Правильные тосты

*****

Мы собрались здесь для того, чтобы выпить. Так выпьем же за то, зачем мы здесь собрались!

*****

Мы рождаемся с криком, а умираем со стоном. Так выпьем же за то, чтобы наша жизнь прошла со смехом!

Моё

*****

Как-то под конец лета поехал один мужик на природу. И решил по старой памяти пробежаться по лесу. Оставил жену с подругой у машины, перевязал шнурки на кроссовках и двинулся в путь. Сначала он просто быстро шел, разогревая мышцы, а потом побежал, постепенно наращивая темп.

«Почему-то безответственное ощущение, что ты сейчас побежишь, и бежать тебе километров пять или десять, и в конце дистанции будет спурт, и ты устанешь, и потом, недовольно гудя, будут гореть твои мышцы, – это ощущение важнее всего сейчас. Живешь, чтобы бегать? Бегаешь, чтобы жить? Какая разница?! Все это не имеет значения. Сейчас. А лес? С ним меня что-то роднит. Роднит. Роднит. Во всем этом есть какая-то правда», – слова обрывками мыслей проносились в голове, не касаясь языка.

Пробежав километров пять, он повернул на развилке и метрах в ста впереди увидел бегущего парня. И было в его манере бега, его одежде и внешности что-то до боли знакомое. Но мужик все никак не мог вспомнить – то ли встречал его, бегая по утрам в городском парке, то ли еще где-то. И мужик попытался нагнать парня. Бежал мужик нарочито шумно: задевая ветки, шаркая по тропе, громко отдуваясь. Но парень явно был намерен бежать сам по себе и не оборачивался, а нагнать молодого после пройденной пятерки представлялось делом сложным.

И тут парень, не замедляясь, на бегу стянул с себя майку. Мужика словно холодом обдало. И сразу вспомнилось, откуда это все: и бег такой, и внешность, и одежда. На спине парня под левой лопаткой розовел еще свежий шрам. Точно такой же, но почти теперь не заметный, был на спине мужика, и впереди него бежал, несомненно, он сам. И мужик решился любой ценой догнать бегущего впереди.

Вот уже и под ключицами ломит, и в боку колет, дыхание совсем сбилось, да и ноги того и гляди откажутся повиноваться. Но мужик упрямо метр за метром сокращал дистанцию.

Тропинка выходила из леса и вела к мосткам у лесного озера. Парень вбежал на мостки и с криком «Так будет всегда!» оттолкнулся от последнего пролета. И в этот самый момент мужик догнал парня – вспышка! – и в воду ныряет уже один человек.

Я желаю тебе бежать не от себя, а бежать к себе!

*****

Уже вторую неделю дядю Сидора мучила бессонница. И сейчас, когда пошел третий час ночи, сна у него не было ни в одном глазу. Осторожно откинув одеяло, он встал с постели. Подойдя к столу, взял спички и папиросы и направился к двери. Вдруг под ногой скрипнул пол, и дядя Сидор замер, прислушиваясь, не разбудил ли он кого-нибудь. Но в доме стояла тишина, лишь во сне глубоко вздохнула жена, да за печкой прерывистыми трелями, как бы разговаривая сам с собой, стрекотал сверчок. Выйдя в сени, дядя Сидор поежился от прохлады, надел старый драный плащ, запахнулся, сунул ноги в калоши и вышел во двор.

Спускаясь с крыльца, дядя Сидор споткнулся о забытую там лопату, и та звонко ударилась об отмостку дома. В ответ забрехал соседский пес. Свой же Джерри сейчас был в бегах – жена с вечера спустила его с цепи, и он удрал за забор. «Ну всех ей жалко», – Сидор немного сердился на жену. В прошлую субботу, по ее просьбе съездив к теще спахать огород, он вместо благодарности получил там в свой адрес одни замечания и колкости. Теща, полтора года назад похоронившая мужа, хотела переехать к дочери, а свой дом оставить только что женившемуся младшему сыну. Сидор же, зная характер «мамы», был резко против.

Сунув лопату под крыльцо, дядя Сидор пообещал себе не забыть о ней, обогнул дом и вышел в огород. Выйдя из-под раскидистой яблони, растущей за домом, дядя Сидор заметил, что в бане горит свет. Неожиданно в бане мелькнула тень и шевельнулась занавеска. «Что за черт?» – Сидор сбегал за лопатой и, держа ее наперевес, приоткрыл дверь бани. Никого. На цыпочках он прошел к двери в предбанник и резко дернул дверь на себя. Зажмурившись от яркого света, Сидор поначалу никого не увидел, но потом, привыкнув, заприметил на подоконнике кота Севку – любимца дочери. Кот, почуяв угрозу, пулей вылетел на улицу и, избежав пинка, скрылся в темноте. «На этот раз», – подумал Сидор, выключил свет и закрыл баню.

