Читать книгу: «Повелительница Рун», страница 4

– Но…

– Никаких «но», всё так, как и должно быть. А вам следует отыскать вашу названую мать и спросить о той ночи, когда вас нашли. Мне кажется, ей есть что вам рассказать.

Айрин отдёрнула руку. Почему паутинка приклеилась к перчатке чужеземки, а теперь и к её ночнушке?

– Я всем расскажу, чем вы здесь занимаетесь, – пригрозила Айрин.

– Не сомневаюсь, что ты попытаешься это сделать, но у тебя ничего не выйдет, – сказала чужеземка. Её голос внезапно прозвучал очень внушительно. – Нет, долгое время ты не сможешь никому ничего рассказать. И даже потом, когда тебе это удастся, никто тебе не поверит. А теперь иди спать. Тебе предстоят трудные дни.

Последние слова Рагне уже прошептала.

Паутинка осела на волосах Айрин, на её лице. Девушка с отвращением смахнула её, кивнула и, дрожа от холода, вернулась в свою комнату. Она принялась трясти Барена, пока тот не уставился на неё заспанным взглядом. Она собралась было рассказать, что видела, та картина была прямо здесь, в её голове, но какая-то нечёткая, почти как во сне. Ей не удалось даже приблизительно облечь её в слова, фразы вертелись на языке, но Айрин не могла их произнести.

– Крысы, – наконец выговорила она.

– И завтра они будут здесь, – пробормотал Барен, отвернулся и заснул.

Айрин не находила себе места. Нужно что-то сделать! Но что? И – почему? Потому что ей приснилась чужестранка? Это же был сон, да?

* * *

Рагне смотрела вслед девчонке, когда рядом с ней возник Цифер, ведя за собой осёдланных лошадей.

– Почему мне нельзя убить её? Она же может нас выдать!

– Она попытается это сделать, но на этот раз я направила колдовство прямо на неё. Когда девчонка освободится от чар, нас уже и след простынет, а твои друзья завершат дело. Отличная работа. Ты воистину принц крыс, мой друг!

– И мне нечего им дать, кроме смерти, – мрачно пробормотал Цифер.

Рагне провела рукой по чёрным защитным знакам на боках лошади, когда садилась в седло. Они защитят её от проклятья, которое Цифер наложил на деревню.

Они пришпорили коней и погнали их в холодную ночь, и уже скоро спящий Хальмат остался далеко позади.

Колдовская чума

На следующее утро Айрин встала с трудом.

– Я, конечно, уже привыкла, что твоего брата приходится будить трижды, но чтобы тебя! – ругалась Грит. – Поднимайся же! Полы надраить, залы проветрить, работа сама собой не сделается. Да что с тобой стряслось, Айрин Дочь Ворона? Неужто заболела?

– Нет, нет, всё хорошо…

Айрин зевнула. Она не могла по-настоящему проснуться и всё ещё находилась под гнётом странного сна. Ей снились крысы, пауки и тёмные фигуры в хлеву, но едва она пыталась в точности вспомнить кошмар, как видения тут же улетучивались.

– А как чужестранка? Она ещё здесь?

– Нет, уехала, прямо посреди ночи. Но оставила немаленькую сумму серебром и ещё написала несколько строк, которые я, правда, не могу прочитать. Придётся подождать, пока дядюшка проснётся, тогда узнаем, что там написано.

Айрин выскочила из постели.

– Наконец-то действительно хорошая новость!

Грит сморщила нос:

– Что эта госпожа тебе сделала? У нас испокон веков не было такой щедрой гостьи. Ты же не ревнуешь к ней?

Айрин собралась было возразить, но промолчала. Очевидно, никто, кроме неё, не увидел в чужестранке опасности и никто, кроме неё, не мог знать, что она руками Барена натворила. Айрин оставалось лишь радоваться новости, что Рагне фон Биал покинула «Голубой дракон» и Хальмат. А ещё Айрин чувствовала, что она непременно должна поговорить об этой странной гостье с Нуррой.

Навестить крёстную ей удалось только ближе к обеду. Хотя был черёд Барена относить похлёбку, которую повар Лель каждый день оставлял для старухи, Айрин отправилась сама.

– Куда же делся твой брат? – проворчала старуха.

– У него сегодня много дел, – объяснила Айрин.

