Читать книгу: «Леон онлайн»

Глава 1: Бытие-в-мире

«Коль скоро к присутствию сущностно принадлежит бытие-в-мире, его бытие к миру есть по сути озабочение.»

(М. Хайдеггер, «Бытие и время», пер. В. В. Бибихина)

Он написал Даниэлю в мессенджер в два часа ночи с вопросом, может ли тот его принять в ближайшее время онлайн. Дан ещё не спал, а так как его деятельность вполне подразумевала контакты с жителями всех стран, то и условностей, связанных со временем переписки, он не имел и ответил сразу же:

«Добрый вечер. Давайте для начала здесь обсудим причину вашего обращения, если вы не против. Как мне вас называть?»

Почему-то от этого обычного запроса в мессенджер на душе у Даниэля стало как-то неспокойно – сердцебиение усилилось, а в животе противно засосало. Он откинул одеяло, взял телефон и вышел на кухню, чтобы не мешать давно уже спящей жене. Там он сел на одинокий табурет и стал ждать ответа, отхлёбывая из кружки с водой, которую они всегда ставили на стол перед сном – на случай ночной жажды.

Собеседник какое-то время печатал ответ, но тот всё никак не приходил – видимо, он крайне тщательно формулировал, редактируя сообщение. Очень интересно…

«Зовите меня Леон, пожалуйста. Это вымышленное имя, и я сразу предупрежу вас, что мне крайне важно оставаться полностью инкогнито. Я не скажу вам своего имени, не смогу говорить подробно о своей работе, о части своих знакомых тоже вынужден буду не говорить. Кроме того, мы будем с вами работать только онлайн и без видеосвязи», – прочитал Дан.

Он удивился. Вообще-то, он работал уже далеко не первый день и часто сталкивался с нежеланием клиентов говорить о себе какие-то личные вещи, но вот такое… Параноик? Или публичная личность? Если первое – дело плохо, ему придётся отказать, так как работать с таким случаем, да ещё и онлайн, без видео – совершенно нелепо. А если публичный человек… Это было бы странно.

Даниэль был самым обычным психотерапевтом, работал в простом психологическом центре Равеля – большого, но не столичного города. Никакие селебрити к нему не захаживали никогда, и он подозревал, что где-то там, на Олимпе, есть свои «лакшери»-психотерапевты в кабинетах из стекла и дубовых панелей.

«Можно узнать, в чём причина вашего беспокойства о конфиденциальности?» – спросил Дан. И добавил: «И расскажите, пожалуйста, кратко, по какому поводу хотели бы обратиться».

«Я известный человек. Моя проблема – я очень плохо сплю. У меня очень широкие возможности в плане медицины, но, как оказалось, её возможности небезграничны: мне надо очень много работать, а препараты, которые мне помогают, к сожалению, делают меня плохо пригодным для моей работы. И мне нужно решить этот вопрос как можно скорее – это очень важно. Когда мы могли бы встретиться?»

«У меня есть окно на следующей неделе, в среду, в три часа, если вам подойдёт», – предложил Даниэль.

«Не подойдёт. Я же говорю: дорог каждый час. Мы могли бы встретиться немедленно? Или, в крайнем случае, утром? Я готов компенсировать финансово ваши неудобства, назовите любую цену».

Любую цену? Сердце Дана застучало ещё сильнее. Тут он догадался: это очевидный мошенник. Ну конечно – срочный вопрос, обещания, без видеосвязи. Господи, как же всё просто. Нет смысла продолжать разговор, он же не идиот, в конце концов!

Дан отложил телефон, сходил в туалет и уже собрался было вернуться под одеяло, как увидел оповещение от банка: на его счёт зачислена сумма, примерно равная его месячному заработку. Он снова сел на табурет и задержал дыхание, пытаясь успокоиться. В чате появилось следующее сообщение:

«Это аванс. Когда встретимся?»

