Читать книгу: «Завтра наступит вчера», страница 2

Глава 2

12 июня, 2015

Звенящий звук вырывает меня из лабиринтов забытья, неся по чёрным коридорам подсознания и возвращая в реальность. Открываю глаза. Белый глянцевый потолок. Люстра в форме шара. В окно проникает луч света и быстро ползёт по одеялу к моему лицу. Немного болит голова.

– Доброе утро, любимая! – Чья-то рука гладит меня по плечу.

Разряд тока внутри ускоряет биение сердца. Чувствую волнение и недоумение.

– Я дома! – Резко сажусь на кровати и оглядываю комнату, останавливая взгляд на родном лице.

«Я всё помню. Матвей – мой муж».

Продолжаю смотреть в его удивлённые глаза.

– Ты чего, Ян? – Он садится и целует меня в плечо.

– Ничего. Мне приснился страшный сон. Ты даже не представляешь, что я пережила! – Вспоминая этот кошмар, прижимаю ладони к лицу. – Это всего лишь сон, – повторяю тихо самой себе.

– Что тебе приснилось? – шепчет муж, целуя меня в шею, и обеими руками ныряет под мою сорочку.

– Подожди, Матвей! – Освобождаюсь от его объятий.

– Да, что с тобой? – Он смотрит внимательно, пытаясь понять, что не так.

– Ничего. – Встаю и быстро иду в ванную комнату, находящуюся рядом с нашей спальней.

У нас большой двухэтажный загородный дом. Мой дорогой и любимый муж – владелец крупной строительной компании. А я мент. И не просто мент – я опер. Яна Михайловна Трость.

После душа, завёрнутая в белое полотенце, разглядываю своё отражение в зеркале, находящемся возле ванной комнаты. Миловидная брюнетка с каре до плеч и большими карими глазами. Среднего роста, спортивная, подтянутая. Приглядываюсь к лицу.

«Красные, уставшие глаза, под ними тёмные круги. На щеке родинка. Её ведь раньше не было… Откуда она взялась?» – внимательно смотрю в зеркало, хмуря брови.

– Не хмурься! Морщины появятся! – В зеркале позади меня появляется улыбающееся отражение Матвея.

– Чувствую себя, как будто по мне танк проехал! Этот сон не отпускает, высасывает из меня всю энергию, и я не могу избавиться от ощущения, что это реальность.

– Так что за сон? – Муж смотрит на меня через зеркало.

Повисает молчаливая пауза. Я осторожно трогаю рёбра. Не болят.

– Не хочешь – не рассказывай. Опять, наверное, трупы снились? Работу тебе нужно менять! Идём завтракать.

Матвей спускается по лестнице на первый этаж. Я смотрю ему вслед. Что-то не так. Не могу понять, что именно. Чувствую тревожную дрожь, расползающуюся по телу. Опять поворачиваюсь к зеркалу и всматриваюсь в своё лицо.

«Родинка на щеке возле носа, будто всегда там была. Но её ведь не было… Или была?»

Возвращаюсь в спальню и подхожу к окну: лужайка с цветами, деревянная беседка с развевающимися от ветра белыми занавесками, ухоженные и аккуратно подстриженные кустарники, ровный газон.

Моё тело напряжено, как натянутая струна. Закрываю глаза, медленно кручу головой сначала влево, потом вправо. Скидываю полотенце, натягиваю джинсы и рубашку. Беру свой телефон с прикроватной тумбочки и не спеша спускаюсь по лестнице.

Внизу – просторный светлый холл с мягким скрытым освещением. За ним находится кухня-гостиная с чёрной матовой мебелью в скандинавском стиле, чёрным кожаным диваном и белым кафелем на полу.

На столе меня уже ждёт завтрак: горячий омлет и кофе.

Мой телефон вибрирует и выдаёт саундтрек из фильма «1+1». Номер незнакомый. Быстро глотаю омлет и беру со стола телефон.

– Да, слушаю!

– Привет, родная! – Я невольно расплываюсь в улыбке от папиного голоса, поднимаю глаза на Матвея. Тот внимательно смотрит на меня.

– Это папа, – шепчу я мужу, а в трубку говорю: – Папуль, привет! Ты сменил номер телефона?