– Надеюсь, он помнит, что собирался наколоть мне дров. А ты садись-ка к печи да обогрейся, пока есть жар.

– Но, крёстная, я ведь тоже могу наколоть тебе дров.

– Не сомневаюсь, но нам обеим есть о чём поговорить.

Нурра поставила горшок на плиту и долго не отводила взгляда от пахнущей горохом и салом похлёбки.

– О чём же? – поинтересовалась Айрин, но не получила ответа. Какое-то время тишину в хижине нарушало лишь бульканье похлёбки на плите. Айрин покашляла. – Странно, но и у меня такое чувство, что мы должны о чём-то поговорить, вот только не знаю о чём.

– Что? – Нурра очнулась от своих мыслей. – Ах, хватит и того, что я знаю. Однажды я поклялась хранить тайну. Именем Фронара и Умоны принесла клятву, но вчера нарушила её.

– Что за тайна, крёстная?

Нурра пристально посмотрела на неё:

– А то, что я нарушила священную клятву, тебя, по-видимому, не тревожит? Теперь неизвестно, найду ли я когда-нибудь дорогу из царства мёртвых к пиршественному столу богов. – Её взгляд смягчился и стал печальным. – Речь идёт о тебе и твоём брате и о той ночи, когда вас оставили на пороге нашего трактира.

– Ты всегда говорила, что нас просто подбросили… – медленно произнесла Айрин. Она чувствовала, как что-то предостерегающе колотится у неё в груди. Сердце билось всё быстрее. – Если это касается нас двоих, мне нужно привести сюда Барена.

– Нет, не надо. С тобой говорить уже тяжело, а от простодушного взгляда твоего брата я и слова не смогу вымолвить. Мне стыдно, что все эти годы я обманывала вас.

Она взяла деревянную ложку и тщательно перемешала похлёбку.

Айрин уставила на ложку. Нурра никогда не была особенно пылкой названой матерью, и всё же она была доброжелательна и всегда честна, несмотря на свою ворчливую натуру. О каком обмане она говорит?

– Меня прощает лишь то, что я очень смутно помню ту ночь. Вас не подкинули. Кто-то передал вас, двух маленьких крикунов, мне и дядюшке. И дал ещё кучу денег и письмо. Мы с дядюшкой должны были поклясться, что никогда не расскажем о той ночи. Как и требовалось, мы всегда утверждали, что нашли вас на пороге трактира. Видят боги, я так часто твердила это, что в конце концов поверила сама. И только вчера с появлением здесь этой странной госпожи я снова вспомнила, что это была женщина. Она много плакала и потребовала от нас принести клятву, но её лица или даже имени я не помню.

Айрин, раскрыв рот, во все глаза глядела на Нурру. Она никак не могла взять в толк, о чём говорит старуха, и вместо этого спросила:

– Рагне фон Биал была у тебя?

– Она, казалось, не на шутку заинтересовалась вами и как-то уговорила меня выболтать старую тайну. Нарушенную клятву не восстановить, и раз уж я рассказала ей всё, что знаю, пора поведать тайну и тебе.

– Ты говорила ей что-то о куче денег и… письме?

– Да, надеюсь, Гренер Стаак ещё хранит его, чего вряд ли скажешь о деньгах. Он наверняка давно уже их просадил.

– А письмо?

– На нём были написаны ваши имена, Гренер прочёл их мне. Ниже был отмечен день, когда мы должны передать письмо вам. Помню, тогда я ещё подсчитала, как ужасно далёк этот день… Тогда я впервые держала вас на руках, а вы глядели на меня своими большими глазами. Теперь, когда я больше не могу убеждать себя, что забыла условленный день, я должна сознаться, что он был в прошлом году, в ваш шестнадцатый день рождения. В тот день Гренер Стаак был здесь. Он запретил мне когда-либо говорить с вами об этом.

Нурра на миг умолкла. В хижине пахло горелым. Похлёбка…

– Надеюсь, ты сможешь меня простить.

Айрин видела в глазах Нурры страх. Девушка сидела, открывала рот, но не могла произнести ни слова. На неё враз обрушилось столько всего. Их не подбросили, а отдали, и есть письмо, в котором наверняка написано, откуда они. Её названая мать скрыла это от неё… из страха перед дядюшкой? Нет, его она никогда не боялась. Тогда почему? Не говоря ни слова, Айрин вышла из хижины. Нурра не пыталась её удержать.

