Жизнь и смех вольного философа Ландауна. Том 1. Когда это было!

© Валерий Мирошников, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие,
оно же Введение, заменяющее Пролог

Сегодня, когда наш друг Ландаун уже покинул нас и отправился в свое необыкновенное путешествие, про которое даже неизвестно, есть ли возможность из него вернуться в наше родное пространство и время – да, именно сегодня все те забавные проделки, которыми так славился наш вольный философ, приобретают совсем иной смысл и значение. Они уже не могут рассматриваться каждая сама по себе, но образуют некую взаимосвязанную систему, характеризуют процесс становления его как личности и как мыслителя, определяя цепочку событий, ведущих к мигу решительному и необратимому.

И с этой точки зрения праздный, казалось бы, вопрос о его происхождении, которому мы в своей компании никогда не придавали значения, а наоборот всячески замазывали шутками и двусмысленностями, выходит вдруг на первый план и ставится ребром. О, нет, история сохранила для потомков его родословную, и сам он немало сделал для возрождения своей родовой памяти, но происхождение его физического тела совершенно не проясняет того, как возникло само его диковинное мировоззрение, этот невиданный метод около-логических умозаключений, а также та сила и величие духа, которые позволяли созерцанию действительности становиться воздействием на нее.

Самое простое и доступное объяснение появлению среди нас Ландауна таково, что каждому времени – свой философ, подобно тому как каждому овощу – свою грядку. Вряд ли оно нас может удовлетворить, ведь потребность в данном типе миросозерцания была очевидна уже несколько веков, если не сказать тысячелетий, но личности, соответствующей масштабом Соломону, Емеле или Ивану-дураку, увы, не появлялось. Не проявилась она и в нас, друзьях Ландауна, хотя, смею сказать, мы понимали его куда лучше паркетных академических философов.

Колян Кондратьев со свойственной ему прямотой отстаивал точку зрения, что Ландаун – это всего лишь шут гороховый, рыба на безрыбье, лишь самый умный из дураков, Ландау среди даунов, но поскольку вся наша компания почти без троек закончила неполную среднюю школу, то нас эта гипотеза устроить, конечно, не могла. Кроме того, она не объясняла ту удивительную плодотворность каждой методологической посылки нашего доморощенного (в экзистенциальном смысле) философа и необъятную широту его интересов – от проблем открывания консервных банок без ножа до столь популярной в наше время демонологии.

Поэтому я под давлением последних открывшихся обстоятельств все больше склоняюсь разделить мнение Валерия Ланина, что Ландаун – это сгущение и персонификация самого Духа философствования, даже возможно более чистое, чем воплощал собой Мартин Хайдеггер. В терминологии дзен этот Дух можно было назвать Дао, в академических институтах про него сказали бы «черт знает что». С последним термином, я думаю, согласился бы и сам Ландаун.

Учитывая все вышесказанное, я буду не только знакомить вас последовательно со своими записями, связанными с вольным философом Ландауном, но и по мере возможностей пытаться вместе с вами осмыслить их историческое значение и метафизический смысл. Начинаются они замысловатой калейдоскопической россыпью разнообразных случаев (каюсь, всвязи все с той же недооценкой мной, молодым тогда инженером, важности происходящего на моих глазах), но постепенно узор складывается в устойчивую мозаику, которая уже показывает целостность мировоззрения моего друга, ставшего к тому временем, благодаря Интернет, подлинно фольклорным типажом.

В этой книге вы не найдете шуток ниже пояса, потому что самое смешное, как и самое трагичное, у людей находится в голове. «Смех – это внутренняя свобода», – именно это мудрое изречение древних вело по жизни вольного философа Ландауна. Я надеюсь, что и вас тоже.

Мимо шёл Ландаун

Странности мировой экономики

В телевизоре шестеро политологов обсуждали глобальные проблемы.

– В США (а, следовательно, и во всём мире) реально присутствуют в экономике только 20% населения. Остальные – это как бы люди третьего сорта. Они заняты, чтобы быть заняты. Если их изъять, экономический механизм будет продолжать функционировать.

– Ребята, – постучал Ландаун по телевизору, – моя соседка по даче, баба Валя – она живёт в саду летом, и от сада зимой. И ещё дочку с зятем прикармливает, да со внуками. Вот если изъять из мира всех на свете политологов, меня, президентов Обаму, Медведева и Саркози со всем госаппаратом, армией и электричеством, – она без нас проживёт. Значит ли это, что мы люди третьего сорта?

– Мне кажется, – заметил ведущий, – что в этом контексте само понятие глобальности оказалось несколько ущербным. Если глобальность не включает бабу Валю – выходит, она не глобальна?

Никто ему не ответил.

А баба Валя ругалась с дочерью:

– Лучше я им сказки буду рассказывать, чем эти мультики смотреть.

– И чем твои сказки лучше?

– Американцы сначала убивали индейцев, так?

– Так.

– Но всех не убьёшь. Потом они их спаивали, так?

– Так.

– Но не все спились. Тогда американцы решили их просвещать. Их сказки и мифы объявили вымыслом, свою веру и науку – правдой. И индейцы вымерли.

Баба Валя была раньше директором школы, и переспорить её было трудно.

– Так вот запомни: Римская империя рухнула, Российская империя рухнула, Интернет пройдёт, глобализм пройдёт, антиглобализм пройдёт, а домик в саду стоять будет.

История российского менеджмента

Еще на излете 90-х редактор экономического отдела еженедельника «Власть – всласть» М.М.Марчендайзер обратилась к Ландауну:

– Нужен хороший образ, отражающий историю становления российского менеджмента.

Ландаун ответил раньше, чем успел подумать:

– У нас в деревне кошка котят родила.

– Причём тут твоя кошка?

– Ещё не знаю, слушай дальше. Ну, и ушла там по своим кошачьим делам. А котята слепые, маленькие, беспомощные. Тычутся из угла в угол, пищат, что делать не знают. Потом кошка вернулась, и все они – кто раньше, кто позже – титьку нашли, присосались и успокоились.

– Угм. Котята – это, стало быть, менеджмент. А кошка…

– Это система, из которой все они вышли, и без которой шагу пока ступить не могут.

– Довольно пессимистичную картинку нарисовал.

– Почему пессимистичную? Котята вырастут, прозреют, начнут самостоятельно охотиться. Другое дело, что все они останутся плоть от плоти. Ну, что помог я тебе?

– Нет.

Марчендайзер отправилась искать другой образ, а Ландаун – другого редактора.

Паулюс и несправедливость

Еще до того, как с Запада пришла к нам мода считать Россию агрессором во 2-й мировой войне, Хабибуллин сокрушался:

– Замалчивают славное прошлое татарского народа! На днях по 1-му каналу показывали передачу про Сталинградскую битву. Дошли до пленения Паулюса – ну, думаю, теперь-то скажут – ведь Паулюса пленил полковник Сафиуллин. Нет, замолчали!

А мимо шёл Ландаун:

– Да вы ещё не всю правду знаете про замалчивание! Самым первым Паулюса схватил за шкирку рядовой Крячко! Он передал его сержанту Аванесову, который пинком послал фельдмаршала к капитану Ибаррури. И уже полковник Сафиуллин отправил его к генералу Рокоссовскому, о чём было доложено товарищу Джугашвили.

– Так здесь же нет ни одного русского! – воскликнул Хабибуллин.

– В том-то и дело! – хмыкнул Ландаун, – А Черчилль поздравил с победой русскую армию.

– Я думаю, это был тонкий английский юмор.

Одиночество и пресса

Человек читал газету в автобусе.

«Зачем?» – подумал Ландаун.

«Жалко время терять!» – подумал человек.

«А мне жалко поездку в автобусе тратить на чтение прессы», – ответил Ландаун.

«А что в этой поездке хорошего?»

«Это редкий момент, когда ты предоставлен сам себе. Когда никому от тебя ничего не надо, и сам ты себя не заставляешь ничего делать. В этот момент ты свободен даже от себя».

«В самом деле? – подумал человек и свернул газету, – А почему же мы так боимся остаться наедине с собой? Едва уйдут гости – включаем телевизор. Выйдя от любовницы – бежим к жене. Остановив машину – разворачиваем газету. Что такого страшного в нас, чего мы сами в себе не переносим?»

«Не знаю, – ответил Ландаун, – я над этим не задумывался».

Кошка и свобода

Кошка бежала по улице, но внезапно остановилась и побежала назад.

«Еклмн! – удивился Ландаун. – Ведь не забыла же она ключи от дома».

Кошка скрылась за углом. Ландаун бросился за ней, чтобы посмотреть, чем она там занимается. Но кошки уже не было видно.

«Что бы ни вело кошку вперёд – запах, звук, любой внешний раздражитель – он изменяется непрерывно, и не мог развернуть её сразу в обратную сторону. Значит, у кошки есть внутренние мотивы, есть внутренний мир. Она не автомат. Здорово!» – вдруг обрадовался он.

«А человек? Часто ли он может позволить себе повернуть в произвольном направлении? Ох, нечасто. Наши социальные роли – начальника, мужа, друга, прохожего – нам этого просто так не позволят».

