Читать книгу: «Идеальный парень напрокат»

Глава 1

Лиза Кузнецова.

Всё началось с того, что я уронила торт на своего врага.

Нет, серьёзно. Мой «Наполеон» решил устроить собственное падение, причём выбрал для этого самый драматичный момент – ровно в тот миг, когда мой заклятый враг (ну или просто человек, который меня жутко раздражает – тут мнения расходятся) решил почтить меня своим присутствием.

Буквально за пару секунд пятикилограммовый шедевр, над которым я трудилась целый час, превратился в бесформенную массу на полу.

– Боже, вы живы?! – я вылетела из-за стойки, как ошпаренная, скользя в кедах по полу, который мгновенно превратился в каток из-за проклятого крема.

Признаюсь, сначала я подумала, что это клиент, но, увидев Савелия, который теперь был весь в креме и крошках от коржиков, на мгновение почувствовала облегчение.

– Вы… – он медленно стер крем с черной футболки и облизав палец, добавил, – гениальны.

Я замерла на месте.

Впрочем, так меня ещё никто не оскорблял.

– Это «Наполеон»? – он поднял кусок торта с таким видом, будто держал в руках редкую находку для своего научного исследования. – Вам не кажется, что крем немного пересолен?

– В самый раз для таких, как вы, – процедила я сквозь зубы, демонстративно сложив руки на груди. Всё, на что меня хватило – это испепелять этого нахала яростным взглядом. Кто он вообще такой, чтобы критиковать мою работу?

– Так… За какие такие заслуги я удостоился столь радушного приёма в вашей кофейне? – его голос звучал почти игриво, словно он наслаждался моим раздражением. А я… я готова была сквозь землю провалиться от злости.

Как же он меня бесит!

– Это просто случайность, не более того.

– Вы так всех врагов встречаете, кидая на них торты? – его ехидный голос словно ножом полоснул по нервам. Савелий Ростов – мой злейший враг, который год назад открыл своё кафе напротив и практически переманил всех моих клиентов. Сейчас он стоит надо мной, вооружившись острыми фразами вместо шпаги, и откровенно издевается.

– Простите, Ростов, но я правда не специально скинула на вас торт, который должен был принести мне доход, а теперь принёс лишь очередную головную боль, – оправдываюсь, чувствуя, как щёки заливает краской.

Он усмехнулся, играя желваками.

– Рад, что теперь у вас будет больше хлопот, нежели парой минут назад.

Его самодовольный взгляд стал последней каплей в чаше моего терпения. Да, я виновата – забыла о технике безопасности, увлёкшись процессом. Но это не даёт ему права потешаться надо мной! И я уверена, что у этого нахала в рукаве ещё припрятано множество козырей, которые он с удовольствием использует, чтобы сделать мою жизнь ещё более невыносимой.

– Непременно оповещу вас о том, когда мне будет скучно, чтобы вы подлили масла в огонь.

– Ащ, – воскликнул мужчина, сверкнув своими карими глазами. – Да вы горячая, как глазурь на плите.

– Комплименты – не ваш конёк, – парирую я, с трудом сдерживая раздражение.

Несмотря на то, что мы ведём эту необъявленную войну уже целый год, правила приличия никто не отменял. Поэтому (если признаться, то скрипя зубами от злости) я протянула ему стопку белоснежных салфеток и попыталась натянуть дружелюбную улыбку, от которой свело скулы.

Пока Савелий вытирает крем со своей чёрной футболки, я снова не могу удержаться, чтобы вновь рассмотреть его поближе. Он высокий и подтянутый, а его соблазнительные бицепсы, которые сейчас напрягаются, когда он вытирает крем, просто восхитительны. Статный стан и узкие бёдра создают привлекательный силуэт, а его задница, кстати, тоже хороша, и не спрашивайте, откуда мне это известно. Его густые тёмные волосы уложены, как в лучших рекламных роликах, а ярко выраженные скулы и слегка пухлые губы придают ему особый шарм.

– И на что же вы так старательно пялитесь? – его голос прозвучал резко, словно хлестнул меня по щеке.