Айрин прошла через деревню. У кузницы её окликнул мастер Рамольд. Она не услышала. Хальмат остался у неё за спиной, когда она взобралась на курган. Потрёпанная ветром сосна пустила там корни. Айрин села под деревом, оперлась на искривлённый ствол и уставилась невидящим взглядом на Серогорье. В её мыслях и чувствах царила полная неразбериха. Айрин ощущала жгучий гнев, но было что-то ещё – холод, сидящий камнем в груди и мешающий двигаться. Даже дышать было трудно.

Дядюшка взял за них деньги, а теперь заставляет отрабатывать мнимые долги, платя жалкие гроши? И что было в том письме, которое от них утаила крёстная? Дядюшка тоже скрыл, но, разумеется, у него были на то причины. Он обокрал и обманул их. Всё в ней требовало пойти к нему, призвать к ответу и потребовать отдать деньги и письмо – но она продолжала сидеть. Гренер Стаак был не из тех, кто легко во всём сознается. И если сейчас она в страшной ярости потребует от него ответа, он не только будет всё отрицать, нет, он ещё, может, уничтожит письмо – доказательство против него. Или он уже давно это сделал? Айрин обняла колени. Что ей сказать брату? Она долго сидела под сосной и совсем не заметила, что замёрзла.

– Что с тобой? – спросил знакомый голос.

За спиной стоял Барен и, скрестив руки, внимательно наблюдал за ней. Северный ветер гнал одинокие снежинки по вечнозелёному холму.

– Ничего, – ответила Айрин.

– Ну, это «ничего» принесёт тебе кучу неприятностей. Дядюшка уже три раза спрашивал о тебе, и вовсе не потому, что беспокоится. Наверняка сегодня он тебе ничего не заплатит.

– Он ничего… – начала было Айрин, но замолчала.

– Сестра, скажи, что с тобой? Ты вся дрожишь, – сказал Барен, снял плащ и накинул ей на плечи. – Что-то случилось?

Она посмотрела на брата и помотала головой. Барен был само спокойствие, но если его разгневать, мог натворить глупостей. Айрин решила сперва выяснить, что было в том письме.

* * *

– Сегодня ты не получишь ни геллера, – вместо приветствия сказал ей Гренер Стаак, когда она вернулась в «Голубой дракон». Айрин пришлось прикусить язык, чтобы не выплеснуть на него весь накопившийся гнев. Она не собиралась решать вопрос у всех на виду, не раньше чем обсудит это дело с братом. Но Айрин понятия не имела, что ему скажет. Она проглотила злость и принялась за работу, надеясь придумать, что делать и что сказать.

В этот день трактир снова был полон и гости долго не расходились. Таинственная чужестранка уехала, а когда дядюшка и кузнец рассказали, что она исчезла тайно, но при этом щедро расплатилась за комнату и конюшню, любопытство жителей разгорелось ещё сильнее. Высказывались причудливые догадки, зачем она приезжала, а вахмистр Хуфтинг, который подозрительно часто подходил к Айрин, чтобы наполнить свой кубок, задирал нос, утверждая, что знает точную причину, но ни за что её не выдаст. После того как мукомол пожаловал ему два кувшина пива, он выболтал, что чужестранка осматривала пастбища для одного крупного торговца скотом.

– И я сказал, что лучше лугов Хальмата с их сочной травой ей не найти. Не забудьте про меня, когда на нашу деревню вдруг прольётся дождь из крон!

Торговец скотом Тракс, тоже сидевший в этот вечер в дальнем зале, осторожно выразил сомнение в правдивости истории Хуфтинга, ведь в конце концов госпожа ни разу не покидала деревни, чтобы осмотреть земли. Этим он настроил вахмистра, мечтавшего о будущих богатствах, против себя – по крайней мере на этот вечер.

В остальном говорили о привычных плохих новостях: в близлежащих деревнях бушевала чума. По-видимому, из-за этого заезжие торговцы объезжали Хорнталь стороной, а Эльхен, сумасшедшая служка при храме, понимающая волю богов, предрекала, что поля высохнут, а год будет несчастливым. Больше новостей не было, разве что один из работников Ульхера нашёл за мельничным колесом трёх мёртвых крыс, умерших, однако, не от укуса собаки или кошки. Но эта загадка занимала гостей гораздо меньше, чем те легенды, которые слагали о сказочно богатой чужестранке и её всеми ожидаемом скором возвращении.