Обойдя кругом огород, он подошел к дому. По приставленной лестнице он поднялся до перекинутого через крышу трапа и залез на конек. Устроившись там на корточках, дядя Сидор наконец закурил. Конек крыши был излюбленным местом сына-пятиклассника. После того, как уволившийся в запас дядя Коля – сводный брат Сидора – подарил настоящий военный бинокль, сын и вовсе обосновался на крыше, проводя там с приятелями дни напролет. Да и сам Сидор любил смотреть с крыши – любовь, оставшаяся с того времени, когда и он был таким же сорванцом.

Папироса обожгла губы, и он бросил окурок вниз. Дядя Сидор поднялся во весь рост и взглянул на лежащую внизу деревню. Нигде не было видно ни огонька, деревни вообще не было заметно. Лишь темный массивный силуэт стоящей на холме реставрируемой церкви и приставленных к ней лесов выделялся на фоне звездного неба. Дядя Сидор подошел к краю крыши, скинул плащ и калоши, оттолкнулся и, как птица, полетел…

Желаю тебе, чтобы эта земля и этот воздух давали тебе силы жить, любить, работать и летать!

*****

«В воздухе нет времени. Если нет ветра, нет света. Когда луна и звезды за спиной. Нет тела, нет ни рук, ни ног. Поэтому неизвестно, красиво ли я лечу. Будь кто-то рядом, что бы он про меня сказал? Ничего. Не заметил бы. Не верится, что вообще что-то есть. Должно быть, такие же ощущения были у Бога. Интересно, а Бог сомневался, что ОН – есть?» – такие мысли проносились в голове у Сидора. Он летел, кружа над невидимой и, значит, несуществующей землей.

В воздухе Сидор никогда не занимался высшим пилотажем, не прибегал к пируэтам. Он просто летел, планируя, плавно меняя высоту и разворачиваясь. Хотя, быть может, он просто висел в воздухе. Ведь не видно ни зги.

И вдруг все стало проясняться. Тонкой линией обозначился на востоке горизонт. Сидор стал терять высоту. Вглядываясь в неясные очертания земли, он долго пытался определить, где находится. Наконец, он разглядел полузаросшее озеро. «Ага, до рассвета успею», – подумал Сидор. Он никогда не знал, куда летит, но ни разу не отдалялся от дома. Сидор взял обратный курс.

Незамеченным, расплывчатой тенью со стороны восходящего солнца Сидор мягко опустился на крышу. Он подобрал свою одежду, сбросил ее вниз, спустился по лестнице и, стоя на влажной от росы траве, стал быстро одеваться. Летать в тельняшке и кальсонах все-таки было холодно. Запахнув драный плащ, Сидор направился к крыльцу. На ступеньках, свернувшись клубком, примостился кот. Сидор ласково потрепал кота по загривку. Севка поначалу дернулся, приготовившись дать деру, но, опознав хозяина и почувствовав, что ему ничего не угрожает, вальяжно зевнул, потянулся и опять устроился спать.

Сидор зашел в дом. В сенях он переоделся и снова вышел на улицу; достал из-под крыльца лопату и пошел в огород перекапывать клубнику.

Выпьем же за то, чтобы наши мечты устремляли нас к родной земле и не давали надолго от нее отрываться!

*****

В бушующем океане терпит бедствие корабль. Огромные волны кидают его из стороны в сторону, вода заливает палубу. В рубке – старый просоленный боцман и салага-юнга. Вдвоем еле-еле держат штурвал. Когда держать стало уже невмочь, боцман достал фляжку с ромом, выпил сам, дал хлебнуть юнге, крякнул и сказал:

– За тех, кому тяжело!

Наконец шторм стал настолько сильным, что судно уже не могло бороться и пошло ко дну. Вся команда погибла. Спаслись, ухватившись за бревно, только старый просоленный боцман и салага-юнга. Буря стихла, но моряки продрогли в холодной воде. Боцман достал фляжку с ромом, выпил сам, дал хлебнуть юнге, крякнул и сказал:

– За тех, кому тяжело!

В этот момент акула откусила боцману ногу. Но тот, продолжая держать фляжку, еще раз приложился к ней, дал хлебнуть юнге, крякнул и сказал:

– За тех, кому тяжело!

Так выпьем за тех, кому тяжело будет завтра!