Классициум

3

Я познакомился с Беляшкой через пару месяцев после ее появления в каньонах. К тому времени я уже год жил в поселке колонистов, в том, что на окраине Долины Вотана, или, как эту местность называют сами марсиане, – Великие равнины. Поселок возвели всего лишь за полгода до моего прилета, но я нашел его уже вполне обжитым и даже с двумя фермами: для земного скота – коз, овец, коров, и для эндемичных животных этой планеты.

Раньше я не видывал столь разнообразных ландшафтов, будто специально соединившихся в одной точке. С одной стороны – равнины, простиравшиеся на много миль, значительная их часть была занята лесами, одними из последних, сохранившихся на этой планете, с другой – каменистые каньоны, с третьей – степи, похожие скорее на саванны с деревьями и кустарником. А если хорошенько приглядеться, можно было заметить голубеющие вдали снежные шапки гор.

Жизнь в поселке кипела ключом. Получив разрешение марсианского правительства, колонисты активно строились, используя и местные, и привезенные с Земли материалы. Доставка привычных и родных для каждого человека вещей была затруднена в связи с дальней расположенностью этого фермерского поселка от космодрома, однако, как я говорил, к моему приезду тут сложились вполне сносные условия существования. Здесь был даже свой трактир, в который вечерами заглядывали не только американцы, канадцы, германцы и русские, но и аборигены.

Одним из постоянных посетителей трактира стал Бен-Нори, пожилой марсианин с характерной для его племени красноватой кожей и крупным, слегка загнутым книзу носом. Также Бен-Нори имел великолепную шевелюру черного, несмотря на возраст, цвета и питал слабость ко всему новому и необычному. Подозреваю, именно по последней причине он и проводил столько времени среди нас, землян, без обид приняв прозвище Старый Бен.

Он был одним из тех, кто помогал поселенцам обустроиться, часто давал толковые советы по обращению с туземными животными и подрабатывал проводником у тех, кто искал пастбища для стад, разведывал ту или иную область или просто желал осмотреть окрестности.

В тот вечер Бен-Нори по своему обыкновению сидел в трактире и рассказывал каким-то заезжим колонистам о встрече с маленькой белой зердой. Большинству из них предмет россказней Бена казался не стоящим внимания, но Майк Дауман заинтересовался.

– Так ты говоришь, совсем белая? И уже не вылиняет? – спросил он со снисходительностью опытного зверопромышленника.

– Линять – да, но белая станет быть. Всегда теперь, – отвечал Бен. К тому времени он уже навострился бегло говорить по-английски и знал с сотню немецких слов.

– И ты знаешь, как ее найти? Покажешь?

– Я знаю, где зерды иногда. Там можно смотреть. Но трудно увидеть, не каждый раз.

– Отведешь меня завтра? Я заплачу, – предложил Майк.

– Утром, – кивнул Бен-Нори. – Покажу, да, если будет.

Я и сам хотел посмотреть на это чудо с тех пор, как впервые услышал о нем, но мешали другие дела. Тут же я решил далее не откладывать, а присоединиться назавтра к Бен-Нори.

Надо сказать, еще на Земле фотоаппарат всё чаще стал заменять мне ружье, так что я был скорее натуралистом, чем охотником. Однако в глазах у Даумана светился тот самый, знакомый мне охотничий азарт, и это не сулило ничего доброго для белоснежной любимицы Старого Бена.

Затемно мы выехали к границе каньонов. Передвигались на гиппарионах – здесь этот лошадиный род не вымер, как на Земле, а жил вполне счастливо и был одомашнен давным-давно, из-за чего тонконогие кони обзавелись костями пошире и покрепче, став похожими на привычных нам домашних лошадей. Едва мы достигли какой-то одному Бен-Нори ведомой точки, он велел нам спешиться, и остальное расстояние до наблюдательного пункта мы прошли пешком.

– Зерды слушают очень хорошо, – объяснил он.

