Император. Взрыв

Глава 7. 1147

Исправительная колония на острове Сахалин представляла собой множество отдельно стоящих двух и трехэтажных кирпичных домов, покрашенных белой известкой. Главный корпус – самое большое, пятиэтажное прямоугольное здание с одним входом. Внутри него я ни разу не была, сразу по прибытии, меня распределили в корпус “С” и приписали к цеху по упаковке готовой продукции на самом краю колонии, возле высокой, белой стены, тянувшейся вокруг всей территории. Общая картина навевала на меня только скуку и добавляла причин для бесконечной депрессии.

Все протекавшие после прибытия сюда дни казались одинаковыми. Подъем, завтрак, работа, обед, прогулка, работа, ужин, отбой, и так по кругу, до бесконечности. Каждый день одно и тоже, даже рацион не меняли, блюда всегда одинаковые: манная каша на завтрак, рыбная похлебка на обед, и рыба с рисом на ужин, никакого разнообразия. Заключенные почти не разговаривали друг с другом, это было запрещено. Перебрасывались только фразами по работе, если без этого было никак. Охрана следила за каждым нашим шагом, никого и никогда не оставляли в одиночестве, и я в особенности начала жалеть о своей нерасторопности и глупости. Ну вот как можно было лишиться места прислуги во дворце и оказаться здесь?

Каждый день я вспоминала имена людей, из-за которых все это со мной случилось: Минингит Лей Мортанс, Скарлатина Лей Мортанс, Алистер Измайловский, Его Высочество принц Рэймонд Фейн. Отсюда испортить им жизнь или как-то отомстить у меня не получится, и я перестала даже пытаться представить, чтобы сделала, окажись они все сейчас здесь. Сбежать из колонии не выйдет, мы на острове, с единственным способом его покинуть – на пароме. Вертолеты или самолеты сюда не летают. Паром приходит за партией готовой продукции и привозит новых заключенных, забирает партию и уезжает. С тех пор, как привезли нас, паром еще ни разу не приходил.

За пределами колонии тоже была жизнь, я видела, как дым поднимается из труб где-то вдали, в нескольких киллометрах от забора, но саму картину не видела. Один раз я даже подумала, что можно попытаться сбежать, найти укрытие где-то там, среди этих столбов дыма, но мысль обрывалась, стоило понять, что жители острова знают о колонии и том, как будет выглядеть сбежавший из нее заключенный. На нас всех всегда был серый комбинезон, с вышитым на нем номером, он выдавал нас с головой, и другой одежды нигде достать было нельзя. Отказавшись от размышлений на этот счет, я день за днем складывала консервы в коробки, стараясь не отвлекаться и не смотреть в окно на убогого вида здания.

Бомбы обрушились на остров совершенно неожиданно. По крайней мере, так было для нас, заключенных, но явно не для охраны. Заметив их суету, беготню по коридорам, мы сперва не предали значения, мало ли, что где произошло, но когда они все полностью пропали из поля зрения, и нигде, ни на одном посту никто не стоял, мы заподозрили неладное. В тот момент было слишком поздно что-то предпринимать. Первой целью стал главный корпус, а стекла выбило везде. От вибрации стеллажи в нашем цехе затряслись, и ящики посыпались на пол. Все случилось слишком быстро, и я ничего не успела понять. В тот момент я и еще пятеро женщин находились в сортировочном цеху – это небольшая одноэтажная постройка, в стороне от общего здания исправительной колонии, слишком близко к забору. Когда все началось, одна женщина ринулась к двери и принялась барабанить кулаками, кричать, молить выпустить нас, но все было бесполезно, ведь охраны по ту сторону уже не было.

Что случилось дальше, я уже не помню. Очередной взрыв оглушил меня, откинул к стене, ударившись затылком о кирпичи, я потеряла сознание. Не знаю, сколько времени провалялась вот так и каким чудом осталась цела, но главное, что очнулась от сильного приступа кашля, заставившего схватиться за живот, согнуться пополам и перевернуться со спины, хотя бы на бок. Болело абсолютно все, каждая мышца тела и каждое движение, причиняло еще большую боль. Приступ кашля продолжался, заставляя меня содрогаться в безудержной агонии, но остановиться не получалось. Скинув с себя обломки и коробку, я перевернулась на живот. Банки рыбных консервов посыпались и раскатились по полу вокруг меня. Я оперлась свободной рукой в пол, и только тогда удалось вдохнуть полной грудью и перестать исторгать из себя ужасающие звуки кашля.

