Читать книгу: «Юность музыканта», страница 4

Дорогие мужчины, зная о том, что женщина – враг человека, надо понимать, что она ещё и муза и что именно она, продолжая род, делает человеческую жизнь долгой. Однако забрать или укоротить эту жизнь ей тоже ничего не стоит! А потом оба, он и она, мечтают о счастливой старости, но уже поздно, сил нет… Когда же мужчина наконец побеждает, то ему не дано даже понять, что его жизнь уже укоротили, уменьшили.

Отсюда вывод: женщина предназначена для материнства, а её действия для дальнейшей счастливой и мирной жизни должны быть ограничены рамками прекрасного.

Раньше женщины жили дольше, забирая жизнь у мужчины. Почему же сейчас всё изменилось и они стали умирать чаще?

Да потому что начали жить по чужим, неправославным законам, в которых женщины везде. Так и наступает конец света. Уж я-то их знаю! Ну не может плясать моё ребро у меня на голове, тарабаня своей костяшкой…

Через время незнакомка вернулась и, сообщив, что знает о далёком нахождении моей жены, стала настаивать. Я сказал, что скоро сам к ней подойду, сделал знак другу, и мы ретировались в любимый бар пить бардолино. И там друг поведал мне, кто такая эта дама, а также обозвал дураком, упустившим крупный шанс. Но я не хотел расшатывать свою семейную лодку и ни о чём не жалел, кроме как о придуманном мною несостоявшемся концерте Эмиля Гилельса с Нью-Йоркским симфоническим оркестром. Он так и остался моей недосягаемой мечтой. Хотя, кто знает, может, ещё сбудется…

А далее перед моими глазами предстала дылда с замечательной еврейской свадьбы, сидящая на здоровенных весах, которую горизонтально уравновешивали мешки с деньгами. И вот о чём я подумал: начни я с ней, и меня бы в конце концов раздавили или она, или мешки с деньгами. «Ну уж нет, – сказал я себе, – лучше какое-то время поживу с удовольствием в Нью-Йорке, не вспоминая о далёкой жене». Это я так мечтал…

Утром надо было сходить в «Мейсис» и купить всем подарки. Про себя я тоже не забыл: купил великолепные, какие давно хотел, клавиши и был доволен. Попробую сыграть как Гилельс, ну или хотя бы чуть-чуть похоже…

Потом Рихтер куда-то пропал, а про Эмиля Гилельса я всегда помнил, но и он сошёл со сцены. Появился Денис Мацуев, на концертах которого, как вы уже знаете, любил спать безызвестный муж и трудяга Вадик.

Помните вот это «Бах-бам!», когда пианист Денис Мацуев кульминирует? Вот я и думаю, а вдруг случится так, что благодаря ему, Мацуеву, упомянутый выше муж Вадик через сон на концерте всё же пристрастится к прекрасному? Вечному и незыблемому!

Помнится, Рихтер говорил, что хорошая музыка в хорошем исполнении не требует никаких слов – она дойдёт до любого человека.

Глава вторая
Горизонты

А время течёт, течёт… Вдруг в часах на стене замолкла кукушка. Почему? А-а-а-а, это остановилось время.

Зачем?

А затем, что я дописал свою книгу. Это в моей рукописи оно застыло.

Внезапно непредсказуемая птичка отудобела и опять принялась куковать, определив новое движение времени.

Я посмотрел на книгу, открыл её и застыл, наблюдая непонятное мне действо…

К Махмуду Эсамбаеву, о чём-то разговаривающему с моим отцом, подошёл Иосиф Кобзон.

– Не переживай! – сказал ему Махмуд, – ни один чеченец тебя не тронет.

За длинным столом сидел и я. Тут мне отец впервые разрешил попробовать прекрасное сухое чеченское вино. Я выпил и незаметно для окружающих захмелел.

Потом словно в тумане напротив меня появился Александр Журбин, играющий на рояле в ресторане «Русский самовар» на Бродвее. К нему подсела Людмила Зыкина и с кокетливой улыбкой спросила: «Что же ты, Саша, для меня ничего не написал…»

Ой, а вот и Вероника Круглова, Эдуард Хиль!

