Пишет к Вам Данилов Захар Петрович, бывший заведующий магазина из Зайковского райпотребсоюза. Существующее положение в нашей системе потребительской кооперации и в целом по Свердловской области вынуждает меня обратиться к вам с информацией и просьбой. Информировать хочу о сложившейся ситуации, а просить о содействии и помощи. Умоляю выслушать меня до конца и по возможности принять меры, в том числе, если потребуется, самые суровые.

В течение долгого времени я верой и правдой служил социалистическому государству. Когда стране нужны были мои руки, я без промедления предоставлял их ей, если требовались мозги – я тоже был в первых рядах. Теперь я хочу сообщить партии и Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, как претворяются, в кавычках конечно же, священные ленинские заветы в нашей Свердловской области. Постараюсь использовать для этого все свое красноречие, коего, уверяю Вас, у меня предостаточно.

Прежде чем перейти к делу, хотелось бы поблагодарить за те великие дела, совершенные Вами на благо советского народа. Тяжелую ношу приняли Вы, товарищ Сталин, в годы Великой Отечественной войны, Вы спасли нашу страну от врага, но от надвигающейся старости Вы, увы, спастись не можете. Эта мысль засела в моем мозгу так глубоко, что ничем не вытравишь. Миллионы людей на планете с удовольствием бы пожертвовали жизнью, чтобы продлить Вашу жизнь на сорок, пятьдесят, шестьдесят лет. Но к сожалению, медицинская наука пока не располагает механизмами для удлинения человеческого существования.

Утрата мирового авторитета в вашем лице, дорогой Иосиф Виссарионович, будет серьезнее, чем утрата половины населения планеты, ведь Вы столько сделали для дела мира, для всего человечества. Осознав этот факт, я решил во что бы то ни стало, найти средство, способное продлить Вашу жизнь. Ведь люди, подобные Вам, рождаются раз в тысячу лет!

Я долго мучился вопросом, изучал различную медицинскую литературу, и пришел к выводу, что искать продлевающее жизнь снадобье следует среди народных средств. В одной книге я прочел, что древнегреческий математик Пифагор советовал в качестве эликсира долголетия мёд. Рекомендация Пифагора показалась мне обоснованной. Сам лично знаю человека, дожившего до 102 лет. Это Мурашов Иван Трофимович, жил он в Бичурском, это недалеко от Зайково. Сколько его помню, Иван Трофимович занимался пчеловодством, пасеку устроил прямо во дворе. Всю жизнь на свежем воздухе, мед употреблял ежедневно и дожил вот до ста годов. И еще дольше бы жил Мурашов, да отравился грибами. Как выяснилось, в грибах Мурашов не так хорошо разбирался, как в пчелах, и скорее всего перепутал боровик с горчаком или сатанинским грибом. Но то к делу отношения не имеет, факт грибов приведен для наглядной иллюстрации.

По моему мнению, необходимо создать совещательную группу из ученых, и пусть они выяснят, пыльца каких растений обладает наибольшим эффектом омоложения. Однако, экспериментировать на Вас категорически не следует по понятным причинам. Для подобных целей необходимо набрать подопытных людей, возраст и здоровье которых походили бы на Ваши, и тренироваться сначала на них. И только потом, при получении положительных результатов, применять их к Вам, без риска повредить Вашему здоровью.

Надеюсь, что все вышесказанное уверит вас в тех теплых чувствах, которые я испытываю к вам, дорогой Иосиф Виссарионович!

Прежде чем писать свое письмо, я много передумал: строчки эти – есть результат моих душевных волнений и страданий.

Я так думаю, что невозможно жить, когда не решен самый главный вопрос, который и составляет содержание жизни.

Всю жизнь я жил, чтобы помогать советской стране бороться за счастливое будущее.

Родители мои были крестьяне-середняки из Пермской губернии. В годы Гражданской войны они не раздумывая поддержали Красную Армию, поскольку осознавали слабость и бесперспективность буржуазных догматов, насаждавшихся интервентами, которые притворялись нашими союзниками, и белогвардейцами. Я окончил бухгалтерские курсы, работал счетоводом в сельскохозяйственной артели. В войну трудился на Уралмаше, а также выполнял поручения партии в области бухгалтерской и агитационной работы. В 1946 году вернулся в Зайково, и был назначен заведующим магазина, тут-то все и началось.

Вот уже несколько лет против меня ведется травля из-за того, что я выступал против вредных явлений, прорастающих сорняками в области районной потребительской кооперации. Трудность моего положения осложняется тем, что местное руководство не в состоянии создать коммунистический порядок и необходимые условия для нормальной работы.