Открыв глаза, в первую очередь осматриваю руки, покрытые чем-то белым, словно бетонной крошкой или пылью, и только потом поднимаю взгляд и обвожу им все вокруг. От цеха остались только стены, и те в некоторых местах пробиты насквозь, словно через них пролетело что-то твердое на огромной скорости. Знакомое мне место изменилось до неузнаваемости. Голова раскалывалась и я невольно поднесла руку к виску.

– Нет, не трогай, – раздался чей-то голос и я подняла глаза на спешившую ко мне женщину. Замерев, морщусь от неприятных ощущений и боли, не понимая, почему не могу потрогать голову, жутко хочется и чешется. Женщину я не вспомнила, должно быть не была знакома раньше. Упав на колени возле меня, она принялась что-то рассматривать у меня на лбу, а я ничего не понимала и снова залилась в приступе кашля. – У тебя разбита голова, нужно промыть и обработать рану, вставай, – она потянула меня вверх, и я чуть не упала снова. Перестав кашлять, я осмотрелась и увидела торчащую из-под завала руку одной из коллег, что работали со мной в цеху.

– Ей нужно помочь, – заявила я, двинувшись было в ту сторону, но незнакомка покачала головой и толкнула меня в нужном ей направлении, пока мой взгляд продолжал сновать по разрушениям вокруг.

– На нее упало пять коробок готовых консервов и часть крыши, думаю, ей уже не поможешь. Тебе повезло, ты должно быть, стояла в центре комнаты, туда ничего не упало, – затараторила она, пока я продолжала осматриваться. Помогая мне перебраться через дыру в стене и покинуть цех, женщина вздрогнула от раздавшегося откуда-то крика, ее голова закрутилась из стороны в сторону, она пыталась понять, где еще требуется помощь. Вокруг стоял хаос, но я смогла увидеть, как где-то недалеко плакала другая женщина, она сидела на коленях перед телом с открытыми глазами и рыдала на взрыв. Все ее лицо было измазано в крови и саже. Прямо у нее за спиной виднелись руины главного корпуса исправительной колонии. Некогда крепкое и целостное здание лежало в руинах, будучи почти полностью стертым с лица острова. Повсюду валялись обломки стен, кирпичные и бетонные блоки, и только присмотревшись, я стала замечать тела. Множество тел женщин. Мужская часть колонии была по ту сторону, и отсюда я не могла видеть, что осталось от нее.

Сглотнув ком в горле, я с трудом переставляла ноги, обхватив себя за плечи и трясясь от холода. Форма заключенных в период работы, не подразумевала ношение теплой одежды, в цеху поддерживалась приемлемая температура, и сейчас, когда стен и отопления нет, а шок постепенно сходил на нет, я стала замечать морозный зимний ветер, пронизывающий до костей. Вести меня женщине было пока некуда, оттого она просто проводила до ближайшего чистого сугроба, в стороне от разрушений и оставила в нем.

– Вот, снегом вымой руки, лицо, промой висок, только аккуратно, – скомандовала она и поспешила куда-то обратно. Засунув руки в снег, я задрожала от холода. Кожа быстро покраснела, но я поспешно принялась стирать с нее следы пыли и извести, осевшей после взрывов. Когда руки почти не чувствовали ничего из-за холода, но стали чистыми, я собрала в руку немного снега и принялась чистить лицо. Нельзя сказать, что я привела себя в порядок, тем более такими примитивными методами.

