Читать книгу: «Затерянный мир», страница 11

– А согласен!

– По рукам? – переспросил осторожный в финансовых вопросах Семенко.

– Ага, по ним… – ответил ваня, но руку протягивать не стал, спросил только,– А зачем тебе столько денег, Костян?

Тот шморгнул носом, впадая в глубокую задумчивость:

– Да, вот хочу колготки купить, фирменные.

– А,– кивнул собеседник, и подумал: «Вот идиот!»

– Деньги давайте! – требовательно приказал Семенко.

– Не так быстро, браток,– остановил его Ваня,– тут дело серьезное. Я тебе задаток дам, как у серьезных людей. Рубль. На вот, держи, а остальное, когда встречу мне устроишь, со своим Байзелем.

– Хорошо! – Костя спрятал в карман мятый рубль,– не переживайте, дяденька, все будет чик-пок! – и пальцами задергал по-обыкновению.

Тут появился карлик и заорал на ходу:

– Сема! Айда в футбол играть! – в руках у него был потрепанный футбольный мяч.

– А за кого? – удивился Семенко,– Чур, я Кошта!

– Ни за кого! – карлик весь горел безумным фанатским огнем. – Мы свой собственный суперклуб организуем! ЗКА!

– Как? – спросил Костя, удивленно захлопав ресничками.

– Хлопай ресницами и взлетай! – пропел возбужденный Буцефал и пояснил:– ЗКА!

– Может СКА? – хитро спросил Семенко и улыбнулся и обернувшись к Ванюше добавил зачем-то,– а Байзель за «Баварию» болеет.

Но Ванюши уже и след простыл.

– Не СКА, тундра! – заорал карлик,– а Зы Кы А, понял?

– А что это обозначает?

– Заворот кишок! Ясно?

Костя подумал и кивнул:

– Ясно, а А причем?

– АААААА!!! – заорал Буцефал буцнул мяч и помчался его догонять,– Приходи! На ворота поставлю!

Мимо прошел местный дурачек Витя, кусая от огромного чизбургера.

– А сколько времени? – спросил у него Костя.

– Не знаю, я обедаю! – обиженно ответил Витя, а Костя ойкнул.

– Ой! Меня же Байзель к обеду ждал! Будет мне снова Байзель-Рубанзель! – и он припустил в сторону дома, благо бежать было недалеко. К слову сказать, Рубанзель был новой игрой для всей семьи, когда одна половина семьи гонялась с топором за другой половиной и орала:

– Я тебе когда говорил прийти?!

Байзель был дома, в своем махровом халате он внимательно смотрел мексиканский сериал. При появлении Кости он отвлекся и моментально заорал:

– Я тебе когда говорил прийти?

Костя церемонно поклонился и сделав самый серьезный вид, на который был способен, сказал:

– Вот ты Байзель сидишь, телевизор смотришь, а тебя какой-то дядя настойчиво домогается.

– Какой еще дядя? – опешил от такого обращения суровый наставник.

Костя степенно откашлялся и продолжил:

– Серьезный дядя, и дела у него надо думать серьезные. Желает видеть тебя и разговоры вести… О былом,– добавил Семенко после паузы.

Байзель немного занервничал и на всякий случай нащупал браунинг в складках халата.

– И как зовут этого дядю?

Костя закатил глаза к потолку и ответил:

– Сие неведомо!

Байзель грязно выругался.

– Ты толком говори, придурок! А то допросишься у меня.

Костя сделал вид, что задумался.

– Даже не знаю, как мне его описать… Ну, у него шрам такой га лице и глазки сильно бегают. И еще он на войне с тобой служил и хромает на левую ногу.

Байзель сплюнул зло и пробурчал:

– Таких людей я знаю множество, у меня в «Архиве смерти» все со шрамами были, и хромали.

Костя еще немного подумал и вдруг радостно закричал:

– О! Он пукает еще очень вонюче!

Байзель сразу почему-то подобрел:

– Вот! Можешь когда по жопе не хочешь получить! Это ж Ванюшка! Смертельный мой враг и предатель. Нашел значит старину Байзеля! Зеер гут! – он потер руки.– Удивляюсь только, как он тебя живым отпустил.

Костя в испуге попятился.

– Он мне денег пообещал, если я тебя сдам. А я ему и говорю, не знаю, мол. Никакого Байзеля. Не знаю! Так что с тебя двадцать пять рубликов. За мою преданность.