Айрин не спускала глаз с дядюшки, сидевшего в дальнем зале и делавшего вид, будто ничего не произошло. Она не могла сосредоточиться на работе, забывала принести заказы или же приносила не то. В конце концов Грит отправила её к стойке, где от неё было меньше вреда – правда, и там она разбила два кувшина, которые хотела только сполоснуть. Наконец, когда время было уже совсем поздним, выдалась возможность поговорить с Гренером Стааком. Айрин подкараулила его, когда он направлялся в спальню.

– Дядюшка Гренер, мне нужно с вами кое о чём поговорить.

– Говорить!.. Бабы всегда хотят только говорить! А когда нужно сказать лишь одно слово, «да» например, они немы как рыбы. Да, и как под венец идти, так выбирают другого! – бросил он ей, с трудом ворочая языком.

Айрин не испугалась:

– Речь идёт о той ночи, когда нас с братом здесь оставили. Как я узнала, было ещё письмо и кошель с деньгами.

Трактирщик воззрился на неё стеклянным взглядом, затем проговорил:

– Ничего там не было. Только два негодника, которые объедают меня и не хотят взять в толк, что за свой ночлег, платье и уйму горячей еды они должны работать. А теперь не мешай!

И он шатаясь побрёл в комнату и захлопнул за собой дверь.

На следующее утро Айрин проснулась от громкого карканья. Она распахнула окно и увидела большую стаю ворон, круживших над Хальматом. Она забеспокоилась. Позже Лель рассказал ей, что у одной из коров в хлеву выступила на морде пена и животное бьёт дрожь. Айрин отправилась проверить и увидела, что одна из коз тоже дрожит и едва держится на ногах.

Дядюшка отправил Барена к целителю, но парень вернулся ни с чем.

– Его жена сказала, что он ещё в Хайниме из-за эпидемии и вернётся не раньше чем через два дня.

– Мы не можем ждать так долго, – мрачно буркнул дядюшка и с топором направился в сарай. – И никому ни слова! – приказал он прислуге, вернувшись из хлева с инструментом, заляпанным кровью.

Но уже в полдень один из батраков крестьянина Лама рассказал вполголоса, что в хлеву последнего тоже болеют коровы. Ему запретили об этом говорить. Затем пришёл кузнец Рамольд и сообщил, что у двух его лошадей странная лихорадка.

Плохих новостей становилось всё больше, и после полудня стало казаться, что по меньшей мере одно больное животное было в каждом хлеву Хальмата. Повсюду находили мёртвых крыс.

– Что это за зараза? – вопрошал мастер Рамольд, когда вечером мужчины собрались в зале. – Она поражает коров и быков, свиней, коз и лошадей. Даже собаки, говорят, её подхватывают. Не знаю ни одной болезни, которая бы заражала всех животных подряд.

– В Хайминге вначале было то же самое, – мрачно заметил мукомол Ульрих.

– А в конце болезнь перекинулась на людей, – добавил кузнец.

– Видят боги, вы же не думаете! – воскликнул крестьянин Лам.

– Хватит молоть чепуху! – рявкнул Гренер Стаак. – Всё будет хорошо. Как-никак у нас есть защита.

Он указал большим пальцем в сторону своего амбара, в котором хранился рунический мешок.

– Однако ты и сам сегодня забивал скот, верно? – ехидно усмехнулся мукомол, а затем обеспокоенно спросил: – Быть может, руна больше не действует?

– Конечно, не действует! – воскликнул жрец Аба Брон. – Защита богов – вот, что вам нужно. Каждый день и год твержу вам, что мастер Маберик – шарлатан. Но год за годом вы суёте ему своё серебро и ничего за это не получаете!

– Звучит так, будто вы радуетесь нашей беде, Аба! – вскипел Ульхер.

– Вовсе нет! Я лишь призываю вас молить богов о защите и помощи. И подготовлю на завтра богослужение.

– Глупец! – прошипел сиплый голос у двери. Он принадлежал старой Нурре, впервые за долгие годы показавшейся в трактире. – Это колдовская чума заражает наш скот. Боги тут ничем не помогут.