Встав на ноги, с трудом переставляя ступни, возвращаюсь к руинам построек. Здесь уже шло более активное шевеление, крики усиливаются, просят о помощи. Обойдя главный корпус, я замерла, рассматривая остатки уцелевших строений. Из всего общего ансамбля колонии уцелел маленький отдаленный дом, оборудованный под прачечную. Как ему это удалось, если даже наш одиноко стоящий цех задело, я не представляла. Туда стягивались все, кто мог ходить, и несли тех, кто не мог. Я насчитала около десятка людей, а где-то вдали раздавались еще крики и плач.

Мне повезло больше многих. При виде окровавленных конечностей, разбитых голов и других увечий, все внутри сжималось и переворачивалось. Накатывала тошнота. Откуда-то из глубин острова в нашу сторону бежала толпа людей, они несли носилки, одеяла, еще какие-то вещи. Это были простые жители, не относившиеся к колонии, те, кто жили здесь с рождения и по собственной воле, владельцы тех труб, дым которых я видела из окон и на прогулке.

Обессиленно опустившись на обломок здания, я понимаю, что слишком слаба и устала, и ничего сейчас не могу сделать. Холодный ветер пронизывал до костей, пальцы перестали слушаться, меня трясло и ничто не могло помочь унять эту дрожь. Что теперь будет дальше? Куда нас всех денут, или на нас будет наплевать? Вокруг суетились люди, меня тоже пытались осмотреть, но я не давалась. Когда ко мне подошла та же женщина, что помогла в начале, она закутала меня в одеяло, несмотря на протесты, натянула одну варежку и вручила крышку от термоса, наполненную до краев дымящейся жидкостью. Я приняла ее только чтобы погреть руки. Немного отойдя от шока и еще раз осмотрев незнакомку, поняла, что она не в форме заключенной, как мне показалось сначала, а в обычном сером дутом пуховике с вязаной шапкой на голове. Очень похоже, но заключенным такого не дают. Скорее всего, женщина прибежала сюда первой, и начала оказывать помощь, а затем начали подтягиваться другие.

– Благодарю, – пробормотала я, делая глоток и чувствуя, как жидкость согревает изнутри и стекает вниз, в желудок, разнося тепло по всему телу. Не знаю, как долго я вот так сидела, на обломке какого-то здания колонии, почти не шевелясь и делая маленькие глотки. Жидкость в крышке оказалась чаем, и она успела остыть к тому моменту, когда кончилась. В дали, возле бывшей проходной и главного входа на территорию колонии организовали полевую кухню, поставили палатки и развели костры. Что делали с ранеными, и куда их уводили, я не знала, но видела нескольких заключенных, столпившихся возле огня в одеялах, на одной была куртка, явно выделенная добрыми жителями острова.

И тут я поняла, что для меня это второй шанс. Возможно за нами придут, а может и нет, нельзя сейчас доверять случаю, нужно брать все в свои руки, снова, как тогда, в родном городе Скарлатины. На путь до столицы уйдет уйма времени, но до Ломоносова не так далеко, а там родная академия, они узнают меня, пустят и приютят. Нужно только найти лодку или еще что-то, а лучше собрать несколько людей, желающих помочь. Очнувшись, я вскочила с обломка дома поспешила к собравшимся людям. Работы предстояло много, но хоть кто-то должен был согласиться на мои предложения и помочь покинуть этот проклятый остров. Ведь простые жители должны понимать, что все содержавшиеся здесь заключенные – не убийцы и насильники, а точно такие же люди, как и они, просто не угодившие своим поведением и проявившие не осторожность в словах. Настоящих преступников казнят сразу, не ссылают, и не заставляют собирать рыбные консервы.

Это был второй шанс, и я не могла его упустить.

Глава 8. Лорд Алистер

Когда действие обезболивающего окончательно закончилось, я готов был лезть на стену, биться головой об окно и выть на луну. Дейзи обработал мои порезы, избавился от старых нитей и заново все зашил, более аккуратно, чем было изначально, я был благодарен ему. Длилась моя благодарность максимум минут двадцать. Боль приходила постепенно, пока не взяла все в свои руки и не затмила голову. Случайно облизав губы и ощутив вкус разбавленного спирта, заменившего антисептик, я пожалел об этом вдвойне. Пришлось обработать раны заново, но уже чувствуя каждое прикосновение дезинфицирующего средства к коже, и едва ли не закричав на весь поезд.

