Читать книгу: «Байрон», страница 4

Харьков

«Город Харьков – ты город студентов,

Книгочей, записной театрал,

И щедрей твоих аплодисментов,

Байрон никогда не слыхал!

Харьков – ты хлебосольный хозяин,

Гостю каждому искренне рад:

Житель центра и житель окраин,

Чем богаты, всегда угостят!»

Ну, коли рассказали о ХПИ, тогда надо и о стольном граде Харькове немного рассказать.

Возникновение Харькова связано с Освободительной войной 1648–54 гг. После поражения Б. Хмельницкого под Берестечком в 1651 году, началось массовое бегство казаков из Украины. Московский царь Алексей Михайлович разрешил им после присяги селиться на своих пограничных землях – Московской Украине. Казаки для создания укреплений получали налоговые льготы. Отсюда происхождение названий поселений – «слобода» (от «свободы» и «льгота») и название территории Слободская Украина. На этих землях были основаны слободки: Сумы, Лебедин, Ахтырка, Харьков, образовавшие пояс укреплений на подступах к Москве.

«…и ставок, и млынок, и вишнёвенький садок»,

«…и порося возле хаты».

Харьковская слобода выросла в междуречье рек Лопань и Харьков, откуда и произошло название города, иногда право основателя и строителя слободки приписывали мифическому казаку Харько (Харитон) – патриарху черкас, его портрет, писанный масляными красками, изображающий бравого казака на коне с копьём в руке, хранится в Музее изящных искусств (при Харьковском университете). В 1651 году был основан Харьковский черкасский полк, позже уланский, главной задачей которого была охрана жителей от татарских нападений, первый его атаман был Иван Васильевич Кривошлык и состоял он из шести сотен казаков, московские Цари и Императоры жаловали полку знамёна и штандарты за верную службу. В 1664 году полковником Харьковского черкасского полка был Иван Дмитриевич Серко, родом из Мерефы, где жила его семья. Позже известный запорожский герой Серко, знаменитый своими блестящими победами над татарами и поляками.

Слава о его подвигах гремела повсюду, он не раз забирался в самый Крым, освобождал невольников, громил города. Серко отличался необыкновенной личной храбростью, был великодушен, добр и бескорыстен. Его именем татары унимали плакавших детей, о нём сложилось множество легенд. Он пользовался уважением и безграничным доверием казаков и, временами расположением Москвы.

Во всех уголках Малороссии и Польши прославляли его «вызволенные» им «с тяжкой неволи турецкой, с каторги басурманской» многие тысячи невольников.

Но как говорится в тех местах в то время: «Вовремя предать – это значит предвидеть!» и вот такой человек вдруг решил изменить Царю, поддавшись на уговоры польского гетмана Брюховецкого на Раде в Гадяче (1668 г.) поднял восстание против русских воевод, объявив, что выступает «на защиту казацких прав». Поначалу восставшим сопутствовала удача, Серко осадил даже Белгород и Харьков, но Харьковский черкасский полк остался верен своему долгу и московскому Царю во главе с полковником Середой, отразил нападение поляков и татар, посланными Серко, а позже в наказание сожгли Мерефу – его родину. Бунт был подавлен, Царь щедро наградил и освободил от налогов все черкасские полки, оставшихся верными присяге, Гетман Брюховецкий был убит казаками, а Серко опять ушёл в Запорожскую Сечь и уже никогда не возвращался в Харьков. Последним командиром Харьковского казачьего полка был М. П. Куликовский.

По указу Московского царя (1656) началось строительство Харьковской крепости. О ней напоминают оборонная башня-колокольня и Свято-Покровский собор Свято-Покровского монастыря, возведённого в 1689 г. Царь Пётр I объезжая рубежи Государства Российского и готовясь к Азовскому походу посетил харьковскую крепость в 1709 году и дал указания по её расширению.

В 1717 г. открывается Харьковский коллегиум. Когда зашла речь о создании на Украине Университета, выбор стоял между Киевом, Черниговом и Полтавой. Василий Каразин, доверенное лицо императора Александра I, предложил слобожанским дворянам финансово поддержать создание Университета, пообещав, что император вернёт им привилегии. А Александру I их пожертвования были представлены, как широкая общественная поддержка проекта.

Хотя привилегии дворяне так и не получили, зато в 1805 г. в Харькове появился второй в Российской империи университет, где учились и работали три лауреата Нобелевской премии – биолог И. Мечников, экономист С. Кузнец и физик Л. Ландау. Харьков становится крупнейшим научным центром Украины.