Мы засели на холме, укрывшись в зарослях низеньких деревьев. Бен-Нори приказал сидеть тихо и по возможности не дышать вовсе. В скрюченном положении мы провели около часа, за это время мимо нас проскользнуло несколько представителей туземной фауны, но зерды не появлялись. Майк начал шептать, что, видимо, мы уже никого не встретим и пора возвращаться. Но тут Бен дернул его за рукав, заставляя замолчать. В полутора сотне ярдов от нас в рассветных сумерках двигались пять лисьих силуэтов: один покрупнее и четверо помельче. Тот, что покрупнее, тащил в зубах какую-то поноску, остальные бежали следом. Один из младших, играя, пытался вырвать у старшего предмет из пасти. И этот младший был изумительного молочно-белого цвета.

Наконец старший, палевая самочка, очевидно, мать подросших детенышей, выпустила поноску и раздраженно затявкала на озорницу. Лай у зерд похож на потрескивание, звучит очень смешно, и я не удержался от улыбки. Мисо отскочила, волоча за собой честно украденную добычу, мать побежала за ней. С минуту зерды гонялись друг за дружкой, совершая уморительные прыжки, затем мать все-таки «победила» Беляшку, и семейство, восстановив порядок, направилось дальше.

Я невольно залюбовался грацией этих миниатюрных лисичек и хотел было последовать за ними, чтобы сделать серию фотографий, но Бен-Нори покачал головой.

– Они идут в нору. Если будут слышать, будут прятаться. Не надо.

Выждав немного, мы отправились домой.

– Я хочу ее поймать, – заявил Дауман по дороге. – Эту белую зерду. Покажешь, где их нора? – обратился он к Бен-Нори.

Старый Бен повернул к нему свое морщинистое лицо. Лицо марсианина явно выражало неодобрение.

– Я не знаю нору, – отвечал он. – Не надо ловить Мисо. Так лучше. Она одна. А если будут дети, будут еще белые зерды. Возможно.

Майк замолчал и, пока мы ехали, не проронил ни слова, но, как оказалось, это не означало, что он перестал думать о поимке Беляшки.

4

Спустя неделю, закончив свои дела в поселке, Дауман всерьез взялся за подготовку к охоте. Ему хотелось захватить свой ценный экземпляр живым, так что он намеревался отыскать жилище зерд и, разрыв нору, забрать детенышей. Поначалу он думал воспользоваться помощью кого-нибудь из колонистов или аборигенов, но к его удивлению, никто не пожелал пойти с ним. Выгода от доставки зерды редкого вида Союзу американских биологических обществ представлялась минимальной, а марсиане, настроенные Старым Беном, и вовсе не желали в этом участвовать, питая скрытый мистический страх перед необычным окрасом Мисо. Обращался Майк и ко мне, но я отказал, невольно симпатизируя милой марсианской лисичке.

И всё же дней через десять Майку удалось отыскать нору. Может, он проехал бы мимо, не обратив внимания на очередную дыру в почве, тем более что расстояние было сравнительно далеким, но чистая случайность заставила оранжевого зерда именно в этот момент выглянуть из своего жилища. Майк заметил движение, подъехал ближе и по следам вокруг корней дерева, остаткам от семейных пиршеств и клочкам шерсти вокруг догадался, что это жилая нора.

Бедные испуганные зерды! По злосчастному стечению обстоятельств они все были в своем логовище в этот час. Услышав топот копыт гиппариона, а затем шаги и сопение большого человека, они затаились, но поздно. Человек уже знал, что они здесь, ведь он заметил острую оранжевую мордочку в отверстии норы.

Пару раз посодействовав в отлове животных и добыче шкур для зоологов, Майк Дауман мнил себя знатным охотником, однако на деле он был не слишком опытен. На подобный промысел лучше ходить с напарником или, по крайней мере, с собакой. Пока он затыкал отнорки, чтобы зерды ненароком не выскочили, главный лаз, наскоро заваленный землей, остался без должного внимания.