– Да, сменил. Ну, это не важно. Я сегодня к вам приезжаю вечером? Всё в силе?

«Господи, сегодня у отца день рождения! Как я могла забыть? Я – безумно любящая дочь своего отца!»

– Папуль, с днём рождения! Конечно, мой дорогой, мы тебя ждём!

Матвей, слушая, укоризненно покачивает головой. Это он придумал пригласить отца отпраздновать день рождения у нас, что меня очень обрадовало. Я не видела папу уже полгода и очень по нему соскучилась.

Мой отец – выдающийся учёный-фармацевт. После смерти мамы он с головой ушёл в работу и практически переехал жить в лабораторию.

– Пап, вторая линия, до вечера, целую! – Быстро переключаюсь. – Алло?

– Ян, привет. Ты где?

– Паша, привет. Я скоро буду!

Вспоминаю, что у нас совещание в девять, и смотрю на часы: половина девятого.

– Всё, я побежала! – Глотнув кофе, вскакиваю и целую мужа в щёку.

Выбегаю в холл, быстро надеваю кроссовки, хватаю сумку и на ходу достаю ключи от машины.

Через тридцать минут вбегаю в участок. Дежурный встречает меня приветственным кивком. Возле его окошка галдит толпа родителей задержанных за ночную драку подростков. Бегу по коридору, открываю дверь в кабинет.

– Ян, ты вообще обнаглела! – Павел встаёт из-за стола с недовольным лицом.

Паша Горин – мой напарник. Он высокий, крепкий, со светлыми волосами, в белой майке с надписью «Красавчик». И ведь вправду красавчик: стоит ему только улыбнуться, как девушки тянутся к нему, словно к солнышку. Только я вижу в нём ворчуна и зануду.

– И тебе доброе утро! Всё, идём!

Достаю папку из тумбочки своего рабочего стола, бросаю сумку и бегу по лестнице на второй этаж. Павел идёт следом за мной с очень серьёзным выражением лица. Кабинет нашего начальника, Егора Степановича, в самом конце коридора.

Останавливаюсь перед дверью кабинета, чтобы немного отдышаться, и жду быстро приближающегося Павла. Переглянувшись, мы входим.

– Опаздываете, товарищи опера! – Шестидесятилетний, седовласый, коренастый Егор Степанович угрожающе стучит ручкой по столу.

Мы с Павлом синхронно отодвигаем стулья и садимся за стол напротив друг друга.

– Ну, что, лентяи, докладывайте. Что у вас по делу Иванцовой, есть движение?

– В общем, пока ничего нового, – медленно протягивает Павел, уставившись в открытую папку.

– Я же говорю, лентяи! – Вскакивает Егор Степанович и начинает мерить кабинет широкими шагами, обходя стол.

Павел смотрит на меня, я на него. Немой диалог:

– Сейчас начнётся!

– Будет орать!

– Три дня назад было совершено преступление: ограбили ювелирный и убили человека! – возмущённо начинает Егор Степанович. Его густые седые брови сдвигаются, придавая лицу грозный вид. – И что? Где результат расследования? Ноль!

– Если преступник не оставил ничего, кроме шматков грязи от обуви, – начинает недовольно оправдываться Павел.

– Ищи, носом рой, но найди! – кричит начальник, останавливаясь у меня за спиной. Я чувствую его гнев затылком.

– Это и тебя касается, Трость!

– Так точно! – выкрикиваю я, и улыбка всё равно выдаёт мой настрой.

– Тебе что, весело? Настроение у тебя хорошее, как я посмотрю, Яна! – начальник кладёт свою руку мне на плечо и крепко сжимает: рука у него тяжёлая.

– Больно, Егор Степанович!

– Всё, за работу, лодыри!

Мы возвращаемся в свой кабинет. Паша, вздыхая, садится за стол, я встаю у окна. Долго всматриваюсь. Что-то не так. Понимаю, что картинка за окном неполная. Опять ощущаю необъяснимо-неприятное чувство беспокойства.

«Что со мной происходит?»

– Паша, а где лавочка? – Я начинаю догадываться, что именно меня смущает. – Напротив нашего окна стояла лавочка, на которой часто сидел старик с соседнего дома.

