Читать книгу: «Фарцовщик. Часть первая», страница 13

Андрей вытащил Галю на свежий воздух и начал натирать ей лицо снегом, притом его действие сопровождалась словами о том, что она, интеллигентная женщина, устроила у него на работе скандал, и что теперь у него будут неприятности, и неизвестно, чем они для него кончатся, и что он, Андрей, не приходит в институт Африки пьяным, и не устраивает таких скандалов. Далее Андрей обратился с вопросом к Диме: «И почему Галина Ивановна такая пьяная?» Дима не знал, что на это ответить, сам не понимая, с чего Галя устроила такую истерику. Но когда она, отталкивая Андрея, сама потянулась рукой за снегом, то из её кармана выпала пустая маленькая бутылочка коньяка: секрет раскрылся. Андрей на это ничего не сказал, но схватил бутылку и запустил её со злобы в сугроб. После этого Галина Ивановна почему-то сразу перестала плакать и сделалась кроткой и спокойной.

В машине по дороге в Москву все молчали и были напряжены. Километров через десять от Загорска Андрей вдруг погнал машину с такой страшной силой, что Диме показалось, что она поднимется в воздух. Тюки, которые они запихнули с Андреем в салон, всё время норовили упасть на Диму. Потом, также неожиданно, Андрей резко затормозил и мрачно сказал, обращаясь к Галине Ивановне, что если ещё раз он обнаружит, что Галя пьяная, то он её убьёт, а затем покончит с собой. В конце своей мрачной речи он посмотрел на Галю и спросил:

– Ты поняла, или нет?

В ответ Галя что-то промямлила. И они поехали дальше, но на этом инцидент не был исчерпан. Через час они въехали в заснеженную Москву. На каком-то бульваре, перед светофором, Андрей притормозил автомобиль, и Галина Ивановна резким движением открыла дверь и выпала из машины. Ни Андрей, ни Дима не смогли воспрепятствовать ей, поскольку это произошло совершенно неожиданно. Поток воздуха закрутил её, и она головой глубоко ушла в сугроб снега. Остановив машину, Андрей, а за ним и Дима бросились к Галине Ивановне. В метрах десяти от автомобиля из огромного сугроба торчали только ноги Гали, одетые в коричневые сапоги. Сердце у Димы сжалось, и он, сжав кулаки, кинулся на Андрея, крича, что он козёл, что он погубил душу и красоту института Африки, и что он сейчас ответит за все издевательства над музой его любви, что он, Дима, познакомил её с ним в надежде на большую любовь, а что он видит? Сплошное богохульство и разврат. И Дима сильно ударил кулаком Андрея в лицо и Андрей, как подкошенный, упал на дорогу. А Дима бросился к ногам Галины Ивановны (ни на минуту не сомневаясь, что она умерла) и начал их вытаскивать из снега. К его удивлению Галя, откопанная из сугроба, не только не умерла, а весело улыбалась и пыталась шутить, мол, как классно я напугала вас, дурачков. К ним сбоку подбежал Андрей и без объяснений звонко ударил Галю по щеке. Дима, снова двинулся на него, но в последний момент остановился и начал отряхивать Галину Ивановну от снега. Минут через двадцать вся компания сидела в квартире у Андрея и пила чай с вишнёвым вареньем. Всем было покойно и мирно. Все осознали свои недавние дурацкие поступки и теперь боялись смотреть в глаза друг друга. Но друзьям было хорошо, и это чувствовалось в тихой, домашней атмосфере процесса чаепития. Да, они поняли, что они очень нежно относятся друг к другу, и что их соединяет любовь, «любовь к ближнему», как написано в Евангелии, и что их дружба теперь скреплена испытанием, которое они выдержали. Каждый из них понял, что с сегодняшнего дня их отношения будут под неустанным оком Бога, потому что они нужны Богу, потому что их путь озарён Богом.

Прошел декабрь, наступил Новый год. Дима пытался «подружиться» с Лялей, но она со своей фикс-идеей насчет замужества стояла насмерть. Дима позвонил ей в канун новогодних праздников, но Ляля жестко ответила, что их любовные отношения могут возобновиться только через венец. Поэтому Дима встретил Новый год у своей матери, так сказать, в кругу семьи.