Дан очень не любил, когда клиент перехватывает инициативу вот так запросто. Разумеется, это очень симптоматично, но работать в таких условиях было бы трудно. Однако деньги уже у него на счёте; он проверил приложение банка и убедился, что отправить их обратно нет никакой возможности – они пришли с неизвестного счёта. «Как такое вообще может быть?» – Дан был в замешательстве, разве бывает так, чтобы деньги пришли из ниоткуда, чтобы банк не знал, откуда пришли деньги? И тем не менее вот оно: «От кого: Неивестно,» – гласила надпись в приложении.

«Какая-то неприятная история,» – подумал Дан, но делать было нечего – надо же в этом как-то разобраться, и он написал следующее сообщение:

«Я готов вас принять завтра в восемь утра».

Спать оставалось совсем немного; завтра весь день будет разламываться голова, но он не смог придумать, что ещё можно сделать.

«Спасибо. До встречи,» – ответил незнакомец, и под его номером телефона сразу же высветилось: «Не в сети».

Даниэль какое-то время ворочался, брал в руки телефон, чтобы проверить, нет ли новых сообщений, и в итоге забылся. Во сне он был на приёме у своего психотерапевта, как обычно, лежал на старом диване, покрытом выцветшим от времени пледом. Только почему-то он отчётливо видел лицо своего терапевта – и это было его собственное лицо. Терапевт рассказывал ему какую-то длинную заумную теорию о работе человеческого ума, называя его почему-то Леоном. Его голос гулко отражался от стен кабинета, причиняя Дану почти физическую боль, уши казалось вот-вот лопнут от резонанса с мерным «бу-бу-бу» Саймона (так звали терапевта). В конце речи он сказал, что сейчас задаст пару вопросов, чтобы проверить, насколько Даниэль усвоил материал, – и тот в страхе проснулся.

Часы показывали, что через три минуты прозвонит будильник. Даниэль ненавидел такие совпадения больше всего на свете: вместо того чтобы просто накрыться одеялом и расслабиться, он должен вставать, одеваться, умываться, и ничем не удастся сгладить отвратительное настроение от сна. Он подумал, что надо будет рассказать сон своему терапевту и спросить его: «Саймон, какого чёрта вы мне рассказывали всю эту чушь?»

Позавтракав хлебом, макая его в молоко, он надел куртку и вышел под пасмурное небо Равеля. Городок был построен ещё в XIV веке литовцами, о чём говорили небольшие остатки крепостной стены и разрушенная башня в центре города, старая мостовая и удивительно кривые улицы, по которым теперь вынуждены ездить современные «Рено» и «Фольксвагены». Кабинет находился недалеко, и, если бы не погода, до него было бы даже приятно прогуляться мимо знакомых до мелочи витрин хозяйственных магазинов, пекарни, которая пекла удивительно вкусные сунчаницы и ветреники. Было приятно посидеть за столиком этой пекарни летом, но стояла зима, с неба неслась ледяная мельчайшая водяная пыль, сдуваемая порывами сильного ветра. Дан купил себе по дороге бумажный стаканчик с латте и ветреник, который пах дымом из печки и сладким йогуртом.

По дороге он думал о том, что сейчас ему предстоит встретиться со странным человеком из мессенджера, и при этом он ощутил почти забытое возбуждение. Пятнадцать лет кряду Даниэль ходил в один и тот же офис, говорил там с людьми, у которых были в целом довольно типичные проблемы. В самом начале ему казалось это таким интересным: радость неофита от разгадки чужих тайн была так сильна, что он только не повизгивал по пути на работу, но это давно прошло, и радость сменилась уверенностью, потом усталостью и почти безразличием. Ему давно не хватало какого-то интересного случая, чего-то нового и необычного, и, кажется, именно это с ним начинает происходить. Хотя пока ничего не понятно – может, это и ложная тревога.