Горин подходит ко мне и тоже устремляет взгляд в окно.

– Не было там никакой лавочки. Ты чего?

– Да как не было? Старик каждое утро голубей кормит, сидя на этой лавочке! – я повышаю голос.

– Какой старик? На какой лавочке? Ян, давай по делу! – Павел раздражённо отодвигает стул и снова садится за стол.

Отхожу от окна. В кабинете не работает кондиционер. Очень душно.

– Сейчас бы на пляж!

– Да, что на тебя нашло, Трость? Какой пляж? План на сегодня какой? – Горин открывает блокнот.

– Да хрен его знает! Мы уже всех опросили. Грязь с обуви на экспертизе. По записям с камер нет ничего, за что можно зацепиться. Всё стандартно: маска, перчатки, средний рост. Но… Давай ещё раз просмотрим записи с камер? Вдруг мы что-то пропустили?

– Давай так: ты смотри, я к экспертам, может, есть у них новости, – отвечает коллега.

– Вот и план! – улыбаюсь я.

Прильнув к экрану, смотрю записи в четвёртый раз, а в мыслях – старик на лавочке.

«Я что, схожу с ума? Стоп!» – жму на паузу, вглядываясь в картинку на экране компьютера. «Что это?» – проматываю назад.

Грабитель медленно наклоняется, чтобы дотянуться правой рукой до украшения. На предплечье из-под короткого рукава футболки показывается рисунок. Вернее, его часть.

Увеличиваю: две буквы – В и А. Ещё увеличиваю. Шрифт готический.

«Кое-что есть, поехали дальше».

Через час откидываюсь на спинку стула и протираю глаза кулаками.

«Всё! Больше ничего!»

Живот протяжно урчит. Я вскидываю левую руку, чтобы посмотреть время, присвистываю:

– Уже обед, дорогуша!

Произношу вслух, и меня передёргивает от этого слова – «дорогуша». Оно прозвучало в моей голове голосом Фашистки. Ни разу в жизни мне не снились такие реалистичные сны. Перед глазами эта сволочь в белоснежном халате и со своей наглой ухмылкой на лице.

Дверь резко открывается, и я вздрагиваю от неожиданности.

– Горин! – укоризненно обращаюсь к входящему коллеге.

– Что?

– Ты напугал меня!

– Тебя? Трость, ты же железная леди! – он смеётся и кидает чёрную кожаную папку на стол.

– Я кое-что увидела! Смотри!

Мы садимся перед компьютером, проматываю запись и показываю тату.

– И что?– разочарованный Павел встаёт из-за стола.

– Нужно подумать, что это за надпись. Может, она выведет нас на преступника.

– Поле чудес? – усмехается напарник. – Пошли лучше поедим.

– Да, ты прав. Нужно подкрепиться.

Мы выходим на улицу. Тридцатиградусная жара обнимает всё моё тело раскалённым воздухом.

– Ты машину забрал из ремонта? – уточняю у напарника на ходу.

– Нет, на твоей поедем. Ты куда? – удивлённо спрашивает Паша, идя за мной.

Я сворачиваю влево от стоянки и иду к месту, где раньше стояла лавочка. Присаживаюсь на корточки и всматриваюсь в асфальт. Никаких следов: ровное покрытие, ни одной выемки.

– Ничего не понимаю! – Путаются мысли в моей голове.

«Искажение реальности».

– Я же говорю, не было здесь никогда лавочки! – бубнит Горин за моей спиной. – Ты сегодня какая-то странная, Трость.

– Ладно, посмотри на моё лицо. Ничего не замечаешь? – встаю к нему лицом к лицу.

Паша внимательно меня осматривает и задумчиво произносит: «Да уж, мать, бороды у тебя раньше вроде не было!»

Его озадаченное лицо и сдвинутые брови заставляют меня схватиться за подбородок.

– Очень смешно! Что там с грязью? – садясь в свою белую Mazda CX-5 и заводя мотор, спрашиваю у наконец посмеявшегося коллеги.

Кафе, в котором мы обычно обедаем, находится недалеко, но идти по такой жаре желания нет.

– В отличие от тебя, у меня есть результат. Эксперт в лице нашего незаменимого Эдика выдал предварительное заключение. – Павел достаёт блокнот и, листая его, внимательно вчитывается в каждую страницу.