Степные зерды недаром пользуются славой заправских землекопов. Всего лишь за день этот зверек в состоянии вырыть нору длиной до двадцати футов. А как они умеют маскироваться, за считаные секунды исчезая под слоем земли или песка!

Как только отец семейства услышал, что враг отошел достаточно далеко, он кинулся к основному лазу и принялся изо всех сил раскапывать небрежно заваленный проход. Минут через десять он уже выскочил на свободу. Увидев зерда, Майк выругался и бросился наперерез, но помешать не успел. Вслед за отцом из норы выбрался старший сын, и оба они успели отбежать на значительное расстояние, прежде чем Майк опять загородил вход.

Но увы! Палевая самочка и три ее детеныша всё еще оставались внутри. В том числе и Мисо.

Разозленный Майк подхватил кирку, лопату и, не желая тратить время на установление какой-нибудь хитроумной западни, взялся раскапывать нору. Он видел, как два сбежавших зерда остановились в стороне, не в силах покинуть свою семью, но подойти близко они не решались.

А в глубине норы трое детенышей, прижавшись к матери, дрожали от страха. По мере приближения стука и грохота, они отползали всё глубже и глубже. Мать Беляшки, обычно такая деятельная и самостоятельная, пребывала в странном оцепенении. Их дом, их прекрасная безопасная крепость, она защищала их всегда, почему же не может защитить сейчас? Сунувшись в один, второй, третий отнорок и найдя их все забитыми деревяшками и землей, она залегла в проходе, время от времени негромко рыча на надвигающуюся неведомую опасность.

Но Бен-Нори и впрямь недаром считал Мисо необычной зердой. Именно она первой очнулась от испуга и отделившись от матери, полезла исследовать ответвления главного лаза. Обнаружив самый дальний, пусть и перекрытый выход, Беляшка начала рыть рядом. Рыть было сложно: в том месте земля давно слежалась, то и дело попадались камни и корни кустарника. Когти скользили, застревали в переплетении растений, ломались, но Мисо рыла и рыла, ибо больше всего на свете ценила свободу и, конечно, свою семью.

Наконец ее мать, вдохновленная столь активным примером дочери, пришла в себя и кинулась помогать ей. Две лисички работали по очереди, так что скоро их носики почуяли свежий воздух. Собрав последние силы, они разрыли дыру до конца и осторожным тявканием позвали остальных.

Самым аккуратнейшим образом осмотревшись и убедившись, что страшный враг не близко, более того, как раз повернулся к ним спиной, Мисо, ее мать и младший братик выбрались из норы. Стелясь по земле, они добежали до ближайших кустов и замерли. Но что это? Почему рыжая сестричка Беляшки не с ними? Она осталась в логовище!

Они звали ее едва слышным потрескиванием, но, вот беда, рыженькая зерда была слишком напугана. Она лежала, припав к земле и закрыв глазки, словно надеясь, что так ее не заметят. Юная и неопытная, она не сознавала, что бегство – ее последний шанс на спасение.

Какая мать решится оставить своего ребенка в опасности? Можно называть это инстинктом сохранения рода, можно говорить о безусловности материнской любви, однако редки случаи, когда мать бросает дитя. Убедившись, что дочь не сдвинется с места, палевая самочка привстала, чтобы бежать к ней и, если понадобится, вытаскивать оттуда за шкирку.

В этот момент заступ Майка обрушил тоннель.

Несчастная рыжая малышка не успела ничего сделать, тяжелый камень придавил ее, и последний тонкий писк сказал палевой самочке, что она лишилась еще одного детеныша. Дольше оставаться на месте не имело смысла.

Прошло несколько часов, прежде чем Майк разворошил всю нору до основания и убедился, что его провели самым беспардонным образом.

Если бы зерды кинулись бежать, Дауман наверняка заметил бы их и догнал. Но они сразу юркнули в неприметную скальную расщелину и затаились там. Собака бы в два счета обнаружила спрятавшееся семейство, а Майк, могущий полагаться только на свои глаза, не нашел никого. Лишь храбрый оранжевый зерд, как и подобает отцу, бегал неподалеку, чтобы, если понадобится, увлечь врага за собой. Но он-то был Дауману совершенно не нужен. Отчаянно ругаясь, уставший незадачливый охотник швырнул в его сторону пару увесистых камней, не попал, рассердился еще больше, затем собрал свои инструменты и, взгромоздившись на гиппариона, отправился домой ни с чем.