Здесь в 1931 г. впервые в мире расщепили атом лития, создали знаменитый танк Т-34. Из последних разработок харьковских учёных прославилась система обнаружения «Кольчуга», развенчавшая миф о невидимости американских самолётов «Стеллс».

В конце XIX – начале XX вв. формируется архитектурный ансамбль центра Харькова – улицы Сумская и Пушкинская (бывшая Немецкая).

 
«Один станок – это просто станок,
Два станка – мастерская.
Одна блядь – это просто блядь,
Много блядей – Сумская!»
 

В. Маяковский

(в честь «Первого всеукраинского съезда трудовых проституток» прошедшего в Харькове в 1923 году).

В их застройке представлены классицизм, модерн, Нео ренессанс (напр. Харьковский драмтеатр им. Т. Г. Шевченко, 1843 г.). Поражает крупнейшая в Украине Синагога на ул. Пушкинской, открытая в 1913 году, к её описанию мы ещё вернёмся, не синагоги, а улицы Пушкинской. Доминантой центра города является колокольня Успенского собора, построенная в 1821–37 гг. в память о победе в Отечественной войне 1812–14 гг. Её высота – 89 м. к ней примыкает Успенский собор (1771–77).

В 1918 г. Харьков становится столицей Украинской Советской Социалистической Республики. Новая эпоха востребовала новые идеи. Молодой архитектурный стиль «конструктивизм» средствами архитектуры стремился к глобальным социальным преобразованиям и в итоге – к созданию нового человека.

Конструктивизм переносит акцент с формы на пространство.

Так появилась крупнейшая в Европе (12 га) площадь Дзержинского (сейчас Свободы) с самым большим на Украине памятником Ленину и с шедевром конструктивизма – зданием Госпрома, арх. С. Серафимов, С, Кравец и М. Фельдгер, студенты ХПИ на эту площадь ходили на военные парады и смотреть салюты на 9 мая.

Самое большое в то время здание в Европе возводилось в 1925–28 гг. Общая площадь застройки – 11 тыс. кв.м., объём -347 тыс. кв. м., длина фасада – 300 м. Анри Барбюс назвал сооружение «Домом-горой», а американский писатель Теодор Драйзер писал в 1928 г. «о чуде, увиденном в Харькове». В 1954 г. в русле конструктивизма здание увенчала 45-метровая телеантенна. Госпром положил начало формированию ансамбля площади Дзержинского. В 1936 г. на этой же площади построят гостиницу «Харьков», проект которой получил наивысшую оценку на Всемирной выставке 1937 г. в Париже.

Шедевром тридцатых годов является и памятник Т. Г. Шевченко, созданный скульптором М. Г. Манизером и архитектором И. Г. Лангбардом. Памятник окружают 16 фигур, символизирующих этапы революции. Скульптору позировали тогда известные украинские актёры Н. Ужвий, А. Бучма, А. Сердюк.

ССО

«ССО – это школа мужества советской молодёжи!».

ССО – это не Силы специальных операций, а Студенческий строительный отряд.

Всесоюзные студенческие строительные отряды – комсомольская всесоюзная программа ЦК ВЛКСМ (Центральный Комитет Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи) для студентов высших, средне-профессиональных и начальных учебных заведений, формировавшая временные трудовые коллективы для добровольной работы в свободное от учёбы время (как правило летних каникул).

Вот созданием такого временного коллектива Командир в настоящее время кроме учёбы был очень озабочен. Стоял март месяц 1979 года, самая жаркая пора для набора бойцов в стройотряды, надо было сформировать основную массу работяг, желательно уже побывавших в ССО и имевших какие-то навыки в рабочих профессиях, кроме копания ям и таскания носилок. Отрядов по весне формируется много, а хороших бойцов – мало, надо было «застолбить» их, представить списки в КК и раздать им Комсомольские путёвки.

В свой первый стройотряд после 1-го курса Командир также попал может случайно, а может и нет. За парнями после армии вербовщики наблюдают давно и сразу предлагают им «золотые горы», это же вам не салага какой-нибудь – десятиклассник бывший. Армейцы как правило дисциплинированные и как правило многие уже владеют какими-либо строительными профессиями. Помнится, как его расспрашивали об этом, и он ответил, что умеет штукатурить, мол в армии этим делом занимался неоднократно – в «учебке» в Союзе, и ему тогда сразу предложили записаться в бойцы отряда, уезжавшего на Целину, мотивировали тем, что попадёт сразу в дальний отряд после первого курса. Обычно все начинают с «ближних» отрядов – по колхозам Харьковской области и рядом, собирать помидоры, свёклу, клубнику и пр., а там заработки меньше.

