую комнату, открываю глаза.

В висках стучит, будто память выстрелила в голову.

Руки по-прежнему связаны.

Комната не изменилась.

Но я изменилась.

Я понимаю, что это не случайность.

Не месть.

Это предупреждение. Или – проверка.

Меня не убили.

Пока.

Значит, я ещё могу что-то сделать.

Или сказать.

Или – выбрать.

Я поворачиваюсь к двери.

Она всё ещё закрыта.

Глава 2.

Вчера я вырубилась, не помню, сколько проспала.

Руки всё ещё связаны, но уже не болят – просто ноют.

Я сижу на кровати, спина упирается в холодную стену, а глаза закрываются сами, хотя я борюсь с этим.

Всё вокруг – запах виски, кожи и сигарного дыма. Как будто эта комната – чья-то тюрьма и гостиная одновременно.

В голове крутятся мысли – мутные, но настойчивые.

Я пытаюсь вспомнить, что было до того, как меня привели сюда.

Дело Ди Сальво. Те странные звонки. Имя .Кто он? Кэл?

За стеной кто-то двигается – тяжёлые шаги, тихие, но уверенные. В этом звуке – власть и опасность.

Я не знаю, сколько у меня времени. Он дал сутки. Потом – исчезнуть или молчать.

Но я не могу просто сидеть и ждать.

Пытаюсь дышать ровно, чтобы не выдать страх. Пальцы всё ещё дрожат – привычка, наверное. Или знак, что я жива.

Я открываю глаза. Свет тусклый, шторы почти закрыты, но улица далеко слышится – город, который продолжает жить, не подозревая обо мне.

Дверь открывается. Тень на пороге. Мужчина. Его лицо в полумраке.

– Ты проснулась, – голос ровный, спокойный, но холодный.

Я смотрю прямо на него, пытаюсь разглядеть – кто он?

Он медленно подходит, не спеша, словно меряет моё настроение.

– Кто ты? – спрашиваю, пытаясь казаться сильной.

Он улыбается – коротко, без теплоты.

– Скоро узнаешь.

И в этой фразе больше угрозы, чем слов.

Я сжимаю руки в кулаки, обжигаю себя, чтобы не сдаться.

Потому что я не просто адвокат-стажёр. Я Джейд Беннетт.

И это только начало.

Он стоит рядом, но не приближается слишком близко – держит дистанцию, как будто изучает меня, словно я загадка, которую нужно разгадать.

Я не моргаю, не позволяю себе расслабиться. В комнате висит тяжесть, от которой трудно дышать. Я пытаюсь найти опору – даже если эта комната – клетка.

– Ты должна понять – мне неинтересна твоя смерть, – говорит он тихо, почти по-дружески, – Мне нужна твоя тишина.

Я сжимаю зубы.

– Почему именно я? Почему я – угроза? – спрашиваю, голос хриплый, но твердый.

Он молчит секунду, будто выбирает слова.

– Ты знаешь больше, чем должна. Ты слишком много копала. Иначе бы сюда не попала.

Я медленно перевожу взгляд на стол – бутылка, стакан. Предлагает выпить? Или это ловушка?

– Если ты думаешь, что я сдамся – ошибаешься, – говорю я, пытаясь поверить в свои слова.

Он улыбнулся снова – теперь чуть шире, с оттенком уважения.

– Тогда это станет игрой. И поверь, у меня опыт в таких играх.

Он уходит, оставляя меня одну с этой мыслью и давлением, которое тянет вниз, но не ломает.

Я закрываю глаза и вдыхаю запах кожи и бурбона – запах, который стал моим новым миром.

Он вышел, и дверь щёлкнула замком.

Тишина. Такая же тяжелая, как и прежде.

Я сжимаю руки, осознавая – сутки почти прошли. Он дал мне время. Время, чтобы отказаться.

А я ещё даже не поела. Последний раз – до того, как меня схватили.

Живот урчит, но я не хочу думать об этом. Это маленькая слабость.

В голове – вспышки: отец. Судья Беннетт. Он уже наверняка заметил, что меня нет.

Кто-то должен был сообщить в полицию. Или в офис.

Но почему меня ещё не нашли? Почему никто не пришёл спасать?

Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить где телефон. Пальцы запутались в узлах – сковывают, как клетка.

– Папа… – шепчу себе, хотя знаю – он вряд ли сможет помочь.

В нашем мире слишком много правил. И слишком много тех, кто не хочет, чтобы я мешала.