А над равниной и каньонами разливался яркий, ровный свет двух лун.

5

Оставшись без дома и погоревав о потере рыжей малышки, зерды принялись искать другое жилище. Оно отыскалось довольно скоро, им стала очередная брошенная нора.

Зерды, конечно, не знали, отчего их враг больше не появляется, но это их мало волновало. А между тем Майк Дауман действительно их не тревожил. На следующий же после охоты день он получил телеграмму – его срочно вызвали в другое поселение колонистов, ожидалось прибытие планетолета.

Шли месяцы, закончилось долгое марсианское лето, началась не менее долгая осень. Всё это время Бен-Нори и я старались по возможности не упускать из виду Беляшку.

Мисо очень выросла, превратившись в умненькую молодую самочку. Она так и не перелиняла, оставшись абсолютно белой. Кроме того, она надолго задержалась в семье. Ее старший брат покинул отчий дом, едва ему исполнилось шесть месяцев. Младший, возможно, жил бы с родителями и дальше, но на исходе лета у зерд снова произошло несчастье. Подросший детеныш убежал далеко от логовища в поисках пищи – теперь юные зерды охотились наравне с родителями – и был пойман более крупным хищником, похожим на шакала или волка. Местные зовут его ччерш. Этот ччерш не был голоден, но ради прихоти так потрепал бедолагу, что тот не смог даже доползти до дома; на его околевшее тело наткнулся Бен-Нори во время очередного объезда равнин.

Итак, Мисо осталась в семье одна, наверное, потому и прожила с родителями целых десять месяцев. И всё же однажды, бегая по окрестностям, она наткнулась на привлекательную норку под камнем, хорошо скрытую кустами и обломками скал. Проработав три дня, она расширила и углубила ее. Больше она не возвращалась в свое старое логовище.

В отличие от обыкновенных земных лисиц зерды часто живут кланами, так что даже расставшись с родителями, Мисо сохранила с ними хорошие отношения. Оранжевый зерд никогда не рычал на нее, если она случайно забредала на его территорию. А мать, бывало, делилась с ней добычей. Впрочем, такая помощь вскоре стала Беляшке не нужна. Она научилась добывать себе пищу сама, прекрасно изучив повадки насекомых и мелких птичек.

Она вообще никогда не упускала случая узнать что-либо новое, но при этом была осторожна и не рисковала попусту. Ее любопытство простиралось и на людей, что, в общем, было довольно необычно. Думаю, этот интерес пробудил Майк Дауман своим вмешательством в ее жизнь.

Мисо иногда встречали возле дорог, ее следы обнаруживались около поселка. Она приходила ночью слушать звуки и изучать запахи людского жилья, наблюдала издали за козами и коровами. Странно, но она не пробовала напасть на кур или стащить яйца, то ли из врожденной осторожности, то ли сознавая, что курица – слишком большая для нее добыча. Порой в сумерках мы слышали ее лающий смех, а иногда – призывное скуление.

С каждым днем ум и способности Беляшки росли. Бен-Нори рассказывал, что видел, как Мисо поймала у реки маленького турупина; тот немедленно свернулся клубком, выставив наружу все свои иголки. Мисо принялась катать его лапками по земле, ожидая, что турупин расслабится и обнажит нежное, уязвимое для острых зубок зерды брюхо, но зверек не сдавался. Беляшка задумчиво оглядела его, затем перевернула на спину, набрала в пасть воды и намочила место соединения головы и крохотного хвостика турупина. Бедолага развернулся и был немедленно съеден.

Также Мисо изобрела весьма остроумный способ избавления от блох с помощью всё той же реки. Она зажимала в зубах пучок жухлой травы и опускала в воду хвост. После чего крайне медленно входила в реку задом. Блохи, спасаясь от напасти, перебирались всё выше и выше на шею и голову. Наконец, зерда почти вся погружалась в воду, убрав даже свои огромные уши, блохам поневоле приходилось перепрыгнуть на травяной пучок. Тут Мисо аккуратно выпускала траву изо рта и быстрыми скачками выносилась на берег. Потом она долго сушилась и трясла ушами, но блох на ней больше не было.

Зиму, длившуюся более пяти месяцев, Беляшка пережила без особого труда. Наша область отличалась мягким климатом. Лишь три недели в году здесь лежал снег. За это время удивительная шкурка Мисо стала еще более пушистой и красивой. И так удивительно было наблюдать, как на белоснежной равнине где-то вдали вспухает вдруг сугроб и превращается в лисичку, почти неприметную на таком маскирующем фоне.

За зиму в поисках корма к каньонам перебралось еще несколько семейств зерд, преодолевших страх перед относительной близостью людского жилья. Беляшка обзавелась соседями.

Наступила весна – пора, когда даже старый Марс оживал, пора таяния ледников, наполнения рек и каналов несущей жизнь водой, пора благоухающих в степи цветов.

Мисо не знала, что вместе с весной в наши края вернулись не только тепло и свежая трава, но и ее старый враг.

6

Майк появился в поселке как раз в начале первого весеннего месяца. Он как и прежде выполнял самую разнообразную работу, координировал связь между поселениями колонистов, чинил сломавшееся оборудование, доставлял какие-то материалы и доносил до нас распоряжения армейских чиновников. И он всё еще не отказался от намерения изловить белую зерду. Даже заранее договорился с зоологами о вознаграждении за живую Мисо или за ее шкурку.

Удивительно, но Майк так и не нашел единомышленников в этом деле. Уж не знаю почему: то ли мы все, не отдавая себе отчета, привязались к маленькой Беляшке и считали ее частью нашей жизни, то ли мешала постоянная занятость. Склонен думать, что всё же первое.

Вооружившись биноклями, свистками-приманками, капканами и прочими охотничьими необходимостями, Майк Дауман вышел на тропу войны.

Сначала он попытался найти теперешнее жилище Мисо, но не преуспел. Наученная горьким опытом, та тщательно скрывала свою нору. Она никогда не бежала домой напрямик, а тщательно путала следы и совершала разведочные прыжки, чтобы убедиться, что никто за ней не следит. Она не оставляла возле лазов объедков, которые могли бы выдать ее местопребывание, и старалась не выбегать на открытое пространство. Мне кажется, она каким-то образом учуяла и вспомнила запах Майка, потому что совершенно перестала появляться у поселка.

Не достигнув успеха в поисках логовища, Дауман взялся выслеживать саму Мисо. Но поскольку он вынужден был заниматься работой, ему редко удавалось посвятить ловле два-три дня кряду. И даже напав на след – хотя точно ли это ее след, он сказать не мог, так как настоящим следопытом не являлся, – он терял его и потом уже не мог найти.

В конце концов рассерженный Майк достал себе собаку. Конечно, у нас нельзя было обзавестись настоящей гончей или борзой, но нашлась сносно натасканная дворняжка.

Ах, Мисо! Вот тут-то и проявился ее незаурядный, будто вовсе не звериный, а человечий ум. Что она только не вытворяла с несчастной дворнягой. Едва смекнув, что та рыщет за ней, но находится еще далеко, она разворачивалась и бежала назад по своим же следам. Затем неожиданно делала несколько прыжков в сторону и ныряла в кустарник, в высокую траву или скрывалась меж камней. Как только собака с Майком показывались на горизонте, Мисо затаивалась, и те проходили мимо, уверенные, что вот-вот настигнут беглянку. А она преспокойно убегала по их следу в обратную сторону.