Ищу свободное место, чтобы припарковаться возле кафе.

– В грязи с обуви грабителя найдена частичка одной очень редкой горной породы – битуминозного известняка, – зачитывает коллега.

– И что это значит?

В кафе занято всего несколько столиков, мы садимся у окна.

– Это значит, что нам нужно ехать к пещере на реке Сок. Эдик говорит, что именно там сосредоточены залежи этой почвы. Я посмотрел, в округе есть два посёлка.

– К пещере… – мне снова становится не по себе. – Сегодня я видела странный сон. Странный и страшный. И как будто весь день я возвращаюсь в этот сон. События, предметы, фразы – всё повторяется.

– Бывает такое. – Павел понимающе качает головой и, доев суп, принимается за второе: пюре и сосиски.

Я справляюсь с супом, но аппетит пропал и второе в меня уже не лезет. Выходить из кафе на жару совсем не хочется. Сделав записи, наслаждаюсь холодным лимонадом.

– Папа приезжает вечером. Нужно приготовить праздничный стол. Ты тоже приходи!

– Давненько я его не видел. Как он?

– Говорит, что нормально, а как оно на самом деле, кто его знает. Я тоже последние полгода общаюсь с ним только по телефону.

– Завтра прямо с утра отправимся к пещере. По холодку. Отчитаемся перед Степанычем и поедем, – отдавая деньги за обед улыбающейся молодой официантке, заключил Павел и направился к выходу, засунув сигарету в рот.

***

– Папа, я так рада тебя видеть! – Прижимаясь к его седой бороде своей щекой, как в детстве. Еле сдерживаю слёзы.

– Добрый вечер, – сдержанно произносит Матвей и жмёт руку гостю.

– Добрый, дети! Я так счастлив вас видеть! Совсем заработался, уже и не помню, когда был здесь в последний раз, – произносит отец, проходя в гостиную к накрытому праздничному столу. – Да и вы не балуете меня своими визитами.

– Пап, тебя дома никогда не бывает. К кому приезжать-то? – Мне стало обидно за этот упрёк.

– Да, дочка, ты права.

Отец протягивает руку Павлу и садится рядом с ним за стол. Потрёпанный серый костюм, уставшее лицо и потухшие глаза.

«Сильно постарел мой отец».

– Хорошо выглядишь, пап! – улыбаюсь, накладывая ему в тарелку греческий салат.

– Да куда там, хорошо! Не смеши. Я сплю по два часа.

– Что так? – голос Матвея звучит отстранённо: муж смотрит в телефон и что-то печатает.

– Матвей! Ты можешь отложить свои дела? Хоть на пару часов, – возмущаюсь я, пытаясь заглянуть в его телефон. Не успеваю. Он быстро выключает экран и виновато смотрит на меня.

– Всё. Я с вами! Итак, я хочу сказать тост! – Матвей встаёт и поднимает бокал с шампанским. – Дорогой наш и всеми уважаемый Михаил Иванович, я от всей души поздравляю вас с днём рождения и желаю здоровья.

– Да, папуль, здоровья тебе, – перебиваю мужа и тянусь через стол, чтобы поцеловать отца.

Папины глаза наполняются слезами. Он всегда был очень мягким и сентиментальным человеком, в отличие от меня. Я пошла в мать: мужиком в нашем доме была именно она. Всё-таки дети многое перенимают от родителей.

Матвей хоть и директор компании, но главная в нашем доме – я. Наверное, по-другому и не могло быть.

– Так что там у тебя происходит, почему ты совсем не спишь? – спрашиваю у отца, прожевав салат.

– Я не могу сказать, что конкретно. Подписал бумаги о неразглашении. Но это очень важные для всего мира исследования. – Его глаза загораются. Он всегда был одержим своей работой.

– Секретики, – улыбаюсь. – Мой отец – супергерой, спасающий мир!

– Да, так и есть, дочка. Мир очень нуждается в этом открытии. Нужно ещё немного времени, чтобы всё закончить, – прищуривается папа. – Вы мне лучше вот что скажите, молодёжь, внуков то когда ждать?