Я прислоняюсь спиной к стене, пытаюсь контролировать дыхание.

Минуты тянутся бесконечно.

Я чувствую, как внутри поднимается паника, но подавляю её.

Секунда за секундой – и решающий момент всё ближе.

Стану ли я молчать? Или выберу другой путь?

Я делаю глубокий вдох.

И пытаюсь поверить, что всё ещё могу изменить игру.

Время медленно тянулось. Час. Два. Три.

Я уже перестала считать.

Тишина вокруг – давящая, гнетущая.

В комнате почти не менялось ничего. Только тени за окном перемещались вместе с движением города, который никогда не спит.

И вдруг – слышу шаги.

Тяжёлые, размеренные, но не такие, как раньше.

Дверь открывается, и в комнату входят двое охранников.

Первый – высокий, с серьёзным лицом, в глазах – холод и равнодушие.

Второй – моложе, взгляд мягче, чуть задерживается на мне.

– Вот, еда, – говорит он тихо, ставит поднос на стол.

Я смотрю на него, и в этом взгляде читается что-то человеческое.

Он не говорит много, но я чувствую – он не хочет причинять мне боль.

Они отходят, оставляя дверь приоткрытой.

Я медленно беру ложку, пытаясь проглотить, хотя желудок сжимается от волнения.

В голове мысли путаются. Кто он? Почему ему не всё равно?

Время идёт, а я всё ещё здесь – между страхом и надеждой.

Я поела, через силу , охраники ушли.

Комната осталась такой же, но воздух стал плотнее. В голове – шум, как будто кто-то включил гудящий прибор и забыл выключить.

Шаги.

Чёткие, тяжёлые. Не как у охранников – те ходят иначе.

Он входит.

На нём тёмный костюм, без галстука, рубашка расстёгнута на одну пуговицу. В руках – бокал. Всё тот же бурбон. Он смотрит на меня, будто решает, с чего начать.

– У тебя прошло больше суток, – говорит спокойно. – И я так и не услышал ответа.

Я сижу, скрестив ноги на кровати. Верёвки на запястьях ослаблены – один из охранников утром пожалел меня. Может, нарочно. Может, потому что я ему напомнила кого-то.

– Отказ тот же, – отвечаю. – Я не собираюсь менять своё решение.

Он медленно качает головой.

– Ты не понимаешь, Джейд. Это не игра. Ты зашла слишком далеко.

Он делает паузу. А потом – произносит:

– Я – Кэл Ларриано.

Я поднимаю взгляд. Он не сводит глаз.

– То самое имя, которое ты нашла в отчёте. Последнее перед тем, как исчезла.

Он присаживается на край кожаного кресла.

– Ты думаешь, ты в безопасности у закона. Но правда в том, что тебя уже не ищут так, как ты надеешься. У твоего отца – свои проблемы. У департамента – свои приказы. Никто не хочет войны с семьёй Ларриано.

– «Семья»? – я фыркаю. – Вы реально называете это семьёй? Вы убийцы. Вы грязные преступники.

– Мы те, кто выжили. А теперь – те, кто держат половину Нью-Йорка.

Я смеюсь. В голос. Я не могу сдержаться. Настолько всё это безумно.

– Ты в своём уме? Я адвокат. Я дочь федерального судьи. А ты… Ты просто преступник, одетый красиво.

Он не реагирует. Только смотрит.

– Ты выйдешь за меня замуж, – говорит он ровно.

Я замираю.

А потом снова – смех. Уже злой, истеричный.

– Ты сумасшедший. Жениться? Ты серьёзно думаешь, я пойду под венец с человеком, который держит меня в заложниках? Это… Это бред.

– Это решение.

Он встаёт. Голос – жёстче.

– Ты – доказательство того, что у меня есть связи с судейской системой. Легитимность.

Он подходит ближе.

– А я – твоя единственная защита. Потому что ты уже не в законе. Тебя вычеркнули.

– Ты врёшь.

– Проверь. Дай мне флешку, и я покажу, что твоё имя уже удалили из базы. Ты – нежелательный свидетель. Лишняя.

Молчание.

Он снова садится. Бурбон в бокале качается, как маятник.

– Я не заставляю тебя любить. Но я предлагаю сделку.

– Сделку?

– Ты даёшь мне имя, отказываешься от показаний. А я – даю тебе новую жизнь. Свою фамилию. Защиту. Полный иммунитет. И никто больше не тронет тебя.