О, как бы я хотела честно ответить на этот вопрос! Сказать прямо в лицо: «На вашу неуместную ухмылку, на самодовольную складку у рта, на победоносный блеск в глазах». Но я лишь молча сжала губы, чувствуя, как предательски краснеют щёки. Прикусила язык, чтобы не выдать своих истинных мыслей, чтобы не позволить им вырваться наружу ядовитой стрелой.

– У вас крем на бровях, – выдавила я наконец, старательно сохраняя невозмутимый тон.

Он рассмеялся – коротко, отрывисто. В этом смехе не было ни капли веселья, только горькая, почти ядовитая ирония. Словно смех сквозь зубы, смех человека, который сам не верит в то, что происходит.

Внезапный звон колокольчика, словно гром среди ясного неба, заставил нас подскочить, будто подброшенных пружиной. Этот звук ворвался в нашу перепалку так неожиданно, что сердце пропустило удар.

В дверном проёме возникла она – моя сестра во всей красе. Застыла на пороге, как статуя, и медленно, с театральным жестом, сдвинула на кончик носа свои огромные солнцезащитные очки. Её брови взлетели вверх в притворном изумлении, а на губах заиграла эта её фирменная усмешка.

– У вас кремовая вечеринка, – протянула она драматическим шёпотом, – и вы не позвали меня? Что ты за сестра такая! – в её голосе слышалось столько наигранного возмущения, что я не удержалась от улыбки.

– И тебе привет, Катя.

В тот момент я даже не представляла, как отреагирует Савелий на появление моей сестры – полной моей противоположности. Пока я вкалывала как проклятая, пытаясь вытащить семейное кафе из финансовой ямы, она блистала в обществе, успешная и обожаемая всеми.

– Ладно, не суть, – небрежно махнула она рукой, цокая каблуками по кафельной плитке и ловко обходя лужицу разлитого крема. Её зелёные глаза – такие же, как у меня, папины – с подозрением изучали незнакомца.

–Здрасти. – галантно улыбнулся Савелий. – Я бы поцеловал вам руку, но боюсь, что вы испачкаетесь.

– Ой, спасибо, но не надо, – фыркнула сестра, метнув в мою сторону победный взгляд. – Ты не забыла, что через неделю должна явиться на свадьбу? Или опять скажешь, что не сможешь прийти?

О, как же я в тот момент хотела высказать ей всё!

Тысячи ругательств на всех языках мира не смогли бы передать всю гамму моих чувств. Но вместо этого лишь молча сжала зубы, чувствуя, как краска заливает лицо.

Я замерла, наблюдая, как Сава небрежно проводит пальцем по брови, стирая каплю крема. Его медленное движение, когда он облизывает палец, не отрывая от меня взгляда, словно дразнит. В его глазах читается вызов: интересно ему, взорвусь я сейчас или нет? О да, я обязательно взорвусь. Но Катя меня опередила, вклинившись в паузу своим фирменным ехидным тоном:

– Лиза, ты в курсе, что мама третий день обзванивает всех подруг с вопросом «А у вас сыновья холостые?»? Вчера дозвонилась до тёти Гали из Новосибирска! Тёти Гали! У которой сыну пятьдесят два, и он коллекционирует чучела барсуков!

Внутри у меня всё оборвалось. Не из-за барсуков этих проклятых, а из-за мамы. Её немые упрёки, которые повисают в воздухе каждый раз, когда она смотрит на папино фото над кассой: «Он бы хотел видеть тебя счастливой». Счастливой в её понимании – это замужней. А не в фартуке, пропитанном ванилью и отчаянием.

– Катя, – начинаю я, но голос предательски дрожит, – я не могу…

– Не можешь? – сестра театрально ахает. – А кто мог? Папа, который…

– Всё. Хватит.

Тихий голос Савы звучит так твёрдо, что мы обе замолкаем. Он выпрямляется, отбрасывает со лба прядь волос, перепачканную кремом, и делает шаг вперёд. Его движения плавные, как у хищника, решившего поиграть с добычей.

– Лиза не придёт одна, – произносит он, и я чувствую, как его рука тяжело ложится мне на плечо – нарочито театрально. – Потому что её парень – я.