– Глупая баба! – воскликнул жрец. – Лишь они одни и могут нас спасти!

– Вам бы хотелось, чтобы оно было так, – сухо заметила Нурра. – Неужели вы не поняли знаки? Мертворождённый телёнок, зима без снега? Я предупреждала вас!

Жрец звонко рассмеялся:

– О каких только бедах ты нас не предостерегала, старая карга, и ни одна из них нас не настигла.

– Это колдовская чума, – настаивала Нурра, мрачно уставившись на священника.

– Вздор! Нелепая болезнь из легенд, которая исчезла так же давно, как драконы и повелитель ведьм! – воскликнул Аба Брон. – Нет, это кара богов, которые чувствуют, как слаба ваша вера!

– Так, значит, это боги ниспослали болезни на наш скот? – прошипела Нурра, качая головой.

– Чужестранка! – в наступившей тишине воскликнула Айрин. – Разве не странно, что она тайком уехала, а потом заболели наши животные?

– Просто смешно, – хмыкнул дядюшка.

– В самом деле… хотя она и притворялась, что не интересуется скотом, – протянул вахмистр Хуфтинг.

– Но она всегда давала приличные деньги, – заметил Лель за стойкой.

– Тот, кто даёт большие деньги, как говорится, не может иметь дурных намерений, – согласился с ним Хуфтинг и этим, казалось, выразил общее настроение в зале.

«Как они могут быть так слепы?» – поражалась Айрин.

– Однако руны, проданные мастером Мабериком за большую цену, не действуют, – злился Ульхер. – Или вы убрали их оттуда, Гренер Стаак?

– Сегодня утром я сам проверял, мешок висит там, где ему и полагается! – прогремел дядюшка.

Затем жрец снова начал призывать на службу и жертвоприношение богам, чтобы отвратить ещё бóльшую беду. Айрин искала взглядом брата. Барен, бледный как смерть, стоял в углу. Он с мольбой посмотрел на неё, и она поняла, что он собирается во всём сознаться. Она предостерегающе молча покачала головой. Мужчины кипели от гнева, хотя эпидемия только началась, и их гнев ни к чему хорошему не приведёт.

Барен заметил её взгляд, но всё-таки выступил вперёд, набрал в грудь воздуху – и был прерван Нуррой. Она приблизилась к столу самых уважаемых жителей и сказала:

– Я тут не из-за чумы. Нам нужно кое-что обсудить, Гренер Стаак. То, что нельзя больше откладывать.

– Сумасшедшая старуха, оставь меня в покое! – крикнул дядюшка.

Нурра не сдвинулась с места и с вызовом воззрилась на него. Наконец, он поднялся и пошёл за ней в свою комнату наверх.

Айрин дала Барену знак следовать за ними.

– Что случилось? – спросил он, поднимаясь по лестнице.

– Важные новости, Барен, важные новости, – прошептала она в ответ.

– Настало время рассказать им всё, что мы знаем, Гренер Стаак, – начала Нурра.

– Что знаем?

– Про ту ночь, когда мы увидели их в этом доме.

– Они лежали на пороге, а я совершил глупость, отнеся их в дом. С тех пор они разоряют меня!

– Всё это неправда, и вы это знаете. Расскажите им о письме и тяжёлом кошеле с деньгами.

– Письме? Той записке с именами? Ничего другого там не было.

– Оно было запечатано, – прошипела Нурра.

– Но печать была сломана, а конверт пуст, провалиться мне на этом месте, если вру! – прогрохотал Стаак. – А в кошеле лежало несколько геллеров, которых едва хватило бы на пару-тройку обедов.

– В нём было много серебра, – возразила Нурра.

– Ты обвиняешь меня во лжи, стерва? – вскинулся трактирщик и угрожающе навис над ней.

– Мне кажется, вы кое-что забыли, Стаак.

Он грубо схватил её за горло. Барен попытался остановить его, но дядюшка был силён, как медведь, и яростно отшвырнул брата Айрин. Тот пролетел через комнату и, сильно ударившись плечом о стену, со стоном упал. Однако Стаак всё же разжал хватку.

– Нет никакого письма и никогда не было! – взревел он.

– Тогда покажи мне конверт, дядюшка, – тихо попросила Айрин.

Он приблизился к ней на несколько шагов, лицо его исказилось от гнева.