Байзель демонстративно потянулся за ремнем, но потом передумал и произнес:

– Преданность цены не имеет, но так и быть дам тебе червонец на конфетки, если ты Ванюшу в западню поможешь заманить…

С Ванюшей Костя всретился на мусорной свалке за баками. Бомж Кукловод за определенную мзду устроил им там ужин при свечах, установив на ящике два выщербленных стакана и бутылку водопроводной воды. Накрыл ящик газетой и еще за три рубля украсил этот импровизированный столик букетиком увядших гвоздик. После чего удалился.

– Ого! – с удовольствием оглядел кафетерий Ванюша,– как у нас в окопах почти!

Костя спросил:

– А говорил, что не пьяные были!

Ванюша отмахнулся рукой:

– Не важно! Рассказывай!

– Сначала бабки!

Собеседник вздохнул и вытащил бумажник.

– На вот, держи! Как в аптеке, все точно.

Костя пересчитал купюры и произнес:

– А у нас в аптеке точно не всегда!

– Ладно не томи.

– Значит так, у меня в прихожей стоит огромный шкаф. Когда Байзель уйдет по делам, вы там спрячетесь, только чур не пукать! Потом он вернется и все…

– Ловушка захлопнется! – закончил фразу Ванюша.

– Примерно так.

Шкаф действительно был огромен и Ванюша там разместился вполне комфортно.

– Долго ждать,то? – спросил он у Кости закрывавшего за ним дверцу.

– Нет,– ответил юный аферист,– в течение часа. Разумеется он не сообщил своему новому спонсору, что квартира эта была коммунальной и жили здесь кроме них с Байзелем еще несколько неадекватных жильцов. А потому позвать вовремя Байзеля Костя не успел, так как Петру Ивановичу Рожку вдруг срочно понадобились его кисточки. Сделав пару неудачных попыток открыть дверцу, Петр Иванович задумчиво подергал губой и произнес недовольно:

– Шо такое?

Подошел проснувшийся от шума Якорь, поинтересовался:

– Шо, Петрушка, не открывается?

– Не называй меня так! – нервно дернулся учитель рисования.

– А ты чего там забыл?

– Кисточки!

– Ага… – Якорь почесался, и слегка дернул дверцу,– Наверное, Ахинора замки поменяла, думает, что я там водку прячу, дура.

– А что не там?

– Да кто ж ее родимую прячет,– улыбнулся золотыми зубами Володя,– водка она в пузике должна быть! Всегда.

Наставительно он поднял вверх татуированный палец и произнес душевно:

– А ты, Петя, воюй, воюй,– и утопал шаркая тапками.

Петр Иванович немного поразмышлял и сходил за топором. Топора, правда, он не нашел, зато нашел металлический совок для мусора и стал совать его в щель между дверцами. В самый разгар этого увлекательного занятия в шкафу, что-то взорвалось и из щели потянуло вонью.

– Ойц! – Рожок выронил совок и отбежал от шкафа,– Вова! Вова! Там кто-то есть!

На крик явился Якорь, да не один, а с Васькой Маргулисом, пребывавшим у него с визитом.

– Чего орешь дурак?

– Ээээ… ээээ…. Там кто-то сидит. И воняет.

– Кто-то,– передразнил Петра Ивановича Якорь,– это от тебя ж и воняет. Говори, давно майку стирал?

– Признавайся! – веско добавил Васька.

– Нееет,– заблеял Рожок,– давайте милицию вызовем, может там воры сидят?

– Может и так, а может быть и нет! – рассудительно произнес Володя.

К этому времени Байзель, Семенко и еще пара байзелевых дружков, почти подошли к квартире, но услышав шум, издаваемый соседями, остановились на лестнице.

– Подождем,– шепнул Байзель, пусть Ванюшка понервничает.

Суета вокруг шкафа нарастала, подошел старшенький сынок Якоря Андрейка, принес лопату и утюг.

– Пытать будем, гада,– ощерился он папиной улыбкой,– только надо шкаф завалить, чтоб раскололся.

– АГА ЩАС! – это мамаша его подошла Ахинора Степановна, крупная женщина и к тому же скорая на расправу. – НЕ ДАМ МЕБЛЮ ЛОМАТЬ! АККУРАТНО ДЕЛАЙ!

Несчастный Ванюша сидел в шкафу, ни жив ни мертв. Он сделал попытку пошевелиться и ноги его уперлись во что-то мягкое, он пощупал руками и понял, что это человеческое тело. Он закричал. Снаружи тоже закричали и громче всех Ахинора Степановна.