Я смотрю на него. И понимаю – он не шутит.

Он не просит. Он решил.

Это не предложение. Это план.

Я резко поднимаюсь на ноги.

Верёвки соскальзывают с запястий – мне всё-таки удалось их ослабить. Кэл делает полшага назад, как будто не от удивления, а давая мне пространство – почти с уважением.

И тогда, не колеблясь ни секунды, я плюю ему в лицо.

Плевок – прямой, точный. Скользит по его щеке и падает на лацкан пиджака.

– Никогда, – выдыхаю. – Ты слышишь? Никогда. Я скорее сдохну в этой комнате, чем стану частью всего этого.

Он не двигается. Просто достаёт платок, медленно вытирает лицо. Без злости, но взгляд – стальной.

И даже в этой его холодной сдержанности – что-то страшное.

– Ты думаешь, тебя кто-то ищет, – говорит он тихо.

– Мой отец… – начинаю я, но он перебивает:

– Твой отец продал тебя мне.

Мир на секунду перестаёт дышать.

– Что?

– Прямо так. Слова были другими, конечно. Но суть та же.

Он подходит ближе, почти шепчет:

– Он знал, что ты идёшь за этим делом. Знал, куда ты суёшься. И дал согласие. Потому что у него проблемы.

Я отступаю.

– Ты лжёшь.

– Он должен девять миллионов одному из моих людей. Его карьера – тонущий корабль. Его имя – уже ничего не значит.

– Нет. Нет. Это невозможно…

– Он сказал: "Если моя дочь исчезнет – я не вмешаюсь". Вот и всё.

Я чувствую, как подкатывает тошнота. Всё тело будто отказывается верить. Но слова Кэлла – не звучат, как угроза. Это просто информация. Спокойная, беспощадная.

– Ты осталась одна, Джейд.

Он снова берёт свой бокал.

– У тебя был шанс. Остаться в стороне. Ты выбрала войти в наш круг. Теперь из него не выйдешь.

Я отхожу к стене. Сгибаю пальцы в кулаки, ногти врезаются в ладони. В голове – гул. Это не может быть правдой.

Папа… Он бы… Он не мог…

И всё же где-то глубоко внутри – я чувствую, что Кэлл не врёт. Не сейчас.

Я не раздумываю.

Стоит только осознать, что верёвки спали, что я не привязана – и тело само делает рывок. Вся боль, голод, усталость – исчезают, сгорают в одном всплеске инстинкта.

Дверь. Только бы до неё – пару шагов, не больше.

Но я едва касаюсь ручки – и рука Кэлла обхватывает меня за запястье.

Сталь. Холод. Никакого усилия – он просто держит, и я не могу сдвинуться.

– Отпусти! – шиплю.

– Ты будешь моей. Хочешь или нет.

Я оборачиваюсь – в глазах у него не злость, не ярость. Просто твёрдость. Решение, принятое задолго до этого момента.

– Ты с ума сошёл, – выдыхаю. – Я – человек. Не вещь. Не сделка.

Он тянет меня ближе, не грубо, но непреклонно.

– Мне нужно не только твоё лицо рядом. Мне нужно твоё имя. Чтобы все видели, с кем я связан. Чтобы мои враги знали – закон на моей стороне. Хоть и в извращённой форме.

– Ты же сказал, что мой отец продал меня!

– Да. Но не напрямую. Он продал влияние. Продал молчание. И ты – часть сделки.

Он отпускает моё запястье. Я отступаю, прижимаясь к двери, сбитая с толку, с гневом и ужасом внутри.

– Он работает на меня, Джейд.

– Это ложь.

– Он отпускает нужных мне людей. Зарывает дела. Прикрывает хвосты. Всё за деньги. Всё – за долг.

– Нет…

– Всё, чего я прошу – формальности. Ты – моя жена. По документам. Внешне. Но ты живёшь. Не в подвале. Не в клетке. А в доме, под защитой.

Я не могу поверить в то, что слышу.

Мир распадается.

– Я не стану частью этого.

– Тогда ты станешь тенью. Забытой, пропавшей. Никем.

Он поворачивается к двери, открывает её, бросает на прощание:

– У тебя есть ночь, чтобы подумать. Завтра ты скажешь "да". Или мы начнём по-другому.

Дверь снова открывается, но это уже не Кэлл.

Два охранника. Один – тот же, что приносил еду. Молчаливый, с тяжёлым взглядом, но без жестокости в лице. Второй – совсем молодой, почти мальчишка.