Дело все в том, что председатель Зайковского райисполкома, товарищ И. Капустин находился и находится в тесных отношениях родства и доверия с бывшим заведующим Верхне-Тавдинской перевалочной базы Т. Бубновым и председателем Усениновского сельпо Ленского райпотребсоюза товарищем Ф. Шишкиным, которые вместе со своими знакомыми в интересах личной выгоды извращенно осуществляют указания партии по хозяйственным вопросам, ведут борьбу против справедливой критики и самокритики и, применяя профессиональную демагогию, скрывают от народа и партии свою в недавнем прошлом профашистскую деятельность.

Мне уже минуло пятьдесят лет. Молодость моя прошла в буржуазной России, где я слабо и бесперспективно жил, не понимая, зачем и кому я нужен. Советский строй, который установила Великая Октябрьская социалистическая революция, открыл передо мной новый светлый путь. Я понял, что должен учиться и делом показать свою волю, стать достойным членом коммунистического общества. Годы войны дали моей личности новое качество. Я вам больше скажу, раз уж пишу это письмо, которое останется в архиве и попадет на глаза всем работникам Кремля, я считаю, что я сложился и существую как советский человек исключительно благодаря мудрому руководству партии, особенно после того как Вы встали у руля.

Но после войны в Зайковском районе условия для честной хозяйственной работы стали сопряжены с большими трудностями. Уже упоминавшиеся выше Бубнов и Шишкин, под водительством председателя Капустина вместо светлого будущего, куда звало их руководство страны, пошли по пути личной карьеры. Завбазы Бубнов использовал у себя на ответственных постах дельцов с темным прошлым, неизвестно откуда взявшихся в тылу. Верхне-Тавдинская база превратилась в место, где совершались хищения и процветало систематическое пьянство.

Из кассовой наличности огромные суммы использовались для незаконного обогащения руководящих работников базы и их родственников. Тов. Бубнов, прикрываясь ошибками перерасчета, положил к себе в карман несколько сот тысяч рублей. Бухгалтерский учет на базе и в Усениновском сельпо категорически запущен, подбор кадров поставлен неудовлетворительно: на работу принимаются ранее судимые личности. Но когда я в 1946 и 1947 годах на партийных совещаниях выступил против фактов вредительства в райпотребкооперации, то председатель Капустин вместе с Шишкиным стали на меня всячески воздействовать, пустили в ход лесть и угрозы, а когда и это не помогло, организовали против меня общественную критику и подрывную работу.

Когда товарищ Бубнов в истекшем периоде был разоблачен как расхититель и был вынужден уйти с поста заведующего, Капустин поручился за него, уверяя, что больше этого не повторится и упирая, что весь, мол, финансовый ущерб Бубновым возмещен, после чего устроил его кассиром в Тюльгашинское сельпо, подальше, так сказать, от места преступления. Чтобы Бубнов не мозолил глаза бывшим своим сослуживцам, которых он бессовестно ограбил, а в их лице и весь советский народ.

Новый завбазы товарищ Косенко скрыл и спрятал все противозаконное, что там творилось, и сам, по примеру своего предшественника, непорядочно обогащался за счет кассы. А райисполком продолжал враждебно относится к честным советским работникам, в том числе и ко мне. В 1948 году по рекомендации товарища Капустина на должность заведующего столовой в Зайковском райпотребсоюзе был назначен некий Юрновский, которого через некоторое время после этого органы госбезопасности арестовали как врага народа. Потом выяснилось, что Юрновский уже провел пять лет в тюрьме за антиобщественную деятельность. Вот какие личности пользуются благосклонностью тов. Капустина!

В марте 1948 года я написал письмо о нездоровых явлениях в сфере райпотребкооперации Зайковского района председателю Свердловского облисполкома тов. Г. С. Ситникову.

В декабре того же года меня вызвал к себе тов. Капустин и велел взять с собой копию моего письма тов. Ситникову. Надо было идти. Я бросил все дела и пошел. С письмом. Когда я вошел в помещение, где заседает председатель райисполкома, то встретил там Шишкина, Бубнова и еще одного человека, представившегося товарищем Ивановым и попросившим не обращать на него внимания. У Шишкина и Бубнова были масленые лица, из чего я понял, что сегодня будут «чистить». Скорее всего меня, кого же еще? Ошибся. Как таковой «чистки» не было. Была прилюдная казнь. Бросилось еще в глаза, что из области на мою экзекуцию ни одной живой души не явилось. Приказным тоном Капустин предложил мне зачитать копию моего письма вслух. В результате содержание письма стало известно тем, чью вредительскую деятельность я изобличал. Такая гадость.