– Здравствуй,– сказало тело хорошо поставленным баритоном,– но помни, если ты хотел меня оскорбить, я тебя четвертую!

Ваня дернулся и всей своей немалой массой налег на стенку и вывалился-таки в объятия заждавшихся соседей.

Байзель слышавший все это, дал команду своим приятелям к отступлению и очень довольный собой удалился насвистывая.

Костя Семенко первым выскочил на улицу и сел под грибок на заброшенной детской площадке. Вскоре он увидел, как Ванюшу гонят от дома к лесу целая толпа народу, а вслед за ними неспешной походкой отставного депутата движется лично Ярослав Иванович Пасенков. Он прекрасно выспался в шкафу и находился в прекрасном расположении духа.

Костя подошел к нему и спросил:

– Дядя Пасенков, а что это за беготня под вечер, вы не знаете?

Пасенков строго из-под кустистых бровей посмотрел на Семенко и произнес:

– Иди отсюда, мальчик!

И Костя радостно помчался в сторону магазинчика азербайджанца Багдасарова покупать себе фирменные колготы, подпукивая при этом не хуже Ванюши.

10 НЕГРИТЯТ

– Байзель, хочешь я тебя током убью? – спросил Семенко, направляясь к своему суровому наставнику с длинным оголенным с одного конца проводом.

– Ты что, идиот? – заорал Байзель, вырвав провод из розетки и рубанув его по шее ребром ладони, выскочил из комнаты, при этом он уронил на пол какую-то книгу.

Костя, почесывая шею, нагнулся, некрасиво отклячив зад, подобрал книгу и прочел:

– Десять негритят!.. Очень, очень интересно…

Байзель вышел из туалета, удовлетворенно отдуваясь:

– Ох и поссал, я Семенко, столько, хоть белье стирай! Эй, придурок, ты где?

Подлый Костя не отвечал.

– Хм, – Байзель почесал бритый затылок,– на улицу убег, ну-ну… И двери, сиорчок хренов, не закрыл.

Наставник хотел прикрыть дверь, но решил сначала взять в комнате сигареты и пошел туда, но едва он сделал несколько шагов, что-то скрипнуло и он полетел в шурф сооруженной им же шахты. Дело в том, что в подъезде не было лифта, просто не было, а шахта была. И в свое время Байзель решил, что нечего зря добру пропадать, и соединил на всякий случай свою комнату с шахтой лифта наклонным ходом. Теперь механизм, всегда блокированный Байзелем, отчего-то сработал и хозяин оказался в им же сооруженной ловушке, потому что, выбраться из шахты с другой стороны можно было лишь с помощью ключей, а они остались в туалете, а створки над его головой захлопнулись автоматически. Байзель прислонился к стене и тяжело вздохнул. Его окружала полная тишина и темнота.

– Тут они и живут! – радостно говорил Васька Маргулис, какому-то суровому ветерану, представившемуся байзелевым фронтовым другом и приехавшему на электричке полчаса назад. Маргулису посчастливилось встретить его на платформе, и теперь цепко схваченный железной рукой ветерана, он подводил его к квартире Семенко. Ветеран отпустил Маргулиса и брезгливо переступив зловонную лужу у входа прошел внутрь, Васька сунулся следом просто из любопытства, ну любил человек по чужим квартирам пошастать. Прошли, никого. Крикнули, никто не отозвался. Вошли в комнату и разумеется наступили на створки потайного хода, после чего исчезли во мраке.

– Стой Рожок! – отчаянно кричал Валентин Александрович Земляника, полный и вечно потный мужчина в хорошем костюме с темными пятнами под мышками, и заячьей губой на вечно дергающемся нервным тиком лице, где-то на уровне первого этажа. В руках он сжимал бейсбольную биту,– объяснись со мной как мужчина с мужчиной!

– Пошел вон! – орал в ответ Петр Иванович Рожок этажом выше.

Земляника ко всему был ревнив. Сегодня, например, он узнал, что его любовница Мара, преподававшая в школе, где работал Петр Иванович, забегала к тому на перемене по служебным вопросам. Ну и бежит теперь Рожок по лестнице ножками кривенькими перебирает.

– Стой, гад! – орет Валентин Александрович.

– Ты, плебей! – отвечает Петр Иванович и плюет вниз.