– Пойдёмте, – говорит первый.

– Куда? – спрашиваю с вызовом. – Очередной подвал? Или свадьба уже началась?

– Кэл приказал перевести вас, – отвечает он спокойно. – В другую комнату.

Я не двигаюсь. Не верю. Но в конце концов – и стоять тут бессмысленно.

Они выводят меня – на удивление мягко. Без прикосновений. Впервые с момента похищения мне не давят на плечо, не подталкивают.

Комната, куда меня приводят – как из другой жизни.

Высокие потолки. Окно с видом на море. Море? В Нью-Йорке нет моря! Где я черт побери?! Ладно, с этим потом разберемся. Смотрю дальше: кровать – настоящая. Стены – не сырой бетон, а тёплая штукатурка. И ванна. Самая обычная ванна в углу, с белыми полотенцами на стуле рядом.

Я оглядываюсь.

– Почему вы делаете это? – спрашиваю охранника, того, что старше.

Он пожимает плечами.

– Потому что он сказал. Он хочет, чтобы вы чувствовали себя… ну, как-то.

– Как будущая жена?

Он молчит. Потом, уже уходя, бросает:

– Я на вашем месте воспользовался бы ванной, пока можно.

Дверь захлопывается. Я остаюсь одна.

В первый раз – без верёвок. Без давления. В комнате, где не пахнет сыростью.

Я стою на месте долго. Всё внутри во мне орёт. Это – ловушка. Новый уровень манипуляции.

И всё же… вода.

Я поворачиваюсь к ванне.

Руки дрожат, когда снимаю одежду. Залезаю в воду. Плеск. Горячая.

Боже, горячая.

Пальцы всё ещё ноют от натёртых запястий.

Я сжимаю кулаки и шепчу:

– Он не получит этого. Никогда.

Тепло воды осталось на коже, но дрожь не уходит.

Я заворачиваюсь в белый халат – слишком большой, слишком мягкий. Словно издевка.

Сажусь на кровать, медленно – как будто каждое движение нужно обдумывать, иначе рассыплюсь.

Закутываюсь сильнее. Лежу, смотрю в потолок.

Отец…

Он продал меня. Не иначе.

Этого не может быть.

Но если может?..

Нет. Не поверю. Он вспыльчивый, да. Он гордый, упрямый – да. Но он любил меня. Я же – его дочь.

А если уже не любил?

Я стискиваю зубы.

Ненавижу себя за то, что даже думаю так.

Но Кэлл говорил уверенно. Как будто сделка уже заключена.

Я резко сажусь.

Грудь сжимается. В горле сухо.

Он хочет жену. Настоящую. Не игрушку, не девочку в подвале.

Он мог бы взять любую. Любую. Женщину, которая сама согласится.

Зачем – меня?

Я уже знаю, кто он.

Не понаслышке. Не из намёков, я сама проводила расследование. Он – Кэлл. Тот самый.

Клан Ларриано, как он сказал.

И при этом… ему нужна я.

Для чего?

Я сама же и отвечаю:

– Ему нужно прикрытие.

Он играет в две стороны. Там – закон. Тут – улицы.

Он хочет быть лидером в обеих.

И мне становится страшно по-настоящему.

Потому что я вдруг понимаю: я – ключ.

Не просто жертва. Не каприз.

Я – то, что он использует, чтобы легализовать себя.

Имя, лицо, родство. Всё, что делает его чистым.

Я медленно ложусь обратно, глаза в потолок.

Но ты ошибся, Кэлл, – думаю я.

Я не стану частью твоего плана. Даже если ты обставишь это как брак, как контракт, как союз – я всё равно буду разрывать это изнутри.

Глава 3.

Джейд

Третий день.

Я перестала считать часы. Пожалуй, потому что от этого только хуже. Когда ты не знаешь, сколько тебе осталось – легче дышать.

Теперь я в другой комнате. С окнами. С ванной. С мягкой постелью.

И всё это – просто другой фасад той же тюрьмы.

Вчера я вымыла волосы. Сегодня мне приносят завтрак.

И, как по расписанию, снова стук в дверь.

Она заходит с осторожностью, как медсестра, заходящая к больному, у которого может взорваться взгляд.

– Доброе утро, мисс, – говорит женщина лет под пятьдесят пять, с серебристой прядью в аккуратной причёске. В простом сером костюме и тёплом кардигане.