– Не начинай, пап! Ты же знаешь, с моей работой… И вообще, мне не нравятся эти разговоры.

Встаю, чтобы достать горячее из духовки и поставить чайник на плиту.

– Ну а ты как, бойскаут? – Отец переключает внимание на глубоко задумавшегося Павла.

– Работаю. Мы с Яной сейчас ведём одно дело. Ограбление и убийство.

– Убийство? – Лицо отца становится напряжённым. – Это ужасно… – он замолкает, ковыряя вилкой в тарелке лист салата. – Почему ты выбрала эту профессию, дочка? – Поднимает папа на меня грустный взгляд.

– Меня всё устраивает. Кто-то же должен этим заниматься! – С шумом ставлю на стол противень с запечённой рыбой и сажусь на своё место. Раздражает, что родной отец не принимает меня такой, какая я есть.

– Мне не даёт покоя один факт: зачем нужно было убивать бедную девушку? – Павел переводит взгляд на меня. – Слушай, Ян, – говорит он медленно, и его глаза расширяются, – а ведь он мог зайти не за тем, чтобы ограбить, а именно за тем, чтобы убить. Всё-таки преступник перерезал ей горло. Если бы он хотел просто ограбить, ну, воткнул бы нож в живот и сбежал. Так нет! Он же перерезал ей горло от уха до уха. – Павел проводит большим пальцем по горлу, показывая, как это сделал убийца.

– Господи, Паша! – перебивает отец. – Зачем рассказывать такие подробности?

– Простите, мне лучше думается, когда я ем. Вот и выдаю… Ещё раз простите.

– Стоп, Пашка! Ведь ты прав! – вскрикиваю я. – Как я сама не догадалась? – Он как будто совершает ритуал. Режет медленно, наслаждается моментом.

– Так, всё, Ян! Прекращайте это обсуждать. Мы собрались здесь по другому поводу. Оставьте свою работу до завтра. – Матвей толкает меня локтем.

– Да… Простите. Но это очень важно! – От волнения не могу усидеть на одном месте, встаю и начинаю ходить по комнате. Так мне лучше думается. Кусаю губы. – Давай проверим эту версию. Нам нужно найти все дела с подобными случаями.

Горин вытаскивает блокнот из нагрудного кармана рубашки и что-то быстро записывает.

– Ян? Идёмте чай пить? – Матвей подходит ко мне и останавливает объятиями.

– Да, идёмте. Папуль, вечер-то какой! – Обнимаю за шею подошедшего к нам отца. Стоим, обнявшись втроём.

«Счастье есть. Оно в простом: вот в этих объятьях, встречах, родных глазах, улыбках, понимании, любви, добрых словах».

Наши посиделки заканчиваются за полночь. Павел вызывает такси и уезжает первым. Отец, не желая оставаться у нас, тоже вызывает такси, объясняя это тем, что ему нужно срочно что-то доделать в лаборатории.

– Машина подъехала, – говорит Матвей, накидывая мне на плечи кардиган. Все вместе мы направляемся к калитке.

Я пропускаю вперёд папу и выхожу следом за ним на улицу. На дороге, метрах в пяти от дома, стоит белый автомобиль. Мы не спеша идём к машине, я держу отца под руку. На улице тихо. В окнах соседних домов уже погас свет. Только лай собак оживляет эту спокойную летнюю ночь.

Внезапно слышится рёв приближающегося мотоцикла. Из-за поворота на бешеной скорости резко вылетает мотогонщик. Я настороженно останавливаюсь, торможу отца и всматриваюсь в темноту. Быстро приближаясь, мотоцикл равняется с такси.

В руке мотоциклиста я замечаю оружие. Автомат! Он целится в нас. Доля секунды: я толкаю отца на землю и успеваю крикнуть Матвею:

– Ложись!

Автоматная очередь прошивает мой живот. Зверская боль бьёт, как удар тока. Я теряю равновесие. Всё гаснет.

Глава 3

Шум в ушах затихает.

Ка-ар-р-р!

Поднимаю голову. На ветке дерева, недалеко от лавочки, на которой я сижу, пристроился огромный чёрный ворон. Поглядывая на меня, он переминается с ноги на ногу и поправляет крылья. Я как будто включаюсь, настраивая фокус. Сознание проясняется. Все цвета становятся ярче. Появляются звуки: пчёлы, птицы, шум ветра, шелест листьев. Не сразу, постепенно. Как будто их кто-то добавляет.