Тишина обрушилась на нас, как тяжёлое свинцовое одеяло, которое медленно опускается с потолка, давя на плечи и заставляя затаить дыхание. Катя застыла с приоткрытым ртом, словно кто-то внезапно выдернул из неё все батарейки, оставив лишь пустой корпус. Я замерла, чувствуя, как сердце пропускает удар за ударом, а в груди образуется ледяная пустота.

– Э-это…Пальцы Савы впились в моё плечо – не больно, но достаточно ощутимо, чтобы я поняла его безмолвный приказ: “Играй”. Я попыталась что-то сказать, но из горла вырвалось лишь жалкое:

– Мы хотели сделать сюрприз. Но, видимо, придётся раскрыть карты раньше.Но Савелий, этот хитрец, подмигнув Кате, перебил меня:

Катя медленно выдохнула, её взгляд метался между нами, как испуганная птица в клетке. Я чувствовала себя точно так же – ошарашенной, растерянной, пойманной в ловушку собственных эмоций.

– Карты? – прошептала она, переводя взгляд с меня на Саву и обратно. – Ты… Он… С каких пор?

В её голосе звучала смесь недоверия, удивления и какого-то детского разочарования, словно ей сказали, что Деда Мороза не существует. А я всё ещё не могла произнести ни слова, чувствуя, как реальность вокруг нас трещит по швам.

Савелий вздохнул так театрально, закатив глаза с таким наигранным раздражением, будто мы с сестрой были полными тупицами. И надо признать, это у него получилось чертовски очаровательно – его манера была настолько кокетливой, что я почувствовала, как кровь прилила к щекам. В ту же секунду всё стало кристально ясным, и я не знала, радоваться мне или пугаться.

– С того дня, как она пролила латте мне на паспорт, – его лукавая улыбка скользнула в мою сторону. – Это был знак.

Боже, как же он был прав. До сих пор помню тот первый день, когда он пришёл познакомиться со мной. И что вы думаете? Я, во всей своей грации неуклюжей слонихи, задела локтем стакан с латте, и вся эта коричневая жижа аккуратненько так растеклась по его документам. Но нет, не просто по документам – именно по паспорту! Словно сама судьба решила пошутить.

И да, это был знак – но только не любви, а настоящей войны между нами. Хотя Савелий так искусно играл свою роль, что даже я, зная правду, иногда начинала верить в его сказки.

– Латте? – прохрипела сестра, выдергивая меня из воспоминаний.

Савелий легонько наступил мне на ногу, намекая, что пора бы и мне вставить словечко, а то выгляжу как какая-то пленница на допросе.

– Да, в первый день, – выдавила я улыбку настолько натянутую, что, кажется, мои щёки вот-вот онемеют.

– Да, дорогая, – он повернулся ко мне, и я заметила, как уголок его губ предательски дрогнул от сдерживаемого смеха. – Ты же помнишь? Ты сказала: «Если не женишься на мне, я залью кофе всей твоей жизнью».

Боже, как же я ненавидела и любила одновременно эти его поддразнивания.

Савелий снова принялся надо мной подшучивать, словно игривый котёнок, тыча меня носом в очевидные вещи. Я закатила глаза, прекрасно зная, что он обожает эти маленькие спектакли.

– И что, ты согласился? – Катя скрестила руки на груди, разглядывая Саву с таким видом, будто перед ней редкий экспонат в музее.

– Ну, – он картинно задумался, – её «Наполеон» с перцем буквально покорил моё сердце. А ещё она угрожала мне вилкой!

Я чуть не поперхнулась от неожиданности. Вилка? Когда это я угрожала ему вилкой? Но Катя уже заливалась смехом, доставая телефон.

– Мама умрёт от счастья! Наконец-то ты не… э-э-э… одинокая безнадёжка!

– Катя! – я попыталась вырваться из его объятий, но этот хитрец только крепче прижал меня к себе, так что мой висок упёрся в его плечо. От него исходил такой знакомый аромат – кофе, гвоздика и что-то неуловимо мужское, от чего у меня перехватывало дыхание.

– Милая, не скромничай, – его рука скользнула по моей спине, вызывая табун мурашек. – Твоя сестра всё равно узнает, как ты очаровательно краснеешь, когда я называю тебя «сладкая булочка».