– Я – Мэри, – представляется она, ставя поднос. – Господин Кэлл нанял меня, чтобы я присматривала за вами.

– Присматривала? – я смотрю на неё с холодом. – Это как – следила? Или потирала лоб, когда стану биться головой о стену?

Она спокойно выдерживает мой взгляд:

– Я здесь, чтобы вам было проще. Вам ничего не угрожает.

Я ухмыляюсь.

– Кроме того факта, что меня держат в доме психопата.

Мэри опускает глаза, но не отвечает.

Молчание давит.

Я откидываюсь на подушки, нахожу взглядом чашку. Она приносит чай с мёдом и лимоном – запах нормальной жизни.

Это почти смешно.

– Мэри… – говорю я тихо, когда она поворачивается к двери.

– Да, мисс?

– У тебя есть телефон?

Она останавливается.

– Почему вы спрашиваете?

– Я не прошу бежать за полицией. Мне просто нужно позвонить… другу. Он – адвокат. Очень надёжный. Алекс Рид. Мы работаем вместе уже пять лет. Он может помочь мне. И, возможно, даже вашему Кэллу.

Мэри долго смотрит.

– Простите, мисс. Мне запрещено.

– Прошу тебя, – я делаю шаг к ней. – Я не убегу. Я просто… я должна знать, что я не одна.

Она качает головой, почти с сожалением.

– Я спрошу у господина. Но советую вам не питать иллюзий.

Она выходит.

Я остаюсь в тишине, чувствуя, как кровь стучит в висках.

Проходит, может, пятнадцать минут.

Я не слышу шагов, но дверь распахивается.

Кэлл входит – бурей.

Лицо перекошено. Челюсти сжаты. Он не смотрит – он давит взглядом.

– Ты, блядь, серьёзно? – рычит он.

Я вздрагиваю.

Он кидает папку на стол, она ударяется глухо, как выстрел.

– Ты думаешь, я идиот? Думаешь, я не понял, на кого ты хочешь выйти? На Алекса Рида? Хочешь, я тебе расскажу, что он делал прошлым летом в Вирджинии? Где я его встретил до тебя? – он делает шаг ближе. – Он уже мой.

Мир на секунду рассыпается.

– Ты лжёшь, – шепчу я.

– Я предупреждал. Хоть раз ты попытаешься играть – и я сломаю правила.

Он подходит вплотную, хватает меня за подбородок, не больно, но так, что мне становится тяжело дышать.

– Если ты думала, что можешь меня обмануть, девочка… ты явно не поняла, с кем говоришь.

– Ты… ты безумен.

– Может. Но теперь ты моя. И мне плевать, хочешь ты или нет.

Он резко отступает, ударяет кулаком в стену рядом – глухо, яростно – и выходит, захлопывая дверь.

Я оседаю на пол.

Только сейчас замечаю – у меня дрожат руки.

Я сижу на полу. Спина упёрлась в ножку кровати. Пол холодный.

И всё кажется не по-настоящему.

Сцена с Кэллом – как вспышка ярости из другого мира. Я видела, как люди кричат. Видела, как бандиты ломаются в суде. Но он…

Он был – ледяной и яростный одновременно. И слишком уверенный.

Словно всё уже давно просчитано.

Я провожу рукой по лицу.

Не плакать. Я уже обещала себе – не плакать.

Но сейчас не до слёз. Сейчас – надо думать.

Он врал. Он играл. Всё это спектакль.

Да, я в плену. Да, он говорит, что мой отец меня продал. Но это всё давление. Психологическое.

Это не может быть правдой. Он просто хочет заставить меня сломаться.

Хочет – чтобы я подчинилась.

Я резко встаю. Халат соскальзывает с плеча, я поправляю его и оглядываюсь по комнате.

Большая, просторная. Новый уровень «плена».

Гладкие стены. Тяжёлые шторы. Один светильник у изголовья. Ни одной камеры, как мне кажется. Но кто знает. Может, она где-то в лампе или за панелью.

Я подхожу к двери. Прислушиваюсь.

Тишина.

Щеколда снаружи. Конечно.

Я смотрю на щель между дверью и полом – почти незаметная. Через неё не передать ни записку, ни звук.

Окно?

Подхожу. Шторы тяжёлые, но сдвигаются легко.

Снаружи – забор, камеры. Далеко – море.

Я щурюсь. Да, вдалеке – волны.

Это не Нью-Йорк. Это – вне карты.

Я прижимаюсь лбом к стеклу. Оно холодное.