Держу в своих руках чашку с кофе. Недалеко от меня знакомая фигура в белом костюме. Человек оборачивается, смотрит на меня. Подходит и садится рядом на лавку. Очень близко. Так близко, что его рука касается моей.

– Пришла в себя? – спрашивает Серёжа, глядя в глаза. – Зрачки в норме, взгляд ясный. – Отворачивается.

– Наверное, да, – отвечаю, прислушиваясь к себе.

Задумываюсь: «С того момента, как меня избил Маньяк, до этого самого момента я ничего не помню».

– Сколько времени прошло с той ночи? – трогаю рёбра. Болят, но двигаться могу.

– Недели две. Меня отправили в отпуск. Принудительно, понимаешь?

– Не очень.

– После той ночи… Главный всё узнал. В общем, ты должна делать вид, что ты овощ. Поняла?

– Я пока плохо соображаю, и мне не приходится делать вид.

– Единственный способ действительно не превратиться в овощ – это выйти отсюда, – Сергей понижает голос и говорит полушепотом.

– И как я отсюда выйду? – спрашиваю тоже шёпотом.

– Тебе нужно бежать. Эй, Коля, оставь цветы в покое. Рвать нельзя! – кричит Сергей, вскакивая с лавочки, и бежит к ползающему по клумбе Коле.

«Бежать» – эхом звучат в голове слова бородатого. Пытаюсь вспомнить, кто я. Но кроме того, что меня зовут Яна, – ничего. Провал. Пустота. Стою на краю пропасти, и одиночество скулит в моём сердце, как побитая собака. Сергей берёт меня под руку и помогает встать с лавочки.

– Я не пойду туда. – Хватаюсь рукой за спинку, слёзы отчаяния застилают мои глаза.

– Ян, ты справишься.

Сил сопротивляться рослому мужчине нет. Послушно иду за ним.

Проходит несколько дней, и я постепенно прихожу в себя. Благодаря тому, что Сергей дежурит всё это время и не пичкает меня таблетками, моё сознание проясняется. Рёбра потихоньку заживают.

– Выходим на завтрак, – слышу знакомый голос Фашистки.

«Началось!»

Моя соседка, подпрыгнув как ошпаренная, подлетает к двери и нетерпеливо пляшет возле неё, ожидая, когда отопрут. Дверь открывается, и Ведьма, выскочив, бежит по коридору, громко шаркая тапочками.

Я неспешно и очень аккуратно накидываю халат. Опираясь рукой о спинку кровати, медленно встаю. Иду в столовую.

Моя компания уже в сборе. Бритва исподлобья наблюдает за Фашисткой, стоящей у входной двери. Я наблюдаю за Бритвой. Иногда мне кажется, что она притворяется больной и что на самом деле эта женщина вполне нормальная. Тогда зачем она здесь?

– Как себя чувствуешь? – Вопрос впивается уколом яда прямо мне в сердце.

Узнаю этот мерзкий голос. Оборачиваюсь. Позади, нависая надо мной, стоит он – тварь, сломавшая мне рёбра. Я вздрагиваю. Уловив страх в моих глазах и заметив дрожь в теле, он расплывается в зловещей, самодовольной улыбке.

В этот момент внутри меня что-то обрывается. Страх сковывает тело. Смотрю на Маньяка и не могу произнести ни слова. Он переводит взгляд на мои руки.

– Боец! – ухмыляется он, качая головой. Мои руки, сжатые в кулаки, лежат на столе. – Не напрягайся так сильно, а то рёбра заболят, – наклонившись, шепчет он мне в ухо.

«Это не человек. Это дьявол!»

Коля сидит, не шевелясь, уткнув взгляд в свою тарелку, боясь поднять глаза на эту сволочь. Я не могу вымолвить ни слова. Он победил, сломал меня. Я вся дрожу. Маньяк усмехается и, распрямляя спину, идёт к выходу.

– Я убью его, – вдруг произносит Бритва низким, похожим на мужской голосом. В нём столько силы, ярости и холодной уверенности, что, кажется, она действительно может это сделать.