Войдя в дверь центра, где он арендовал кабинет, он поздоровался с симпатичной девушкой-администратором по имени Рада, оставил куртку в шкафу и, мельком глянув в телевизор, увидел интервью президента страны, который говорил что-то о необходимости субсидий для аграриев. Президент выглядел добрым, но слегка усталым, и Даниэль подумал, как он за последнее время постарел. Он давно заметил у себя манеру ставить диагнозы всем, кого видит: актёрам, политикам, друзьям – всем. Он как будто постоянно практиковался в угадывании того, что с человеком происходит, что он скрывает, и даже президент не мог избежать этой участи – все были равны перед Даниэлем.

Мысленно посочувствовав государственному мужу, он прошёл в свой кабинет и сел в кресло за компьютером. Кабинет у Дана был что надо: небольшой, но тёплый (а после такой погоды это всегда очень приятно), уютный. В нём также, как и у его терапевта, стоял диван, но только новый, накрытый элегантным покрывалом. Вдоль стен висели полки с книгами классиков психоанализа и не только, посередине лежал пушистый ковёр, по которому так приятно было ходить босиком, поэтому он обычно просил пациентов разуваться перед входом. До сеанса с Леоном оставалось двенадцать минут. Он отхлебнул кофе из стаканчика, откусил кусок ветреника, который тут же отозвался во рту нежным молочным привкусом, прожевал, снова запил кофе и стал ждать звонка.

Но звонка не было.

Через пять минут ожидания Дан почувствовал странную смесь облегчения и разочарования: облегчения – потому что не придётся напрягаться из-за этого приказного тона и всей неопределённости, и разочарования – потому что не придётся напрягаться из-за этого приказного тона и всей неопределённости. Он вдруг понял, что именно в этом напряжении – вся соль, что ему хочется тайны, хочется столкновения, хочется смысла.

И вдруг на экране появилось сообщение: «Вам звонит Леон».

Дан вздрогнул, попытался успокоить дыхание, не преуспел – и нажал «Ответить».

Глава 2: Das Man

«Люди не столько понимают сущее, о котором речь, сколько слышат уже лишь проговариваемое как таковое… люди подразумевают то же самое, потому что все вместе понимают сказанное в той же самой усредненности.»

(М. Хайдеггер, «Бытие и время», пер. В. В. Бибихина)

– Он что, серьезно обратился к психиатру? Это не шутка?

– К психотерапевту. Да, это не шутка. Старик, видимо, совсем сдает, это очень хороший нашс. Теперь мы сможем узнать что-то о том, что нас интересует.

– Смотрите, не спугните. Шанс действительно хороший. Хвалю.

***

Вопреки ожиданиям звонок оказался с видео: на экране была видна комната с плотно задернутыми шторами, яркость камеры была отрегулирована так, что ярких участков просто не было – черный цвет и оттенки серого. Смутно угадывающийся интерьер выглядел довольно аскетичным, но было заметно, что помещение большое, дальняя стена виднелась где-то очень далеко, вдоль стены шли стеллажи с книгами, что напоминало библиотеку, а перед камерой стояло большое кресло, в котором угадывалась фигура человека. Он сидел так, что невозможно было видеть его лицо, невозможно было понять его возраст и даже мужчина это или женщина – просто силуэт в кресле. Дан поймал себя на том, что старается придать своему лицу выражение нейтральности, как игрок в покер, чтобы не показать, что он пытается рассмотреть хотя бы что-то полезное; он надел наушники, откинулся в своем кресле, глотнул кофе. Он знал, что вот такой первый взгляд друг на друга в кабинете психотерапевта, даже при условии общения через интернет, содержит очень много напряжения с обеих сторон, и обычно старался хотя бы на первых порах как-то смягчить это впечатление и помочь пришедшему, а также самому себе, начать говорить.

– Доброе утро, Даниэль, – человек по ту сторону экрана начал первым, что было довольно непривычным, обычно клиенты старались всю инициативу отдать терапевту. Его голос звучал как-то странно, и Дан пока не мог понять, почему. Голос был очень тихим, почти шепот, в нем чувствовалась внутренняя уверенность и очень сильная усталость; Дан невольно потер собственные глаза, думая о том, что он и сам не высыпался уже несколько недель, работая при этом по 12 часов. Подавив зевок, Дан немного нарочито добрым голосом ответил, пытаясь перехватить инициативу:

– Здравствуйте, Леон. Рад с вами познакомиться, хотя бы и в таких ограниченных условиях. Нам с вами нужно обсудить ваш запрос, чем я могу вам помочь, а также эти самые необычные условия. Я сразу вам скажу, что у меня есть некоторые сомнения, что моя работа с вами будет эффективной с таким уровнем закрытости, все-таки, мой метод подразумевает возможность говорить максимально открыто.

Человек слегка пошевелился и долго обдумывал сказанное Даном. Потом отчетливо чиркнула спичка (любопытно – не зажигалка, а именно спичка), на момент лоб и волосы человека слегка осветились огнем, он закурил и погасил спичку небрежным взмахом в воздухе. Ничего разглядеть в свете спички не удалось – только участок лба и темные волосы, кончик носа. Микрофон у собеседника был отменным – даже несмотря на обычное искажение от передачи звука по интернету в наушниках было отлично слышно, как он затягивается, сигарета слегка потрескивает, выдох…

– Я понимаю, о чем вы, Даниэль. Я немного наслышан о психотерапии, и сам неоднократно размышлял перед там, как обратиться, может ли это вообще сработать. Но, к сожалению, я делаю все, что могу себе позволить, чтобы не подвергать опасности самого себя, людей, которые меня окружают, а также, что, я думаю, немаловажно для вас – вас самого. Это ведь важно?

Дан ощутил, как его щеки похолодели от неясной тревоги. «Что это? Угроза? Да нет, вроде бы, скорее всего, Леон говорит то, что на самом деле думает. Все-таки, параноик?» Когда работаешь с параноиком, чувство тревоги и страха в контрпереносе возникает очень часто, надо только понять, что это именно он… Думая, параллельно Даниэль слушал, что продолжает говорить незнакомец, способность думать и слушать одновременно была неотъемлемой частью его мастерства.

– Давайте для начала решим вопросы общего характера. Я привык исходить из четких договоренностей, поэтому предлагаю сразу обсудить вопрос того, как будет происходить наше с вами взаимодействие. Я навел о вас справки и знаю максимальную цену, за которую вы работаете. Я готов вам заплатить в десятки раз больше за каждый сеанс, если вы согласитесь мне помочь, деньги для меня не проблема. Но я хочу понимать, что не потеряю времени зря. Вы уже знаете, в чем мне нужна помощь?

Дан переваривал услышанное. В десятки раз. Он чувствовал себя, как в каком-то дешевом кино: вот заходит, скажем, колумбийский наркобарон, его телохранители встают по углам, и он, не сомневаясь, занимает кресло психотерапевта и объявляет ему свои условия. Тот понимает, что если он не согласится – его убьют. Излечить преступника нужно за один сеанс, разумеется. И, конечно же, к концу фильма после погонь, перестрелок с ФБР, ему это удастся. В конце злодей становится прилежным семьянином, образцовым гражданином, пожимает мужественную руку своего мозгоправа и дарит тому собственный остров с виллой. Ладно, подыграем, сначала надо понять, что вообще происходит и чего хочет этот псих.

– Вы правы, Леон, разумеется, для начала нужно обговорить такие вещи, но еще раньше мне бы хотелось понять, смогу ли я вам помочь, – он чуть было не сказал свое обычное: «И мы с вами оба должны принять решение о работе», – намекая на то, что и он может не взяться за случай, но остановился – что-то подсказывало, что сейчас упоминание своих прав будет неуместным. Он что – боится своего «клиента»? Конечно, боится. До дрожи. – В переписке вы написали, что дело в вашей бессоннице, от которой не помогает снотворное…

– Не совсем, – перебил его Леон, сделав движение зажженной сигаретой так, будто досадливо отмахивается. Сигарету он держал в руке, более не затягиваясь, как будто просто забыл о ней, и светящийся огонек слегка покачивался среди общего сумрака комнаты. – Во-первых, с вами разговаривал не я, а мой секретарь. Я не собираюсь посвящать его во все нюансы, поэтому ограничился такой причиной, его задача была найти мне специалиста и договориться о встрече. Понимаете… каждая моя минута стоит очень дорого, поэтому я привык экономить время. Исходя из этого не будем тратить его и сейчас – слушайте меня, а я вам расскажу, с чем пришел, – Дан наконец-то понял, что не так с голосом Леона: в нем отчетливо были слышны малейшие интонации, однако, сам голос был явно искажен каким-то техническим способом, вероятно, для конфиденциальности. Леон помолчал и продолжил: – Бессонница действительно меня беспокоит, и то, что сказал вам мой помощник правда: лекарства помогают мне заснуть, но после того, как я проснусь, я абсолютно четко чувствую, как несколько часов мои когнитивные возможности… не находятся в соответствии с решаемыми мной задачами. Это недопустимо, и я стал искать решение. Мой личный врач сказал, что лучшее решение моей проблемы – психотерапия и порекомендовал своих коллег, занимающихся этим. Но я, разумеется, отказался от их услуг: это все очень известные люди, с множеством регалий, слишком заметные, чтобы я мог взаимодействовать с ними, даже при всей осторожности, я легко допускаю, что они слишком осведомлены чтобы не догадаться по косвенным признакам, кто к ним обратился. Поэтому я приказал секретарю найти нейтральную фигуру – человека максимально далекого от верхушки профессионального Олимпа, старательного, но не успешного, простите, что приходится вам это говорить. И, перебрав около полусотни кандидатов, он выбрал вас.

Дану было действительно неприятно, когда о нем говорили вот так, фактически, называя неудачником, однако, он ощутил и прилив гордости: выбрали-то его, среди 50 конкурентов! Он почти подавил этот импульс, но все же, уточнил:

– Но почему именно меня?

Незнакомец нетерпеливо вздохнул, однако, ответил:

– Можете считать это случайностью. Мы навели о вас справки, результаты нас устроили. Я могу перейти к своей проблеме? – и не дожидаясь ответа, он продолжил: – Итак, я просто озвучу вам свою гипотезу. У меня действительно очень непростая жизнь. На мне действительно очень большая ответственность. И мне довольно непросто в этом признаться, но в последнее время тревога наполняет меня и мешает. В том числе – спать. Мне нужно справиться с моей тревогой. Но это еще не все, главное, что мне нужно сделать это очень быстро. У меня в запасе буквально пять дней.

«Ну спасибо. Не один сеанс, как у героя моего выдуманного кино, уже что-то. Вылечить тревожность за 5 дней. Потом изобрести лекарство от старения, основать колонию на Марсе и захватить власть в Конго за следующую неделю…» – Дан привычно переводил свой испуг в шутку, хотя ему было невесело. Это было не кино, а незнакомец совсем не шутил, это было ясно.

– Леон. Это невозможно. С таким задачами люди работают годами… – начал он, но его снова перебили.

– Даниэль, я знаю, что вы мне скажете. У меня нет выбора. Я по своей природе вовсе не перфекционист – я готов попробовать и посмотреть, что получится за эти 5 дней. Это лучше, чем ничего, как вам кажется?

Дан задумался. хороший вопрос, вообще-то. Несколько сессий или нисколько сессий – вот такой выбор, безусловно, он прав, сколько-то лучше, чем ничего. Он неохотно сказал:

– Наверное, вы правы. Но я точно скажу, что результат не будет таким, как после долгой и глубокой терапии, – он попытался расслабиться и перевести разговор в более легкий тон, в этом ему не было равных: – Вообще, это очень похоже на какой-то фильм. А если я откажусь, вы меня застрелите? – шутка вышла неловкой, и он сразу пожалел, что сказал это. Но незнакомец, как ни странно, не проигнорировал подачу:

– Мне будет неприятно, что я потратил двадцать минут зазря, но это не настолько критично, чтобы кого-то убивать. Вы знаете, про меня ходят разные слухи, по некоторым из них я виновен в нескольких убийствах… – он усмехнулся и, вспомнив о сигарете, которая догорела до фильтра, затушил ее в пепельнице. – Чтобы попытаться спасти эти двадцать минут, я озвучу вам один аргумент. Дело в том, Даниэль, что, по моим сведениям, вы ХОТИТЕ взяться за мой случай. Посмотрите на это так: вам представляется очень необычная задача. И к вам пришел очень необычный клиент. И кроме того, вы ничего не теряете.

Дан уставился на экран. «По моим сведениям». Откуда, интересно, у него сведения прямиком из моей головы? Леон попал в яблочко: именно об этом Дан думал накануне. Но одна мысль очень неприятно буравила ему мозг: как-то больно уж все это неправдоподобно: что это вообще за антураж: силуэт, какой-то чертов склеп на фоне, рассказ о бремени власти – разве это вообще может быть? Зачем вообще Леону устраивать весь этот маскарад, просто позвонил бы без видео, представился Лукой Чадо, директором небольшого промышленного предприятия – и валял бы все как по-писаному, я бы даже не подумал ничего особенного. Теперь же он максимально вызвал во мне любопытство своим образом Монте-Кристо… неужели, все-таки, мошенник? И деньги у меня на счету. Надо проверить этот платеж, что там с ним вообще, откуда он. Спросить юриста, что это может быть. Или не спрашивать… Раздумывая, он параллельно продолжал беседу:

– Вы правы, любой специалист, разумеется, фантазирует о каких-то таких ситуациях…

– Не «любой», Даниэль. Я же сказал: мы собрали сведения. Именно ты, – незнакомец в очередной раз перебил Дана, перейдя на «ты» так естественно, как будто бы привык вообще ко всем так обращаться. Мысли Дана смешались, и он решил сменить тему:

– Ну хорошо, давайте вернемся к этому вопросу позже, расскажите, что можете о себе и своей тревоге, – только сказав это, он вдруг понял, что сам же сошел со своих позиций – задавая профессиональный вопрос, он косвенно подтверждал свое согласие на работу.

– Что бы тебе рассказать… Каждый день и каждый час я принимаю важные решения. Цена моей ошибки крайне высока, думаю, ты понимаешь, к чему это приводит? Я человек, и это создает напряжение. Я не могу доверять буквально никому, я могу советоваться с разными людьми, каждый из которых является высококлассным специалистом, но также я знаю, что никто из них не может разделить со мной ответственность за принятые решения. Раньше я с этим справлялся, но последнее время я замечаю, что мне становится хуже. Возможно – возраст. Возможно, просто накапливающееся напряжение достигло критического уровня, – его голос вдруг странно поменялся, и он добавил: – Ты поможешь мне, Даниэль?

Что это? Просьба? Дан не мог поверить, но голос Леона звучал почти по-человечески, и на контрасте с предыдущей жесткостью вызвал немедленное сочувствие. «Не поддавайся, Дан, такие люди очень хороши в прикладной психологии. Возможно, перед тобой психопат, сымитировать эмоцию для него – раз плюнуть!» Но эмоция уже возникла. Дан решил пока проигнорировать вопрос и спросил сам:

– Леон, расскажите больше. Все, что можете. Расскажите о себе… – тут он вспомнил, что и этот стандартный вопрос не подходит к ситуации, и добавил: – Все, что можно.

– Все, что можно… хорошо. Я привык отделять «что можно рассказать» от «что нельзя». Представляешь, Даниэль, – он говорил почти тепло, продолжая оставаться в странном поменявшемся настроении: – Каждое мое слово рассматривают под лупой, пытаясь узнать то, что знаю я. Поэтому все проходит через внутренние согласования в тысяче инстанций. И сейчас тоже. Иногда мне кажется, что я давно разговариваю сам с собой, просто забыл об этом. Люди по ту сторону экрана уже не имеют значения.