За тем, как меня отчаянно мучают с усмешкой наблюдал Кирилл. Вот он уплетал запасы еды в обе щеки, а весь захваченный, по просьбе Дейзи, алкоголь, который соседи по купе планировали выпить по дороге, израсходовали на мои раны, ведь антисептика бывший охранник борделя взял не много. Предпочел заполнить имеющееся место в чемодане едой и теплой одеждой. Что тоже не лишено смысла. С завистью посматривая на то, как мужчина уплетает бутерброды, чувствую бурление в животе от голода, но мне пока какое-то время лучше не касаться губами ничего, особенно еды. Замечательное начало новой жизни, если спасение с казни можно так назвать.

За восемь часов пути, поезд остановился всего дважды, на станциях средних по размеру населенных пунктов. Учитывая, что он провел на них не больше трех минут – высадил пассажиров и принял новых, больше ничего сделать никто не успел бы. Рассматривая покрытые снегом деревья и маленькие, наполовину развалившиеся, деревянные домики, проносящиеся за окном, я осознавал, что уезжаю все дальше и дальше от столицы. А ведь именно туда хотелось вернуться, вырвать из цепких лап Императорского дворца гребаную блондинку и только вместе с ней бежать, подальше от всех представителей императорской семьи. От всех…Почему-то я чувствовал себя предателем, ведь спасли меня, а не ее, и я позволил им оставить девушку там, не настоял, ни потребовал. Разве я мог в том состоянии, в каком был? Да я без помощи не мог передвигать ногами. Осмотрев руки, отрицательно качаю головой. Дейзи наложил шины и обмотал бинтами, но заранее предупредил – это лишь временно, лучше доставить меня в больницу к профессионалам. Мне оставалось только поражаться тому, как ему пришло в голову использовать ручки, столовые приборы и только он один знает что еще в качестве шин.

За окном стемнело рано, теперь я больше видел свое отражение и пришлось откинуться на спинку сиденья. Видеть изуродованное лицо и вспоминать, как оно таким стало – не хочу. Боль и так напоминала о слишком многом. Представив, как то же самое проделывали со Скарлатиной в темных подземельях дворца, сжимаюсь от пронзительного ветра из щелей и неприятных ощущений одновременно. Нет, хватит с меня таких мыслей, Геннадий обещал, и слово сдержит, с девушкой ничего не случится, ее никто не тронет. Ведь если это не так, я не смогу спокойно уснуть. А вот спутники, несмотря на довольно ранний час, отрубились быстро. Кирилл забрался на верхнюю полку, а Дейзи устроился напротив меня и оба уже храпели, нарушая тишину маленького купе. Должно быть, мужчины не спали прошлую ночь, готовясь к операции по спасению, или просто допили остатки алкоголя. Если, конечно, что осталось после меня. Последовать их примеру не получалось, я даже лечь удобно не мог – лишний раз боялся опереться на ладонь или случайно повернуться и прижаться свежими швами на щеке к подушке. Слишком болезненно будет устранение последствий от таких действий, да и сейчас, пусть боль и притупилась, но она никуда не ушла. Тело испытывало непонятную слабость, откуда она только взялась. Чем дольше я сидел, вжавшись в стену, тем жарче становилось в помещении, и даже холодный воздух с улицы, попадающий внутрь через щели в оконной раме, не помогал освежиться, и прогнать эту жару.

Поезд в третий раз остановился, а я подумал, что это просто очередная станция, и не стал выглядывать в окно. Когда же дверь купе неожиданно распахнулась, и на меня уставилось дуло пистолета, я вздрогнул и вжался в стену. Дейзи моментально проснулся, сел на полке, а Кирилл, судя по всему, чуть не свалился сверху. На нас уставились серые, с едва заметной голубизной, глаза мужчины где-то за пятьдесят. У него за спиной маячили люди в форме гвардейцев, и только после я присмотрелся и понял, что и на нем форменная куртка. Сглотнув ком в горле, первая пробежавшая в голове мысль оказалась о том, что на этом побег окончен и теперь меня вернут в столицу для продолжения прерванной церемонии.