Земляника на секунду даже притормозил, от удивления, но нашелся:

– Ты допустим тоже не патриций! – и плевок со щеки утирает,– тебе хана!

Рожок иронии не заметил, зато заметил приоткрытую дверь на лестничной клетке. Заскочил туда, Земляника следом, ну и понятное дело в шахту загрохотали.

А Ярослав Иванович Пасенков шум услыхал, и ему интересно стало, что это за гонки по вертикали в подъезде происходят. В глазок не видно пришлось дверь открывать. Открыл на свою голову. И пошел по-тихоньку. Дальше что? Понятное дело: пустая квартира, створки, шахта лифта. Такие дела. А следом и Володя Якорь, и карлик с Сяном. Как же без них?

Ох и удивились же они на дне шахты целое общество повстречав. Сян задницу армянскую ушибленную почесал и говорит:

– Чего это вы тут?

Байзель на правах хозяина дает пояснения:

– Это моя шахта, хочу сижу, хочу нет, а чего это вы в мою квартиру вломились, это еще вопрос.

– К прокурору! – поддакнул Рожок, типа он не вламывался, к тому же он был очень доволен, что Пасенков его туфельку нашел парную, потерянную во время спуска. И теперь Петр Иванович ею любовался, одновременно отмахиваясь ею же от Земляники, шептавшего ему в ухо угрозы.

– Это кто же такое придумал? Людев в шахту сбрасывать? – поинтересовался Якорь, а Ярослав Иванович пропел своим брежневским баритоном:

– Но сурово бровки мы насупим!

– А это кто? – подал голос карлик Буцефал и грязным пальцем ткнул прямо в неизвестного Байзелева друга, которого привел Маргулис.

– Это брат Байзеля,– сказал Васька, однако Байзель брата не признал.

– Не знаю я его,– сказал он и отвернулся.

– Знаешь… – прошипел тот с нехорошей улыбкой,– вместе партизанов ловили по лесам Югославии, Адольфик я…

Байзель похоже прямо побледнел от такого признания, благо было темно и этого никто не заметил.

– Черт, точно, а что у тебя с рожей?

– Операция пластическая,– прошипел Адольфик,– дорогая.

– А чего приперся?

– Так тут в Триполье ветераны наши собираются, ты что не знал?

– Нет, а чего это в сумке у тебя?

– Хм… – Адольфик извлек бутылку коньяка, потом еще две.

– Ух, ты! – обрадовался Якорь.

– Давай открывай уже! – приказал хозяин шахты, сглатывая слюну, – не пропадать же добру! Тут у меня где-то свечи были и стаканы.

Бутылка пошла по кругу. Тут снова что-то прилетело сверху. На сей раз плюгавый дед Трубачев, местный педофил и извращенец, выследивший все-таки Костину квартиру.

– А ты кто еще такой? – спросил Якорь удивленно,– тоже ветеран?

– Где ты был во время путча? – это Буцефал влез.

– Я…я… вот… – Трубачев был явно растерян и почему-то рылся по карманам. Наконец он извлек трясущимися руками из недр костюма пачку порнографических открыток, моментально экспроприированных карликом, и спросил несколько запоздало:

– Интересуетесь?

Интересовались все, картинки передавали по кругу, цокали языками, и хлопали друг дружку по плечам. Следом пошла вторая бутылка коньяка. И тут в разгар веселья створки открылись, и раздался голос Кости:

– Байзель! – позвал он.

– О! Сема, где ты ходишь? – заорал Байзель,– кидай лестницу, из-за шкафа которую!

– Байзель слушай меня внимательно,– игнорируя прямой приказ наставника произнес кудрявый придурок и начал декламировать,– десять негритят пошли купаться в море… – и так всю считалку до самого конца.

Выслушали в молчании, потом Пасенков произнес:

– Ой, он меня уморил. Байзель скажи ему, пусть сначала лестницу кинет, а потом хоть до утра «Целину» читает на память.

– Он может,– кивнул Байзель.

– Способный мальчик,– негромко сказал Трубачев и добавил про себя: «И попка унего хорошая!»

Костя между тем закончил считалку и объявил:

– А теперь я вас буду казнить! Вас почти десять.

Якорь пересчитал:

– Как это почти, ровно десять!

Семенко засмеялся неприятным смехом подрастающего извращенца:

– Карлик за половину считается!

