Цитаты из книги «Звук и ярость», страница 2

- А сколько ему?

- Тридцать три исполнилось, - говорит Ластер. - Ровно тридцать лет и три года.

- Скажи лучше - ровно тридцать лет, как ему три года.

Каждый человек волен в самооценке но да не берется он предписывать другим что хорошо для них что плохо.

(пунктуация авторская)

Такие дни бывают у нас дома в конце августа - воздух тонок и свеж, как вот сегодня, и в нем что-то щемяще-родное, печальное. Человек - это сумма климатов, в которых приходилось ему жить. Так отец говорил. Человек - это сумма того и сего. Задачка на смешанные дроби с грязью, длинно и нудно сводимая к неизменному нулю - тупику страсти и праха.

Всякий живой лучше всякого мертвого но нет таких среди живых ли мертвых чтобы уж очень были лучше других мертвых и живых.

Когда я приехал сюда, то все твердил себе: они не нигеры, думай о них как о цветных; и хорошо еще, что я мало здесь с ними сталкивался, а иначе массу времени потратил бы и нервов, пока не понял, что к черному ли, белому – к любому человеку подойти всего лучше с его собственной меркой, – подойти и отойти.

"Не тогда безнадёжность когда поймёшь,что помочь не может ничто-ни религия,ни гордость,ничто,-а вот когда ты осознаёшь,что и не хочешь ниоткуда помощи."

По-моему, это логично, что люди, столько водя себя и других за нос при помощи слов, наделяют молчание мудростью.

Любезный, целлулоидный, как коммивояжер. Во все лицо белозубый оскал без улыбки. «Я уже о Квентине наслышан». Полно лицо зубов, но без улыбки.

Если человек вбил себе что в голову, то разубеждать его — пустое дело.

Отец говорит: человек – это совокупность его бед. Приходит день – и думаешь, что беды уже устали стрясаться, но тут-то, говорит отец, бедой твоей становится само время.