Читать книгу: «Гардемарин Ее величества. Сатисфакция», страница 2

Глава 3

– Пожалуй, здесь я вас покину.

Высокий и тощий камер-юнкер, шагавший чуть впереди, замедлил шаг. А потом и вовсе остановился, замерев, как статуя. И только после этого принялся поворачиваться – не головой, а как бы всем телом, настолько неуклюже и неторопливо, что казалось, еще немного, и я услышу натужный скрип.

Примерно с таким же звуком сейчас должны были крутиться и шестеренки в головах у придворного: гость его сиятельства главы Совета безопасности, какой-то там гардемаринский прапорщик, которого следовало сопроводить к выходу, вдруг решил нарушить церемониал. Да еще и отправиться самостоятельно разгуливать по Зимнему дворцу.

Разумеется, я не имел на это никаких прав, и меня остановил бы первый же попавшийся патруль, агент в штатском или офицер, но камер-юнкера, похоже, смутила сама моя наглость и неуместность просьбы. Однако никаких инструкций на подобный случай у него наверняка не имелось, так что бедняге оставалось только стоять, хлопать глазами и смотреть на меня взглядом, в котором отчетливо читалось что-то вроде «Критическая ошибка. Устройству требуется перезагрузка».

Ну, значит, перезагрузим.

– Поверьте, ваше высокородие, я знаю, чего прошу. И у меня есть все соответствующие полномочия. – Я достал из кармана подаренный Елизаветой перстень. – Вам известно, что это такое.

Застывшее от недоумения лицо камер-юнкера оживилось – теперь на нем отражалась напряженная внутренняя борьба. Рефлексы придворного отчаянно сражались с нежеланием вляпаться в неприятности, нарушив прямое распоряжение Морозова… И все-таки победили – придворные чины испокон веков натаскивали на то, что во дворце слово человека с фамилией Романов неизмеримо значимее любых других приказов.

А перстень и был этим самым словом, заключенным в золото.

– Разумеется, господин прапорщик. – Камер-юнкер чуть склонил голову. – Можете идти. Но, если пожелаете, я сопровожу вас. Или…

– Благодарю, ваше высокородие, в этом нет нужды, – отозвался я. – Мне и так известно, куда следует идти. К тому же меня уже ждут – так что, с вашего позволения, поспешу.

– Как пожелаете. Доброго дня.

Тощая фигура в коротком темно-зеленом кителе с золотым шитьем на груди снова согнулась в поклоне и, стоило мне развернуться, тут же помчалась куда-то – скорее всего, докладывать кому положено.

Я только усмехнулся. Пока добежит, пока сможет донести скачущие мысли до дежурного офицера. Пока тот помчится к начальству и получит резолюцию добраться до комнаты, куда выводятся изображения с камер по всему дворцу… Зная местных, на это уйдет достаточно времени, чтобы я успел добраться до места.

Раз этак десять.

Поднявшись по лестнице обратно, я скользнул наискосок через Аванзал в галерею, чтобы обойти Николаевский и Концертный. Она просматривалась со всех сторон, зато народу здесь обычно было немного: навстречу мне попались трое придворных, статский советник с эмблемой министерства путей сообщения на кителе и еще несколько человек в гражданской одежде. Никто из них не обратил на меня внимания: военная форма, пусть даже и с унтер-офицерскими лычками, по нынешнем временам определяла принадлежность гостя к высшей столичной касте. Спешащий куда-то быстрым шагом курсант запросто мог оказаться посыльным Совета, и штатские предпочли не задавать лишних вопросов. А офицеров мне, к счастью, не попалось – ни в галерее, ни на входе в Арапскую столовую, хотя обычно где-то здесь размещались постовые.

Однако у Малахитовой гостиной мое везение закончилось: по обеим сторонам от двери стояли рослые фигуры в темно-красных мундирах с золотыми пуговицами. Уже хорошо знакомый мне Иван и второй – тоже штабс-капитан.