Тот аж взвился:

– Я? Я за половину? Да я за десятину сойду! Ох, ты ж Сема и пидорас! Да я ж с тобой! Да мы все! А ты меня, ох ты и пидорас!

– Один раз, не педераст! – отсмеявшись, произнес маленький палач и куда-то утопал. Но скоро вернулся и торжественно объявил:

– Казнь маятником!

И в шахту что-то кинул. Это что-то оказалось привязанным к бельевой веревке кухонным ножом, который стал медленно раскачиваться из стороны в сторону.

– От сука! -выругался Байзель,– зарежет же блядь, как пить блядь, то есть дать.

– Вы, как я кого-то порешу, мне крикните! – попросил Семенко. Нож опускался быстро, в отличие от Эдгара По, амплитуды у него были покруче.

– Ой, уй-уй! – завопил Рожок, – спасите соседушки милые!

– Уберите этого придурка,– поморщился Пасенков, – а то я сам его сейчас четвертую!

Рожок испуганно заткнулся.

Якорь попытался поймать нож, но промахнулся, Маргулис тупо допил вторую бутылку, карлик цедил, глядя в одну точку, одно единственное слово: «Пидорас!»

– Байзель,– крикнул Якорь,– давай ты попробуй перехвати, и за веревку его сюда сдернем!

– Умный ты Вова,– ответил ему Байзель,– одиннадцатого сюда негритенка хочешь затащить? Ничего это не даст.

– Не даст? – встрепенулся поникший Земляника и опять пристал к Петру Ивановичу,– она так и сказала, что не даст?

– Пидорас, ох же и пидорас… – продолжал шептать карлик. Трубачев почему-то смутился.

– Давай хоть нож заберем, будет чем замок ковырять!

Перехватил нож Маргулис, с первой попытки. Дернули на всякий случай, предварительно сняв нож. Его передали Адольфику, и тот ушел копаться с замком. Веревку отобрать не удалось, потому что Костя, как настоящий дебил, обернулся ею в несколько раз и теперь верещал от обиды, норовя низвергнуться вниз, но пока не падал.

– Он под шкаф, наверное, уехал,– пояснил Байзель,– и его под ним зажало! Можно попробовать по веревке вылезти кому-то кто полегче.

Храбрецов и полегче не нашлось. Начали третью бутылку, и тут что-то щелкнуло, а потом голос Адольфика прошипел из темноты:

– Открыл…

– Старый коняка ничего не портит! – поднял вверх палец Байзель,– он у меня по сейфам специализировался. – Вова мы наверх, а ты его тут снизу покарауль на всякий случай.

Вся компания, кроме Якоря и Трубачева, решившего незаметно ускользнуть, вышла на свободу и потопала наверх.

Семенко успел выбраться из-под шкафа и теперь таскал ведра с водой, и лил их в шахту, напевая:

– Один из них утоп… Один из них утоп… – внизу во всю матюкался Якорь.

И тут карлик с истошным криком: «Пидорас!» ворвался в комнату и пнул со всей дури Костю головой в зад. Тот упал, разлил воду и, вставая, увидел перекошенное от злобы лицо сурового наставника.

– Байзель я больше не буду! – заверещал он, – пощади меня Байзель!

На что Пасенков, выражая общее мнение, заметил:

– Пощады не будет!

Короче отдубасили Костю и в шахту скинули во злобе, потом коньяк на радостях допили и за водкой карлика отправили, а Семенко снизу выл как шакал.

Потом Байзель вылил в шахту три ведра воды и сказал:

– Пятеро суток на хлебе и воде, воду я тебе уже дал. Хлеб может завтра дам, – и створки захлопнул.

Тут и карлик подоспел с покупками, радостный, пьяненький. Стали наливать, потом закусывать и книжку про десять негритят вслух читали целый вечер. Понравилось так всем.

Потом дверь входная открылась, и на пороге Костя весь мокрый нарисовался. Якорь, оказывается, на радостях дверь лифта неплотно закрыл. Семенко сразу на колени: «Бух!» и рыдать:

– Байзель, ну помилуй же меня!

– От сука,– почти без злобы сказал тот,– подлец!

– Подлец знатный! – кивнул Адольфик, а Сян покивал кавказским носом.

– Моя школа! – похвастался Байзель и устроил Семенко амнистию, с некоторыми все-таки телесными повреждениями.

УТРО ТУМАННОЕ

– Утро туманное… – многозначительно пропело радио в голове полусонного учителя рисования, и Петр Иванович с трудом разлепил глаза.