Остается невыясненным, как тов. Капустин узнал о факте моего письма в облисполком. Я не говорил о нем ни единой собаке. Отнес на почту, отправил заказным и молчок. Вот Вам загадка!

На следующий день тов. Капустин сообщил мне, что рассказал о письме другим товарищам из партии. Я полагаю, он куражился подобным образом потому, что незадолго до этого тов. Ситников был освобожден от должности председателя облисполкома и место занял тов. К. К. Николаев. Не удивлюсь, если тов. Капустина каким-то образом связан с новым председателем, поэтому позволил себе столь отчаянную смелость, которую раньше, при Ситникове позволить не мог.

После зачитывания моего письма, тов. Иванов, на которого я не должен был обращать внимания, неожиданно подошел ко мне и пообещал дать указание, чтобы вопросы из письма были обсуждены на партсобрании и по ним было бы вынесено принципиальное коммунистическое решение. Ничего из этого сделано не было. Тов. Иванова с тех пор я на партсобраниях не встречал. Может статься, что к партии он не имеет никакого отношения. Партбилет он мне не показывал, а спросить я не подумал. Да и вообще внешность его произвела на меня странное впечатление. Выглядел он как человек не внушающий политического доверия. Больше я его не видел. Однажды только, это было в январе 1949 года, когда я шел с работы домой, на узкой тропе со мной повстречался человек, который толкнул меня плечом и, не извинившись, прошел мимо. Мне показалось, что это был тов. Иванов, но поручится не могу.

После этого тов. Капустин и Шишкин, к которым присоединился и тов. А. Яковлев, назначенный на место Юрновского, затеяли против меня травлю, которая продолжается до настоящего времени.

В мае 1950 года в повестку закрытого партийного собрания первичной парторганизации Зайковского района было намечено обсуждение постановления «О мерах подъема сельского хозяйства», принятого на февральском пленуме ЦК ВКП(б) 1947 года, на деле же обсуждали «мое поведение». О постановлении пленума не было сказано ни слова. По предложению тов. Капустина в повестку был принят мой частный вопрос. В течение двух дней меня буквально допрашивали относительного моего позапрошлогоднего письма товарищу Ситникову. Казалось бы, после такого хоть кто-либо должен был объявиться из облисполкома. Никого! В конце собрания единогласно постановили – объявить мне строгий выговор с предупреждением «за близкие отношения с кулацко-капиталистическими элементами». Кроме как вопиющей нелепостью я все это безобразие, включая и партсобрание, назвать не могу.

Правда, я действительно был знаком с Н. Андроновым, арестованным еще в 1935 году за хищение социалистической собственности по закону «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» от 7 августа 1932 года, принятого по личной, Вашей инициативе, товарищ Сталин. Закон, безусловно, важный и нужный, укрепивший основы нашего общества и сделавший социалистическую собственность священной и неприкосновенной. Товарищ Андронов работал в нашей местной артели «Гвоздарь», где случайно и по недосмотру присвоил себе два десятка гвоздей, после чего был осужден по закону от седьмого-восьмого и отсидел три года. Я виноват в том, что не сумел разоблачить его и взял на работу продавцом в магазин, заведующим которого до недавнего времени являлся. Однако, на основании этого просчета с тов. Андроновым обвинять меня в связи с кулацко-капиталистическим элементом это уж слишком даже для Зайковской партячейки. Газеты я читаю свободно, книги трудные – чуть менее свободно, а обыкновенные – читаю запросто и понимаю разницу между кулаками-капиталистами и расхитителями социалистической собственности. И в марксизме-ленинизме за время состояния в партии насобачился, знаю, что кулаков мы еще в 1937 году ликвидировали как класс.

С чем я остался после того памятного партсобрания? С чувством горечи и недоумения. Речь, которую я произнес в свою защиту, выслушали без интереса и во внимание, конечно, не приняли. Я изнурился, охрип, а тов. Капустин и его прихлебатели всю дорогу, пока шло заседание, играли со мною в «торжество Фемиды».

Вы уж простите меня, но при всей скромности, я утверждаю, что если по отношению ко мне можно выдвигать обвинения в формализме, а моих родственников клеймить подкулачниками, то кто-то тут не в себе: или я, или тов. Капустин. Я еще тогда хотел предложить написать коллективное письмо лично вам, товарищ Сталин, с просьбой разобраться в сложившейся ситуации, но потом подумал, что наверняка у вас нет времени заниматься подобной ерундой. Столько великих дел требуют немедленного Вашего внимания. Однако, невыносимость моего положения, вынудила меня побеспокоить Вас. В моей человеческой судьбе Ваш ответ имеет немаловажное значение. Он мне нужен как вода и воздух, так как я хочу работать и служить партии, а верхушка Зайковской райпотребкооперации этому препятствует.