Перевожу взгляд на Бритву. Она продолжает спокойно есть свою кашу.

– Ты что-то сказала? – удивлённо спрашиваю, глядя на её невозмутимое лицо. Так и не дождавшись ответа, беру ложку и ем мерзость, что лежит у меня в тарелке.

На прогулке подхожу к Бритве, рисующей что-то палкой на песке. Присаживаюсь рядом с ней на корточки.

– Слушай, ты давно здесь? – тихо задаю вопрос.

Бритва медленно поворачивает голову и смотрит на меня пустым взглядом.

– Ясно, – вздыхаю.

– Я убью его, – повторяет она, медленно проводя большим пальцем по своей шее от уха до уха. В её глазах на мгновение вспыхивает огонь. Само зло из преисподней смотрит на меня. Чувствую, как мурашки расползаются по рукам, шее и голове.

– Я помогу тебе, – шепчу, наклоняясь к Бритве.

Значит, он и над ней издевался. От мысли, что Маньяк будет страдать или даже умрёт, на душе становится приятно. На лице Бритвы на секунду появляется слабая тень улыбки. И сразу гаснет. Она вновь погружается в свои размышления, продолжая водить палкой по песку.

После ужина, продолжая пребывать в мутном сознании, пытаюсь посчитать, когда Маньяк заступает на дежурство в наше отделение. Чтобы не забыть и не сбиться, карябаю ногтем побелку на стене за кроватью: «С» – три чёрточки, значит, Сергей дежурил три дня. Сегодня заступила «Ф» – Фашистка, она тоже будет работать три дня. Потом – «М». Меня всю передёргивает. Нужно как-то попасть в столовую и взять нож. Любой ценой.

Встаю, подхожу к Ведьме. Тормошу её за плечи. Долго не могу разбудить. Наконец она просыпается, садится и смотрит на меня недоумевающими сонными глазами.

– Слушай меня внимательно, – произношу с надеждой, что она хоть что-то соображает. – Завтра, когда зайдёт Фашистка, ты должна обнять её за шею очень крепко и держать. Это такая игра. Поняла меня? – Смотрю ей в глаза и медленно повторяю: – Когда Фашистка подойдёт и протянет таблетки, ты кинешься ей на шею, вот так, – обнимаю Ведьму за шею, притягиваю к себе и крепко держу. – Поняла?

Отпускаю. Та машет головой и снова укладывается, отвернувшись лицом к стене. Спустя две минуты она уже храпит. В этот момент я сама себе кажусь смешной и жалкой: «Нашла подельника!»

На прогулке застаю Бритву за тем же занятием, что и вчера. Присаживаюсь рядом с ней на корточки. Та, не обращая на меня никакого внимания, продолжает рисовать круги на песке. Хочу спросить, за что она хочет убить Маньяка, подвергалась ли она насилию со стороны этого монстра. Но не решаюсь заговорить с ней об этом. Немного посидев рядом, возвращаюсь на лавочку. Тревожно. В таком состоянии сложно собраться с мыслями.

Из коридора доносится приближающийся к палате знакомый стук каблучков.

– Сегодня играем в обнимашки! – тихо напоминаю Ведьме.

Та, вскакивает и хлопает в ладоши, как маленькая девочка, которой дали конфетку.

«За конфетку она бы задушила эту тварь!»

– Как дела, дорогуша? – улыбаясь, спрашивает Фашистка.

Меня выворачивает наизнанку от этого слова «дорогуша». Ничего не отвечая, беру протянутые мне таблетки. Кладу себе на язык, запиваю водой. Фашистка заглядывает мне в рот, а я заглядываю в её правый карман, где лежит связка ключей. Она подходит к Ведьме и протягивает таблетки. Ведьма берёт их, быстро запихивает себе в рот, вскакивает с кровати и повисает на шее Фашистки. От неожиданности та роняет стакан с водой на пол и пытается освободиться от объятий. Я грациозно соскальзываю с кровати и незаметно, как бывалый карманник, двумя пальцами вытаскиваю ключи. Вернувшись на место, кладу их себе под подушку.