На работу идти не хотелось, но деваться тоже было некуда, и Петька нацепил парадные стринги, и пошагал на кухню. Там, увидев восхищенные и отчасти растерянные лица, чешущих носы соседей, Рожок снова похвалил себя за покупку.

«Ох, и стильный же я перец!» – с удовольствием сказал он своему отражению и дернул губой.

Отражение скривилось и сморщилось – вода была холодной.

«Оно и понятно – зима!» – сам себе напомнил Петр Иванович, и тут в его седую башку пришла мысль. Она не была оригинальной, но она была интересной.

Чтобы не идти на работу, надо было сходить в больницу и выпросить больничный. На месяц. А лучше на два. А еще лучше до конца учебного года, и тогда прощай гадкие ученички, ничего не смыслящие ни в живописи, ни в перспективе, ни в натюрмортах, и руки у которых тоже из стрингов растут. Между прочим.

На общей кухне меж тем кого-то били. Доносились голоса:

– а еще бывший депутат!

Рожок подошел к дверям, но поразмыслив, открывать их не стал.

– Не буду чай пить! – сам себе сказал он и пошел одеваться, под теми же завистливыми взглядами соседей из коридора.

Потом уже, по пути в больницу, стал размышлять, к какому все-таки врачу заглянуть. Терапевт отпал сразу, не доверял ему Петр Иванович.

– Не серьезный он,– дернул губой учитель рисования и обратился мысленно к другим врачебным специальностям. Следующим отпал стоматолог. Чисто из-за страха. Ухогорлонос тоже не вызвал положительных эмоций. Невропатолога Петя тупо боялся, ибо тот был явно не в себе, и однажды сильно Рожка напугал. А вот хирург показался перспективным вариантом.

Петр Иванович даже представил себе, как заходит в кабинет, садится на краешек стула, весь из себя такой униженный, жалкий. Доктор на него глянет сочувственно, а Рожок вздохнет глубоко так со смыслом, проникновенно, и скажет:

«Ох, и ломит же руки! И ноги… Наверное на погоду. Все суставы прям, выкручиваются, один из другого. Что делать ума не приложу…»

Доктор выслушает этот бред внимательно, головой умной своей покивает, и скажет:

« Да… Вам на работу нельзя ни в коем случае пускать. Вам лежать надо дома в тепле, и спать, спать. Спать…»

Рожок даже зевнул от умиления.

« И еще доктор скажет…»

«Куда ж вы в такую даль с таким диагнозом? Надо было меня на дом вызывать…»

У Петра Ивановича прямо слезы на глаза навернулись от такой картины, расчувствовался, паразит. И тут неожиданно, какая-то тварь на санках, вынеслась из-за угла, больно пнула Рожка под коленку и дико хохоча, скрылась за поворотом.

Карлик любил неприятные сюрпризы и санный спорт.

– Сволочь! – заорал вослед саночнику Рожок, но отряхнувшись и пораскинув умишком, решил, что случившееся даже к лучшему, он теперь и о злодейском нападении доктору расскажет, типа, это скинхэды на него напали, в грязи изваляли, отдубасили не по детски, а по тому сразу на год надо от работы освобождать.

В регистратуре Петр Иванович с самым жалким видом попросил направление к хирургу, после чего немолодая сестра, подозрительно рассмотрев в окошко его Петра Ивановича страдальческую физиономию, после некоторого колебания, сунула больному белый квадратик с указанием кабинета. Подозрительность ее была вполне понятна, ибо Петр Иванович начал стонать еще в очереди за квадратиком, и выглядел так, словно по нем только что проскакал эскадрон тяжелых уланов. В полном боевом снаряжении, разумеется.

Представьте себя на месте несчастной медсестры. Стоит перед вами такой себе цветущего вида мужчина в полном расцвете сил и ноет как старая бабка:

«Ой, деточка, дай к хирургу бумажечку, моченьки моей нету уже все это терпеть! Ой, лышенько, ой!»

Конечно, сразу к психиатру захочется дать направление такому больному. Чего уж там. Но медсестра воли чувствам не дала, и решила проблему просто, хочет человек к хирургу, пусть и идет. Да и кабинет невропатолога напротив, если что…

Очереди под кабинетом не было. Не оказалось на сегодня хромых в больнице. Петр Иванович хищно втянул носом воздух и распахнул дверь:

– Можно?

В уши ударила какофония звуков:

– Ааааа!