– Раз ты здесь, то где моя дочь? – поинтересовался незнакомец, а я внимательно всмотрелся в его лицо. Седые, короткие волосы, светлые брови, бесцветные губы, черты лица острые, прямые, впалые щеки. Мне стоило больших трудов вспомнить, где прежде я его видел и с осознанием личности мужчины, говорить расхотелось вдвойне.

– Все пошло немного не по плану, – неуверенно проговорил Дейзи, медленно подняв руки и демонстрируя лояльность незнакомцу с пистолетом. Хотелось спросить, откуда вообще этот мужчина узнал меня, ведь видел всего один раз в жизни, и тогда я выглядел совсем иначе, но я осекся. Меня показали на всю страну перед казнью, лицо после пыток слишком узнаваемое. Не сколько само лицо, а характер ран на нем.

– Осталась там, – честно проговорил я вместо вопросов, едва слышно, ведь шевелить губами все еще трудно и больно. Разочарование отразилось на лице мужчины, он опустил оружие и кивнул кому-то в коридоре. В проеме двери показался второй человек, вот он был полностью в гвардейской форме, с офицерскими нашивками и с фуражкой на голове. Красные кончики ушей говорили о холоде на улице.

– Лорд Алистер, какая встреча, – проговорил он, а вот я человека не вспомнил. Даже если и был с ним знаком, то очень давно и забыл об этом. – Собирайтесь, надо убираться с поезда, – махнув рукой, он проследил за тем, как Дейзи и Кирилл зашевелились, толкаясь в узком проходе. Отец Скарлатины скрылся из виду, а по коридору в сторону выхода прошмыгнули еще несколько мужчин, бросивших на нас взгляд всего на секунду. Принца среди них не оказалось, а вот встречи с ним я опасался больше всего.

Мои руки закутали в два шарфа, один стянул с себя гвардеец, второй пожертвовал Кирилл. Попытавшись встать с полки, я повалился обратно, не имея возможности удержаться, но гвардеец быстро подхватил меня под руку и нахмурился. Проведя тыльной стороной ладони по моему лбу, мужчина приподнял брови.

– Да он весь горит, или у вас здесь баня? – поинтересовался он, наблюдая за тем, как Дейзи выталкивал в коридор чемодан, а Кирилл доставал нашу верхнюю одежду и натягивал на себя массивный пуховик, отличавшийся от формы гвардейцев, что досталась нам.

– Вы хотите обсудить его здоровье и провести медицинский осмотр здесь и сейчас? – напомнил Дейзи о нашем положении, и скрылся за поворотом, унося единственный чемодан. Гвардеец согласно кивнул, поддержал меня и повел к выходу. Кирилл замыкал процессию, стараясь подгонять нас.

Оказавшись на улице я вижу лишь снег и темноту вокруг. Тут нет даже фонарей, а линия леса растянулась справа налево, насколько хватало глаз. Среди стволов деревьев не могу увидеть спины опередивших нас людей, но они где-то там, где-то впереди. Лицо обдало холодным ветром и вот теперь я тоже почувствовал, что моя кожа неестественно горячая. Облокотившись на помогающего мужчину, передвигаю ноги, пытаясь не свалиться в снег. Слабость никуда не делась, и ее причины оставались для меня непонятными. Идти пришлось не долго, буквально через несколько минут мы вышли на поляну, где стоял большой автобус.

Передняя дверь оказалась открыта, из нее лил теплый, манящий свет. Гвардеец ускорился и потащил меня за собой. Закрыв глаза на несколько секунд, пытаясь собраться с мыслями, я открыл их и понял, что уже стою посреди заполненного людьми салона, а Кирилл подталкивает меня в спину к задним сиденьям. Так и не поняв, как успел забраться внутрь, присаживаюсь и с облегчением откидываюсь на стену. Прежде никогда не видел такого автобуса, все окна оказались закрыты ставнями снаружи, оставив только одно лобовое стекло. Сидения располагались обычным образом, справа и слева от центрального прохода. Осматривая обстановку, я не сразу узнал людей, которых увидел.