На крик прибегает Василий – верный слуга и оруженосец. С размаху наносит удар резиновой дубинкой Ведьме по почкам. Та, взвизгнув от боли, отпускает шею Фашистки и, скуля, отползает в дальний угол кровати. Василий размахивается, чтобы ещё раз ударить, но я останавливаю его криком.

– Убивают! – ору на всё отделение

Он опускает свой «воспитательный инструмент» и скрывается за дверью. Через несколько секунд появляется уборщица с совком и веником.

Пока уборщица сметает осколки стакана в совок, Фашистка, зло оглядывает нас по очереди, тяжело дыша. Затем молча выходит. Слышу, как удаляются её шаги.

– Ты молодец! – Показываю Ведьме большой палец, поднятый вверх.

Она пытается улыбнуться, но в её глазах я вижу страх и боль. Она ещё долго сидит в одном положении, прижавшись к стене, потирая свой бок и боясь пошевелиться.

Теперь Василий появится только вечером, чтобы запереть двери. Ключи до этого момента нужно вернуть.

Выглядываю из-за двери. Всё тихо. Возвращаюсь и достаю ключи из-под подушки. На связке их всего пять: четыре от палат, один от столовой. Значит, от двери, которая ведёт в следующее отделение, ключ где-то в другом месте. Это хорошо, иначе бы уже хватились пропажи. На ключах от палат номера нанесены красной краской. Один ключ без надписей. Быстро иду по коридору. На посту никого нет. Подхожу к двери столовой, достаю из кармана ключи. Руки трясутся, таблетки начинают действовать. Роняю связку на пол. Звон бьющихся о кафель ключей оглушает меня. Сажусь рядом с дверью и, зажимая уши руками, зажмуриваюсь.

«Всё. Теперь они точно меня убьют!»

Спустя некоторое время открываю глаза. Я по-прежнему в коридоре одна. Быстро вставляю ключ в замочную скважину, поворачиваю, вхожу в столовую и прикрываю за собой дверь.

Работники кухни уходят после обеда. Ужин, чаще всего состоящий из кефира и галетного печенья, нам выдаёт дежурный. Крадусь по залу, стараясь не шуметь. Захожу на кухню. Всё убрано, никакой утвари. Подхожу к столу, дёргаю ящик – заперто на ключ. Сдерживаю крик отчаяния, готовый вырваться из моего горящего от досады горла. Дыхание учащается. Сердце стучит в висках.

«Всё зря!»

Ещё раз пытаюсь открыть ящик. Ещё, ещё. Продолжаю дёргать этот долбаный ящик, а по щекам текут слёзы. Меня начинает качать из стороны в сторону, всё плывёт перед глазами. Зажмуриваюсь и бью себя ладонями по щекам. Открываю глаза.

«Соберись! Где может быть ключ от этого ящика?»

Пытаюсь сконцентрироваться на этом вопросе. Открываю дверцы шкафов одну за другой. Шарю руками по полкам. Мне попадаются кастрюли, посуда, крупы в мешках, вазочка. Стоп! В ней что-то лежит. Опускаю руку в стеклянную вазочку с нарисованными вишенками, неглубокую, вроде той, что для конфет. Достаю небольшой ключик.

«Что я здесь делаю?» – верчу ключик в руке, но не могу вспомнить. Осматриваю кухню. Взгляд упирается в закрытый ящик стола. Подхожу и, качаясь, пытаюсь вставить ключ в замок. Сначала не получается. Присаживаюсь на корточки, делаю ещё пару попыток – ключ поворачивается. Встаю, выдвигаю ящик. Внутри: ножи, топорик, молоток. Всё это хранится под замком. Достаю маленький складной нож, завалявшийся на самом дне. Им точно не пользуются, а значит, никто его и не хватится. Закрываю ящик на ключ, возвращаюсь к открытым дверцам шкафов. Шарю глазами.

«Вот она, с вишенками!»

Бросаю ключик обратно в вазу, закрываю всё, как было, и ещё раз оглядываюсь. Голова кружится и плохо соображает. Главное – не вырубиться именно сейчас. Возвращаюсь, закрываю столовую. Украденную связку ключей вешаю на стенд у поста. Зайдя в палату, прикрываю за собой дверь и ложусь на кровать. Достаю нож из кармана и кладу под матрас.