– Его больше нет. Выбросил, потому что, кроме ваших имён, на нём ничего не было. Или ты будешь утверждать обратное, Дочь Ворона?

Хмельной запах ударил в нос Айрин – дядюшка выпил слишком много.

– Она уж точно не может этого помнить, а вот я – да, – упорствовала Нурра.

Гренер Стаак обернулся:

– Старая несносная баба! Так ты благодаришь меня за мою многолетнюю доброту и милосердие? Клевеща на меня и оскорбляя? Прочь с моих глаз, иначе я за себя не ручаюсь!

Айрин помогла брату подняться и тут же удержала его – тот готов был с кулаками накинуться на дядюшку.

Вдруг дверь открылась и на пороге появился вахмистр Хуфтинг.

– Случилась беда, о которой мне следует знать? Кажется, сквозь стены этого почтенного трактира я слышал громкий спор и крики оскорблённых. Фройляйн Айрин, всё в порядке? – спросил он.

– Это дело вас не касается, Хуфтинг! – грозно набросился на него дядюшка.

Хуфтинг не шевельнулся.

– Касается, потому что я стою на страже справедливости и закона в нашей деревне. Хотя поднялся я сюда по другой причине. Мужики решили проверить, на месте ли мешок с руной. Вы пойдёте с ними, Стаак?

– Я уже сказал, что он там. Видел его своими глазами!

– Я не тот, кто усомнился бы в вашем зрении, и, вероятно, остальные тоже не сомневаются, что видите вы прекрасно. Однако поступают они так, питая сомнение, а может, даже придя в отчаяние. Это короткий путь к всеобщему успокоению. Позвольте нам по нему пойти.

Дядюшка утвердительно кивнул, бросил на брата с сестрой, но прежде всего на Нурру, мрачный взгляд и, топая, спустился с Хуфтингом вниз по лестнице.

– О каком письме речь? – спросил Барен, потирая ушибленное плечо.

Айрин объяснила ему в нескольких словах.

– Значит, есть письмо от нашей матери? А деньги дядюшка прикарманил себе?

Нурра тяжело вздохнула:

– Я бы сказала, что он обокрал вас, жаль, доказать этого не могу.

– И что нам теперь делать?

– Нужно найти письмо, – решила Айрин. – Оно покажет, что мы ничего не должны дядюшке. И тогда мы будем свободны и сможем от него уйти.

– Наверняка он прячет его в своей спальне в сундуке, если не выбросил, – сказала Нурра.

– Его сундук всегда заперт, – вздохнул Барен.

– Тогда мы отыщем ключ, – заявила Айрин.

– Если он нас поймает, то убьёт, – сухо ответил брат.

– Тогда искать буду я. Я и без того уже стою одной ногой в могиле, – промолвила Нурра.

Но брат с сестрой не согласились с ней.

Внизу снова стало шумно. По-видимому, мужчины вернулись из сарая, убедившись, что рунический мешок на своём месте.

– Надеюсь, они его не откроют, – проговорил Барен глухим голосом.

– Кто сделает такую глупость? – удивилась Нурра. – Даже этот жрец-простофиля знает, что нельзя открывать мешок с руной, если он закрыт.

Барен хотел что-то сказать, но Айрин перебила его:

– Лучше иди домой, крёстная, и отдохни. Дядюшка гневается, а ты знаешь, как он непредсказуем, когда пьян. Лучше, если ты сегодня больше не попадёшься ему на глаза.

– Знаю, да боюсь, что вы получите взбучку, которая была уготована мне. Берегите себя, дети, и будьте осторожны.

* * *

Ночью брат с сестрой долго не могли уснуть, думая, что им делать.

– Как только получим письмо, сможем наконец уйти из «Голубого дракона», – размышляла Айрин.

– А с Нуррой что?

– Возьмём её с собой.

– С собой? Куда?

– Письмо подскажет.

– Может, и нет. Я вот не умею читать.

– Я знаю несколько букв. Я часто заглядывала за плечо дядюшки, когда он вёл счета.

– Но ведь там были одни цифры!

– Не только, – неуверенно возразила Айрин. Чтобы уметь читать, знать несколько букв недостаточно, и она это понимала. – Мы покажем письмо Абе Брону. Он прочитает его нам!