Да, основным мотива тором поездки летом в стройотряд вместо каникул был, конечно, он – материальный фактор. А, что делать, миром правит капитал, даже в период развитого социализма. Нет, были конечно романтики-индивидуумы, которые ехали «за туманом и за запахом тайги», но после стройотряда они аккуратно приходили за зарплатой, а не оставляли её в общей кассе. Получив родительское благословение, Командир тогда записался в свой первый стройотряд и так начал свою долгую карьеру в этом молодёжном движении.

Начиналось всё тогда весной в конце мая красиво, с торжественной линейки возле памятника Ильичу, речей руководителей института и ответственных комсомольских работников, прохождения отрядов в парадной зелёной форме, как на военной кафедре, но с нашитыми разноцветными отличительными знаками стройотрядовца «ВССО» (Всесоюзный Студенческий Строительный Отряд) и др. Отряд ЭМ факультета носил гордое имя «Гренада»! Затем церемония торжественных проводов повторялась на площади перед Южным вокзалом Харькова, но уже в общегородском масштабе, где с речами выступали крупные областные партийные чины, и где «коробками» построились стройотрядовцы всех харьковских институтов, уезжающих на целину.

Потом посадка в вагоны скорых поездов «Харьков-Кустанай» и «Харьков-Павлодар», первый общий для всех приказ о «сухом» законе по пути движения, весёлый гам в вагонах, песни под гитары, дорожные анекдоты и «Харьковская правда» трёхдневной давности прочитана до различных объявлений на последних страницах. Двухдневный маршрут закончился, когда все цыплята, яйца, домашние пирожки и запасы были съедены, вот наконец и приезд в Кустанай, где одуревшие от дороги, отряды строились на привокзальной площади для торжественной линейки, по поводу нашего приезда с приветственными речами уже местных руководителей.

Посадка в автобусы и вот он – совхоз «Кайбогорский», где нас уже ждал палаточный лагерь, построенный приехавшими на неделю раньше нашими квартирьерами. Местное начальство подготовило фронт работ и начались суровые будни.

Подъем в 7 утра, завтрак, работа, обед, работа, ужин. Строили мы тогда домики из кирпича на 2 семьи и большие кошары для скота. Кошары дорого стоили по сметам и их старались полностью завершить до отъезда. В бригаду входило 6–8 бойцов: пара на «колобахе» – бетономешалке, пара подносчиков кирпичей, пара каменщиков, которые были в особом почёте особенно те, кто вёл кирпичную кладку быстро и ровно по «ниткам» и разнорабочие. Выходной день – один в неделю, правда мы ещё должны были нести культуру в массы, организовывали концерты, в местном клубе были инструменты, и командир дал команду, что надо организовать ВИА и дать концерт.

В поезде Командир немного играл на гитаре, поэтому его быстро записали в вокально-инструментальный ансамбль и выдали бас-гитару, на которой он совершенно не мог играть, но было сказано, стоять с гитарой на сцене и делать вид, что умеет. На концерте, пел в основном соло-гитарист, ударник стучал иногда в такт, а Командир делал вид, что играет, было очень стыдно, когда любознательный местный мальчишка-казах подошёл к сцене поближе и пытался понять какие аккорды он берёт, выручал рок-н-рольный «квадрат», который брался к месту и не к месту. После такого концерта было предложено руководству развлекать местную молодёжь дискотеками, мол не так стыдно будет и дешевле выйдет, записей современной музыки с собой привезли много на бобинах, аппаратура с колонками в местном клубе есть.

Руководство заинтересовал довод насчёт «дешевле выйдет», ну не надо будет освобождать от работы 5 бойцов для репетиций, давать им выходной дополнительный день, а дискотеку могут проводить двое и готовиться особо не надо. Этот довод всех убедил и по субботам теперь проводились дискотеки, которые иногда заканчивались драками местных казахов с чеченцами. Однажды и студентов зацепили, но, когда на танцплощадку прибежало быстро 30 бойцов, их перестали задирать, да и они особых поводов не давали.

Да, на целине по колхозам жило много чеченцев, выселенных туда после войны по приказу Сталина. Одна такая большая семья жила в совхозе Кайбогорский и тоже строила домик рядом с нашей бригадой, было интересно наблюдать за ними и их обычаями, конечно работали они, не спеша, не торопились как мы, с выходными.

Чеченская бригада состояла из двух пожилых аксакалов, одного из них звали Магомед и остальные члены бригады были его сыновьями: двое-старших, двое-средних и двое-младших. Когда Магомед объявлял перерыв в работе, то он просто садился рядом с «колобахой», которой он управлял и заводил беседу со свои другом, помогавшим ему, а, на перекур старшие сыновья отходили в сторонку, так чтобы отец не видел, средним сыновьям надо было прятаться от отца и старших братьев, а младшим – вообще надо было от всех скрываться, иногда и места не было, и они приходили в наш строящийся рядом дом.

С одним из старших сыновей по имени Али Командир подружился, он, кстати, даже учился в Московском Университете, но после первого курса почему-то бросил учёбу, любил читать стихи Лермонтова, посвящённые горцам, о их дружбе и верности. На свадьбе сына директора колхоза, где они сидели рядом, Али постоянно спрашивал Командира, отец, мол не смотрит в его сторону, тогда ему можно выпить, а на прощальном вечере с костром, он с братьями помогал разделать нам барана, подаренного на банкет директором колхоза. Но когда разгорячённый водкой его младший брат погнался за нашей поварихой, и она спасаясь вбежала в нашу палатку, где мы сидели с Али обмениваясь прощальными сувенирами, то ему стоило только два слова гортанно сказать по-чеченски, как младший брат сразу обмяк, пришёл в себя и попросил прощения.

Вот таким памятным оказался первый стройотряд, построили мы тогда 3 домика и две кошары, заработали по 350–400 рублей, и назад также весело возвращались поездами в Харьков, где нас опять встречали торжественные построения, руководители и наши девушки, которые громко кричали Ура! и «в воздух чепчики бросали».

Южный вокзал города – Харькова – это отдельная песня! Это не только ворота города, это главный железнодорожный пульс большой страны – СССР. С севера из Ленинграда и Москвы едут на юг летом тысячи отпускников, выбегающие на перроны во время коротких остановок за продуктами, пивом и кипятком, а с юга и востока едут в столицы кавказцы в коричневых бараньих шапках, одесситы с коробками копчёной скумбрии, узбеки в белых кисейных чалмах и цветочных халатах, краснобородые таджики, туркмены, и те же самые отпускники, уже возвращающиеся назад из Крыма с коробками фруктов и бутылками вина, которые в основном выпиваются по дороге.

Сколько раз Командир приезжал и уезжал с Южного вокзала за эти студенческие годы-не сосчитать, да и потом тоже, пока не закрылись границы.

С Южного вокзала также начинались и наши ежемесячные походы под названием «водить обезьянку». На нашем курсе была традиция, каждый месяц – пятнадцатого числа, когда выдавали стипендию, небольшая группа инициативных товарищей поначалу во главе с Байроном, а потом, когда за вечную неуспеваемость его лишили стипендии он стал реже ходить в эти походы. Так вот эта группа с деньгами в карманах доезжала на метро до Южного вокзала, там в подвальных багажных помещениях была небольшая пивная, вот с неё и начинался наш «обезьяний» поход.

А как хороши были уличные разливочные, где в больших треугольных колбах с краником внизу был налит не шипучий лимонад – а Портвейн Пiвденнобужский!!! Красота, возьмём по стаканчику, чокнемся, выпьем и идём дальше «водить обезьянку». Пили всё, что продавалось в тех злачных точках. С непривычки и по молодости многие быстро напивались, их отправляли на такси домой. Так приобретался бесценный опыт.

И так по всей улице Свердлова, мимо Центрального рынка и Свято-Благовещенского кафедрального собора до Лопаньской набережной, где переходили мост через реку Лопань, добирались до Успенского собора в самом центре Харькова и вот только там под вечер группа, уже изрядно поредевшая, располагалась в каком-нибудь ресторане для плотного ужина с возлияниями и воздаяниями почестей Бахусу.

Затем группа выходила на привокзальную площадь, поворачивала направо и выходила на улицу Свердлова, позже Полтавский Шлях – одну из самых длинных улиц Харькова, и вот по этой улице наша группа шла и «отмечалась» во всех злачных местах, типа – простых разливочных, кафе, баров и прочих забегаловках.

Поздним вечером остатки группы добирались на трамвае по улице Пушкинской до «Гиганта» и БКК. Не факт, что наследующий день все участники загула, т. е. похода шли на занятия, но поводов вспомнить вчерашнюю обезьянку хватало на весь месяц…до следующей «обезьянки».

 
«У каждого пьянства свой запах особый:
Ликёр пахнет тайных фантазий свободой.
Шампанское пахнет кокетством и флиртом.
Разбитая морда – разбавленным спиртом.
 
 
Развратом и страстностью пахнет коньяк.
Взрывным позитивом – абсент натощак.
Вино отдаёт дорогим рестораном.
От вермута пахнет хихиканьем пьяным.
 
 
Коктейлями пахнут дебош и кураж.
Закваскою хмельною воняет алкаш.
Утратой способности двигаться – водка.
Стремленьем по бабам пройтись – виски стопка.
 
 
Джин пахнет желаньем нажраться красиво.
Желаньем отлить отличается пиво.
Похмельем тяжёлым с утра – арманьяк…
И только лишь трезвость не пахнет никак!»
 

А в сентябре, когда все нормальные студенты возвращаются с летних каникул и едут дружно на «картошку», стройотрядовцы законно и вполне заслуженно имеют право на отдых, и они отдыхают. Командир тогда повёз свою матушку на заработанные деньги в Вильнюс и Ригу к старым её знакомым и походить по магазинам, ведь Прибалтика тогда считалась в Союзе чуть ли не витриной капитализма.

Там тогда был впервые опробован «Рижский бальзам», который Командир в баре гостиницы гордо и небрежно попросил по привычке грамм двести. Потом он долго удивлялся почему все так на него смотрят, как немцы в том незабвенном «гаштете», местный люд пил бальзам малыми порциями и добавлял в основном в кофе.

ССО-77. «Украина» – Сургут-Уренгой

«Под крылом самолёта,

о чём-то поёт зелёное море тайги».

На следующий стройотрядовский сезон, после окончания 2-го курса Командир уже заранее начинал вербовать своих друзей: Байрона, Куска и Мишу, но в связи с определёнными проблемами, вылившимися в то, что он был вынужден покинуть общежитие БКК и переселиться «Гигант», стал реже встречаться с ними. Да и по весне у них начались обычные проблемы, Байрон страдал из-за музыки и неразделённой любви к девушке Таньке, «завалил» весеннюю сессию и оставался на лето в общаге сдавать «хвосты» и петь песни абитуриенткам, а «местных» Куска и Мишу поначалу не отпускали в ССО родители, боявшиеся возможных трудностей и испытаний для их детей. Радовало только то, что со временем Командир становился для них своего рода авторитетом, как старший наставник их шалунов, мол после армии, староста и все такое.

Когда Кусок, например, приходил на пирушку в БКК с неизменной 3-х литровой банкой портвейна, то он быстро напивался, не дожидаясь окончания церемонии, по поводу которой состоялась эта самая вечеринка или концерт Байрона и ложился спать мирно, посапывая своим большим носом. Вечером, когда Командира вызывали вниз к телефону у стола дежурного по общаге, оказывалось что всегда звонила его мама и она знала у кого надо было спрашивать о судьбе сына:

– «Что Вы говорите, Толик уже устал и уже спит на Вашей кровати. Как хорошо, что Вы за ним присматриваете, большое спасибо. Я спокойна, пусть он завтра после занятий домой приходит». —

Командир, конечно не стал ей говорить, что Толик уже выспался и уже играет в преферанс и вряд ли завтра пойдёт на занятия.

Миша М., как-то затащил Командира в свою большую квартиру на улице Веснина и пока он переодевался в своей комнате, к Командиру из своего кабинета вышел знаменитый отец-академик, пригласил к себе и провёл с ним светскую беседу, на предмет того, кем может вырасти его сын, оболтус бородатый, будет ли он все время бегать лохматый с пластинками по городу или станет когда-нибудь полноценным членом коммунистического общества? Что он на этот счёт считает, его старший товарищ послуживший уже в армии.

– Надо бы воспитать его, проверить в тяжёлых условиях, типа поработать в стройотряде, – отвечал вежливо Командир, стесняясь наступить ногами на красивый ковёр.

– Отпустите его на лето-это лучше, чем по городу болтаться с пластинками. —

– Да, Вы правы, я над этим вопросом уже думал, полагаю, что после 3-го курса можно будет его отпустить в стройотряд под Вашу ответственность», – сказал академик и предложил ему выпить армянского коньяка.

Той весной на слуху был дальний отряд в Магадан, все стремились записаться в него, пытался и Командир, и даже вроде уже получилось, но потом все неожиданно переиграл ось, и он поехал бригадиром в дальний отряд «ССО-Украина-77» в Сибирь, в тайгу, на знаменитую трассу Сургут-Уренгой.

«А в этот край таёжный, только самолётом можно долететь…»

Летел ССО туда самолётами: Харьков-Москва, Москва-Тюмень. Тюмень-Сургут. В Сургуте всем отрядом вместе пробыли только два дня, затем бойцов распределили по бригадам и вертолётами разбросали по участкам трассы. Вместе всем отрядом опять соберёмся только перед отъездом на обратном пути, странно это было по сравнению с прошлогодним кустанайским отрядом, где все три месяца жили в палатках одним лагерем с утренними построениями и вечерними посиделками у костров, развлечениями с местным населением и даже общим фестивалем Кустанайской зоны ССО посреди лета с концертами, соревнованиями делегатов всех отрядов, собравшихся на 2–3 дня в Кустанае.

А тут одинокая бригада из 10–12 человек с поварихой и двумя местными «вальщиками» леса, приданными для усиления заброшенными вертолётами посреди тайги. Красота! Жутко, но интересно.

Бригаду размещали посреди 5-километрового участка трассы, где уже ранее прошли геодезисты и разметили вбитыми в землю колышками направление будущей дороги. В первые два дня обустраивали лагерь, ставили палатки, строили кухню с обеденным столом, туалет и пр. Вальщики леса в то время уже начинали валить бензопилами «Дружба» всю растительность, что размещалась в 25 м от каждого колышка влево и вправо. На первом нашем участке недалеко от Сургута растительность там была неслабая, помимо всяких кустарников и молодых деревьев росли высокие сосны, ели и могучие кедры, кроны которых закрывали небо если они росли рядом. Тайга, одним словом.

«А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги…»

Вальщики леса-были местные – профессионалы, но, когда деревья стоят стеной, а они хоть и стараются валить так, чтобы деревья ложились на земле рядышком, тут хоть какой не делай правильный «подпил» и «надпил», огромный кедр может при падении так «сыграть» стволом, что валится как ему придётся, из-за этого образуются так называемые «завалы». Бригада делилась на «обрубщиков» веток, которые ходили с топорами на длинных ручках, т. н. «канадский» топор и обрубали ветки, остальные бойцы были «кладовщиками», которые должны были складировать обрубленные от веток стволы деревьев в подобие стеллажей.

Завалы было трудно обрабатывать от веток, большие стволы нельзя было и всей бригадой на «Ура» поднять, их оставляли на местах, короче работа весёлая и поначалу уставали страшно. Раз в неделю прилетал вертолёт с командиром и местным прорабом, привозили продукты, письма, подарки к дням рождения и необходимые вещи, подсчитывали проделанный объем работ и рассказывали, как идут дела у других бригад.

Когда наконец мы закончили свой первый «убойный» участок и собрали лагерь, нас перебросили на вертолёте на другой участок – севернее к Уренгою.

 
«Лётчик над тайгою точный курс найдёт,
прямо на поляну посадит вертолёт…»
 

Здесь было полегче, севернее к Полярному кругу тайга становится поменьше, деревья не такие мощные как на южных участках, работа шла веселее, обрубщики иногда даже догоняли вальщиков, и они уставшие давали свои бензопилы потренироваться и обучали азам своего мастерства.

Даже постоянные комары и гнус уже не так досаждали, или может быть мы научились бороться с ними. Поначалу пользовались жидкостью «Дэта», которую нам постоянно привозили, по инструкции вроде бы комары не должны были нас донимать 6–8 часов, но гнус не воспринимал её только первый час, а потом налетал более озверелый, даже накомарники не спасали, а в них неудобно было работать.

Кто-то случайно смешал «Дэту» с сапожным дёгтем и обмазался этой жуткой смесью замученный комарами. И, о чудо, они его стали облетать стороной! Мы все немедленно последовали его примеру, ходили блестящие и черные как негры, но ни одна тварь на нас уже не садилась, даже накомарники забросили подальше, а прилетевший на проверку Комиссар поначалу даже испугался нас, подумав, что не туда залетел. Где-то на трассе был отряд из темнокожих бойцов из Эфиопии.

Научились мы в отсутствие воды утолять жажду, продавив сапогом в болоте ямку и накрыв её чистым носовым платком пить жидкость оттуда, научились ориентироваться в лесу, когда отклонялись от трассы и делая зарубки на стволах деревьев, научились находить чагу для заварки чая и ловить рыбу на голый крючок в одиноких озёрцах, попадавшихся на трассе, откуда там только караси и щуки брались? Научились даже топорами кидать в тетеревов и дроф лесных, иногда удачно, постоянно ждали медведей, но так и не дождались.

Там же в палатке в августе 1977 года, как-то утром по транзистору услышали печальную новость, что в своём поместье «Грейсленд» в городе Мемфис, штата Теннесси, США умер король рок – н-ролла Элвис Пресли, горевали все очень по этому поводу сильно.

В конце лета нас перебросили на третий участок нашей бригады в районе Тарко-Сале, Ямало-Ненецкого автономного округа.

«Под крылом вертолёта уже не поёт – зелёное море тайги…»

Вот здесь была красота, могучая тайга закончилась, началась тундра, а в тундре деревьев нет, или почти нет – карликовые всякие там кустарники и сосны, ягельные поля полные грибов и реки Пякипур и Айваседапур полные рыбы. Бригада там свой участок в 5 км за пару недель проскочила с криками «Ура-скоро домой!» там же на нас впервые за лето выехали на оленях местные аборигены чукчи, то есть ненцы.

Старый мужик с морщинистым лицом, узкими глазами с трубкой во рту и кухлянке, остановил своего низкорослого рогатого друга возле нашей бригады, отдыхавшей после обеда, и спросил:

– «Сюдент! Водка – есть? —

– Нет, мы студенты, типа-сухой закон у нас, сами бы выпили за встречу». —

Дед подумал, пожевал губами и продолжил:

– «А чикалон есть? —

– Тоже нет, сами вот уже три месяца не бреемся». —

Все-таки он не хотел просто так уезжать и уже с улыбкой спрашивает:

– А ДЭТ есть? —

– Да, этого говна, полно». —

Даём ему неполную коробку с 100-граммовыми флакончиками жидкости. Он молча и деловито откручивает крышечки с них и один за другим выпивает сразу штуки три, также молча падает с оленя и засыпает, его подруга такого же возраста молча стреножит оленей, подкладывает спутнику жизни под голову тюфяк, садится рядом и также молча курит свою трубку.

«Трубку курит-бабушка его…».

А мы с удивлением смотрим на них и думаем:

«А, что разве так можно было? Оказываются ДЭТу ПЬЮТ!!!

Там ведь написано на этикетке, что принимать внутрь категорически нельзя, смерти подобно!?»

Гости провели с нами всю ночь, утром дед проснулся как ни в чём не бывало, попил чаю, покурил свою трубку, взял своё ружье и пошёл в лес, три раза там выстрелил и принёс с собой трёх глухарей и бросил их нашей поварихе, мы в ответный знак благодарности подарили ему полную упаковку «Дэты», после такого обмена любезностями гости вскоре отбыли на оленях опять в свой лес.

Обратно в Харьков мы летели через славный город Салехард, где целый день бродили по деревянным тротуарам в ожидании самолёта на Москву.

«Пусть кто-то живёт в роскошных квартирах, сидит на диванах, ходит по мягким коврам. Такая жизнь не для нас. Мы – Романтики. Нам куда милей тайга, шалаш, костёр, комары, палатка с транзистором и песня под гитару:

«На битву и доблестный труд, расправив упрямые плечи, вперёд комсомольцы идут…»

В Харькове по возвращении мы получили заработанные деньги по 600–700 рублей на человека, а магаданский отряд привёз по 1000 рублей, чем установил на долгие годы недосягаемый рекорд. В сентябре, когда все нормальные студенты едут на «картошку», стройотрядовцы отдыхают. Командир съездил в Курчатов, где вместе с Эдом помог родителям выкопать картошку на даче и в первый раз поехал в Крым, в спортивно-оздоровительный лагерь «Студенческий» от института ХПИ в местечке Карабах под Алуштой.