– Мужчина!

– Двери закрой!

– Идиот, какой-то!

Рожок попятился, но успел рассмотреть толстую тетку в черном лифчике.

«И не голая, а орет, как будто ее в султанский гарем отправляют против воли».

Петр Иванович присел в кресло и задумался. Уши его горели. Минут через двадцать толстуха надменно прошествовала мимо по коридору, лифчик был надежно скрыт под цветастой шерстяной кофтой. Перед поворотом она все-таки обернулась и высказала учителю рисования все, что накипело у нее на душе:

– Хамло трипольское! – после чего удовлетворенно удалилась.

– Ой! – сразу заскулил Рожок и пополз в кабинет.

Врач стоял у окна спиной к Петру Ивановичу и задумчиво курил. Был он могуч и суров.

– Че вы все ноете,– не оборачиваясь, произнес он,– и ноют и ноют, и ходют, и ходют. Как вы уже достали все,– он выбросил в сердцах в форточку окурок,– Раздевайся!

С отвратительной ухмылкой отставного стриптизера Рожок стал раздеваться. Врач смотрел на него презрительно и недовольно.

– Я… – начал было Петр Иванович.

– Последняя буква в алфавите,– нагло заявил доктор и зевнул,– короче.

– У меня болит…

– Понятно, что болит. У всех болит,– зевнул доктор,– а вот кого , скажи, интересует, у меня что то болит, или нет?

– А? – только и спросил Рожок.

– Бэ,– ответил хирург и, вздохнув, оглядел обнаженного до красных стрингов учителя. – Мда, та еще картина. Вам мужчина, из Голливуда не звонили случаем?

– Нет.

– Странно, там как раз фиговую картину снимать начали, про мутантов. Мутаны-4. Очень рекомендую, познавательная, с точки зрения хирургии. Так. А вы кем у нас работаете?

– Учителем…

– А, учителем. Понятно. И чему ж ты детей учишь, учитель? Как на собак брехать?

– Нет, я… – Рожок покрылся гусиной кожей, было холодно и отчего-то стыдно.

– Нет? А чему математике? Физике? Или литературе? А?

– Рисованию…

– Рисованию? Это случаем, не твои рисовальщики всю больницу граффити испошлили?

– Не знаю я.

– А кто знает? Твои. Не оправдывайся. Вчера машину на стоянке оставил, так какая-то сволочь два баллона на нее вылила. Суки! Вот учишь их, учишь, лечишь их, лечишь, а они… Стринги нацепят и ходют. Извини…

Врач вздохнул, как паровоз, во всю свою чудесную грудную клетку.

– Такие вот дела, учитель… Эх…

Помолчали. Рожку совсем стало не по себе.

– Ну и на что жалуешься, педагог? Хотя погоди, дай угадаю. Я ж врач, не так ли? – хирург неожиданно подмигнул Петру Ивановичу, а тот машинально подмигнул в ответ.

– Ишь, размигался! – тут же возмутился врач,– нечего мне мигать, я тебе не барышня! Смирно стой.

Рожок вытянулся в струнку.

– В армии служил?

– Нет.

– Во флоте?

– Нет.

– Понятно. Взяточник?

– Да, то есть, нет,– Рожок смешался и закашлялся.

– понятно, так коленки слабенькие, косточки хрупкие. А так вроде ничего. Пахать на тебе надо, учитель. Чего пришел?

– Я это… У меня суставы, и тот еще на санках один…

– На санках? Проверим сейчас твои суставы. Давай на шпагатик присядем.

– Я не могу…

– А что пробовал?

– Не, но я …

– Так попробуй! Ножки шире, еще шире, ручками не помогать. Попкой не крутить.

В конце концов, Рожок плюхнулся на пол и застонал уже по-настоящему.

– Встаем, встаем! – подбодрил его жестокий доктор,– не получился шпагатик, это ничего. А ну-ка теперь пальчиками пол достаем. Достаем. Животик не мешает? Отличненько!

Петр Иванович аж покраснел от напряжения, но все-таки ковырнул линолеум своим коготком.

– Прекрасно! Хотим, если можем! Или наоборот? Не важно. Так правую ножку туда, левую сюда, локоточками об полик опираемся, правая вверх! Держим позицию! Держим…

Рожок от натуги уже сипел, но, тем не менее, старался.

– Левую, левую вверх. На раз-два-три!