Зима была снежная и морозная. Три дня после встречи Нового года Дима провел у матери, и ему не хотелось никуда выходить. «А куда ехать, куда идти? – валяясь в постели, размышлял Дима. – На улице жуткий мороз, двадцать восемь градусов. Меня никто не приглашает в гости, да если бы и кто-то приглашал, то я наверняка закапризничал бы. Какие-то гости, для чего это всё? Чтобы нажраться водки и упасть рылом в салат? Праздники русское население встречать не умеет. Коммунисты, в силу своей идеологии никогда не задумывались о том, как русский народ проводит выходные дни. Ну, жрут водку и хорошо! Главное, чтобы не бунтовали. Поэтому культурой отдыха в нашей стране никто и никогда не занимался. А зачем? И так хорошо. Пришел праздник, русский мужик настрогал сальца, врезал водки. И хорошо, и славненько… А что за праздник, по какому случаю?.. А зачем знать? Пришёл праздник – хорошо, дополнительный выходной день. Например, двадцать третье февраля, день советской армии. Что за праздник – непонятно. Спроси любого гражданина нашей страны, откуда пришёл этот праздник и в чём его смысл, наверняка, никто толком и не ответит. Главное – напиться всё той же водки. Тогда зачем этот праздник нужен? Идет тысяча девятьсот восемнадцатый год. Россия под диктатурой пролетариата и правительство большевиков заключают позорный Брестский мир с Германией. Почему позорный? Да потому что Германия стоит на краю своего проигрыша в Первой мировой войне, но большевики во главе с Лениным заключают мир с Германией, отдав ей огромные территории: часть Польши, которая входила в состав России, Прибалтику, Украину, Галицию, Бессарабию… А часть территории Армении отдают Турции. А Турция в тот период находится в военной коалиции с Германией. А потом, уже после заключения Брестского договора, германцы нарушают его и начинают под Псковом наступление на Петроград. У большевиков нет армии, у большевиков нет солдат, которые смогли бы сдержать наступление немцев, и тогда Троцкий – председатель Реввоенсовета вместе с Лениным решает послать навстречу немецким войскам революционных матросов (революционная шпана, по-нашему). Несколько батальонов таких матросов было отправлено военными эшелонами под Псков. По дороге матросы крепко выпили и, прибыв под Псков, пошли в атаку на немцев, но были рассеяны немецкими пулеметами. На том всё дело и кончилось. Когда Троцкому и Ленину доложили об этом бое, то Троцкий затопал ногами, и хотел всех оставшихся в живых матросов отдать под трибунал, но Ленин вмешался и сказал приблизительно следующую фразу: «Ну да, немцы задали нашим матросам жару, но матросы всё-таки вступили в бой и показали германцам, что у нас есть солдаты, которые могут защитить свою страну. Пусть этот день будет днём создания нашей армии» (тогда Советской Армии ещё не было, поэтому – Красной Армии). И любой праздник в нашей стране придуман приблизительно так же – куда не копни: восьмое марта, первое мая, седьмое ноября…»

Только на четвертый день Дима поехал на Кантемировскую. Было поздно, часов одиннадцать вечера, когда он вошел в квартиру и с порога оказался поражён увиденным. Всё свободное место, в том числе и углы квартиры, почти до самого потолка были заставлены бумажными коробками. Дима разделся и осторожно взял первую коробку на руки, чтобы её лучше рассмотреть. На коробке стояли какие-то почтовые ярлыки, а также штамп, свидетельствующий, что всё это упаковано в магазине «Березка». Диме ужасно захотелось посмотреть, что же находится в коробках. Он взял на кухне нож и аккуратно надрезал коробку снизу, но, глядя в образовавшееся отверстие, невозможно было определить, что же находится в коробке. Дима распалился и принял волевое решение: он надрезал коробку так, что образовалось маленькое окошечко, через которое он увидел корешки книг. Но что это за книги, ему опять не удалось рассмотреть. Дима решил больше не искушать судьбу. Он начал заклеивать отверстие, чтобы Андрей не заметил его любопытства. За этой работой его и застал телефонный звонок:

– Привет, старик, куда пропал? А, встречал Новый год у матери… Значит, отдохнул, отоспался. Это хорошо. А теперь послушай меня. Видишь коробки перед собой? Видишь? Хорошо. В них находятся книги Осипа Мандельштама, это редкое издание. Можешь одну коробку открыть и посмотреть. В ближайшее время нам, старик, эти книги нужно реализовать. Чего ты не понял? Повторяю для глухих, нам надо эти книги продать. Теперь понятно? Что? Откуда они? Это, старик не важно. Я тебя беру в тему по реализации этих книг, вот это важно. Завтра встретимся, и я тебе всё объясню. Всё, пока.

Дима тут же принялся снова раскрывать коробку. В ней плотно стояли книги Мандельштама. Книги были небольшие, синего цвета, в количестве восемнадцати штук. Дима вытащил одну из них, раскрыл посередине и прочитал: «И звезда, как соль на топоре…». «Интересно, – он полистал дальше. – Мы с тобой на кухне посидим, ах, как сладко пахнет хлебом керосин…». «Оригинально, – подумал Дима, и нашел следующее стихотворение. – Я попугай с Антильских островов. Живу я в комнате у мага. Реторта, глобус и бумага… Я попугай с Антильских островов…». «Какой интересный поэт, – отметил про себя Дима, и прочитал дальше. – Немного красного вина, немного солнечного мая, и, тоненький бисквит ломая, тончайших пальцев белизна…». «Да, – закрыв книгу, сам себе сказал Дима, – Андрей прав, такую книгу будут покупать, но я, оказывается, ничего не знаю о творчестве Осипа Мандельштама».

На следующий день Дима ещё спал, когда в дверь позвонил Андрей. Он деловито вошёл в квартиру и, не снимая дублёнку и сапоги, начал говорить, что вот, Дима спит, а он уже столько дел сделал, потому что волка ноги кормят. Затем он взял в руки одну из книг Мандельштама, открыл её где-то в конце и прочитал: «Теперь полежи в чистоте, в пустоте…»

– Это знаешь про кого?

Дима не знал.

– Это про нашего Ильича, – Андрей сам ответил на свой вопрос.

– Про Брежнева?

– Про какого Брежнева?! Про Ленина это… Как он лежит в мавзолее… Я тебе скажу, смелый был поэт. Писать это в эпоху сталинских репрессий…Правда, кончил он плохо, отправили его в лагеря, где он и погиб. Говорят, его зеки в мешок посадили, и в лагерный клозет опустили. Вот так. А теперь, давай ближе к делу. Значит, ты понял, что эти книги надо продать?

– Как продать?

– Дим, ну что ты вопросы дурацкие задаёшь? Берёшь книгу и своим знакомым, друзьям предлагаешь. Одна книга мне обошлась в пятнадцать рублей, а я тебе её за двадцать продаю. Значит, твоя задача – продать её за двадцать пять, за тридцать, а если получится, то и за тридцать пять. Книга очень хорошая. Ты уже, наверное, читал?

– Андрей, но я ни разу не продавал книги! Я не знаю, как у меня это получится…

– Продавал, не продавал, какой хрен разница! Тебе что, деньги не нужны? А, вижу, что нужны! Дим, главное – это начать, а дальше научишься, не боги горшки обжигают. Я тебе даю шанс заработать, вот и пользуйся этим шансом. Всё, я поехал. Оденься побыстрее, пожалуйста, и отнеси к машине две коробки, и я тоже две захвачу.

После погрузки коробок Андрей улетел на своей машине как Супермен из американских комиксов.

Часть вторая

Дима остался один. И мысли его были о том, что Андрей, якобы работающий в епархии, ведёт себя очень странно… Какая, на хрен, епархия, когда то книги, то спирт, то постоянные поездки на автомобиле на сомнительные встречи? Например, когда столик какой-то привезли.... Дима рассеяно взял книгу Мандельштама: «Интересно, продажа этой книги тоже одна из тем епархии?» Он полистал страницы: «Ночь на Софийском холме, тучи на небе видны, это скорей от луны…». «И кто у меня купит эту книгу за тридцать рублей? Это же четверть месячной зарплаты… Кому я могу её предложить?», – Димины мысли были не очень весёлые.