Крыло с императорскими покоями охраняли самые сильные Одаренные во всей гардемаринской роте – не считая Гагарина. Разумеется, это могло оказаться и обычным совпадением… И все же я почему-то не сомневался, что никаких случайностей здесь нет и быть не может: Морозов… оба Морозова намертво вцепились в свой главный актив, и сколько я ни искал хотя бы теоретическую возможность разжать эту хватку – пока еще не смог найти.

И сообщение от Оли – после нескольких месяцев тишины – было так или иначе связано с грядущей помолвкой. Я не мог знать этого наверняка, но почему-то почти не сомневался. Совет закрутил гайки до упора, однако полностью избавиться от инакомыслящих им все же оказалось не под силу.

И Морозов не мог этого не замечать – поэтому и стелил соломку везде, докуда дотягивался. Только этого все равно оказывалось недостаточно. Прямо у него под носом в Зимнем дворце, похоже, назревал… нет, еще не заговор – но что-то подозрительно на него похожее. Интриги князя Мещерского порой оставались за гранью моего понимания, но мы уже не раз… скажем так, работали вместе – и результат так или иначе устраивал обоих. Ведь враг моего врага мне… Ну, допустим, союзник.

Хоть наверняка и временный.

Когда я приблизился, гардемарины у двери чуть подались вперед. Иван кивнул, приветствуя меня, а второй штабс на мгновение напрягся, но тут же выдохнул: узнал.

– Здравия желаю!

Я коснулся кончиками пальцами околыша фуражки, судорожно соображая, что такого можно сказать, чтобы меня без лишних разговоров пропустили в святая святых Зимнего дворца – императорские покои. Одного лишь знакомства с обоими стражами и формальной принадлежности к личному составу гардемаринской роты было явно недостаточно.

И я уже приготовился ляпнуть наугад что-нибудь про срочные новости для Елизаветы или снова достать перстень, когда дверь за спиной Ивана чуть приоткрылась, и оттуда послышался негромкий голос.

– Господа офицеры, прошу, пропустите его. Ее высочество Елизавета Александровна ждет.

На сосредоточенные лица на миг легла тень сомнения, но гардемарины все же расступились, и через мгновение я взялся за ручку и шагнул через порог Малахитовой гостиной.

– Здравствуй, Владимир.

Оля чуть отошла назад – то ли освободить дорогу, то ли чтобы ненароком не оказаться слишком близко. И между нами тут же выросла стена. Невидимая, но будто сделанная из холодного и очень твердого льда. Конечно, я догадывался о ее существовании и раньше, еще до того, как увидел свою бывшую пассию под ручку с Ходкевичем, но почувствовал только теперь.

Точнее – не почувствовал. Вообще ничего.

– Здравствуй. – Я чуть склонил голову. – Ты хотела меня видеть?

– Не я.

Оля явно не случайно говорила, едва приоткрыв рот, чуть ли не сквозь зубы – так ее голос звучал жестко, подчеркнуто-вежливо и, пожалуй, даже ядовито. Впрочем, ей хватило такта не ерничать и воздержаться от дурацких вопросов вроде «Как здоровье ее сиятельства Алены Юрьевны?»

А может, просто не было времени.

– Не я, – зачем-то повторила она, разворачиваясь. – Пойдем. Не стоит заставлять ее высочество ждать.

На этот раз льдом между нами можно было бы заморозить весь Зимний, но меня уже беспокоила исключительно грядущая встреча с Елизаветой. Если уж дорогая племянница решила втайне обратиться ко мне, да еще и фактически напрямую, значит…

Что-то да значит.

– Прошу, Владимир.

Оля нарочно чуть ускорила шаг, чтобы самой открыть дверь. Наверное, я при этом должен был почувствовать себя неотесанным мужланом, однако вместо этого лишь коротко кивнул, изображая учтивость, и прошел в соседнюю комнату.

Тоже гостиную, только примерно вдвое меньше – в самый раз для тайной встречи наедине… Или не совсем. Елизавета сидела под огромной шпалерой у невысокого столика, количество стульев рядом с которым могло означать беседу как с глазу на глаз, так и втроем.

