Читать книгу: «Юность музыканта», страница 3

Музыка! Как же она помогала мне жить…

Искусство – это когда не портить, а любить.

И надо было прожить десятки лет, чтобы осознать эти простые истины?

– Надо, – говорю я себе. – Наверное, для того нам и дана жизнь, а ещё дети и мир. И всё это Родина!

Россия. Старая русская деревня с историей. Деревянный дом, позади него заливной луг. Река Волга. Красивый замок на другой стороне. Два берега соединяет паром. Мы плыли на нём с ней и пели песню на французском дуэтом. Волга восторгалась нами и аплодировала, плеща волнами о борт. Видать, хорошо пели…

Точно уверен, что от души!

И всюду любовь, красота, однако находились обязанности, затмевающие радость.

Вернёмся к деревне сроком ранее.

На огромном столе во дворе стоял большой серебряный самовар. В нём тлели дрова, и как-то по-домашнему пахло костром.

Моя жена, я, мама и отец смотрели в одну сторону, наслаждаясь пением Людмилы Георгиевны. Пение прекратилось. Мой сын, которого Зыкина держала на руках, заплакал.

– Наташа, – обратилась Людмила Георгиевна к моей жене, – я ему весь свой репертуар исполнила, а он не спит!

Зыкина передала сына моей жене, та его понянькала, шепнула что-то на ухо, и он заснул.

– Как это? – спросила Зыкина. – Давай я его к себе возьму?

Все сочувственно улыбнулись, зная о том, что своих детей у неё нет…

Отворилась калитка. Пришёл сосед и куратор Ёнадий Николаёч – так он себя называл. Он и следил за всем порядком. Человек, которого не надо было ничему учить и ни о чём просить. Хозяин земли русской.

Он со всеми поздоровался, поклонился Зыкиной, как она публике на концерте, и обратился к отцу:

– Арнерсто Суренович, а что, Левашов не приехал?

Зыкина и отец посмотрели друг на друга…

Дальше вся деревня слушала заливистый смех. Не понимая его причины, улыбался и Гёнашка – так его называла жена, женщина больших размеров и мать троих детей.

– Так он же обещал, что скоро будет, я ему давно и подарок держу, – молвил Николаич.

– Я его хорошо знаю. Обещал – значит, приедет, – ответила Людмила Георгиевна.

Николаич был отцом семейства и пришёл как старожил.

Он выставил на стол полторашку самогона и кучу всяких солений, сало и вяленое мясо. Народ забыл про самовар, разлил самогон и закусывал, закусывал. Пили все…

Я же повернулся в сторону заливного луга, посмотрел на засыпающий замок и стал наблюдать, как по полю медленно, весь в огнях, проплывает сухогруз.

Людмила Георгиевна запела песню про Волгу, и я уже не думал, а просто знал, что это моя РОДИНА…

И чего тут думать, когда вся деревня не спала, слушая пение народной артистки. Так нашу дачу зыкинской и прозвали.

Что же дали мне все эти музыкальные школы, институты, гастроли, встречи, общения и, наконец, сама музыка?.. Удивитесь, как всё просто. Музыка начала постоянно звучать у меня в душе.

Если пишешь книгу, то слова должны петься. Если живёшь, то всё должно быть красиво. Если сочиняешь песню, то она должна ложиться в душу. Если работаешь, то с удовольствием и хорошо. И таких «если» набирается на всю жизнь.

Между тем остаётся только один вопрос к моей последней гастроли: «А можно ли спокойно, не мучаясь, в самом конце по-доброму уйти из жизни и как это вообще?..»

И вот на этот единственный вопрос у меня ответа нет. Однако я задумался: «Это как же достойно надо прожить всю свою жизнь, чтобы Бог дал человеку возможность спокойно из неё уйти?»

Мы часто видим на афишах слова: «Последняя гастроль». Видим, но не задумываемся, о чём это. Так давайте задумаемся!

Получается, не зря говорят люди: «Уходить, так с музыкой».

Часть вторая
Культурное воплощение

Глава первая
А о чём думал Рихтер?

Я сидел в полутёмном концертном зале, забившись в самый дальний угол на галёрке. И смотрел на сцену, не отрывая глаз.

Шла репетиция симфонического оркестра. Работал Евгений Светланов.

Что я, мальчишка, понимал тогда в искусстве? Музыка странным образом волновала меня, касаясь чего-то глубоко внутри и заставляя переживать особые чувства. Процесс общения дирижёра с оркестром захватывал все больше. И поскольку я был молод и неопытен, то всё, что я видел, казалось мне новым, волшебным и интересным.

Только теперь, по прошествии многих лет, я кое-что понял. Мне представляется, что в жизни всем нашим громадным оркестром руководят не дирижёры, а режиссёры. Вроде как мы снова что-то перепутали, и во главе слаженного оркестра вместо дирижёра встал режиссёр, управляющий оркестром. Вот он-то и рулит, создавая смысл и концепцию на свой манер.

Работа Светланова с частью страны мне нравилась больше.

Однако не все так однозначно, и везде есть свои особенности.

Возьмём два оркестра под управлением выдающихся дирижёров – Георгия Михайлова и Юрия Силантьева. Ну, я же обычный зритель, который бесцеремонно переключает кнопки телека.

Авторитет этих двоих непререкаем. Две огромные недосягаемые величины! Но когда я вижу аккомпанирующим в концерте оркестр Силантьева, почему-то переключаю на другой канал.

А вот с Михайловским наоборот.

Начинаю разбираться… Я мальчишка, что я знаю о музыке и её законах?

Может, оно и так, да только у меня есть голова, я умею слушать и замечаю, что музыка в аранжировке Силантьева застыла во времени. Равно как и само звучание.