Теперь, отправляясь на работу, по делам, к знакомым или к матери, Дима брал с собой одну книгу Мандельштама. Через месяц он смог продать три книги. Одну матери, за двадцать пять рублей (и ему было безумно стыдно, что он спекулирует книгой, которую, судя по всему, ему надо было бы подарить своей матери, а не продать), но денег не было и его мама, почувствовав это, просто сказала: «Хорошая книга, хороший поэт… Сколько она стоит, сынок?» И Дима, сгорая от стыда, назвал сумму. Вторую книгу Дима продал рыжей Ритке, впрочем, даже не ей, а её приятелю, когда Дима случайно встретился с ними на концерте органной музыки в зале имени Чайковского. Приятель Риты (его звали Егор), увидев в руках Димы томик Мандельштама, сразу спросил: «Не продаёте?» Дима с удовольствием продал ему книгу за тридцать пять рублей. Это была самая удачная продажа: наш герой легко получил сверху целых пятнадцать рублей! Потом он в течение трёх недель не мог продать ни одной книги. Андрей же за это время продал двадцать коробок. «Во парень дает, – удивился Дима, – наверное, книгами Мандельштама всю епархию обеспечил». Третью книгу Дима продал одному полоумному доктору исторических наук, который, увидев у Димы в руках книгу, тут же возбужденно закричал: «У вас, молодой человек, на руках шедевр русской поэзии! Равного ему за последние сорок лет не было! Позвольте взглянуть…»

Дима протянул ему синий томик стихов Мандельштама (а всё это происходило в спецхране, на глазах у Галины Ивановны и других посетителей этого помещения). Доктор исторических наук раскрыл книгу, и на весь спецхран начал причитать, что, мол, какая мощь, какая прелесть, какая рифма! Это венец русского авангарда в литературе! Он купил книгу за двадцать пять рублей, ибо Диме неудобно было запрашивать более высокую цену: все-таки сотрудник института… Но при продаже Дима всё же разыграл спектакль одного актера. Он ломался, говоря, что сам очень любит этого поэта, что его жизнь под влиянием творчества Мандельштама радикально изменилась, и что если бы не Мандельштам (и это было, отчасти, правдой), то Димина жизнь была бы тусклой и неинтересной.

Но ни четвертой, и, тем более, пятой книги Дима продать не смог. Может быть, он ещё и продал бы несколько книг, но Андрей развил такую чудовищную деятельность по реализации этого произведения, что через полтора месяца все книги были проданы.

– Старик, – объяснял ему Андрей, – ты ещё неопытен в этих делах, поэтому, бери пример с меня. Такой товар надо продавать оптом, а не по одной книжечке. Ты продал три книги, а я – пятьдесят семь коробок, а в каждой, это тебе хорошо известно, восемнадцать книг. Нужно находить оптовиков, которые у тебя купят сразу всё. Вот в чём мой успех.

– А я то думал, – отвечал с иронией Дима, – что ты все книги засадил своим попам, ха-ха-ха, чтобы они повысили свою культуру, а то только о Боге говорить могут, а тут такая поэзия…

После этих слов Андрей помрачнел и закусил свой язык. Видно было, что он совершенно не разделяет иронии Дмитрия.

В начале февраля Андрей попросил Диму в третий раз съездить на Полярную улицу за грузом, якобы для епархии. Дима поехал. И опять ему пришлось тащить тяжёлый бумажный мешок – сначала до такси, а потом на второй этаж дома на Кантемировской. Когда Дима из последних сил заносил мешок в квартиру, то его край зацепился за разбитую кафельную плитку, и в дверях квартиры мешок разорвался. Из дыры вывалилась яркая обложка порнографического журнала. Это был французский журнал Lui. Дима от удивления открыл рот и в его голове бешено закрутились мысли: «Ха, литература для русской православной церкви! Это литература, скорее, нужна для хорошего борделя, где-нибудь на «улице Дени» в Париже. Ай, да Андрей, ай да работник церкви! А может, я чего не понимаю? Может быть, церковники собирают такую литературу и сжигают?»