Но, похоже, все-таки первое.

– Оленька, милая, – негромко проговорила Елизавета, – ты не оставишь нас ненадолго?

– Как пожелаете, ваше высочество.

Процокали каблуки, и ее благородие титулярный советник какого-то-там ведомства исчезла за дверью. И стоило шагам стихнуть, как что-то неуловимо изменилось. Великая княжна, наследница рода Романовых, а может, и короны, вдруг поникла, разом превратившись в самую обычную девчонку на полтора года младше меня нынешнего.

И я вдруг подумал, что само ее облачение – легкий брючный костюм, надетый на блузку с расстегнутой верхней пуговицей, был не намеком на неформальную беседу без особых церемоний, а следствием самой обычной небрежности. Вызванной то ли спешкой, то ли высшей степенью расстройства.

Подойдя поближе, я разглядел чуть красноватые усталые глаза. Ее высочество выглядела так, будто или не спала целую ночь, или примерно столько же плакала без перерыва. Чуть припухшие веки и нос явно указывали на второе, и вместе с дрожащими руками, напряженной позой и взглядом загнанной дичи вместе означали только одно.

Елизавета в отчаянии.

– Наконец-то вы пришли! – проговорила она, хватая меня за руку. – Господь милосердный, наконец-то… Я могу доверять только вам!

– Хм-м-м… Полагаю, не только, ваше высочество. – Я осторожно улыбнулся. – Но мне, конечно же, вы можете доверять целиком и полностью.

– И только вам! – Елизавета понизила голос, почти переходя на шепот. – Его люди повсюду!

– Чьи?

– Морозова, конечно же! Вам известно, что он уже назначил дату венчания?

Ах ты, старый сукин…

Впрочем, чего-то такого и следовало ожидать. Незамысловатый, и все же изящный в своей простоте ход: сначала обвенчать наследницу рода Романовых со своим непутевым отпрыском в церкви, потом короновать, насильно приведя под присягу всех несогласных… И только после совершеннолетия Елизаветы наконец устроить официальную церемонию бракосочетания и поставить в каком-нибудь из залов Зимнего дворца сдвоенный трон.

Венчание уже лет этак сто не считалось официальной юридической процедурой, так что на право Елизаветы унаследовать престол не влияло никоим образом. Однако и для местной знати, и для всей Европы значит ничуть не меньше, чем брак, зарегистрированный по всем правилам и буквам закона.

Иными словами, после поездки в церковь моя несчастная племянница станет собственностью младшего Морозова и инкубатором для его чертовых наследников!

– Мне угрожают со всех сторон, – вполголоса продолжила Елизавета. – Если я откажусь, Совет посадит меня под замок до конца дней. Или сделает что-то еще похуже! А если соглашусь и обвенчаюсь – меня уберут иберийцы.

– Не думаю, что этого стоит бояться. – Я покачал головой. – Такое непросто провернуть – Зимний дворец охраняют как никогда раньше.

– Морозов слишком занят борьбой со своими врагами внутри страны, – вздохнула Елизавета. – И они будут пробовать снова и снова, пока, наконец, у них это не получится!

А ведь в чем-то она права. Ситуация фактически патовая: венчание станет той самой точкой, в которой не самая важная фигура в одно мгновение станет ценнейшей для одних и помехой – для других. Морозов не примет отказа, а иберийцы вряд ли захотят видеть на троне хоть кого-то кроме своего ручного герцога Брауншвейгского. И единственный способ спасти Елизавете жизнь – не допустить венчания.

– Что ж… Позвольте подумать, ваше высочество. – Я нахмурился и чуть подался вперед. – Я не слишком искушен в подобных делах, однако…

– Не нужно ничего думать. У нас уже есть план – простой и надежный! – Елизавета вдруг вскочила с кресла и схватила меня за обе руки. – Женитесь на мне!