Наложенное на меня партийное взыскание жгло меня каленым железом от своей несправедливости. Особенно, когда после собрания заведующий райзаготконторой и по совместительству секретарь нашей парторганизации тов. Прянишников подошел ко мне и рассказал, как его и других перед собранием натаскивали. Ближайший друг тов. Капустина, тов. Аллен заявил ему, что Данилов, то есть я, должен быть уничтожен за письмо, которое он послал товарищу Ситникову, и если кто не согласен с этим, то пусть на собрание не является. Вот они и уничтожали. Чуть было не погубили меня! Дальше было не легче.

Через месяц в магазин ко мне пришла внеплановая ревизия и нашла недостачу в 4279 рублей и 54 копейки, после чего с должности завмага меня уволили. Товарищ Капустин разрешил возместить ущерб и пообещал не давать делу хода, объясняя это тем, что состоящих в партии нельзя судить как мелких жуликов, каковым, по его мнению, я и являюсь. «Мелкий жулик и подсадная утка», – бросил тов. Капустин мне в лицо и сплюнул на пол. Такой ли уж это пустяк, товарищ Сталин, обозвать человека уткой и плеваться при этом, словно ты не в помещении находишься, а на бульваре гуляешь?

Мне очень бы хотелось оформить письменно свои впечатления от сношений с тов. Капустиным. и отправить их новому председателю облисполкома тов. Николаеву, но я боюсь, не будет ли мое письмо неверно истолковано и не верней ли будет писать в комиссариат государственной безопасности Свердловской области, его начальнику товарищу Н. В. Суркову? У меня много что есть рассказать компетентным органам. Но боюсь поторопившись, не сделать хуже. Не хотелось бы. Как бы Вы поступили на моем месте товарищ Сталин? Сделаю, как Вы скажете!

С тех пор как меня уволили, я продолжаю работать, но высоким заработком похвастаться не могу. На руководящие должности меня не принимают – тов. Капустин раструбил по всему свету о моей так называемой недостаче – приходится перебиваться случайной физически трудной работой. Мне, человеку с умственной специальностью, делать это крайне тяжело. Здоровье подорвано, существование отягощено долгами, семейная жизнь – у меня супруга и дочь полуинвалид – пришла в полное расстройство.

В октябре прошлого года мне пришлось лечиться в санатории. В течение этого времени тов. Капустин и тов. Аллен распускали слухи для опошленного, извращенного толкования моей прошлой работы в магазине и в партии. По городам и весям Зайковского района они болтали обо мне всякую чушь. Договорились до того, что обвинили меня в безыдейности и формализме, а также в непролетарском происхождении. Дескать мой отец был подкулачником, сестра с братом сидели в тюрьме, а тесть служил у Колчака.

Со всей ответственностью, товарищ Сталин, заявляю, что сказанное Капустиным и Алленом самая наглая ложь и провокация!

У меня есть кое-какие выходы, я проверил по первоисточникам, насколько идеологически чисты были родственники тов. Капустина, а заодно и тов. Аллена. Мне открылась душераздирающая картина! Оказывается, председатель Капустин происходит из самой что ни на есть вредной, антинародной и контрреволюционной среды. Его отец до революции был старостой купеческой управы, а сынок, убоявшись советской власти, сменил фамилию, обманом втерся в доверие и таким же обманом получил председательскую должность. И этот купчина толстопузый обвиняет меня, сына середняка в формализме? Не слишком ли он о себе возомнил? С другой стороны, брань не дым – глаза не ест, обвиняй в чем угодно, зачем же с работы гнать?

Теперь товарищ Аллен. С ним история намного интересней. Во-первых, пусть кто-нибудь объяснит мне, как человек с немецкой фамилией, отец и мать которого чистопородные немцы, смог затесаться в ряды Красной Армии. И, во-вторых, пусть этот кто-то скажет еще, как человека с такой биографией допустили на фронт, командовать отрядом?

Мне удалось разговорить тов. Б. Васюкина, бывшего сослуживца Аллена еще по тем временам, когда тот работал в колхозе. После двух стаканов водки, которые тов. Васюкин выпил не закусывая, он сообщил мне, что Аллен, придя с войны, в беседах с ним злостно и дерзко отзывался о советском народе, обзывая солдат, которыми он командовал, всякими ругательными словами – разбойниками, свиньями, изнасилователями несовершеннолетних и прочей непечатной руганью.