Надо найти выход. Какой угодно.

Если у него есть проблемы – это мой шанс. Он делает ошибки. Уже делает. Он привёл ко мне женщину, он сам приходит в ярости. Он показывает, что ситуация нестабильна.

Я прохожу вдоль стены, касаясь пальцами панелей.

Тут нет очевидного выхода. Нет тайной двери.

Но может быть что-то. Потайной ход. Электрощит. Я была в домах мафиози. И они всегда что-то прятали – от полиции, от друг друга, от себя.

Я иду к шкафу – деревянный, массивный. Открываю.

Платья. Шёлковые. Ещё халаты. Это все мне, когда это принесли ? Вчера этого не было, может это зацепка. Я сжимаю зубы. Мне это не нужно. И видимо начинаю сама походить на него , какая зацепка ? Смеюсь сама с себя, че реально потайной вход? Боже … я схожу с ума.

Я отступаю, сажусь на край кровати. Снова.

И вслух, почти шепотом:

– Этого не может быть. Он не может быть таким идиотом, чтобы думать, что я… выйду за него.

Но внутри холодеет:

Что, если он именно это и думает?

Внутри всё напряжено до предела. Хочется броситься, выломать дверь, разбить окно – но я знаю: это бесполезно. Здесь всё просчитано. Всё устроено так, чтобы ты чувствовала себя почти свободной. Почти – самое жестокое слово в этом доме.

Я прохожу к столу. Подноса уже нет – Мэри, наверное, забрала. Ни телефона, ни ручки, ни бумаги. Даже салфеток не оставили.

Контроль. До последнего пустяка.

Меня не бьют, не унижают, не запугивают напрямую – но всё устроено так, чтобы я сама сдалась. Мягко. «Осознанно». Чтобы, когда я скажу «да», это выглядело как выбор.

Но это не выбор. Это – осада.

Я хожу по комнате кругами. Считаю шаги. Шепчу себе названия дел, чтобы не сойти с ума. Повторяю имена клиентов, адреса, даты. Всё, что держит меня в прежнем мире. В мире, где я была человеком, а не инструментом.

Шаги.

Мои собственные.

И – чужие.

Останавливаюсь.

Дверь не открывается. Но я слышу: кто-то стоит за ней. Не охрана. Не Мэри. Он.

– Уходи, – говорю в пустоту. – Я не в настроении для угроз.

Тишина. Но я чувствую: он слышит. Стоит. Ждёт.

– Ты хочешь, чтобы я сломалась? – почти шепчу. – Придумай что-то посложнее.

Пауза. И потом – щелчок. Не замка. Внутри.

Голос.

– Мне не нужно, чтобы ты ломалась, Джейд.

Он не входит. Он просто говорит сквозь дверь. Голос спокойный. Без нажима. От этого только страшнее.

– Я хочу, чтобы ты поняла. Это не клетка. Это – защита.

Я усмехаюсь, громко:

– Ты так обычно женщинам говоришь, да? Когда запираешь их в комнате?

– Только тем, кого пытаются убить.

Я замолкаю.

Что?

– Тебе не говорили всей правды, – продолжает он. – И, честно говоря, мне тоже было проще, когда ты была просто проблемой. Бумагой. Грозой в юридическом отделе.

– А теперь я что? – спрашиваю тихо. – Реквизит?

Молчание.

– Теперь ты – единственный человек, который может испортить всё. И я хочу, чтобы ты была рядом. Под присмотром. Живой.

Я подхожу к двери. Не знаю зачем. Просто ближе.

– Кто хочет меня убить?

– Не я.

– Этого мало.

Пауза. Он не отвечает. Слышу, как он уходит. Шаги глушатся. Звук исчезает.

И я стою у двери – с дыханием, как у бегуна. Пульс в горле. Кожа горячая.

Он не соврал. Не на этот раз. Я чувствовала это. И это пугает сильнее, чем ярость.

Он не влюблён. Он не мягкий. Он просто начал считать меня ресурсом.

А это значит – я всё ещё важна.

И пока я важна – я жива.

Вечер наступил незаметно.

Свет в комнате стал золотым, почти уютным. Как в доме, где тебя ждут. Только здесь тебя ждут – чтобы ты не сбежала.

Я лежала на кровати, не двигаясь. Мысли медленно раскручивались в голове, как ржавая катушка: кто он? зачем я? и – главное – от кого он меня «защищает»?

Щелчок.