Глава 4

От неожиданности я едва не подпрыгнул. Потрудись Елизавета велеть кому-нибудь из прислуги принести чай, я наверняка выплюнул бы его прямо на царственную блузку или туфельки. Степень моего удивления взвилась до каких-то абсолютно немыслимых пределов и разом достигла таких значений, что разум в принципе отказывался даже пытаться обработать услышанное.

Отозвалось даже тело – запертые в нем Конструкты, похоже, посчитали, что их хозяин и владыка в опасности и тут же отреагировали: выбросили в кровь столько абсолютно ненужного адреналина, что сердечный приступ едва не навестил меня лет этак на пятьдесят-шестьдесят раньше положенного.

– Ваше высочество… Господь милосердный! – Я откашлялся и похлопал себя по груди. – Ну нельзя же так с живым человеком в самом-то деле!

– Думаете, я шучу? – Ноздри Елизаветы на мгновение раздулись от гнева, но она тут же взяла себя в руки. – Поверьте, Владимир, мне никогда не пришло бы в голову потешаться над героем, тем более – таким образом. Но я совершенно, полностью серьезна!

– В таком случае, потрудитесь объяснить, в чем ваш замысел, – кое-как выдавил я, все еще пытаясь отдышаться. – И какое отношение он может иметь к…

– Самое прямое, друг мой! – воскликнула Елизавета. – Вы уже спасали мне жизнь, может, и не один раз – и можете сделать это снова. Только теперь никому не придется рисковать головой. Достаточно лишь одного вашего согласия – и все случится сегодня же!

– Ч… что случится?

Я отчаянно пытался сообразить, что задумала дорогая племянница, но голова упрямо отказывалась работать, выдавая вместо умозаключений какие-то невнятные сигналы. Главным образом предлоги, междометия и то, что ни в коем случае не следовало говорить вслух – особенно при девушке императорских кровей.

– Сегодня в полночь! – решительно продолжила Елизавета. – Все уже готово: меня выведут из дворца, а потом мы отправимся в Сестрорецк и там тайно обвенчаемся в церкви Святых Петра и Павла. Священник не знает, кто я такая, но зато сможет подтвердить, что проводил церемонию. И тогда даже Морозов ничего не сможет сделать!

– Откуда такая уверенность? – усмехнулся я.

– Перед людьми и богом я уже буду вашей женой. И совершенно неважно, что поставить штампы в паспорте мы сможем не раньше, чем мне исполнится восемнадцать! – Елизавета, понемногу успокаиваясь, уселась обратно в кресло и заговорила еще тише. – Аристократы и здесь, и в Европе всегда уважали традиции. Для них венчание означает ничуть не меньше, чем законный брак. И с этим не посмеет спорить даже Совет безопасности.

– Может, и так. Однако разве к такому вам следует стремиться? Вы – великая княжна императорского рода. Я – курсант в чине гардемаринского прапорщика. Ни богатства, ни древней фамилии, ни даже самого завалящего титула, – усмехнулся я. – По всем международным нормам подобный брак будет считаться морганатическим, то есть – неравным. И вы потеряете всякую надежду когда-либо занять место вашего отца на троне.

– И пусть! – Елизавета сверкнула глазами. – Зато сохраню жизнь и честь. Морозов не посмеет меня тронуть, а иберийцам вряд ли будет интересна та, кто по своей воле выбывает из грызни за этот чертов трон. Моих личных средств вполне хватит, чтобы я смогла прожить всю жизнь в качестве госпожи Острогорской.

– Всю жизнь? – переспросил я.

– Достаточно, чтобы от меня отстали. – Елизавета вдруг густо покраснела. – Но если вам будет угодно, мы расторгнем брак через год… или несколько лет. И я сделаю все, чтобы ваша военная карьера продолжалась с тем же головокружительным успехом, что и ранее. Но даже если этого не случиться, вы не останетесь без награды. Суммы на моих счетах вполне хватит…

– Господь милосердный, ваше высочество, – прекратите немедленно! – Я махнул рукой. – Я вовсе не имел в виду ничего подобного. Суммы и счета интересуют меня в последнюю очередь.