Надо быть совершенно слепым или абсолютно глупым, или в корне непорядочным человеком, чтобы не уразуметь на чью мельницу льет воду тов. Аллен. О таких вредных речах давно следовало сообщить, куда следует. Впрочем, видя с какой охотой Васюкин поглощал водку, я понял, что у него напрочь потеряна ориентация. И здоровое чутье, как оно пропадает у собак, которые заражены бешенством. В сущности, по нему видно, что дело его конченное и долго он не протянет. Кстати, еще он сообщил, что мать Аллена долгое время жила в Лондоне и происхождение у нее кулацко-бандитское, конкретнее он рассказать затруднился.

Как можно понять, этих двух людей связывает единство сомнительного происхождения и общность интересов в настоящее время. На первом месте у них – не интересы партии, и советский народ они не любят. А любят красивую жизнь и большие доходы. И личным врагом для них делается каждый, кто смеет выступить против их шкурного, карьерного интереса. Они обманывают партию, товарищ Сталин, лгут народу и Вам.

В 1937 году на Урале была раскрыта и обезврежена контрреволюционная фашистская террористическо-повстанческая организация церковников, куда входили бывшие меньшевики и эсеры. Но вместо них стали возникать другие не менее антипартийные группы приспособленцев. Во главе Зайковской группы правых уклонистов, возникшей вполне вероятно уже давно, стоит явный агент политики Уолл-стрита Г. Аллен.

Совсем недавно выяснилось, что затронут вопрос о моем исключении из партии. Тов. Капустин на закрытом заседании, куда меня почему-то не пригласили, заявил о моей политической неблагонадежности и поставил вопрос ребром. Такого поворота событий я, признаться, от них не ожидал.

Товарищ Сталин! Для меня, как и для каждого члена ВКП(б) вопрос о членстве в партии имеет принципиальное значение, поскольку вся моя сознательная жизнь тесно связана с комсомолом и партией. Двадцать пять лет я отдал активной работе в рядах ВКП(б), при этом не имея ни одной ошибки или взыскания. Я сознаю, что допустил серьезный промах и растратил 4279 рублей и 54 копейки. Признаю, что проявил беспринципность и систематически не сдавал выручку в банк, оставляя ее у себя. Но я раскаялся и осознал свой проступок, твердо обещаю, подобного больше не повторится. К тому же я полностью возместил недостачу, как несколькими годами ранее сделал завбазы Бубнов. И однако же, Бубнов устроен на работу и остается в партии, а я лишен всех средств к существованию, и теперь вот жду, когда меня окончательно выдерут с корнем. Не сомневаюсь, что приговор мне уже вынесен, и они выбирают подходящий момент, чтобы его огласить. А может быть понимают, что без боя я не уйду, и готовят ответный удар.

Тут такое дело, товарищ Сталин. Пока я писал к Вам эти строчки, многое передумал. Обвиненения в упадничестве и формализме пусть остаются на совести моих критиков, хотя, надо признать, некоторые из этих обвинений вызваны были моими антипартийными поступками, о чем я теперь крайне сожалею. И вот еще что. Не надо было мне тогда писать в облисполком, а сразу – в УМГБ Свердловской области тов. Суркову. Там работают действительно неутомимые и зоркие стражи рабочего класса и партии, которые быстро бы вывели на чистую воду правых уклонистов и вредителей, пусть и ловко организованных. Но, как известно, из песни слова не выкинешь.

Дорогой и уважаемый, Иосиф Виссарионович, на этом письмо свое заканчиваю. О наших зайковских делах я Вас, как и обещал вначале, проинформировал, о помощи попросил. А вообще, товарищ Сталин, знаете что? Приезжайте к нам в Свердловскую область, лучше прямо в Зайково. Посмотрите, как бурно развивается советский Урал, как справляется с задачами, которые ставит перед ним партийное руководство. У нас тут очень хорошо! Только приезжайте летом, когда потеплеет, климат у нас суровый, чтобы не простудится. Мне и всем жителям Зайковского района очень хотелось бы получить возможность повидать Вас и обсудить проблемы современной райпотребкооперации. А вообще поговорим о чем хотите!

В случае вашего согласия прошу Вас сделать распоряжение Секретариату и позвонить по телефону 9 – 31 в Зайковский райисполком, либо дать телеграмму на имя Данилова Захара Петровича.

Разрешите заранее поблагодарить Вас, Иосиф Виссарионович.

Ваш Захар Данилов.