Махмуд, видя, что народу прибавляется, открыл портал к Юрию Лужкову и укоризненно сказал:

– Ну ты чего, не видишь, как здесь тесно…

Вслед за тем всё как-то завертелось, а мы все оказались в большой квартире на Марксистской… Вот и Юдашкин с женой, и… и… и…

– И всё равно, – с горячностью продолжал Махмуд, – расстрел Белого Дома я им не прощу…

Позже власть его приглашала, но он так и не отреагировал.

А за столом появился Муслим Магомаев. Они, бакинцы, обнялись с отцом и, конечно же, закурили.

– Ты помнишь, Эрик, как мы надымили у тебя дома? Алла убежала, а мы и не заметили. Это же я тогда заставил тебя видик смотреть до утра…

А народ все шёл и шёл, принося бутылки, из-за которых дверцы в тумбочке уже не закрывались. Глядя на это, я подумал, что целый завод в Швеции еле успевает выпускать «Абсолют». Лучшей водки тогда не знали, а ведь была-а-а-а!

Много ещё людей подходило. Среди них Вадим Мулерман… Правда, тут случился маленький казус, ведь за столом уже сидел Кобзон, а они вместе дуэты не поют. Вдруг появился Полад Бюль-Бюль оглы и запел как соловей. Все выпили и подхватили песню.

– А чё поём-то? – спросил кто-то Бубу.

– Так песню про Баку, конечно! – а затем подумал и, включив громкость, запел про красивый город Тбилисо.

– А ведь я там был! – проникся я и растрогался.

Снова налили вина, я выпил со всеми, не забыв чокнуться бокалом с другими.

И опять всё закрутилось. Фортепьянный концерт Эмиля Гилельса, выступление «Весёлых ребят», после которого Павел Слободкин подарил мне две фотки с изображением группы и надписью на одной из них: «Юрию! Как подрастешь, зачислим в ансамбль "Весёлые ребята"».

Я неожиданно вспомнил, что эти фото у меня украли. Загрустил…

Рядом присела французская певица Рози Армен и начала меня утешать. А потом обратилась к отцу:

– Эрик, бери Юрку и поехали во Францию!

А народ всё приходил и приходил…

– Ба! – вдруг слетело у меня с языка. – Так это всё в моей книге происходит!? И даже то, что я ещё не успел описать!

Книга на моих глазах превращалась в кино, устремлённое в будущее. А я сидел очарованный и пытался осознать происходящее.

– Так, значит, моя последняя гастроль никогда не закончится? – обратился я к пространству.

И оно мне ответило:

– Конечно, но только если твою книгу продолжат писать.

Книга была закрыта.

У меня появились работа и вместе с ней постоянно мучающий меня вопрос: «А кто продолжит писать?»

Передо мной открылось море, берег которого был усыпан золотым песком. Певица Света поднялась с песка и подошла ко мне.

– А помнишь, как ты на спор доплыл до горизонта? Что ты там видел?

– Так новый горизонт, – подумав, ответил я.

– Вот так и в жизни: за любым горизонтом – новый горизонт.

Мы со Светой сидели вдвоём на песчаном пляже, устремив взгляд в бесконечность. Неожиданно появился третий. Это был Константин Бромберг, режиссёр. Он присел рядом со мной и как ни в чём не бывало произнёс:

– А что, «Электроника» моего не видели?

– Ну вот, – оживился я, – раз «Электроник» сбежал, может, приступим к новому проекту в «Новом кино»?

– Не получится, – возразил мне Костя. – Спонсора посадили, а Юра Погорельский забыл свою песню про тополиный пух…

– Почему забыл-то?

– Так помер он, – сообщил Костя и пригорюнился.

– Это как это?!

– Да всё просто: сначала забыл песню, а потом оттого и помер, – он почесал затылок и в задумчивости добавил: – Получается, что песни должны жить, а для этого их кто-то должен петь. Тогда и проживём дольше!

– Не заморачивайтесь, мальчики, – вмешалась в разговор Света. – Я и про тополиный пух спою, и про всё другое, что напишете, только платите!

После этих слов до меня дошло: когда мужчина слабеет, рядом с ним всегда оказывается сильная женщина.

– Ты сама-то как, долго протянешь? – спросил я.

– Да кто ж его знает… – пожала она плечами. – Но пока пою, буду жить.

А потом я понял…

Пройдёт время, разлетится все, как тополиный пух, а вот моя рукопись останется. Тем более что она добрая…

Надо только решить, кто продолжит книгу.

«Так ведь есть у меня один на примете! – вдруг осенило меня. – Я его видел там, за другим горизонтом…»