Он помолчал и продолжил свой рассказ: «Итак, о себе. Мои родители давно умерли. Отец был военным, мать – преподавателем философии. Он учил меня точности, она – сомневаться. В итоге я научился сомневаться точно. Наверное, это и привело меня туда, где я сейчас. Это была семья, где никто никогда не повышал голос. Не потому, что мы были добрыми – просто всё было решено заранее. У нас не спорили. С детства я понял: если ты хочешь, чтобы тебя слушали, нужно быть тем, кого слушают по статусу. Конечно, ребенком я статуса не имел, если ты меня понимаешь. Поэтому я слишком рано стал взрослым. В двадцать три я уже руководил людьми, которые были старше меня вдвое. Тогда мне это казалось победой, теперь понимаю –катастрофой. Потому что, когда у тебя нет права на ошибку, у тебя нет права быть человеком.

Я был женат. Это не секрет, но об этом никто не говорит. Она ушла, потому что сказала, что я разговариваю с ней так же, как с подчиненными. Я тогда не понял, о чём она. А потом понял: я вообще ни с кем не разговариваю – я всё время отдаю распоряжения. Даже когда молчу.

У меня есть сын, но я не уверен, что он существует. Не в буквальном смысле – просто я вижу его раз в год, и каждый раз передо мной другой человек.

Я никогда не отдыхал. Не потому, что не мог, а потому что не понимал, зачем. Я не знаю, как выглядит день, в котором ничего не решается. Возможно, в этом и есть моя болезнь – я не умею жить, если не исправляю мир».

Леон замолчал, и Дан какое-то время тоже молчал. Слушая, он вспомнил и свою семью. «Никто не повышал голос» – это было не про его отца, конечно, но что-то в рассказе собеседника звучало до боли знакомым. Контроль, контроль, всегда контроль. Интересно, чтобы стать… ну, скажем, наркобароном, сколько нужно контроля? От своего собственного контроля Дана уже тошнило, но, кажется, пределы человека куда шире.

– Расскажите о вашей тревоге, о сне. Все, что посчитаете нужным.

– Я не могу заснуть не потому, что не хочу – я боюсь. Когда я закрываю глаза, я вижу, как всё рушится. Как будто я должен всё время держать пальцы на пульсе, иначе что-то случится. И я не понимаю, почему мне кажется, что я это контролирую. Я не контролирую. Но и отпустить не могу. Всё идёт нормально, пока я говорю. Стоит замолчать – начинается паника. Я звоню кому-то, проверяю отчёты, сам себе что-то диктую в телефон, лишь бы не замолчать. Думаю, тревога – это просто расплата за власть. Никакая психика не может выдержать постоянного наблюдения – когда ты и объект, и наблюдатель одновременно. Возможно, в этом и есть проклятие сознания. Бог, если он существует, наверное, тоже не спит. Иногда я думаю, что проще было бы исчезнуть. Не умереть, просто исчезнуть. Чтобы никто не знал, где я, что я… чтобы никто ничего не ждал. Я хочу, чтобы хоть раз за сутки мне не нужно было отвечать. Ни на звонки, ни на вопросы, ни за людей, – в какой-то момент Дан заметил, что перестал делать пометки – просто слушал. Голос Леона стал чуть теплее, а напряжение между ними – почти ощутимым, как ток. Даниэль впервые за долгое время подумал: «Вот сейчас – терапия».

– Но разве вы не можете… взять выходной? – у самого Дана было «жесткое» правило: никогда никого не назначать на свои выходные. И он постоянно это правило нарушал по разным причинам: то просил о срочной встрече постоянный пациент, то писал кто-то со срочным запросом, то нужно было отменить очередную сессию, и он предлагал перенести ее на свое свободное время.

– Могу, конечно. У меня есть выходные. Просто я на них тоже работаю. Даже когда рядом нет ни телефона, ни компьютера, все равно это есть у меня в голове. К тому же, в каждую минуту может что-нибудь случиться, и я обязан отреагировать.