– А я сама? Понимаю, что все это несколько неожиданно и мы едва знаем друг друга, но порой судьбе виднее, не так ли?.. Скажите, Владимир – неужели я вам совсем не нравлюсь?

Елизавета чуть подалась вперед и улыбнулась. Явно через силу, вымученно – но вполне искренне. Будто ей вдруг отчаянно захотелось выглядеть в моих глазах обворожительной.

Она что – меня?.. Нет, на «соблазняет» это, пожалуй, пока еще не тянуло, но намек был яснее некуда. Девчонка неполных семнадцати лет – и моя, между прочим, племянница! – старательно изображала увлеченность и интерес, изрядно выходящий за рамки того, что необходим для брака по расчету.

А может, и не изображала. Елизавета пребывала как раз в том ужасном и благословенном возрасте, когда в теле девчонки взрывается гормональная бомба, способная не только за год-два превратить ее в женщину, но и напрочь сорвать голову. Даже зрелые дамы не так уж часто бывают разумны в своем выборе, а уж подростки…

Когда для девушки приходит время влюбиться в первый раз, судьба задорно крутит стрелочку, сама не догадываясь, на кого та укажет. Под удар бестолковой страсти попадают все без исключения – одноклассники, друзья семьи, знакомые, популярные певцы, актеры и даже киногерои. А иногда и родственники. Будущему герою девичьих грез достаточно просто оказаться в нужном месте в нужное время…

Или в ненужное – это как посмотреть.

Похоже, я оказался. И к тому же еще и проявил себя, в одночасье превратившись из какого-то там курсанта и сомнительного ухажера подруги и наперсницы в отважного спасителя, способного чуть ли не в одиночку одолеть полчища врагов. А сразу после этого – в весьма заметную в массмедиа персону. Этакого самого популярного мальчика в классе, который, как выяснилось, может еще и поддержать улыбкой и не по годам мудрыми словами.

М-да… Кажется, у Елизаветы попросту не было шансов.

Разум кое-как «проглотил» происходящее и даже со скрипом прокрутил какие-никакие мысли и выводы. Но удивление все еще было велико настолько, что дар речи – связной, во всяком случае, – я временно потерял.

– Нравитесь?! Нет! То есть да… То есть… Господь милосердный! – простонал я, откидываясь на спинку кресла. – Неужели вы не понимаете, что все это не изменит ровным счетом ничего?

Елизавета снова вспыхнула. Только на этот раз не теплом внезапного интереса, а куда горячее. Царственные очи полыхнули недобрым огнем, в котором гнева великой княжны и отвергнутой женщины было примерно поровну.

Полыхнули – и тут же погасли.

– Не изменит ничего? – повторила Елизавета. Надо сказать, весьма прохладным тоном. – И почему же вы так в этом уверены?

– Хотя бы потому, что не так уж плохо знаю всех тех, о ком вы говорите. Все они – страшные и беспощадные люди. – Я сложил руки на груди и выдохнул, понемногу успокаиваясь и приводя скачущие мысли в порядок. – А младший Морозов к тому же глуп, жесток и мстителен. Отказ – даже в такой форме – непременно приведет его в бешенство. И одному богу известно, что он способен натворить.

– Вы так его боитесь? – фыркнула Елизавета. – Я была о вас лучшего мнения!

– Его – ничуть, – невозмутимо ответил я. – Однако не следует забывать, что на стороне рода Морозовых сейчас гвардия, армейские части, полиция и фактически все спецслужбы. Не говоря уже о Совете безопасности, в который входят две с лишним сотни сильнейших Одаренных в стране. Ради вас я, конечно же, готов вступить в схватку хоть со всеми сразу. – Я пожал плечами. – Только, боюсь, она будет недолгой.

– Вы… вы слишком сгущаете краски.

Елизавета возразила – но не слишком уверенно. Не знаю, насколько близко они были знакомы с младшим Морозовым и как именно происходили ухаживания, но репутация его сиятельства нередко говорила сама за себя. Драгоценный отпрыск главы Совета безопасности не отличался легким нравом и не слишком-то утруждал себя манерами. И даже погром в цыганском квартале Красного Села для столичных аристократов наверняка стал явлением хоть и необычным, однако ничуть не удивительным.

Елизавета боялась младшего Морозова куда сильнее, чем старшего. И – чего уж там – имела на то все основания. А мои слова лишь подлили масла в огонь.

– Сгущаю краски? Может быть, – негромко отозвался я. – Но опасностей и без того предостаточно. Вы можете выйти замуж, сменить фамилию и даже навсегда уехать из Петербурга. Однако все равно останетесь той, кто вы есть, – единственной наследницей дома Романовых, пусть и без титула великой княжны. И кто-то может посчитать, что такого человека слишком опасно оставлять в живых. – Я на мгновение задумался. – Полагаю, от вас в любом случае попытаются избавиться – до того, как вы родите ребенка, который однажды может заявить свои права на престол.

– Избавиться?!

– Устранить физически, ваше высочество. – Я уже не пытался подбирать слова помягче – для пущей убедительности. – То есть – убить. И заодно меня… точнее, любого, кто станет вашим супругом. Наши враги и так не раз пытались это сделать, но сейчас вас хотя бы защищает Совет, гардемарины, гвардия и положение великой княжны… А кто защитит госпожу Острогорскую?

– Верный и любящий муж! – Елизавета не удержалась и все-таки начал язвить. Но тут же снова взяла себя в руки. – Но этого явно будет недостаточно, ведь так?

– Именно, ваше высочество, – кивнул я. – Так что даже если у вас или ваших друзей есть план, даже если кто-то действительно смог отыскать священника, который отважится обвенчать пару при столь загадочных обстоятельствах – это все равно не поможет. Ваша жизнь все так же будет в опасности, и ничуть не меньше, чем сейчас.

– Господи… – Елизавета достала платок и промокнула глаза. – И что же мне делать?

– Взять себя в руки, ваше высочество. – Я чуть подался вперед. – И смириться с тем, что такой план не сработает… Он в принципе не может сработать. А если вы считаете иначе, следует задуматься – кому выгодно, чтобы вы считали именно так?

– Не знаю!

Елизавета ответила не задумываясь, однако я успел заметить, как она бросила взгляд на дверь, за которой несколько минут назад исчезла Оля.

Удивления я почему-то совсем не почувствовал, зато в голове тут же начали роиться мысли. Их было так много, что ухватить нужную никак не получалось. Она буквально дергалась передо мной, дразнилась – но упрямо не давалась в руки.

Усилием воли я прогнал их все. Меня наверняка уже ищут, и отведенное на тайную встречу время заканчивается – а значит, не стоит тратить его на раздумья.

– Я уже говорил, – продолжил я, – и повторю это снова: вы нужны нам, и нужны как никогда раньше. Именно вы станете тем знаменем, которое объединит всех, кто еще верен короне, своей стране и народу.

– Но… но что я могу сделать?

– Многое, ваше высочество. И многое вы сделать должны! – Я чуть возвысил голос. – Взять на себя ответственность и принять наследие вашего рода. И вернуть то, что принадлежит вам по праву. Своей нерушимой императорской волей, а если придется – и силой, как это однажды сделала Елизавета Петровна – ваша великая тезка.

– Я знаю историю, Владимир, – отозвался негромкий печальный голос. – У нее были верные люди, была гвардия… А что есть у меня?

– Я. А это, поверьте, не так уж и мало, ваше высочество, – усмехнулся я. – Уже скоро вы удивитесь, как много людей готовы служить не Морозову, не какому-то там герцогу Брауншвейгскому, а именно вам – истинной наследнице российского престола… Но для начала нам нужно не допустить венчания.

– И как же вы… как мы собираемся это сделать? – недоверчиво спросила Елизавета.

– Очень просто, ваше высочество. – Я протянул руку и кончиками пальцев стер слезинку с царственной щечки. – Мы вас украдем.