А музыка Михайлова движется, появляются новые созвучия, ритм обретает как смысл, так и значение.

И вот я уже, сам того не сознавая, отбиваю ногами ритм и в немом восторге хлопаю ладонями по креслу. А сердце то ускоряется в такт аккордам, то замирает, срываясь с головокружительной высоты.

В следующем кадре моего воспоминания я стараюсь как бы присоединить к оркестрам пианистов. И тут понимаю, что как раз таки для них оркестр Силантьева более академичен, поскольку больше соответствует классическим образцам и традициям.

Великие пианисты великой страны!

Было у меня как-то дело…

Конец семидесятых прошлого века.

Я дома один. Звонок в дверь. Открываю.

На пороге элегантно одетый мужчина среднего роста: пиджак из букле, хорошо отглаженные тёмные брюки, незаметные ботинки. На лице очки с зелёными стёклами в роговой оправе.

Спрашивает отца. Я объясняю, что его нет, но, если дело срочное, можем к нему проехать. Поблагодарив, он сказал, что будет ждать в машине.

Я оделся и вышел.

У подъезда сверкал глянцем голубой перламутровый мерседес. Приглашая меня, ожидавший открыл заднюю дверь и, когда я в нее нырнул, сел рядом. По обеим сторонам от меня оказались двое чем-то похожих друг на друга мужчин, только второй чуть выше ростом, чем мой новый знакомый. За рулём сидел красивый водитель в дорогом синем блейзере и белой рубашке.

«Хозяин!» – подумал я. И, как потом оказалось, выставил себя перед собой же полным невеждой с отсутствием кругозора.

В сидевшей впереди справа женщине я узнал администратора филармонии. Сказал, куда ехать, и машина тронулась. Дальше движением управляла администратор.

Приехав на место, машина с красивым водителем-«хозяином» и другими осталась ждать. Я сообщил родителям о приезде гостей, и меня тут же отрядили передать всем присутствующим в автомобиле приглашение на свадьбу. Получив в ответ вежливое «неудобно», снова вернулся на свадьбу…

Что происходило дальше, не знаю. Только отец отправился вместе с гостями в исторический экскурс.

Прошло время. Мне посчастливилось побывать на концерте великого советского пианиста Эмиля Гилельса. Я смотрел на него и вспоминал «хозяина» за рулём перламутрового голубого мерседеса и двух мужчин рядом со мной на заднем сидении. Откуда мне, пацану, тогда было знать, что это были Эмиль Гилельс и его брат, а за рулём их личный водитель!

А ещё я размышлял о скромности и величии, чувстве такта и уважения к другим независимо от положения. И пришёл к выводу, что истинная ценность человека проявляется в его поступках, отношении к окружающим. Таким был и мой отец.

Через какое-то время я оказался уже в другой филармонии. На сцене стоял новый орган фирмы «Зауэр», должен был состояться концерт знаменитого на весь мир пианиста Святослава Рихтера.

– Позже я тебя с ним познакомлю, – сказал отец.

Я прошел в зал и сел в ожидании. Концерт начался.

После объявления и вступительной речи на сцену поднялись пианист Святослав Рихтер и совсем ещё юный паренёк, который поставил на рояль ноты. Раздались первые аккорды. Рояль звучал великолепно, хотя само исполнение показалось мне более жестковатым, чем у Эмиля Гилельса. Но и произведения были разные. Музыка захватила меня, унося в другой мир.

«Эх, и великая же у нас страна! – с внезапной ясностью осознал я. – Великой стране – великие музыканты!»

А ещё я подумал, что тот паренёк, наверное, большое дарование, раз ему дано право переворачивать ноты на концерте самого Рихтера.

Так подумал я.

А что тогда думал Рихтер?

Позже Эмиль Григорьевич привёз мне из Европы роскошный подарок – плеер с самыми популярными кассетами и виниловый диск «Эмиль Гилельс и симфонический оркестр». По прошествии времени мне предстояло лететь в Нью-Йорк по делам, одновременно с этим случилась оказия: еврейская свадьба моего друга, замечательного партнёра и не только. Событие состоялось в известном всем эмигрантам ресторане «Россия» с большой и высокой сценой, круглыми колоннами и чуток пошарпанным интерьером. Свадьба удалась, всего было даже слишком, а кухня просто отменная. Весь вечер играла профессиональная группа, пел один из наших популярных музыкантов. Выбрав момент, я задал вопрос нашему общему другу, нельзя ли послушать концерт Эмиля Гилельса с симфоническим оркестром, о котором в Москве ходили разные слухи. Дремавшая рядом красивая подвыпившая женщина неожиданно проснулась и, слегка картавя, с усмешкой заявила, что в таком случае мне следует обратиться в ООН. А затем, оглядев меня, добавила:

– Надо же, какой мальчуган! Только ты, парень, малость опоздал. Концерт Гилельса состоялся в 1955 году, когда ты ещё не родился, и именно в ООН.

И зазывно поманила рукой, приглашая пойти с ней. Но мы с компанией сели за стол. И тут я снова попал. За соседним столиком оказались две дамы: обе милые, стройные и очень высокие, причём вторая значительно выше и крупнее первой. Немного позже мне объяснили, что эта дылда очень богата, а подруга у неё на окладе. Та, что на окладе, подошла к моему партнёру, чему он явно обрадовался, а вот её хозяйка оказала внимание мне. Стоя, она казалась ещё выше и мощнее, но при этом почему-то гораздо симпатичнее. Я осознал, что если встану из-за стола, а её качнёт, то она меня запросто раздавит. Извинившись, на ходу придумал, что жду жену, которая вот-вот придёт. Дама с недовольной миной удалилась.