Ландаун повернулся в обратную сторону. Но, поскольку он никуда и не шёл, этот поворот ничего не значил.

Прочитав эту главу, Валерий Ланин покачал головой

– Это еще не Ландаун! Где философия? Где движение к истине? Название главы хорошее «Мимо шел…» Вот все и мимо – мимо Ландауна, мимо философа, мимо жизни. Смех местами есть, это не спорю. Но и только.

– А вот тут я с тобой не соглашусь! – заявил Колян Кондратьев. – Если есть смех – есть Ландаун. Смех для него – не украшение и внешние финтифлюшки. Смех Ландауна – это его взгляд на мир. Смехом он проверяет на прочность любое утверждение, а порой и само мироздание.

– А помните, как он доказал, что смех – производительная сила? – вступил в разговор я.

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался Ланин.

– Неужели не помните, Валерий Васильевич? Или вас тогда с нами не было?

– Не было, не было, – проворчал Колян – мы втроем ездили. Ты, я и Ландаун. На Глубокое, по-моему, катались, на леща.

– Ну и что было? Что? – приставал Ланин.

– Что-что! Поспорили – есть ли от смеха материальная польза кому-нибудь, кроме пародистов с телевидения? И Ландаун давай травить анекдоты, все удочки побросали, весь берег сбежался. Хохот взрывами. Децибел 120.

– И что?

– А посреди гулянки он и говорит: «А теперь пошли рыбу глушенную собирать!»

– И собрали?

– Двух ершей. Но, может, они и не от того всплыли

– А от чего?

– Кто ж их знает! Ландаун их отпустил – сказал: «Как вы будете их есть – они же наши научные сотрудники».

– То есть эксперимент результата не дал?

– Как это не дал? Весь народ вернулся по домам, рыбы нет, а жены спрашивают – вы откуда это такие? Все без рыбы и трезвые. Подозревали, что в секту попали. В общем, теперь рыбаки считают, что Ландаун на рыбалке – плохая примета, на Глубокое ему больше хода нет.

Будет вам, Ландаун!

Принципы и Шизофрения

«Надо отстаивать свои принципы!» – подумал Ландаун.

«А зачем человеку такие принципы, которые надо отстаивать?» – отозвался кто-то внутри него.

«Ого! – подумал Ландаун, – Похоже, это Шизофрения».

А Шизофрения продолжала:

«В словосочетании „свои принципы“ принципиально только слово „свои“. Ибо принципы меняются по мере взросления человека, полового созревания, продвижения по службе, изменения финансового положения и т. д. Но убеждение в своей правоте – это самая хроническая из человеческих болезней».

«И что же теперь – обходиться без принципов? Или принимать принципы чужие?»

«Чужие принципы ничуть не лучше – они же все равно для кого-то свои. Почему бы не завести принципы, которые отстаивать не надо?»

«Да бывают ли такие?» – усомнился Ландаун.

«Например, если твой принцип гласит, что небо голубое, то кто станет с тобой спорить, а тем более драться?»

«И какой прок от такого принципа? Только Шизофрения могла до этого додуматься».

«А какой прок от других?» – Шизофрения обиделась и замолчала.

А Ландауну стало грустно.

В чём мы нуждаемся больше всего?

.Понедельник – день традиционно тяжёлый, даже для тех, кто принципиально не употребляет спиртное. Сама мысль о необходимости идти на работу делает ноги ватными, а голову тяжелой. Поэтому, встретив Вахита Шарипова, Ландаун не отличался разговорчивостью, но Шарипов справился и сам.

– Проведи сейчас опрос на тему, в чём и в ком страна нуждается больше всего…

(«Неужели в советах Вахита Шарипова?» – от этой мысли Ландауна качнуло)

– …что угодно назовут, но не сердцевину российских бед…

(«Пить надо меньше», – поддержал мысль Ландаун)

– …нехватку профессиональных менеджеров.

(Ландаун удивился и начал прислушиваться)

– …Но дело в том, что старая номенклатура, как не умела руководить, так и не научилась, а менеджеры, проходившие выучку за рубежом, не подходят для российской действительности…

(«Это тупик!» – почувствовал Ландаун)

– …Для управленцев нового поколения и новой формации нужна новая действительность без поборов и чиновничьего произвола, а так же массовый средний класс собственников и предпринимателей.

«Не будь поборов и чиновничьего произвола – мы и без менеджеров проживём», – легкомысленно заключил Ландаун и тут же устыдился своего легкомыслия и спросил:

– А где же мы возьмём новых менеджеров? Если своих нет, а за границей не выучить – мы их родим, что ли?

– Ты, что ли, с дуба рухнул? – вскричал Вахит Шарипов, – Я тебе серьезные вещи говорю.