Она умела спрятаться за любой мало-мальски подходящий обломок скалы, за куст или схорониться в крохотном овраге. Чтобы скрыть свою приметную белую шерстку, она научилась почти мгновенно закапываться в землю. Пыль оседала на шкуре, и Беляшка сливалась с почвой. Бывало, если Мисо не видела места, где можно было бы переждать, она морочила голову собаке, бегала сзади нее, не показываясь на глаза, и лишь предоставлялся случай, прыскала в сторону и исчезала в траве. А сколько раз она переплывала речку, чтобы избавиться от настойчивого преследования…

Один раз дворняге удалось-таки настичь Мисо. Пес уже раскрыл пасть, готовый схватить зерду, как вдруг та упала замертво, не двигаясь и не шевелясь. Пролетев по инерции вперед, пес вернулся и в недоумении застыл над неподвижной добычей. Азарт погони пропал, что теперь делать: трепать мертвого зверя, охранять до приезда хозяина или бежать ему навстречу? Пока пес размышлял, Мисо вскочила и, мазнув хвостом ему по глазам, так что тот на пару мгновений потерял способность видеть, со всех лап рванула к реке. Где легко ушла от погони, как много раз до того. К счастью для Беляшки, Майк замешкался из-за норовистого гиппариона и позора своего пса не видел.

Закончилась вся эта история тем, что в один прекрасный день собака свалилась в какую-то котловину и сломала себе лапу. Пока пес выздоравливал, отлеживаясь во дворе, Майку пришлось продолжить охоту в одиночку.

Временами ему попадались другие зерды, но их он не трогал, одержимый лишь своей целью. Однако благодаря им он подсмотрел место «мышковья». Не знаю, применимо ли это земное название к марсианским лисичкам, но за неимением других обозначений, остановимся на нем.

Часть равнины у реки была густо заселена крошечными грызунами, и зерды часто приходили сюда, чтобы поохотиться. Зрелище это весьма увлекательное. Мышкующая зерда стоит, навострив свои громадные уши, прислушиваясь к малейшему писку на земле или под землей. Углядев матриску, она подпрыгивает и приземляется ей на голову подушечками сдвинутых передних лап. Если же звук исходит из глубины, она бросается разрывать норку и делает это с потрясающей скоростью. Так она может гоняться за «мышами» от норки к норке полдня или ночи.

Решив, что Беляшка рано или поздно здесь объявится, Дауман в течение пары недель приходил и, засев в присмотренное им заранее укрытие, ждал ее с ружьем в руках. Ружье было заряжено ампулами со снотворным.

Однажды Майку повезло.

Как-то вечером у дальнего холма возникло белое меховое облако; присмотревшись, охотник убедился, что это Мисо. Возможности прицелиться не предоставлялось довольно долго, наконец он решился подманить ее свистком. Заслышав писк, Беляшка насторожила ушки. Ее враг сидел с подветренной стороны, она не чуяла его, однако что-то в манящем звук показалось ей неестественным, потому что она продолжила мышковать, не приближаясь к засаде. Майк был вынужден начать подкрадываться сам. Он старался двигаться только тогда, когда двигалась сама зерда, чтобы не спугнуть ее раньше времени. Но в какой-то миг Беляшка замерла настолько неожиданно, что в наступившей тишине отчетливо раздался хруст ветки, попавшей под ногу Дауману.

Майк понял: сейчас или никогда. Долю секунды он прицеливался, потом нажал на спуск. И вот ирония! Именно в этот момент Мисо совершила свой разведочный прыжок. Шприц-дротик прошел мимо, а зерда бросилась удирать. В отчаянии Дауман выстрелил ей вслед, но, разумеется, не попал.

И снова началась изматывающая, бесплодная охота.

Дауман ставил капканы на протоптанных зверями тропках, изобретал замысловатые ловушки, которые не всякий промышленник использует. Но в них попадался кто угодно, только не неуловимая зерда. Ее нюх был настолько тонок, что сразу позволял различить запах человека, таким образом она обходила стороной любые подозрительные предметы, даже искусно замаскированные.

Но пришел день, когда удача все-таки изменила маленькой Мисо.