– Прямо как Президент! – вырвалось у Дана. Какое-то непреодолимое чувство в нем требовало хотя бы немного снизить напряжение, правда, сейчас напряжение относилось уже к рассказу собеседника, а не к странной «терапии» – Даниэль буквально почувствовал на своих плечах тяжесть, о которой рассказывал ему Леон, и был рад, что это не его тяжесть. Однако, чувство не проходило, и он отреагировал как обычно в таких ситуациях – шуткой. Которая снова показалась ему неуместной сразу, как только была произнесена. Но собеседник неожиданно засмеялся – искренне и как-то даже облегченно:

– Да, Даниэль, примерно. «На нас напали, вылезайте из ванной, мистер президент!» – кричит в трубку генерал и я начинаю натягивать трусы. Даниэль, вы знаете… – Леон снова почему-то перешел на «вы», а его тон сделался снова деловым и отстраненным: – А вы, мне кажется, хороший специалист. Должен согласиться с мнением моего помощника, который, к слову, ни разу меня не подводил, иначе он бы не был моим помощником. С вами легко несмотря на то, что вы сами напряжены, как пружина.

Дан покраснел. Он так погрузился в слушание, что перестал делать обычный покерфейс, и был застигнут врасплох. Иногда пациенты оказывались весьма проницательными, читая его как открытую книгу, и это всякий раз вызывало в нем чувство легкого стыда. Но было понятно, что сегодняшний клиент – особый случай, глупо было ожидать от него отсутствия проницательности.

Похоже, идею о паранойе, а также версию о мошенничестве имеет смысл пока отложить. Собеседник Дана, кажется, не был психотиком, скорее всего, он не был и психопатом. Даниэль не мог придумать, что за схема мошенничества может включать такой маскарад, да и что с него, собственно, взять: гол как сокол, уж для мошенников с такими хитрыми схемами может найтись мишень и поинтереснее. Похоже, придется до поры до времени поверить в то, что перед ним действительно в какой-то мере тот, за кого он сам себя выдает. Правда, демонстративность, конечно, зашкаливает, он устроил для Дана целый спектакль, непонятно зачем, хотя… скорее всего, он и сам этого не осознает. Может, это тоже часть его симптоматики. Впрочем, а кто на первой сессии с терапевтом не напускает пыли в глаза, не врет как пятилетка и не пытается произвести впечатление? Видимо, и вот так бывает… В общем, можно осторожно продолжать разговор, тем более, что очень уж любопытно. Дан решил быть с ним относительно честным

– Да, вы правы. Во-первых, то, что вы рассказали, звучит действительно крайне тяжело, и я до какой-то степени погрузился в это ощущение. А во-вторых, я все еще думаю, как мне поступить с вами. Но позвольте мне дать вам обратную связь. Обычно я не тороплюсь с откликом, но чувствую, что у нас очень мало времени и, возможно спешу, прошу сделать на эту скидку, если я «не попаду». Но мне показалось, что в вашей жизни очень мало вас. Вы можете командовать, у вас, судя по всему, много денег, у вас наверняка есть море возможностей, только вам не принадлежит ваше время. Было ли вашим желанием то, что с вами происходит?

Леон молчал, наверное, минут пять.

– Я много думал об этом, Даниэль. Разумеется, на ваш вопрос я отвечу «Да, это мое желание», только вот я не уверен, что я сам знаю, что это такое «желание». Я подумаю над этим. У меня заканчивается время, давайте подытожим и окончательно решим, что будем делать.

«Нет, каков!» – подумал Дэн. Собеседник сказал почти точно то же самое, что сам Дэн часто говорил в конце первой сессии, но даже тут он упустил инициативу: ситуация оставалась прочно в руках у его клиента. Он ответил, тщательно подбирая слова:

– В ближайшие пять дней, я мог бы с вами встречаться в это же время. Обычно я работаю с девяти, поэтому в восемь у меня свободно…

– Мне жаль, Даниэль, что я буду невольной причиной вашего недосыпа. Сам я встаю всегда в шесть часов, поэтому восемь часов утра для меня самый разгар. Но если вы согласны – тогда по рукам. Насчет оплаты: когда вы сочтете, что мой аванс исчерпан – скажите. До завтра.