– Какого…, – раздался неожиданно знакомый голос, и я встретился взглядом с зелеными глазами парня, от которого с удовольствием держался бы подальше. Рейнхард запнулся, но не надолго, – черта там случилось, что в поезде оказался ты, а не она? – создавалось впечатление, словно он набросился бы на меня с кулаками, не стой в проходе женщина с уставшим выражением лица и спрятанными под платком и шапкой светлыми волосами. В ней я с трудом узнал ту, что стояла сжавшись перед маленьким домиком рядом с мужем и младшей дочерью несколько месяцев назад. Родителей Скарлатины я видел всего один раз, ночью, когда мы с принцем заявились к ним в дом, и тогда они были куда более подавленными и жалкими, нежели сейчас. Оставалось только догадываться, через что им пришлось пройти за этот промежуток времени. Я не следил за их судьбой, не знал в какую колонию их отправили, да и отправили ли вообще. Очевидно, принц следил.

– Мне бы тоже хотелось наконец услышать эту историю, – скрестив руки на груди, отец Скарлатины устроился на ближайшем к водителю сиденье, откинулся спиной на стену автобуса, и с нескрываемым раздражением смотрел на нас троих по очереди.

Гвардеец, что помогал мне всю дорогу, устало развалился за несколько рядов до меня и даже не поворачивал головы. Его коллеги, четыре крепких парня, заняли другие свободные места, но ближе к голове автобуса. Один прижался лбом к стеклу и не шевелился, двое других передавали между собой флагу, а последний изучал свернутую в несколько раз карту.

– Вам об этом лучше брата спросить, но к сожалению его здесь нет и дать точный ответ никто не сможет, – пробормотал Дейзи, устроившийся в середине автобуса, поближе к вентиляционной решетке, откуда дул теплый воздух. Поняв, что без ответа от него никто не отстанет, а вопросительный взгляд принца перевелся именно в его сторону, мужчина тяжело вздохнул. – Леотхелаз бросился спасать этого пижона, что не входило в план, из-за чего от мнимых пуль девчонку заслонил ведущий. Похищать его вместе с ней никто не захотел и мы потащили к поезду то, что досталось. Чудо, что вообще все получилось и хоть кого-то вытащили с той сцены живым, гвардейцы явно перестарались, с огневой мощью и взрывами, вон, плечо вашему брату прострелили, – пересказал он события сегодняшнего утра, а у меня сильнее заболела голова.

– По сцене кто-то стрелял? Скерли может быть ранена? – взволновалась женщина, развернувшись лицом к нему, но мужчина махнул рукой и отрицательно кивнул. Кирилл тем временем устроился прямо за ним и пытался отогреть свои уши, зажимая их ладонями. Шарф, что он использовал вместо шапки, лысый пожертвовал моим рукам. Хотелось размотать его и вернуть владельцу, но это оказалось очень трудно сделать сломанными пальцами. Пришлось временно забыть и оставить себе, хоть мне и без дополнительных элементов одежды становилось все жарче с каждой минутой.

– Стрелять, то стреляли, но даже если б и хотели, в нее не попали бы. Парень ее надежно прикрыл. Я Дейзи, это Кирилл, – представился мой сосед по купе и указал пальцем на бывшего охранника в борделе. Лысый сам поднял руку и показушно помахал. Женщина обессилено присела на край сиденья, что располагался прямо за ней. Хотелось тоже что-то сказать и успокоить ее, ведь я прекрасно понимал, какого ей не знать ничего о судьбе дорогого человека.

– Анна, может вы окажете помощь тому, кому она здесь очень нужна? А то загнется он у нас, и будет не важно, кто кого спас, – предложил неожиданно Рейнхард, чем удивил и меня, и мать Скарлатины. Спохватившись, она словно только что вспомнила о моем присутствии и полезла куда-то на верхнюю полку. Вытащив оттуда здоровый рюкзак, Анна пересела ко мне на заднее сиденье, включила над нами персональную лампу и принялась осматривать швы на лице и следы от них на губах. Чувствуя себя немного неловко, я попытался податься вперед, чтобы ей было удобней, но пошатнулся и предпочел упасть на спинку сиденья.