Катя театрально закатила глаза, но я отчётливо видела в её взгляде искорки искреннего восхищения. Или, может быть, это было что-то другое? Кто знает, что творилось в голове у моей сестры в этот момент. А вот мои щёки пылали так неистово, словно их опалило само пламя преисподней. Я физически ощущала, как жар растекается по коже, превращая её в раскалённый металл. Казалось, ещё немного – и от моего лица останутся лишь тлеющие угольки.

– Ну с тобой, сестренка мы поговорим позже.

Как только Катя начинала щурить свои хитрые глазенки, я сразу понимала – эта проныра только и ждёт момента, чтобы забросать меня вопросами. Её прищур был мне слишком хорошо знаком – такой же коварный, как у гадюки, готовящейся к броску. Я внутренне сжималась, предчувствуя неизбежный допрос с пристрастием, который, скорее всего, состоится поздним вечером, когда телефон разразится противной трелью и она начнёт методично выпытывать из меня каждую деталь.

– Кстати, ты зашла просто напомнить мне о свадьбе? – спросила я, затаив дыхание.

– Ага, – выдохнула сестрёнка, переводя взгляд на Саву. В этот момент он сиял так ослепительно, что, казалось, даже воздух вокруг нас искрился от его тепла. Его глаза светились таким счастьем, что, наверное, даже сестра, со своим острым взглядом, не могла отвести от него глаз.

Но моя проницательная младшая не стала заострять на этом внимания.

– А ещё я хотела узнать, не пойдёшь ли ты одна на свадьбу, – продолжила она. – Потому что там ты будешь чувствовать себя очень одиноко. Все придут с парами.

– Теперь она не одинока, – мягко подхватил Савелий, прижимая меня к себе ещё крепче, словно боялся, что кто-то может украсть моё тепло.

– Ну ладненько, – она картинно щёлкнула каблуками, направляясь к выходу. Её голос внезапно стал угрожающе-медовым: – Но если это розыгрыш, Лиза, я лично выложу в сеть твои самые непристойные детские фото!

– Хорошо-хорошо, – выдавила я искусственную улыбку, провожая сестру взглядом. В её присутствии я всегда чувствовала себя немного странно, словно натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть.

Странное дело – я уже достигла того возраста, когда подобные мысли приходят в голову с пугающей лёгкостью. Представляю себе эту картину: мои обнажённые фотографии вдруг оказываются в сети. Сначала, конечно, я бы сгорела от стыда, как от пламени – каждая клеточка тела запылала бы от унижения. Щеки заалели бы, словно маки, а сердце забилось бы как сумасшедшее, готовое выпрыгнуть из груди.

Но потом… Потом пришло бы осознание, что это всего лишь фотографии. Пустяки, не стоящие моих нервов и переживаний. Ведь настоящая ценность жизни не в том, что о тебе думают другие, а в том, как ты сама себя принимаешь и любишь.

Дверь с грохотом захлопнулась, погрузив нас в вязкую тишину. Только старые часы над стойкой отсчитывали секунды своим размеренным тиканьем, словно отсчитывая последние мгновения моего спокойствия. Савелий разжал свои объятия, и я отпрянула от него, как от раскалённого железа, сердце бешено колотилось где-то в горле.

– Ты… Ты… – каждое слово давалось с трудом, голос дрожал, а пальцы, указывающие на него, тряслись словно в лихорадке. – Кто тебе дал право?! – выкрикнула я, чувствуя, как воздух в лёгких закончился.

– Да ладно тебе, Булчанская, – его хихиканье прозвучало так непринуждённо и даже очаровательно, что на мгновение я растерялась. – Скажи спасибо, что я спас тебя от гнева твоей сестрички, – добавил он с ухмылкой, явно наслаждаясь ситуацией.

– Ты вообще меня не знаешь, – я нахмурилась и скрестила руки на груди, чувствуя, как внутри закипает раздражение. – Не знаешь мою семью, и уж тем более мою сестру! – мой голос дрожал от возмущения. – Ты хоть представляешь, как меня подставил? – каждое слово давалось с трудом, а в голове крутилась мысль о том, какие будут последствия из-за его вмешательства.

Его беспечность выводила меня из себя. Как он мог так легкомысленно влезть в ситуацию, о которой ничего не знает?

Теперь придётся расхлёбывать последствия его “помощи”, и я даже представить боялась, что скажет сестра, когда обо всём узнает.

– Вот так делай добрые дела своим партнёрам, – произнёс он с ухмылкой, словно наслаждаясь ситуацией.

– Мы – не партнёры! – фыркнула я в ответ, стараясь не выдать своё волнение. Но Саву, кажется, это даже не смутило. Напротив, чем дольше его пронзительный взгляд скользил по моему лицу, тем ярче разгорался огонёк азарта в его глазах.

Он явно наслаждался происходящим, Его самоуверенность начинала действовать мне на нервы, но я старалась держаться уверенно и не показывать своих истинных эмоций.

– Булчанская разозлилась?

– Не называй меня так! И вообще! – я взмахнула руками, будто бы от этого он исчезнет, – Уходи, иначе я правда буду угрожать тебе вилкой!

– Завтра в семь. Приходи в мою кофейню, – его голос прозвучал так буднично, словно он приглашал меня на чашечку кофе.

– Зачем? – я выдавила эти слова сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как кровь прилила к щекам.

– Репетиция, – он сделал паузу, наслаждаясь моим смущением. – Если хочешь, чтобы твоя сестра не раскопала правду… Тебе придётся научиться целоваться со мной так, будто тебя не колотит, как кролика, – в его глазах мелькнуло что-то похожее на усмешку.

Он просто развернулся и ушёл, оставив меня одну.

В руках я держала остатки разбитого «Наполеона», а мои пальцы дрожали так сильно, что я едва могла их контролировать. Мысли носились в голове, как растревоженные пчёлы в улье – хаотично, стремительно, не давая сосредоточиться ни на одной из них.

Как я могла согласиться на такое? Как вообще могла допустить, что теперь мне придётся учиться целоваться с ним? И что самое ужасное – делать это настолько убедительно, чтобы никто не догадался о моём истинном отношении к происходящему.

Глава 2

Савелий Ростов

Я, конечно, переборщил с тренировкой поцелуев. Да и вообще, идея спасти эту Булчанскую от ее сестры (с которой они, между прочим, не первый раз ругаются и выясняют отношения) – было слишком поспешное решение.

Я снова засиделся допоздна, наблюдая через панорамные окна своего кафе за её жизнью. Кофейня булчанской напротив светилась тёплым жёлтым светом, создавая уютную атмосферу на пустынной улице.

Лиза, как всегда, закрывалась последней – перфекционистка до мозга костей.

Она методично расставляла стулья, словно рассаживая невидимых гостей. Её каштановые волосы собраны в небрежный пучок, из которого выбиваются несколько непослушных прядей. Эти пряди всегда падают ей на лицо, когда она улыбается, а улыбка у неё особенная – искренняя, с ямочками на щеках.

Её зелёные глаза светятся, когда она возится с растениями на террасе. Я заметил, что она особенно нежно относится к этим зелёным питомцам – поправляет листья, протирает пыль, разговаривает с ними, как с живыми.

А ведь я даже не знал, что она так любит растения…

Лиза никогда не спешит. Каждое движение отточено годами работы: вот она берёт тряпку, окунает её в ведро с водой, выжимает и начинает протирать полы. Её фигура – не модельная худоба, а настоящая женская красота: плавные линии, немного пухлые формы, которые так и хочется обнять.

Я часто застаю её за этими вечерними ритуалами. Как она моет окна, протирает витрины, проверяет замки. В такие моменты она кажется такой домашней, настоящей. Без этой её вечной улыбки для посетителей, без профессионального лоска.

Просто Лиза.

А ведь я предложил именно себя, кажется, не просто так. Конечно, я хотел позлить её, показать, что могу быть не хуже любого другого. Но главная причина была в том, что я не мог вынести мысли о том, что она будет одна на свадьбе.

Глупо, правда?

Её смех разносится по пустому залу. Она всегда смеётся, когда разговаривает с поставщиками по телефону. Этот смех… Он особенный – глубокий, с лёгкой хрипотцой.

Я мог бы слушать его часами.

А как она двигается! Плавно, грациозно, несмотря на пышные формы. В ней есть какая-то особая женственность, которую не купишь за деньги. Она не старается казаться лучше, чем есть – просто живёт и делает своё дело.

Я знаю, что она замечает мой взгляд. Иногда наши глаза встречаются через стекло, и она строит угрюмые рожицы.

А я, как мальчишка, отворачиваюсь, делая вид, что разглядываю что-то за её спиной.

Телефон разрывается уже минут пять. Наконец решаюсь ответить – это Макс, мой лучший друг, который, судя по звукам на фоне, уже успел накатить пару коктейлей.

– Савел, братан! – орёт он так, будто я глухой. – Какого хрена ты ещё не здесь?

– Где “здесь”? – отвечаю, не отрывая взгляда от окна. Лиза как раз выносит мусор, и её походка… М-м-м, можно смотреть вечно.

– В “Золотой рыбке”, где ещё! – продолжает надрываться Макс. – Тут такие тёлки, закачаешься!

– Да-да, – машинально отвечаю, наблюдая, как она машет рукой какому-то парню в машине. Интересно, кто это?

Её манера общения с клиентами – это что-то особенное. Она помнит всех постоянных посетителей по именам, знает их любимые напитки, может поддержать любую беседу. В такие моменты её глаза загораются особым светом, а пухлые губы растягиваются в той самой улыбке с ямочками.

Я слишком часто прихожу к ней, чтобы позлить. Но на самом деле, я прихожу к ней, чтобы побыть рядом.

– Ты вообще слушаешь? – возмущается друг.

– Конечно, – киваю, хотя он не может меня видеть. – Рассказывай про тёлок.

– Савел, ты точно в порядке? – начинает беспокоиться Макс. – Ты какой-то… отрешённый.

– Всё супер, – отвечаю, улыбаясь, глядя, как Лиза смеётся над чем-то.

– Слушай, а может, ты там бабу какую-то заприметил? – вдруг догадывается друг. – Так и знал! Говорил же – пора тебе завязывать с этими ночными бдениями.

– Заткнись, – бурчу, но в голосе явно слышится улыбка.

– Эй, братишка, – неожиданно серьёзно говорит Макс. – Если там что-то серьёзное, не тормози. Я же тебя знаю – будешь маяться ещё год, пока не решишься.

– Да нет там ничего, – вру, не отрывая взгляда от её фигуры. – Просто… интересно стало.

– Ага, – хмыкает друг. – Интересно ему. Ладно, если передумаешь – мы тут до закрытия.

– Не передумаю, – отвечаю твёрдо. – У меня тут… дела.

– Дела у него, – хмыкает Макс. – Смотри, как бы не опоздать с этими “делами”.

– Сам знаю, – бурчу, глядя, как она заходит в подъезд своего дома.

– Ну ладно, – вздыхает друг. – Раз ты такой упёртый… Тогда до завтра.

– До завтра, – отвечаю, но он уже положил трубку.

Лиза выключает свет, последний раз оглядывает своё царство. Её походка такая уверенная, но в то же время мягкая. Она никогда не спешит, даже когда опаздывает.

Я знаю, что погорячился с этим предложением. Но каждый раз, глядя на неё, понимаю – я не могу просто так взять и уйти. Не могу перестать наблюдать за ней, не могу перестать думать о ней.

Я быстро собрал свои вещи, делая вид, что только закончил работу. Выбежал из своего кафе, нарочно громко хлопнув дверью. Обожаю эти моменты – когда она замечает меня и её брови чуть-чуть приподнимаются в немом вопросе.

– Савелий, – произносит она с лёгким раздражением. – Опять за своё?

– А что такого? – отвечаю с невинной улыбкой. – Просто закрываю своё заведение, как и ты.

Она скептически смотрит на мои часы, которые показывают без пятнадцати двенадцать.

– И как долго ты собираешься играть в эту игру? – спрашивает, поправляя выбившуюся прядь каштановых волос.

– До тех пор, пока тебе это не надоест, – подмигиваю ей. – Кстати, заметила, что у тебя стулья на террасе стоят неровно?

Её щёки слегка розовеют.

– И что с того? – парирует она. – Зато они стоят так, как мне нравится. А у тебя вон там, – кивает в сторону моего кафе, – цветы на подоконнике засохли.

– Это не цветы, это кактусы, – возражаю. – Они не могут засохнуть по определению.

– О, конечно, – закатывает глаза. – Просто признай, что ты пытаешься меня позлить.

– А если и так? – делаю шаг ближе. Её зелёные глаза сверкают в свете уличных фонарей.

– Тогда ты в этом преуспеваешь, – отвечает, отворачиваясь. – Пойду проверю сигнализацию.

– Лиза, – окликаю её. Она замирает. – Давай я тебя подвезу?

Она оборачивается, и в её глазах мелькает удивление.

– Что? – переспрашивает.

– Подвезу, говорю, – повторяю, доставая ключи от машины. – У меня внедорожник, места хватит.

– Я на метро привыкла, – отвечает, но уже не так уверенно.

– А я привык делать людям приятное, – подмигиваю. – К тому же, сегодня довольно прохладно для вечерней прогулки.

Она молчит, глядя на меня с подозрением. Я знаю, что она борется с желанием согласиться. Её пухлые губы сжимаются в тонкую линию – верный признак того, что она колеблется.

– Хорошо, – наконец произносит. – Но только потому, что сегодня действительно холодно.

Салон моей машины пропитан запахом дождя и её неповторимого аромата – ванили с лёгкой горчинкой, как и её характер. Лиза сидит, вжавшись в дверцу, словно я какой-то заразный микроб. Капли барабанят по крыше, а дворники монотонно рисуют дуги на стекле, создавая свой собственный ритм этой вечерней симфонии.

Она смотрит в окно, а я украдкой наблюдаю за ней. Её тонкие пальцы нервно теребят прядь каштановых волос. Нервничает. Отлично. Значит, не превратилась окончательно в ледяную статую.

– Спасибо, что не включил радио, – бросает она после десяти минут напряжённого молчания. – Я бы не пережила твой плейлист. Наверняка там какой-нибудь рок двухтысячных и завывания о несчастной любви.

– Ошибаешься, – ухмыляюсь, ловя её отражение в зеркале заднего вида. – У меня тут подборка подкастов «Как выжить в семье психопатов». Думал, тебе пригодится.

Она фыркает и скрещивает руки на груди, становясь похожей на надменную кошку, которую вытащили из-под дивана. Но я-то знаю… Видел, как она дрожала, когда Катя ушла. Как сжала стакан так сильно, что я испугался – не раскрошился бы он в её руках вместе с её гордостью.

Её зелёные глаза по-прежнему устремлены в окно, но я чувствую – она напряжена. В ней столько противоречий: такая сильная снаружи и такая уязвимая внутри. Как она умудряется сочетать в себе эту хрупкость и стальной характер?

– Зачем ты это сделал?В салоне повисает тишина, нарушаемая лишь стуком дождя по крыше. Её вопрос вонзается в меня, как острый осколок льда:

Голос ровный, но в нём дрожит сталь. Она всё ещё не поворачивается, смотрит в окно, а я ловлю себя на мысли, что любуюсь её профилем – чёткими линиями скул, изящным изгибом шеи.

– Ты же не знаешь меня. Не знаешь Катю. Мама будет клевать тебя вопросами. Ты думал об этом? Или у тебя в черепе только кофейная гуща?

Поворачиваю на её улицу. Фары выхватывают из темноты старые липы, покосившийся забор. Здесь всё пропитано запахом детства, которое давно сгорело. Как и у меня.

– Отвечай, – настаивает она. – Или тебе просто нравится играть в благодетеля?

Остановившись у её дома, глушу двигатель. Дождь теперь звучит громче, словно пытается заглушить наши слова.

– Благодетеля? – усмехаюсь. – Лиза, я не благодетель. Я тот, кто спасает себя.

Она наконец поворачивается, её брови сходятся домиком. Хмурится.

Смешно. Как будто пытается испепелить меня взглядом.

– Объяснись. Или я вылью тебе в салон весь свой запас ванильного сиропа.

– Угрозы – твоя вторая натура, да? – тянусь к бардачку, достаю термос. – Кофе?

– Савелий…

– Ладно, – наливаю ей в крышку. Пар поднимается, смешиваясь с напряжением в воздухе. – Видишь ли, я тоже когда-то был «тем самым парнем», которого мамаша подруги пыталась женить на своей дочери. Только там был не коллекционер барсуков, а девушка, которая разводила улиток. В прямом смысле.

– Улитки, между прочим, очень милые, – замечает она, поднося крышку к губам. Её глаза всё ещё сверкают вызовом.

– Её звали Римма. И она вечно таскала с собой баночку с улитками. Говорила, это «медитация». Представь себе: наше свидание, а она достаёт банку, вытаскивает улитку, щебечет о том, какие это существа умные, и кладет ее мне на тарелку…

Лиза фыркает. Почти смеётся. Почти. В её глазах мелькает что-то похожее на понимание.

– И что? Ты из жалости решил меня спасти?

– Нет, – отпиваю кофе. Горький, как правда. – Я понял, что лучше притворяться, чем быть притворным. Римма была настоящей. Настолько, что после трёх свиданий я готов был жениться на её улитках, лишь бы не на ней.

Она молчит, глядя на меня. В её глазах я вижу борьбу – между желанием верить и привычкой защищаться.

Между доверием и страхом.

– Савелий… – начинает она, но замолкает.

– Что? – наклоняюсь к ней.

– Ничего, – улыбается.

В салоне повисает тишина, нарушаемая лишь мерным стуком дождевых капель по крыше и тиканьем часов на приборной панели. Этот ритм словно бьётся в унисон с моим сердцем, отсчитывая секунды нашего разговора.

– А ещё… – поворачиваюсь к ней, ловя её изумлённый взгляд в полумраке салона. – Твой торт.

– Что? – её брови удивлённо взлетают вверх.

– «Наполеон», которым ты сегодня решила меня сразить наповал, – усмехаюсь, вспоминая тот момент. – В креме было что-то солёное, и это волшебным образом сочеталось с пропитанными коржами. Ты что-то в него добавила?

Она молчит, глядя на меня с нескрываемым удивлением. В её глазах мелькает тень улыбки.

– Хотела, чтобы кто-то заметил, – продолжаю, наблюдая за её реакцией. – Чтобы кто-то сказал: «Это не просто вкусно – это гениально».

Лиза отворачивается к окну, но я успеваю заметить, как её щёки слегка розовеют.

– Савелий, – произносит тихо, – ты всегда был странным.

– Странным? – смеюсь. – Просто я умею замечать детали. Как ты добавляешь щепотку морской соли в крем, возможно и для того «Наполеона». Как твои глаза меняют цвет от изумрудного к оливковому, когда ты улыбаешься. Как ты поправляешь прядь волос, когда нервничаешь.

В полумраке салона её глаза вспыхивают, как два изумруда. Она резко поворачивается ко мне, и я вижу, как в её взгляде смешиваются гнев и что-то ещё – то, что она пытается скрыть.

– Ты следишь за мной? – в её голосе звенит сталь.

– Наблюдаю, – поправляю её с лёгкой ухмылкой. – Есть разница.

Она краснеет – буквально от шеи до кончиков ушей. Хватается за дверную ручку, но я успеваю схватить её за запястье. Легко, едва касаясь – ровно настолько, чтобы она не смогла сбежать.

– Отпусти.

– Нет. Ты спросила – я отвечаю. Ты не хочешь фальшивых отношений? Отлично. Я тоже. Но твоя мама уже звонит тёте Гале, а ты… – провожу пальцем по её ладони, чувствуя, как она вздрагивает от моего прикосновения. – Ты предпочтёшь сбежать на край света, но не признать, что тебе страшно.

– Ты ничего не знаешь! – вырывает руку. Её глаза блестят – от злости? Слёз? Не могу разобрать.

– Знаю, – говорю тише, чем обычно. – Знаю, что ты прячешь рецепты в столе. Те, что придумала сама. Знаю, что боишься быть счастливой, потому что тогда предашь его память.

Она замирает, словно я сорвал с неё маску. И ведь сорвал – потому что сам когда-то красил стены в папиной мастерской, пытаясь закрасить запах спирта.

– Вот почему, – добавляю, открывая её дверь. Холодный воздух врывается в салон, смешиваясь с ароматом ванили из её волос. – Потому что ты как та щепотка соли в торте. Не вписываешься. И это… – ухмыляюсь, – чертовски раздражает.

Она выходит, не оглядываясь. Но на пороге останавливается:

– Мама спросит, как мы познакомились.