Цитаты из книги «Семнадцать мгновений весны (сборник)», страница 3

Он вошел в хвойный лес и сел на землю. Здесь пробивалась робкая ярко-зеленая первая трава. Штирлиц осторожно погладил землю рукой. Он долго сидел на земле и гладил ее руками. Он знал, на что идет, дав согласие вернуться в Берлин. Он имеет поэтому право долго сидеть на весенней холодной земле и гладить ее руками.

Как можно словами выразить мою тоску и любовь?- продолжал думать он. -Они стертые, эти мои слова, как старые монеты. Она любит меня, поэтому она поверит и этим моим стертым гривенникам.

– Мне говорил племянник, – улыбнулась экономка, – что только русские кладут детей к себе в кровать…– Да? – удивился Штирлиц. – Почему?– От свинства…

Для Штирлица было едино горе Минска, Бабьего Яра или Ковентри: то, кто сражался против гитлеризма, были для него братьями по оружию. Дважды- на свой страх и риск- он спасал английских разведчиков в Голландии и Бельгии без всяких на то указаний или просьб. Он спасал своих товарищей по борьбе, он просто-напросто выполнял свой солдатский долг.

Последовательность целей- удел гения, действия которого подчинены логике. А бесконтрольная маниакальность фюрера, жившего в мире созданных им иллюзий, обрекла германскую нацию на трагедию.

Беременность делает красивой любую женщину.

Разведчик, если он оказывается в средоточии важнейших событий, должен быть человеком бесконечно эмоциональным, даже чувственным – сродни актеру, но при этом эмоции обязаны быть в конечном счете подчинены логике, жестокой и четкой.

– Кто из физиков или математиков, – горячился секретарь посольства, – приступает к решению задачи, надев на шею амулет? Это нонсенс.«Ему надо было остановиться на вопросе, – отметил для себя Штирлиц, – а он не выдержал – сам себе ответил. В споре важно задавать вопросы – тогда виден контрагент, да и потом, отвечать всегда сложнее, чем спрашивать…»

Призвание вождя - это величие нации! Удел вождя - скромность! Профессия вождя - точное соотнесение обещаний с их выполнением!

Мы будем свидетелями деградации профессии политика в том значении, к которому мы привыкли за девятнадцать веков истории. (Шелленберг)