Дима взял в руки журнал. Чего там только не было… И блондинки, и брюнетки… Вместе с мужиками они выдворяли на страницах журнала такие вещи, о которых Дима, конечно, слышал, но не видел. Он достал из мешка еще один журнал. Это был английский «Мей фейер», тоже очень забавный. Диму поразила одна фотография, где красивая девушка отдается какому-то джентльмену прямо в автобусе, среди чопорных англичан, которые этого не замечают. «Во дают! Как это они сняли? Наверняка, это – монтаж».

Неожиданно зазвонил телефон. Дима вздрогнул, как будто мать уличила его за занятием онанизмом. Он быстро поднял трубку, тем самым показывая звонившему человеку, что он готов немедленно ответить, и последние тридцать минут только и делал, что ждал этого звонка:

– Привет, старик, не спишь? Это хорошо. Съездил за мешком? Привёз? Отлично, что привёз. Всё в порядке? Не подмочил, не порвал? Что говоришь?.. Не слышу… А, тяжёлый, говоришь, мешок… А что так дышишь? А, только что приехал… Хорошо, завтра я за ним приеду… Всё, пока.

После звонка Андрея у Димы сразу испортилось настроение. «Увидит эту дыру в мешке, начнёт вопить. Денег точно не даст. А что делать? Надо попытаться заклеить эту дыру, – Дима начал разговаривать сам с собой. – Можно, конечно заклеить, но дотошный Андрей может обнаружить порчу мешка ещё в квартире».

Дима пошел на кухню, покопался в ящиках кухонного стола, нашёл там тюбик канцелярского клея и приступил к заклейке бумажного мешка. Димина мысль сводилась к тому, что он, может, и не сможет заклеить мешок прочно и незаметно, но заклеит его так, что где-нибудь по дороге мешок развалится, но это уже не будет его виной. Дима трудился на совесть, но как он и предполагал, в месте разрыва, внизу мешка, было большое давление тяжёлых журналов. «При поднятии мешка, – размышлял он, – журналы быстро порвут то место, где я склеил». Закончив работу, Дима осмотрел мешок: дыры уже не было видно: «Главное, надо его поставить в коридор, и снизу заставить старой обувью… Андрей приедет, заклеенную дыру не заметит. Тут я сразу подхвачу мешок, и потащу его к машине, а затем аккуратно положу его на заднее сиденье, и всё! Там, дальше, порвётся он, не порвётся, меня не волнует. Всё, операция закончена, деньги на бочку».

Андрей приехал в начале восьмого утра. Рассвет только брезжил. Дима, конечно, ещё спал. После того, как Андрей его разбудил, Дима не сразу пришёл в себя, плохо соображая. Он прыгал по квартире в одном носке, пытаясь надеть свитер на голое тело.

– Старик, хорош, тебе суетится! Ложись обратно в постель и доглядывай свои эротические сны, – сказал Андрей, потешаясь над Димой.

– Но как же? Я же должен тебе помочь погрузить мешок в машину. Ты что, его один, что ли, потащишь?

– Дим, хорош дурака валять, ложись обратно в постель. Я не потащу сегодня весь мешок, просто возьму из него несколько журналов и покажу их, кому нужно. А ты давай спи дальше. Я знаю, что ты ложишься поздно.

Дима, не успел еще ничего толком понять, как Андрей взял на кухне нож и разрезал мешок сверху. Он достал оттуда несколько журналов, полистал их, и сказал небрежно Диме, который продолжал стоять в одном носке:

– Во, смотри, какие журналы выпускают зажравшиеся капиталисты! Просто кошмар. Мне епархия поручила отобрать самые срамные и написать на них рецензию. Если хочешь, можешь мне помочь, ты же, вроде, у нас научный работник. Значит, тема твоя.

Дима был от всего в шоке: от того, что его рано разбудили, от того, что Андрей демонстрирует, не стесняясь, у него на глазах содержимое мешка, и от того, что Андрей предлагает ему поучаствовать в «посрамлении» этих журналов.