– Увози нас отсюда, не хватало еще, чтобы автобус для перевозки заключенных случайно заметили возле остановившегося устранить неполадки на путях, поезда, – буркнул недовольно отец Скарлатины, имени которого я не знал, бросив суровый взгляд на принца. Резко встав с водительского места, тот пересел на первый ряд и оказался почти на одном уровне с ним.

– Серег, давай за руль, ты же карту изучал, – и сразу после его слов гвардеец с картой пересел, а автобус тронулся и медленно покатился в темноту ночи.

– Твои сторонники в столице смогут еще раз попробовать вытащить ее? – не унимался глава семейства Лей Мортанс, чем вызывал в принце лишнее раздражение. Мне не нужно было его видеть, чтобы понимать это. Рейнхард не любил, когда с ним так разговаривают, но почему-то терпел от этого человека. Уж не ради ли отцовского благословения их со Скарлатиной брака? От таких мыслей, мои зубы сжались до скрежета, а на грудь упал тяжелый камень. Да что я себе позволяю, в конце концов. Она его невеста и возлюбленная, а я… никто.

– Даже если и могут, с ними надо связаться, для начала, а без Олега и его телеграфа мы не можем этого сделать. Придется сперва встретиться с основными силами и там решать дальнейшие шаги, – отозвался принц, его голос доносился до меня приглушенно, и я перестал прислушиваться, все внимание сейчас оказалось занято новыми приступами дикой боли от действий Анны, направленных на мое исцеление. Пока мужчины в голове автобуса спорили между собой и обсуждали план, трое гвардейцев не рисковали вступать в диалог, а мои спутники пытались уснуть и выспаться, эта женщина превратилась в очередного истязателя.

– У тебя начинается лихорадка, оттого температура повышена, нужны антибиотики, а их у меня с собой нет. Должно быть заражение началось еще до того, как кто-то так грамотно обработал и зашил раны. Здесь с ними я ничего не могу сделать… – она выносила диагноз моим ранам, начиная с лица и переключившись на пальцы. Сняв шарфы и осмотрев труды Дейзи, Анна могла лишь развести руками и взяться за исправление не очень аккуратной работы.

– Геннадий дал слово, – тихо, едва слышно проговорил я, стараясь не привлекать к себе внимания общавшихся мужчин. Мои слова предназначались только для женщины рядом, из-за чего она замерла, непонимающе уставившись на меня. – Он всегда держит свое слово. И он не казнит ее, – этого оказалось достаточно, Анна меня поняла и нервно сглотнула. Затем достала из рюкзака небольшую бутылку воды без этикетки, а в ее руке уже была зажата таблетка. Аккуратно помогая мне проглотить лекарство и запить водой, ведь сам держать что-то я пока не мог, женщина не сводила с меня глаз, как будто ждала продолжения.

– Вы договорились с ним, чтобы казнили вас, а не ее? – наконец, не выдержала она. Удивление проскользнуло на лице Анны, а я не стал ничего говорить и просто кивнул в ответ. В какой-то мере мои действия можно интерпретировать и так, а пока Геннадий не воспользовался преимуществом, которое я ему дал своим рассказом, лишним людям не обязательно знать о моем предательстве Рейнхарда, – Какая преданность. И вы готовы были отдать жизнь ради исполнения его поручения? – теперь мне оказалось понятно ее удивление. Едва заметно улыбнувшись, я мотнул головой.

– Не ради него, а ради Скарлатины, – тише прежнего проговорил я. Анна запнулась, и больше ничего не сказала, но ее движения стали аккуратней и нежней. Создавалось впечатление, словно после услышанного у женщины возникло больше желания помогать мне. Пусть так. Не знаю, подействовало ли выпитое лекарство, легкое покачивание автобуса на не очень ровной дороге и окутывающая теплота в салоне, но меня жутко тянуло в сон. Глаза закрывались сами собой и даже ноющая боль не помогала справиться с этим желанием. В какой-то момент я действительно отключился, а пришел в себя только когда на сиденье перед нами плюхнулся Рейнхард и мимолетно постучал меня ладонью по плечу.