Но Ландауна уже понесло:

– Точно! Мы их родим, мы выведем новую породу менеджеров! Я сам займусь этим вопросом. Скрестим марчендайзера с имиджмейкерицей и промоутерицу с супервайзером. Сейчас же организуем отлов. Но свежая провинциальная кровь не помешает. Это придётся самому. Жена простит, всё-таки государственный интерес…

Вахит Шарипов махнул рукой и хотел уйти, но Ландаун уже вцепился ему в хлястик мёртвой хваткой бульдога.

– …Поскольку учить их бесполезно, сделаем ставку на смышлёность и умение ориентироваться в нестандартных ситуациях. Только…

Вахит Шарипов вырвался и ушёл.

– …Только что же делать, чтобы мои маленькие менеджерчики не тянули одеяло на себя, а представляли интересы народа? Они должны тяготиться властью, богатством, славой. Есть два вида людей, которые самодостаточны и не хотят быть никем другим: крестьяне и учёные, точнее исследователи. Значит, ребятишек надо выпустить на землю и дать исследовать мир, дать взрасти без влияния социума, самоорганизоваться в новое общество.

– Только ударившись головой можно вообразить такое! – это вернулся Вахит Шарипов. – Будет вам, Ландаун!

– И то верно, – вздохнул Ландаун. – Вырастим мы новых менеджеров, а куда денем старых? Неужто снова Ноев потоп?

Секретные материалы

Когда Валерий Ланин был большим начальником, он предложил Ландауну возглавить одно из подразделений своей конторы. Ландаун, не долго думая, согласился.

– Пойдём, отметим назначение? – подмигнул он товарищу.

– Извини, не могу. Времени нет. Сейчас совещание, потом договор подписываем, потом…

– Понял, понял. А завтра?

– Знаешь, с утра планёрка, до обеда надо успеть в администрацию…

– Слушай, я одного не пойму, – удивился Ландаун, – у тебя столько подчинённых, почему у тебя никогда нет времени?

– Некогда над этим задумываться. Побежал. Приходи завтра на работу.

«Всё-таки странно», – озадачился Ландаун после ухода Ланина. Он вспомнил старую шутку: «Если вы всё время работаете, когда же вы думаете?» И философскую мудрость вспомнил: «Не доверяйте людям, у которых не хватает времени». Как же так? Лучшие люди страны поставлены в такие условия, когда им некогда думать, когда им нельзя доверять. «Поражу пастыря, и паства рассеется» – так, кажется, в Евангелии?

«Да, – решил Ландаун, – преступление здесь налицо. Но кому оно выгодно?»

Кому выгодно, что мы проводим часы в приёмных, а дни и недели в беготне за справками, разрешениями, согласованиями? Кому выгодно так регламентировать любой пустяк, что нужен отдельный специалист для ублажения регламента?

«ОНИ крадут наше время! – понял Ландаун, – Система направлена именно на поглощение времени, и не чиновники её создали. Чиновники просто живут в ней. Но кто такие ОНИ?»

Ландаун взял трубку и позвонил Ланину:

– Я не приду. Бери другого человека. Мне надо кое с чем разобраться…

Собака наоборот

Женщина гуляла с собакой, а Ландаун, сидя на скамейке, думал: «Как же так? Мы заводим собаку, чтобы она любила нас, а за эту любовь освобождаем от всех мирских забот – добываем ей пищу, кормим, поим, гулять выводим для отправления естественных надобностей, даже половых партнёров находим по объявлениям. И при всём том считаем, что человек – венец творенья, царь природы и т. д. Да ведь тогда всё наоборот должно быть: за любовь царскую животные его холить и лелеять должны, как детёнышей своих. Если Бог мир сотворил и человека в нём царствовать назначил – так всё должно быть».

И пошёл Ландаун со своей мыслью к биологам-звероводам. И наехали на него биологи:

– А ты есть станешь то, чем волки своих детенышей кормят?

– А чем белки? – возразил Ландаун.

И пошёл он к детям, и сказали ему дети:

– Нам машинку отец дал – она ездила, а мы разобрали – она ездить перестала.

Ландаун подумал: «Ого! Значит, мы испортили тот мир, что вручил нам Творец, поэтому и всё наоборот получается. Какую же деталь мы сломали? Наверно, самую важную».

И пошёл он к собаке – может, она знает, что испортилось в мире. А собака поглядела на него с такой любовью, что он понял: «Человек испортился. Если бы я с такой любовью на жену глядел – она бы души во мне не чаяла. Если бы на детей – дети были бы счастливы. А любое дерево дарило бы мне тень и уют. А звёзды предсказывали только удачные дни…»