Барен словно и не слушал её. Он вздохнул:

– В любом случае завтра я расскажу Хуфтингу, что натворил. Я почти не сплю с того дня, а теперь ещё и колдовская чума напала на животных.

– Ещё рано выдавать тайну, Барен. Может, это и не из-за руны вовсе. Завтра жрец совершит большой обряд в деревне. Он будет просить о помощи Агга, бога пастбищ и стад, Фронара и Умону. Как знать, может, так отвратит беду.

– Уверен, что в Оксрайне и Хайниме тоже пытались это сделать. Но теперь там болеют и умирают даже люди.

– Если дядюшка прознает про руну, он забьёт тебя до смерти, а Хуфтинг не из тех, кто тебя защитит. И кто знает, может, обряды подействуют.

Барен покачал головой:

– Нам нужно послать за мастером Мабериком. Он единственный, кто сможет отвратить несчастье.

– И где посыльному его искать? Никто не знает, где он. Он приедет в Хорнталь на своей повозке только в начале весны, а до неё ещё много недель. Посмотрим, помогут ли обряды, Барен. А если найдём письмо, оно может защитить тебя от гнева дядюшки.

– Может, – вторил ей Барен, но в голосе его прозвучало отчаяние.

На рассвете следующего дня вся деревня собралась у храма неподалёку от кургана. Айрин удивилась, увидев целую толпу. В торжественной процессии участвовали даже старики и маленькие дети. Здесь была и Нурра, которая обычно не скрывала своего презрения к жрецу, и шла со всеми, невзирая на ледяной ветер и мороз. Впереди шествовал сам Аба. За ним следом, размахивая бронзовой курильницей, шагали кузнец и мукомол Ульхер. Они подходили к каждому дому и каждому хлеву. Аба, тоненько причитая, вымаливал милости у богов и бычьей кровью рисовал руны благодати на дверях и воротах.

– Никогда не замечала, что в деревне столько домов и хижин, – бросила продрогшая Айрин, спеша после обряда в трактир.

– Сейчас всё может получиться, – сказал Барен. – Вряд ли дядюшка сразу вернётся.

– Тогда прибери в пивной, а я поищу ключ, – распорядилась Айрин.

Сердце громко стучало в груди, когда она поднималась по лестнице в спальню дядюшки. Нажала на ручку – дверь заперта. Попробовала во второй и в третий раз, но безуспешно – дядюшка закрыл дверь.

– Он никогда не запирал дверь, – нахмурился брат.

– Наверное, догадывается, что мы что-то замышляем. Значит, ему есть что скрывать, то есть письмо ещё у него.

– Почему он раньше его не сжёг?

Айрин наморщила лоб: она и сама задавалась этим вопросом. Неуверенно она ответила:

– Может, это колдовство? Крёстная ведь уверяла, что помнит ту ночь смутно. Кто-то был там, хотя она и не знает, кто именно. Может, какое-то магическое заклинание мешает дядюшке сжечь письмо, какая-то руна или что-то вроде. Или он тогда принёс клятву, которую не хочет нарушать, – добавила она, поскольку не знала, возможен ли вообще такой вид магии.

– И что же нам делать? Теперь заперт не только сундук, но и дверь в комнату, в которой спрятан ключ.

– Что-нибудь придумаем, – решила Айрин. У неё уже появилась одна мысль – правда, рискованная.

Обычно в День богов жители Хальмата устремлялись после обрядов в «Голубой дракон», но на этот раз все спешили домой. Немногие, забредавшие позднее в трактир, приносили мрачные вести.

– У Ульхера погибло уже больше половины коров, и он подумывает выгнать оставшихся на пастбище, – рассказывал подёнщик. – Говорит, пусть они лучше замёрзнут и околеют с голоду, нежели дальше разносят колдовскую чуму в хлеву. Кажется, обряды нисколько не помогли.

Другой подёнщик поведал об околевших соседских козах, третий – об издохших лошадях. А в Мельничном пруду плавали трупы крыс.

Весь вечер в трактире царило подавленное настроение, дядюшка сидел совершенно один в дальнем зале и молча опустошал кувшин за кувшином.

– Наверное, не стоит ему больше ничего приносить, – заметил Барен, – или хотя бы разбавлять водку, как раньше делала Нурра, чтобы поберечь запасы. Разницы он уже не почувствует.

– Будет лучше, если он хорошенько напьётся, – тихо заметила Айрин.

– Но если он снова рассвирепеет…

– Справимся. Он должен спать крепко и глубоко, когда я буду искать ключ сегодня ночью.

– Ты хочешь прокрасться в его комнату, пока он там? – в ужасе воскликнул Барен.

– В таком случае дверь будет не заперта.

– Это слишком опасно, давай пойду я.

Айрин отдала бы всё за то, чтобы не ходить, но покачала головой:

– Нет, если он поймает тебя, то убьёт. Меня он никогда не колотил так жестоко, как тебя. Да и я, наверное, смогу как-нибудь отговориться.

– Всё равно это плохая идея.

– Знаю. Если есть идея получше, говори.

Но у брата никаких идей не было, поэтому они в смешанных чувствах наблюдали, как дядюшка постепенно хмелеет. Была уже глубокая ночь, когда трактирщик наконец упал в постель. Айрин, следовавшая за ним на безопасном расстоянии, с ужасом услышала, как тот, едва стоя на ногах, тщательно запирает дверь изнутри.

Следующим утром Айрин недовольно, но старательно вычищала пивную, когда в зал нагрянул один из работников мукомола Ульхера и мрачно сообщил, что самая младшая внучка мукомола тоже заразилась. Плохие новости следовали одна за другой: дохли телята, лошадей забивали, потом стало известно, что подмастерье сапожника Золла заболел. Немного позже Айрин узнала, что жена кузнеца Рамольда слегла из-за лихорадки, а престарелый отец крестьянина Лама при смерти. Она чувствовала, как на Хальмат опускается парализующий страх. Лишь вахмистр Хуфтинг мрачно шагал взад-вперёд по улице и время от времени вытаскивал меч, словно им можно было обратить чуму в бегство.

– Боги знают, это всё болезнь и проклятие, – угрюмо пробурчала Грит. – Она настигает что зверя, что человека. Теперь, похоже, сбывается то, что предвещала столько лет старая Нурра. В Хальмат пришёл повелитель ведьм.

– Вряд ли он сам, – возразила Айрин. – Но, может, здесь побывала его служанка.

Грит покачала головой:

– Что тебе сделала благородная дама, что ты её подозреваешь? Никогда я не встречала более любезной гостьи, да ещё и благородных кровей.

Айрин понемногу охватывало отчаяние: казалось, никто, кроме неё, не хотел признавать, что эта чужеземка вела себя странно.

– Хватит начищать полы, – бросил дядюшка, появившись к обеду в пивной. Взгляд у него был стеклянный. – Пока в деревне бушует колдовская чума, никто не придёт.

– Видят боги, я всё же надеюсь, что это не чума! – воскликнула Грит.

– Глупая баба, а что по-твоему? Разве Лель не говорил тебе, что у нас сдохла последняя корова, да и коз скоро не останется? Идите и приведите в порядок сукно. Нам скоро понадобятся траурные одежды.

И ушёл в подвал.

– Давай закончим с полами, а о сукне пока думать не будем, – прошептала Грит.

Но Айрин бросила щётку и тряпку и помчалась в спальню дядюшки. Комната вновь была заперта. Айрин поспешила назад и едва взялась за работу, как Гренер Стаак вернулся, неся два больших жбана с водкой. Трактирщик плюхнулся на стул, открыл первый жбан и сделал большой глоток, затем отставил посудину и прогремел:

– Несносные бабы, что я сказал о сукне?!

Грит сделала знак Айрин, и они направились в кладовую, где хранилось хорошее сукно.

– У кого работы нет, везде её ищет, – пробурчала Грит, просматривая серые траурные платья. – Все в отличном состоянии, почти новые. Да и обряды по старику Золлу были всего шесть месяцев назад, платья будут ещё впору. Разве что Барену, наверное, не подойдёт – сильно вымахал и стал косая сажень в плечах. – В ярости она бросила платье на ближнюю скамейку. – Грех мерить платье до чьей-то смерти. Непременно быть беде.

– Не наш это грех, а дядюшкин, ведь он ждёт не дождётся плохих новостей.

– Да, от года к году или даже день ото дня с ним всё тяжелее. А о чём вы недавно говорили с Нуррой?

– Лучше тебе не знать, Грит. Иначе ввяжешься в спор, который к тебе не относится.