Читать книгу: «В закрытом гарнизоне. Книга 2», страница 3

«Годок»

Незадолго до моего увольнения в запас, в наш славный экипаж вместе с молодым пополнением из Ленинградского отряда подводного плавания прибыл матрос, который всех здорово заинтересовал. Во-первых, своей внешностью – по росту и ширине этот коротышка был одномерным, во – вторых дикцией, говорил он мало и невнятно, а еще возрастом – парню было под тридцать.

Впоследствии выяснилось, что его за что-то выперли с последнего курса ветеринарного института, и парень загремел на три года на флот.

Этим сразу же воспользовались юмористы из БЧ-5, куда попал новичок и сообщили тому, что матросам с таким образованием на лодках сразу же присваивают звания старшин. Иди мол, к механику и дело в шляпе. Тем более что и возраст у тебя подходящий. Чем не старшина?

Тот и пошел. Какой разговор состоялся между ним и крайне нервным «дедом» история умалчивает, но от него молодой вышел весь в соплях, и сразу же был препровожден в трюм, убирать гидравлику. А советчики, похлопывая его по плечам, советовали все это так не оставлять и жаловаться замполиту.

Тот этого делать не стал, но через несколько дней снова попал «в историю».

Вернувшись вечером с лодки в казарму и увидев, что несколько старшин возлегли на койки, он тоже взгромоздился на свою, на втором ярусе.

Парня тут же согнали и разъяснили – валяться на койках до отбоя можно только старослужащим (годкам). Малый стал препираться, за что получил наряд вне очереди и кличку «годок».

А еще через некоторое время выяснилось, что он не знает даже азов трюмного дела – помпу не отличает от компрессора, а вентиль от манипулятора. «Маслопупы» во главе с командиром дивизиона возились с ним месяц – ни в зуб ногою. Что делать?

Решили – обкатается в море. Однако на первом же выходе «годок» едва не затопил отсек, открыв не тот клапан и его определили в помощники коку. Чистить картошку, рубить мясо и драить котлы. А когда вернулись, определили в верхневахтенные. Чего проще – стой с «калашом» в канадке у трапа и охраняй корабль.

Однако и тут с «годком» случилась неприятность.

Дело в том, что на всякой лодке, неподалеку от рубочной двери, кроме стационарного, вооружен так называемый шторм-трап. На тот случай, если кто из моряков оступится и свалится за борт. Помимо прочего, верхневахтенному вменялось в обязанность присматривать и за ним, чтоб не сперли. Есть на флоте такой бзик – тащить все, что плохо лежит.

Чего «годку» вздумалось возиться с трапом, осталось тайной, покрытой мраком. Может от скуки, а может чего померещилось. Короче он утопил рожок от автомата. Тот отстегнулся и булькнул в воду. Вместе с патронами. Помощника командира чуть «кондратий» не хватил. В итоге после его матов и бурных дебатов с механиком, за борт спустили штатного водолаза, но, увы.

Тот исползал все дно под лодкой, но кроме россыпей консервных банок, ничего там не нашел.

В итоге «годок» загремел на губу, а корабль лишилась килограммов десяти спирта и нескольких банок пайковой икры. Именно во столько оценили потерю на базовом оружейном складе.

Сразу же после отсидки, посоветовавшись между собой, отцы-командиры списали парня на бербазу – от греха подальше.

Прошло несколько месяцев. Как-то вернувшись с морей, мы сидели в курилке у контрольно-дозиметрического пункта, грелись на солнышке и дымили сигаретами.

– Кореша, глядите, никак наш «годок», – сказал кто-то из ребят, ткнув пальцем в пространство. И точно. По асфальтированному покрытию, тянущемуся вдоль лодочных пирсов, в сторону КДП неспешно шествовал наш герой.

И – «ба!». На его плечах золотились старшинские лычки.

При встрече выяснилось, что он теперь обретается на подсобном хозяйстве в качестве ветфельдшера, где, наконец, нашел свое призвание.

Так что, никогда не знаешь, где потеряешь, где найдешь…

«Пилите, Шура, пилите!»

На второй оперативной стажировке, в 1977 году, мне довелось проходить практику в учебном отряде надводного плавания в гарнизоне Мамоново, что на Балтике, у выпускника нашей Школы капитана 3 ранга Сильницкого.

Помимо недюжинных оперативных способностей Вадим Петрович обладал здоровым чувством юмора, знал массу веселых анекдотов и баек, в связи, с чем был «на короткой ноге» практически со всеми офицерами части.

Нужно отметить, что во время войны Мамоново был сугубо немецким городом, именовался Халингенбайль и оборонялся фашистами столь же яростно, как и Кенигсберг. А к тому имелись все условия. В городе, на территории нынешнего учебного отряда, у них располагалась танковая школа с новейшей техникой, на побережье залива базировалось соединение надводных кораблей и подводных лодок, а в окружающих Халингенбайль лесах находился глубоко эшелонированный укрепрайон с многочисленным гарнизоном, артиллерией и подземными аэродромами.

Тем не менее, наша армейская группировка, во главе с танковым соединением полковника Мамонова столь успешно захватила город, что отступившие немцы даже не успели взорвать свои основные военные объекты. И в том числе танковую школу, порт, аэродромы, а также находившиеся в лесах фортификационные сооружения.

Естественно, что этим всем воспользовались победители. За исключением окружающих Мамоново лесов. Собрав в них трофейную технику и демонтировав кое-что из обороны, леса признали миноопасными, окружили колючими заграждениями и запретили местному населению посещать их.

Но русский человек от природы любопытен, особенно если рядом что-то запрещенное. Не исключение и гарнизон. Военнослужащие, в первую очередь офицеры и мичмана, стали похаживать в лес, тем более что там было полно грибов, ягод и разнообразной дичи.

Так все и оставалось, на время моей стажировки.

А сделал это отступление я специально, чтоб было понятнее то, о чем расскажу.

В один из дней, после обеда, мы с Сильницким стояли у штаба отряда, где он дискутировал с замполитом и еще несколькими офицерами по поводу состоявшегося накануне матча между московскими «Спартаком» и «Динамо». Дискуссия была живой и темпераментной.

В это время из дверей штаба вышел толстый капитан 3 ранга с повязкой «РЦЫ» на рукаве кителя и болтающимся у бедра пистолетом.

– Никак снова дежуришь, Сергеич!? – весело спросил его замполит.

Тот что-то «рыкнул» и хмуро продефилировал мимо группы.

– Пилите, Шура, пилите! – раздался ему вслед чей-то возглас, и все присутствующие взорвались смехом.

«Кап три» вздрогнул, полуобернулся и, покрутив пальцем у виска – мол «чокнутые», двинулся дальше по аллее, затем споткнулся и едва не упал. Хохот усилился.

Я тоже улыбался, хотя ровно ничего не понимал.

Заметив это, багровый от смеха замполит в чине капитана 2 ранга обратился к Сильницкому, – Петрович, ты поведай как-нибудь, своему старшине о нашем Шуре. А то действительно подумает, что мы «того», и тоже повертел пальцем у виска.

– Непременно, – улыбнулся тот, и когда мы вернулись в свой кабинет, расположенный в ближайшей казарме, рассказал следующую историю.

Этот капитан 3 ранга, командир роты рулевых-сигнальщиков, был «притчей во языцех» в гарнизоне. Служил он исправно, но был непередаваемо скуп и всячески старался улучшить свое благосостояние. То разводил помидоры на своем приусадебном участке за домом, чтоб затем продать – они у него померзли. То пытался собирать на берегу моря после шторма янтарь, чтоб реализовать его перекупщикам – едва не унесло морем. Затем стал разводить кроликов – те подохли. Короче не везло.

– Зная такую слабость за коллегой, – повествовал Сильницкий, офицеры часто над ним подтрунивали, предлагая самые невероятные способы обогащения. Один даже посоветовал сдать на выходные в аренду курсантов роты, которой тот командовал, мол председатель соседнего колхоза обещал хорошо заплатить. Штурман обиделся и подал на доброхота рапорт замполиту.

Прошлой осенью, пытаясь реализовать очередную свою коммерческую задумку, наш «купчик», как его тогда звали, пригласил своего близкого приятеля – тоже командира роты, и, кстати, моего помощника, в лес за грибами.

Мол, наберем, насушим и свезем в Калининград. Там кооператоры предлагают хорошую цену. А урожай на них, и особенно боровики, в наших местах в тот год, между прочим, был небывалый.

Сказано – сделано. Экипировались, изготовили примитивные щупы, чтоб на минах не подорваться и двинули в лес.

На опушке, за остатками «колючки», грибы были так себе, расхожие – волнушки да моховики. Белых – единицы.

Побродили там с час – притомились, перекусили, и, приняв грамм по двести спирту для бодрости, решили пойти вглубь.

При этом «купчик» предложил напарнику идти первым – ты минер (тот командовал ротой торпедистов) – тебе и карты в руки.

Пошли. И не ошиблись. Вскоре набили боровиками рюкзаки и прихваченные с собой объемистые полиэтиленовые пакеты. Да вот незадача, заблудились. Бродили – бродили и вышли к старым немецким укреплениям.

А тут ливень. Делать нечего, забрались в какой-то вросший в землю бункер, благо имелся электрический фонарь.

Внутри остатки солдатских нар с заплесневелым тряпьем, на полу несколько касок «фельдграу», пустые разбросанные ящики и коробки от противогазов. Минер сел на какой-то ящик и закурил, а «купчик» стал шариться по бункеру – вдруг, что полезное для хозяйства найдется.

И в углу, под ржавой кроватью, обнаружил запертую металлическую шкатулку. Когда приятели вскрыли ее имевшимся у них туристическим топориком, то обнаружили там пачку полуистлевших рейхсмарок, покрытый плесенью фотоаппарат «Ролленкорд» и матово сияющий граненый слиток. Был он сантиметров десять в диаметре, длиной вдвое больше и весело искрился в лучах света.

– Золото! – прохрипел штурман и прижал слиток к груди.

– Вряд ли, – ответил минер, и офицеры стали внимательно рассматривать находку. По длине слиток имел двенадцать граней, был не по виду тяжелым и клейменым – на торце миниатюрный орел со свастикой.

– А я тебе говорю золото, – вновь заявил «купчик». – Смотри, все признаки налицо: и цвет и вес и клеймо. Я такое, кстати, уже видел у одного из наших офицеров на трофейном серебряном портсигаре.

– Ну и что будем делать? Сдадим государству? Премию получим. Тут килограмма три будет – взвесил на руке слиток минер.

– Ты что, совсем от службы охренел?! – взвился приятель. – Получим жалкие копейки, потом век себе не простим. Такой шанс бывает раз в жизни. Нужно продать. А деньги поделим!

– Ну… я не знаю…

– А я знаю! У тебя, слышал, знакомый ювелир в «Кенике» есть?

– Да, брат жены.

– Ну вот, все в руку! Через нее установим, какой пробы это золото, сколько за него можно запросить и через кого «толкнуть». Только в гарнизоне не болтай. Ни дай бог до особиста дойдет – сядем.

На том и порешили. Слиток «кап три» сунул в свой мешок, поручив товарищу пока договориться о встрече с родственником.

На следующий день, на конспиративной встрече – продолжил Сильницкий, – «помощник» рассказал обо всем мне. И мы приняли решение не торопить событий, и точно выяснить, что же это за слиток. Ну, а затем действовать по обстоятельствам. Тем более что время не торопило. В ближайшие дни, понукаемый «купчиком» минер созвонился с кенигсбергским ювелиром и договорился о встрече.

Затем выехал к нему, имея в кармане пакетик с несколькими граммами металлических опилок от того слитка, полученных от приятеля.

Как показал проведенный там анализ, золота в слитке не было ни грамма. Присутствовали, латунь, бронза и еще какой-то неизвестный металл. Хотя клеймо действительно имело отношение к банковскому ведомству третьего Рейха. И это не удивительно, к концу войны Германия испытывала хронический недостаток в цветных металлах и считала их стратегическим сырьем. А может быть из таких слитков они собирались чеканить монеты. Кто знает?

Кстати, аналогичное заключение я получил и по своим каналам. Перед поездкой помощник поделился несколькими крупинками «золота».

Короче, никакого «сигнала» заводить не стал.

И тут мой каплей – торпедист попросил «добро» на розыгрыш приятеля. Тем более что после возвращения еще не встречался с ним – того на несколько дней отправили в командировку за молодым пополнением.

– А каким образом? – поинтересовался я, – он человек своеобразный, шуток не приемлет, как бы тебе это боком не вышло.

– Ничего, – смеется каплей. У меня даже сценарий есть. По «Золотому теленку». Там Остап Бендер Шуру Балаганова «развел», предоставив ему делить якобы золотую двухпудовую гирю. Помните его крылатую фразу? – Пилите Шура, пилите, она золотая!

– Ну, что с тобой делать? – развел я руками, – давай, коли так. Для пользы дела. Тем более что проучить нашего штурмана стоит. Очень уж силен в нем дух стяжательства, а это к добру не приведет.

И минер организовал такой розыгрыш, что, как ты видел, памятен и сегодня.

Для начала, посвятив в свой план еще двух отрядных «хохмачей», сообщил вновь испеченному «Корейко», что по заверению ювелира опилки и впрямь золотые, но в целях определения пробы, ему необходим весь слиток.

После долгих препирательств тот согласился передать «сокровище» минеру для вторичного вояжа в Калининград, но предварительно взвесил слиток и заявил, в случае, если тот попытается его «кинуть» – пристрелит.

В очередное воскресенье каплей действительно съездил туда, но, естественно, не к ювелиру, а по своим делам.

А, вернувшись, под всякими предлогами стал уклоняться от встреч с приятелем. Да так, что на их игру в «кошки – мышки» обратили внимание многие сослуживцы.

– Ты что, наверное, задолжал «купчику»? Чего он за тобой носится как борзая?

– Требует проценты по долгу, – не отрицал минер, – вы ж знаете, какой он скупой.

В конечном итоге капитан 3 ранга прижал его в темном углу и стал укорять в нечестности, требуя разделить слиток и расстаться по хорошему.

– А как сбывать будешь? – сделал круглые глаза минер. – Это ж не картошка. Родственник обещал нам помочь. Но чтоб и его взяли в долю.

– Хрен ему, а не долю, – прошипел «купчик». Давай делить, а то зашибу.

Делить, так делить. Определили место – минно-торпедный кабинет, благо там были слесарный верстак, тиски и все необходимые инструменты. А также время – в пятницу, в 18.00.

А перед этим коварный юморист сообщил о дележе остальным участникам розыгрыша, что б те под разными предлогами наведались в кабинет, вроде бы случайно обнаружили слиток и потребовали взять их в долю.

Так и сделали.

Как только приятели уединились в кабинете и жертва, тщательно вымеряв слиток и подложив под него бумагу (что б ни одна пылинка не пропала), стала елозить тупой пилкой по неподатливому металлу, в запертую дверь кабинета кто-то постучал.

«Старатели» замерли и прислушались.

– Минер, открывай, я знаю, что ты здесь! – раздался из-за двери чей-то голос.

– Не вздумай, – прошипел «купчик».

– Открывай, я на минутку, – продолжал тот стучать.

– Да хрен с ним, пусть войдет, это «химик». Ты ж знаешь, какой он настырный, ни за что не отвяжется.

Прикрыли тиски газетой, открыли.

– Чего зашхерились, наверное, спирт пьете? Я в доле, – пробасил вошедший капитан 3 ранга.

– Какой спирт? Так просто сидим.

– Ну, да, так я и поверил, а это что? – сдернул газету.

– Мать честная, да это ж… золото. Откуда?! Выпучив глаза, уставился на офицеров.

Те стали плести что-то несуразное и выпроваживать химика из кабинета. А тот ни в какую.

– Мы ж друзья, отрежьте и мне грамульку, жене на кольцо.

«Купчика» едва удар не хватил, но что делать. Отказать болтливому химику было нельзя – растрезвонит по всему гарнизону. И злобно матерясь, он отпилил тому немного от слитка.

– На, и двигай отсюда. Да поменьше болтай, сам понимаешь, это не картошка. Тот побожился, что будет нем, как рыба и быстренько покинул кабинет.

Снова закрылись. Брюзжа, «купчик» переметил слиток, и снова стал его пилить. От злости у него дрожали руки, и полотно ножовки лопнуло. Как только его сменили и поменялись ролями – теперь пилил минер, в дверь снова забарабанили.

– Товарищ капитан 3 ранга, откройте, это я, мичман Ящук!

– А этому, какого хрена нужно? – уставился минер на «купчика», – тебя требует.

– Откройте, я знаю, что вы здесь, мне химик сказал! – продолжал орать мичман.

Наученные горьким опытом, приятели вытащили слиток из тисков и, спрятав его в шкаф, открыли дверь.

– Какого х… ты вопишь?! – насел на мичмана штурман, совсем мозги пропил?!

– У нас в роте того, «ЧП» – два матроса подрались.

– Ну, так отправь их на «губу» или учить надо?!

– Есть! Я только хотел доложить. А это что у вас, никак измазались? – тычет пальцем в рукав кителя штурмана. – Блестки то, какие, ну, чисто золото!

– Какое еще золото?! – взвился тот, – пшел вон отсюда, идиот, я с тобой завтра разберусь!

– Ну, ну, – попятился к двери мичман, – завтра, так завтра.

Когда минер запер за ним дверь, «купчика» трясло от ярости.

– Ну, суки, как мухи на мед летят, больше никому не открывай! И на хрен я с тобой связался?

Операцию закончили в полном молчании. Взмыленный штурман спрятал свою долю в заранее принесенный кейс, а затем тщательно собрал все «золотые» опилки, ссыпал их в пустой спичечный коробок и сунул в карман.

– Это тоже мне, за хлопоты и работу. Ну, а дальше будем действовать врозь. Как говорят дружба дружбой, а денежки врозь.

На том и расстались.

А в субботу он рванул на своем «Запорожце» в Калининград. С кем там общался и что делал неизвестно. Но в понедельник явился на службу мрачнее тучи.

Когда в перерыве между политзанятиями зашел в курилку у штаба, где дымили сигаретами офицеры, те встретили штурмана веселым хохотом.

Ничего не понимая, он заозирался вокруг и уставился на минера.

А тот, невозмутимо пуская кольца дыма, вынул из – под лавки свою часть слитка, и со словами, – пилите, Шура, пилите! – протянул ее штурману…

– Что было потом, объяснять, я думаю излишне, – завершил рассказ Вадим Петрович. – С тех пор, нашего штурмана и прозвали «Шурой». Даже курсанты так между собой кличут. А ему, что с гуся вода. После того случая он занялся сбором цветных металлов.

«Сауна с телефоном»

В бытность службы одного из моих приятелей в должности оперуполномоченного Особого отдела Краснознаменного Северного флота, в городе Североморске, он повстречал своего однокашника по Высшей школе Алика Альмухаметова. Встрече оба были искренне рады и после обмена новостями, Алик пригласил моего приятеля попариться в корабельной сауне на эсминце седьмой эскадры КСФ, который обслуживал.

Поскольку от такого предложения ни один здравомыслящий моряк не отказывается, тот с благодарностью принял приглашение и они прибыли на эсминец.

Там Альмухаметов дал команду механикам включить электротэны сауны и друзья неспешно проследовали в сауну.

Располагалась эта чудесница в одном из корабельных помещений за металлической глухой дверью без каких-либо запоров. Вместо нее в отверстие двери была продета ременная петля, исполнявшая роль клинкета.

Внутри сауна имела обычный вид за исключением того, что во всех ее помещениях: раздевалке, душевой и даже парилке, на переборках висели массивные хоботы корабельных телефонов. Целых три штуки, больше чем на главном командном пункте эсминца.

Оригинальное исполнение дверной рукоятки и обилие средств связи в таком располагающем к отдыху месте, несколько озадачило гостя и, зная, что на флоте просто так ничего не делается, он поинтересовался у приятеля причинами столь странного дизайна.

Тот в ответ рассмеялся и, пригласив друга в уже раскаленную парилку, рассказал довольно занимательную историю.

Сауна была расположена в помещении, ранее являвшимся на корабле техническим и, соответственно, оборудованном глухой дверью с клинкетным рычажным замком, располагавшимся только с ее внешней стороны.

До поры до времени, посещавшие эсминец высокие гости, командир и офицеры мылись и парились в сауне в свое удовольствие, не испытывая никаких неудобств. Но все хорошее когда-нибудь кончается.

В одну из помывок, внешний клинкетный замок по какой-то известной только ему прихоти самопроизвольно закрылся и закупорил в раскаленной сауне местного капитан-лейтенанта.

Поскольку тэны вырубить было невозможно – они включались только с внешнего электропоста, а наглухо задраенная дверь его усилиям не поддавалась, офицер стал вопить благим матом и пытаться ее высадить. Но куда там! Это ж не какая-то, а рассчитанная на эксплуатацию в условиях плавания, дверь, призванная обеспечить водонепроницаемость переборок. Так, что его жалкие потуги успехом не увенчались. Обессилев, капитан-лейтенант сполз на палубу и стал понемногу вариться, как сарделька на пару.

Но за него, по-видимому, кто-то молился. Проходивший по коридору матрос случайно услышал за дверью какой-то подозрительный писк и не поленился доложить об этом вахтенному офицеру…

Когда недоваренного сибарита извлекли из клубов почти материального пара, заполнявшего помещение, он был весь в соплях, и без сознания.

Как водится, случилась разборка, дело замяли, командир вставил потерпевшему клизму и про этот случай забыли.

– И что вы думаете? На этом все закончилось? Отнюдь.

Второй жертвой коварной двери оказался Альмухаметов.

Все произошло, как и в первый раз, с той лишь разницей, что он не стал орать и суетиться, а сразу лег на «рыбину» в дальнем углу раздевалки, укутав голову мокрым полотенцем, надеясь на чудо.

И оно случилось. На корабле сыграли учебную тревогу, началась беготня и через какое-то время, обратив внимание на работающие в сауне тэны, его тоже извлекли из этой самой душегубки, причем не в самом лучшем состоянии.

Чуть отдышавшись и не стесняясь в выражениях, спасенный контрразвдчик высказал отцам – командирам все, что накипело на душе

– И что вы думаете? Помогло.

Командир приказал срезать автогеном клинкетный замок и оборудовать дверь вот этой самой петлей. А в каждое помещение поставить по телефону.

На всякий случай.