Тело учителя рисования с тяжелым шлепком грянуло на пол и растянулось в живописной позе. На доктора это впрочем, не произвело никакого впечатления.

– Отжимаемся от пола, и раз, и два! – он покрутил ручку магнитофона, и в кабинете зазвучала бодрая музыка. – С хлопочком постараемся! И раз, и два… Стоп! Держим все. Держим! Отличненько.

Снова шлепнулось.

– Правая ножка вверх! Левая ручка в сторону! Стоим, стоим… И теперь отвечаем доктору. Быстро и по-существу. Какого черта приперся?

– Мне, мне…

– Не мычим, отвечаем по – существу. Суть.

– Нет, мне…

– Я сказал не мычать! Правая ножка…

– Я все скажу!

– Молчать! Стринги вниз! Пол пальчиками достаем. Фу… Гадость… Одеваемся!

Рожок подтянул трусы и тяжело дыша, потянулся за остальными вещами.

– Минуточку! – после рывком поднялся из-за стола и отвесил коленом под зад больному увесистый пендель. Рожок пулей вылетел из кабинета, а вослед ему полетели ругательства и верхняя одежда.

Захлебываясь слюнями и путаясь в рукавах и штанинах, учитель рисования стал натягивать на себя вещи, по ходу отдаляясь все дальше и дальше от страшного кабинета.

– И чтоб я тебя тут больше не видел, извращенец,– услышал он гневный голос доктора,– детей он в стрингах учит! Чему интересно такой может научить? Рисовальщик, бля…

Хлопнула дверь. Рожок по быстрому застегнул оставшиеся пуговицы и помчался бегом в школу, потому что до начала урока оставалось уже не так много времени.

КАРЛССОН

– Ты что делаешь, придурок? – заорал Байзель выходя на балкон собственной квартиры.

Его воспитанник Костя Семенко испуганно шарахнулся и чуть не вывалился через перила.

– Ничего! – завопил он, инстинктивно закрыв голову руками,– Совсем ничего!

– А это что? – указал Байзель на развешенные на бельевых веревках Костины игрушки.

– Они провинились!

– Как это? – удивился суровый наставник.

Костя шмыгнул носом, понемногу приходя в себя:

– Я их наказываю через повешение. Я в кино такое видел. Пускай повисят головой вниз. Может ума добавится.

– Ага,– рассеянно кивнул Байзель,– добавится, как же… Я вот тебя сейчас вниз головой подвешу на люстру и посмотрю, добавится у тебя ума или нет.

– Нет, нет! – закричал Костя.

– Почему? – хитро прищурился бывший эсесовец.

– Потому что я невинный!

– Да уж… Конечно,– Байзель сплюнул с балкона вниз и проследил, прищурившись траекторию плевка. Потом подтянул семейные трусы и ушел в комнаты.

– Поубирай тут все, сейчас ко мене гости придут,– бросил он сквозь зубы перед тем как удалиться.

Костю его уход оживил.

– Какие гости?

– А тебе что за дело? Гости и гости,– уже из глубины квартиры прогудел Байзель.

Семенко помчался следом, сообразив, что сейчас его наказывать не будут.

– Но они же подарки принесут? Всякую вкуснятину, ага? – он даже слюну пустил в предвкушении.

– Сопли подбери, урод! – расщедрился на комплимент наставник,– и прошу тебя по- хорошему, сделай так, чтобы я тебя не видел.

Костя побродил, немного скучая, а потом решил все-таки устроить плюшевым медведям обещанную пытку. Но те на все старания убогого, но настойчивого мерзавца, в спущенных колготках, молчали, как русские партизаны. Военную тайну говорить принципиально не желали, и только улыбались нарисованными ртами с чувством своего глубокого внутреннего превосходства. Костя психанул, заорал:

– Я отрублю тебе голову! – и побежал за топором, но по пути вспомнил, что в гостиную ему нельзя, замешкался, наступил себе левой ногой на правую, потерял равновесие, и здорово приложился кудрявой башкой о косяк двери.

Медведи беззвучно, но дружно расхохотались, а Костя заревел. И именно в этот момент в квартиру входили гости. Ими оказались, бывший однополчанин Байзеля Адольфик и какой-то незнакомый барыга серьезного вида в кожаном длинном пальто. Поприветствовав друг друга, они прошли в гостиную в сопровождении Костиного истошного вопля. Лицо Байзеля мгновенно одеревенело, а Адольфик наоборот, одобрительно кивнул и осклабился: