Читать книгу: «Студенты Cингулярности», страница 2

Ровно за тринадцать секунд до звонка Томас и Альберт ворвались в аудиторию и свалились на ближайшие к ним места. Закончив с этой формальностью, у них теперь было полтора часа, которые можно было посвятить любым занятиям. Пока профессор рассказывал об особенностях формирования кристалла во влажных средах с кислой почвой, Альберт довершил свой завтрак, а Томас изучил свой доклад, который позже должен был зачитать Барлоу. И до следующего звонка оставалось ещё много времени.

– Как видите, молекулярная структура ассимилирует сингуляры с нижних слоёв. Вам может показаться, что из-за этого должна повышаться яркость, но вместо этого ядро конденсируется, что в свою очередь приводит к сублимации сингулярных каналов… – монотонный голос профессора Хоэла мерно убаюкивал всех присутствующих, заставляя студентов искать способы борьбы со сном.

У Томаса с Альбертом было своё решение для этой проблемы.

– Лопата.

– Альбатрос.

– Сыр.

– Романтика.

– Арбуз.

– Запрос.

– С-с-с-с-тарание.

– Что-то, что ты не вкладываешь в игру? Еретик.

– Ох, кретинизм. Счастлив?

– Му-

– Может закончим уже?

– А ты предпочтёшь слушать лекцию Хоэла? – Предложил Томас, перелистывая свой доклад в начало. – Она ведь вроде к твоему диплому отношение имеет.

– Не, – Альберт махнул рукой, – это несущественно. Моя задача найти кристаллы. Как они растут – меня вообще не волнует.

– Готов поспорить Погли бы тебе много чего высказал за такой взгляд на вещи.

– Ну ладно, может немного существенно, но мне всё равно нет смысла это слушать. Я и так понимаю рост кристаллов.

– Да ты ни одну лекцию не слушал.

– А их и не нужно слушать, Томми. Когда ты понимаешь предмет, ты сам способен придумать всё, что объясняют на лекциях.

– Ну вы только послушайте Доктора Айнцберна. И ты ещё меня обвиняешься в любви выделываться.

– Но это реально так. Это как ходьба: ты не думаешь о том какие мышцы, когда напрячь, ты просто идёшь.

– И что же ты так хорошо понимаешь в росте кристаллов?

– Ну не знаю. Всё? Просто задай мне любый условия, и я скажу тебе какой кристалл в них вырастет.

– Хорошо. Илистая почва, метров тридцать в глубину, щелочная, два года. Хоэл меня это спрашивал на прошлом экзамене, так что я помню ответ.

– Ядро низкой плотности, средняя яркость, мощность порядка пятисот Си. При этом, скорее всего, узкий и высокий.

– … Чёрт, похоже ты и правда в этом разбираешься.

– Говорил же. Давай уже придумай: как ещё убить время.

– Я, пожалуй, перечитаю доклад ещё раз.

– Ну ты прямо как солдат в-

– Заткнись.

– На кой ты так стараешься? Ты же и так понимаешь, что Барлоу просто будет выносить тебе мозги заданный интервал времени. Почему бы просто не расслабиться и получить удовольствие?

– Потому что мне ещё два месяца с ним работать над моим дипломом, так что мне нельзя давать ему поводом считать меня плохим учёным. Но ты небось так и предвкушаешь наш поединок на следующем уроке.

– Ну-у, я вообще-то вряд ли приду, – с этими словами лицо Альберта приняло виноватый вид.

– То есть как? Это не лекция, толпы студентов не будет, чтобы прикрыть твоё отсутствие.

– Ну-у-у, у меня другие планы. Да и Барлоу плевать на мою посещаемость. Просто придумаю какое-нибудь оправдание.

– И что это за планы?

– Я… должен помощь кое-кому.

– Помочь с чем?

– Кое с чем?

– Ты ведь понимаешь, что только закапываешь себя глубже, пытаясь вилять? Рассказывай. Или я уже не твой лучший друг?

– Ладно-ладно. Мы с Керри отправляемся в город. Я обещал помочь ей с исследованием. И мы, может… посидим где-нибудь.

– О-о. Готов поспорить у неё большие надежды на это «исследование».

– Ну я… не знаю.

За все четыре года, что Томас знал Альберта, ещё никогда тот не выглядел нерешительным.

– Просто Керри ведь такая приличная девушка, а я…

– Разгильдяй? Идиот? Скотина?

– Остановимся на разгильдяе. Просто я к тому, что будь это Амелия – и думать было бы не о чем. Погуляли бы пару недель и она бы меня бросила ради кого поновее, и без обид. Но Керри… Я, честно сказать, боюсь разочаровать её.

– Это как раз хорошо. Хоть в чём-то ты наконец проявишь усердие.

– А что, если не сработает?

– Тогда делай всё, что в твоих силах, чтобы работало. Вообще, вопрос тут простой: она тебе нравится?

– Ну… она милая девчонка.

– Хочешь сказать она тебе не нравится?

– Точно нет.

– Тогда попробуй и посмотри, что будет. В жизни на большее надеяться не приходится.

Альберт вздохнул и устремил мечтательный взгляд в пустоту, пока Томас в очередной раз листал свой доклад. Хоэл продолжал нудеть про кристаллы и почву, не обращая внимания на целые ряды спящий на своих книгах студентов, испускавших мерное сопение, и остальных, что играли в настольные игры в тетрадках.

Через, предположительно, сорок минут, звонок вырвал Хоэла из его транса, и профессор объявил окончание лекции. Студенты поспешили покинуть аудиторию. В коридоре Томас пожелал Альберту удачи, и их пути на этот день разделились.

Перерыв между уроками обычно составлял десять минут, но, благодаря кристаллам кинетического гашения в лифтовом механизме, этого времени более чем хватало, чтобы попасть на любой из девяносто двух этажей башни. Уроки Барлоу проходили на восемьдесят пятом этаже, аккурат над сегодняшним плотным слоем облаков. Кабинет это был далеко не самый чистый и красивый, и тем более он не был велик, вмещая не больше трёх десятков студентов. Но в такие дни не было ничего лучше, чем любоваться мягкой периной испарившейся воды, под яркими лучами солнца, оставшимися только последним семи этажам.

Однако, прежде чем Томас мог бы насладиться видами, ему предстояло несколько обязательных минут позора. Он зашёл в аудиторию, в которой уже сидело несколько его одногруппников, скорее всего прогулявших лекцию Хоэла. Чтобы скрасить свой день, Томас занял один из столов на задних рядах прямо у окна. Правда из двух мест за столом он выбрал дальнее от окна. Даже после стольких лет в академии, Томас всё ещё с опасением относился к высоте. Кто-то мог бы назвать это фобией, но сам Томас предпочитал считать, что у него просто слишком хорошее воображение, чтобы не представить себе ситуацию, в которой он мог бы выпасть наружу. Вскоре подтянулась и остальная часть группы. К Томасу за столом присоединилась Амелия, которую невозможно было оттащить от окон на верхних этажах. Новый звонок оповестил академию о начале урока и, всего через десять минут после него, в аудитории наконец появился Барлоу, сопровождаемый разочарованным вздохом сидящих. Сколько бы раз это ни происходило, но каждый раз, когда профессор опаздывает, студенты лелеют надежду, что урок будет отменён.

– Так, мальчики и девочки, – начальственным тоном Барлоу без промедления взял контроль над публикой, – мы сегодня припозднились с началом, так что придётся занять пятнадцать минут из вашего обеденного перерыва.

Хотя любому наблюдателю была бы очевидная логическая ошибка заявления, присутствующие студенты слишком хорошо понимали, что высказывание возражений только разозлит Барлоу. Их научил горький опыт первого курса, который, по мнению Альберта, и был источником нелюбви Профессора к Томасу.

– Начнём мы сегодня с доклада Поплина, после чего продолжим тему предыдущего урока. Поплин, хватит там разваливаться, иди к доске, мы и так достаточно времени потеряли.

Со знакомым всей группе вздохом, Томас покинул стол и вышел на всеобщее обозрение.

– Мой доклад основан на работе, проводимой мной в рамках дипломного проекта и посвящён теоретической волновой природе энергии сингулярности в-

– Поплин-Поплин, ну кто же так начинает доклад? – Этими словами Барлоу начинал предстоящую пытку. – Ты же никакой стартовой точки не даёшь своим слушателям. Нельзя так прямо начинать доклад, просто заявляя его тему.

– Да, понял. Итак, как мы все знаем, учёные ещё не пришли к единой теории о природе энергии сингулярности. В своём исследовании я пытаюсь найти фундаментальный принцип её-

– Нет, Поплин, опять ты спешишь. Надо начинать издалека, иначе твоя информация не релевантна для остальных. Ты должен учиться преподносить знания как педагог. На курсе магистров вам предстоит вести занятия у младших курсов, а с твоим подходом они ничему не научатся.

– Ну так и как мне надо начинать, Профессор?

– Очевидно же: тебе надо начать с многообразия мира.

Голова Томаса сама повернулась от всепоглощающей ошарашенности, вызванной необъятным безумием заявления.

– Наш мир многообразен, – начал он, пытаясь нащупать ногами разума почву требуемого дискурса, – и… одной из самых многообразных вещей являются кристаллы сингулярности… Чью природу за пятьдесят лет наблюдения не удалось установить. Поэтому моё исследование пытается-

– Опять торопишься, Поплин. Не прыгай с места в карьер. Сначала поговори о том, что известно про кристаллы сингулярности.

Раздражение мерно росло, но Томас был терпеливым человеком.

– Хорошо. Эти кристаллы производят особую форму энергии, которую мы называем сингулярностью. Название происходит от древнего слова «сингулум», означающего единство, так как эта энергия имеет абсолютно чистую форму, требующую рекомбинации. Но нам по-прежнему не известна природа этой чистой энергии и-

– Не начинай говорить об одном, чтобы тут же сменить тему. Если уж заговорил про рекомбинацию, то расскажи, как она проходит.

– Это-то какое отношение имеет к моему исследованию?! – Пределы терпения Томаса были достигнуты и быстро преодолевались.

– Не знаю, ты же завёл речь про рекомбинацию.

– Потому что вы меня заставили говорить о сути сингулярности! Что я ещё мог сказать?

– А мне почём знать? Твой же доклад. Хватит уже время тратить, Поплин, подходи к сути.

Скрежет зубов Томаса мог соперничать с точильным станком. Он чувствовал, как каждый мускул на его лице пытается скривиться из ненависти к Барлоу. И самое худшее было то, что любое сопротивление заставит эту пытку длиться вечно.

– В применении рекомбинации-

– Не используй пустых терминов. Сначала дай определение рекомбинации.

– Процесс преобразования чистой энергии сингулярности в одну из базовых физических сил называется рекомбинацией. – Томас остановился и взглянул на Барлоу. К его счастью, Профессор просто кивнул. – Он достигается путём пропускания сильного потока сингулярности через кристалл, после чего приложения требуемой физической силы к ядру кристалла.

Томас ещё раз взглянул на Барлоу, на всякий случай и, как ни странно, Профессор похоже был доволен. Но теперь перед Томасом стояла новая проблема: как выйти к нужной теме?

– Однако… – у Томаса пока не было продолжения этого предложения, но начало было хорошее, – этот процесс опирается на создание цепи из кристаллов. Иииии… нам следует задаться вопросом: возможен ли поток энергии между ними без физического контакта.

Решение было однозначно позитивным. Не то, чтобы Томас имел подобные мысли в задаче своего исследования, но, если удавалось говорить без прерываний Барлоу, остальное было неважно. Вот только поглощённый своими проблемами, Томас не заметил, как от его слов встрепенулась Амелия. Она выпрямилась, с уст её сошла улыбка, а в руках появилось перо, бегающее по тетрадке. Пока её друг прорывался сквозь семантический лабиринт безумного профессора, в её голове рождались новые идеи.

– Таким образом, поскольку мы до сих пор не имеем твёрдого представления о природе энергии сингулярности, существует вероятность, что подобный бесконтактный поток возможен. Если, к примеру, мы предположим, что она имеет форму волны, то сингулярность могла бы создавать возмущение вокруг себя, которое мы могли бы использовать как самостоятельный поток сингулярности в рекомбинации.

Редко, когда Томасу удавалось так удачно зачитывать доклад. Барлоу не прерывал его уже добрых пять минут, а сам он смог добраться до основной темы. Но на данном этапе даже он уже заметил, сколько шума делала Амелия, листая бумаги и скрипя пером. И, естественно, Барлоу не было никакого дела до неё. Если бы Томас издал хотя бы шорох во время чужого выступления, Барлоу бы сожрал его с потрохами. Хотя всем и так было известно, насколько мягок Барлоу со студентами женского пола.

Томас продолжил свой доклад и смог дойти до конца с жалкими пятью прерываниями от Барлоу на технических моментах речи. По его стандартам это был настоящий фурор, и Томас смог наконец-то вернуться за стол к Амелии. К доске вышел сам Барлоу и начал, как полагается самому бесполезному профессору, говорить ни о чём.

– Ты чего так завелась посреди моего доклада? – шепнул Томас.

– Меня осенило. – Глаза Амелии сияли от радости и гордости разом. – Если твоя идея о поле сингулярности верна, то это именно то, что я могу использовать для передачи энергии между кристаллами. Всё благодаря тебе Томми!

– Благодари скорее Барлоу, – мрачно шепнул Томас, – если бы не его идиотские замечания, я бы не стал говорить о чём-то настолько отдалённом и не имеющим к моей теме отношения.

– Как бы то ни было, но именно твоё исследование дало мне нужное направление.

– Тогда всегда пожалуйста, Эм. Вообще, у меня есть некоторые заметки в этом направлении. Например, полностью решённая теорема Лемарка.

– Ты решил целую теорему Лемарка?! – глаза Амелии вылезли из орбит.

– Да, но я потратил почти месяц на это. Если хочешь, можешь зайти ко мне, покажу расчёты.

– О, Томми, это что, свидание? – шёпот Амелии наполнился игривостью.

– Я не подкатываю к занятым девчонкам. Тем более на следующий день после того, как пил вместе с их парнями.

– Ой, да расслабься, – хихикнула Амелия, – это всё часть студенческой жизни. Ты же меня знаешь, Стив не продержится дольше двух недель.

– Тогда тем более. Я бы предпочёл отношения с долгосрочным потенциалом, а у тебя ни единого такого случая.

– Может попадись мне подходящий парень, я бы и хотела чего-то большего, – на удивление, голос Амелии был полностью серьёзным в этот момент. – Обычно мне попадаются парни в стиле Альберта. А я бы хотела кого-то вроде… не знаю.

– К слову об Альберте, ты слышала, чем он сегодня занят?

– Свиданием с Керри? Да, она упоминала. По-моему, из них отличная пара.

– Серьёзно?

– Противоположности притягиваются, знаешь ли.

Видя в глазах Амелии странные нотки, Томас решил отложить неловкий разговор и отвлечься на виды. За окном лежали тяжёлые грозовые облака. Включив воображение, можно было бы представить, что снаружи тебя ждала мягкая упругая перина. А где-то далеко внизу, внутри этого полога, гремели грозы. Если и была на свете сила сравнимая в своей загадочности с сингулярностью – это была молния. Непокорная человеку стихия таила многие тайны для ума учёного. Томасу даже было слегка обидно, что имея такую удобную в применении силу как сингулярность, человечеству не было смысла изучать более опасные и сложные явления природы. А что, если бы кристаллы потеряли свою энергию? Обратились ли бы люди к окружающему миру за новыми инструментами, или вымерли бы вместе с кристаллами?

– Ты чего замечтался? Думала ты боишься высоты, – насмешливый голос Амелии вырвал Томаса из грёз.

– Как думаешь, что бы получилось, используй мы молнию в рекомбинации?

– Взрыв?

– В смысле, могли бы мы сделать кристалл, настроенный на энергию молнии?

– Наверное, но какой в этом смысл? Он бы просто бил всё вокруг молнией.

– Может мы просто ещё не понимаем её природы? Должны же быть у молнии законы.

– А ты замечал, чтобы удары молнии имели хоть какую-то корреляцию? Чего ты вообще в эту тему ударился? Из-за нашего разговора?

– На что ты намекаешь? – Томас смущённо отвёл глаза.

– Сам-то на что намекаешь?

– Я просто… не знаю, думаю о природе, – Томас откровенно потерял всякую нить.

– А следовало бы и о людях подумать, – ответила Амелия с едва уловимой ноткой разочарования.

– А это теперь в каком смысле?

– В смысле, тебя сейчас Барлоу вызовет отвечать.

– Поплин! – следуя предсказанию Амелии, голос Барлоу подсёк Томаса с места. – Кого ты выберешь?

– Э-э-э… – Сколь бы привычна эта ситуация ни была, она всегда раздражала Томаса, – выберу из кого?

– Поплин-Поплин, ты прямо как солдат в рекомбинаторе.

– Да, я в курсе. Простите, профессор, я просто не очень понял вопрос.

– Естественно не понял, все твои мысли же увлечены обворожительной одногруппницей.

– Я не-

– Я спрашиваю, как инженер, кого из трёх кандидатов ты возьмёшь с собой в лодку.

«Это НЕ помогает», подумал Томас.

– Но я же не инженер, я – учёный, – Томас пошёл в манёвр.

– Хороший учёный никогда не забывает об инженерной стороне вопроса, Поплин. Ты же не плохой учёный.

– Надеюсь.

– Тогда отвечай.

Разговор с Барлоу был не прост, когда ты имел нить диалога. Застанный врасплох, ты оказывался на риторическом минном поле, где каждый шаг означал смерть. Но если чему человека и учит университет – так это способности искать решения даже в самых безвыходных ситуациях. И к четвёртому курсу, всякий лентяй вроде Томаса овладевал этим умением в совершенстве.

– Зависит от того, что мы выберем нашими условиями и ограничениями.

По лицу Барлоу промелькнула тень улыбки. Хорошим явлением назвать это было нельзя, но оно означало, что Томас смог перешагнуть первую мину на пути.

– Это так, Поплин. И условия с ограничениями мы уже выбрали. Так какого из оставшихся кандидатов ты выберешь?

– Ээээ… второго.

– Да? Очень интересно. И почему же ты выбрал второго? Первый и третий ничем не хуже.

– Потому, – Томас наконец скопил достаточно уверенности, чтобы идти тараном на семантический лабиринт несмотря на то, что понятия не имел о чём идёт речь, – что он ничем не хуже первого и третьего. Если условия были заданы верно – а я полагаю, что верно – то выбор проводится на основе показателей качества и на основе моего личного выбора показателей качества второй кандидат наиболее репрезентативен.

– Неужели? Чем же ты находишь его более репрезентативным?

Томас прекрасно понимал, что рано или поздно он окажется в этой ситуации. Всё что оставалось теперь – тянуть время пока не прозвенит звонок.

– Он лучше отвечает моим предпочтениям.

– Вот как? – Барлоу явно наслаждался этой игрой в кошки-мышки. – Не очень инженерный подход.

– Конечно, я же учёный, а не инженер.

– А теперь, стало быть, это выбор репрезентативный для учёного? Но разве учёный тогда не должен выбрать-

Прежде чем Барлоу смог закончить предложение, раздался звонок. Томас с облегчением выдохнул.

– Не переживай, Поплин. – Глаза Барлоу наполнились садистским удовлетворением. – Я же говорил, что мы займём пятнадцать минут от обеденного перерыва. Итак, вернёмся к насущному вопросу: почему второй?

– Потому что он лучше подходил исходя из имеющихся передо мной условий.

– Но условия были выбраны с позиции инженера, а ты говоришь, что выбрал его с позиции учёного.

– Но ведь вы сами говорили, что учёный всегда должен видеть и инженерную сторону. В инженерных условиях, я, как учёный, нахожу второго кандидата более репрезентативным для инженерного выбора.

Барлоу замер. Его глаза моргали в попытке осмыслить тот бред, что нёс Томас.

– Ладно, – наконец махнул он рукой, – ты так можешь тянуть кота за хвост долго. У твоих одногруппников нет столько времени.

Лучшего результата ожидать было сложно. Томас опустился на стул с чувством глубокого удовлетворения, пока Барлоу перешёл к организационным вопросам, вроде расписания защит дипломов. Когда урок был закончен с точки зрения профессора, Томас быстро собрал вещи и проскользнул к выходу по студенческой массе, на случай если Барлоу захотел бы задержать его ещё сильнее.

Обычно, обеденный перерыв длился час. Благодаря безответственности Барлоу, сегодняшний был сокращён до сорока пяти минут. К этому моменту очереди в столовых становились очень длинными. Башня имела десять таковых, в каждой из которых было по несколько окон с продавцами. Естественно, лучшие из столовых забивались до отказа ещё до начала самого перерыва, но большинство хотя бы быстро обслуживали. Вдобавок, на территории вокруг башни имелось множество ларьков с уличной едой, пользовавшихся оравой голодных студентов, которыми башня была набита в любое время дня и даже ночи. А вот дальше ворот территории академии студентам выходить было запрещено. Это не самое логичное правило было призвано донести до студентов значимость знаний, которые они получали в стенах башни. Естественно, на деле мало кого это правило волновало. Студенты часто устраивали вылазки в город, тем более по праздникам, но попадись они кому-то из профессоров, чтивших традиции – бед было не избежать.

Возвращаясь же к Томасу, он выбрал одну из обычных столовых, где длинна очередей компенсировалась скоростью обслуживания. К сожалению, Амелия оставила его, чтобы встретиться со Стивом, а Альберт и Керри ушли на весь день, так что разделить трапезу ему было не с кем. Однако уже стоя в очереди, Томас встретил Мирса со второго курса и посвятил обед наставлениям мудрости подрастающим поколениям.

Третьим уроком дня была очередная лекция, в этот раз от профессора Карата – наверное, самого любимого среди студентов преподавателя. Он не проверял посещаемость, не запоминал лиц, не следил даже за поведением на самой лекции, кроме уж слишком вопиющих случаев. И тем не менее, посещаемость его лекций была почти идеальной, а поведение студентов – прилежным. Настолько любим был профессор своими учениками. Случись молодому студенту на шумной вечеринке спросить у старших: за что все так любят Карата – он получал от них целую лекцию. Кто-то распишет сколь добр Карат на экзамене. Кто-то обязательно перескажет случай, когда у Профессора спросили почему он учит собственные лекции наизусть, на что тот ответил, что если он сам не может пересказать весь предмет, то и не сможет требовать этого от студентов. И абсолютно все, со слезами на глазах, вспомнят, как Профессор принимал их расчёты поздним вечером, сам порой засыпая, но не прекращая, пока ученик не доходил бы до правильного решения. Из всех великих учёных, что заседали в башне академии, ни один не вызывал столько уважения и любви, как профессор Карат. Как результат, Томас всегда старался слушать лекции Карата внимательно, благо сегодня с ним не было Альберта, чтобы отвлекать от этого занятия.

На счастье Томаса, четвёртого занятия в этот день не было, да и следующий день не требовал каких-то самостоятельных работ, а значит остаток дня был абсолютно свободен. Но, не добравшись до лифта, Томас был перехвачен Амелией, которая потребовала увидеть его дипломные исследования. Решив, что приглашать человека в гости без угощения было бы грубо, Томас принял решение заскочить в ближайший кафетерий. С набором выпечки и небольшим запасом лёгкого горячительного, места с которыми в стенах академии были известны лишь старшим курсам, они вдвоём добрались до комнаты Томаса и Альберта.

– Всё такая же крошечная, – прокомментировала Амелия, протискиваясь между кроватью и столом Альберта. – Вы не пробовали выпросить комнату побольше?

– Пробовали.

– И как успехи?

– Помнишь, как на первом курсе Альберт спалил лабораторный стенд?

– Ха, ещё как. Профессор Адамс был просто в ярости.

– Да, равно как и квартирмейстер академии. И, как нетрудно догадаться, распределением комнат заведует тоже он.

– Понятно… Ну, зато у вас уютно.

Томас отправился рыться по ящикам, доставая кипы бумаг с расчётами. Отодвинув хлам со своего стола на пол, он подставил стул Альберта. Сидя чуть ближе социально-ответственной дистанции с Амелией, Томас принялся демонстрировать работу, на которую потратил месяцы заканчивающегося семестра. Вскоре оба были настолько увлечены теорией, что потеряли всякий счёт времени.

– Погоди, как это работает? Ты использовал вместо энергетических констант тригонометрические функции.

– Вот, смотри, поскольку я переосмысляю принципы сингулярности как волну, то она обретает геометрические свойства.

– А что, если не обретает?

– Тогда моя теория яйца выеденного не стоит. Но если я прав, то все уравнения сходятся.

– Хм, может и так. Но не слишком ли это смело? Ты, по сути, выкинул половину того, что мы учили четыре года.

– Казалось бы в этом и суть научной теории. И ты, может, и научилась чему-то, а я точно не запомнил и половины того, что нам преподавали.

– Да-да, все вы мальчишки любите хвалиться этим. Но всё-таки, ты сверялся с кем-нибудь из профессоров? Они не будут против такой теории?

– Барлоу не против.

– Барлоу – это Барлоу, и ты знаешь это лучше, чем кто-либо. Может хотя бы зайдёшь со мной к профессору Бланшу и спросишь его мнение?

– Ага, к профессору «если ваша степень ниже моей, то с вами нет смысла разговаривать» Бланшу. Уж он-то будет рад послушать о том, как жалкий студентишка пытается переосмыслить всю науку сингулярности разом.

– Ладно, тогда как насчёт Погли?

– Так он просто согласится с Барлоу. Уж не знаю почему, но Погли по-настоящему уважает этого психа.

– Тогда профессор Карат! Он никогда не оставит студента в беде. Да и цепи – его специальность, он будет очень заинтересован в новом видении потока сингулярности.

– А вот тут ты права. Может и стоит к нему заглянуть.

Томас продолжил обдумывать предложение, пока Амелия продолжила проверять решение. Внезапно дверь широко распахнулась и в комнату вплыл Альберт, весь сияющий изнутри.

– О-хо-хо, а вы тут чем занимаетесь в такой интимной атмосфере? – расплылся в улыбке он.

– Учёбой, – обрубил его Томас.

– Ага, а я – замдекана.

– Вижу твоё свидание с Керри прошло отлично, – искусно перевела тему Амелия.

– О, вы не представляете. Мы так прекрасно провели время. Смеялись, болтали, держались за руки…

– Держались за руки? – Томас театрально закатил глаза. – Притормози ловелас, тут дети. Мы не готовы к таким откровенным подробностям.

– Ладно, расскажу, когда будешь старше. В общем я проводил её до комнаты, как настоящий джентльмен.

– Мы видим, – хором отозвались Томас с Амелией.

– Эх, нет в вас романтики.

После непродолжительного обмена издёвками, Амелия решила, что достаточно узнала за вечер и отправилась на свой этаж, пожелав парням спокойной ночи. Час был уже поздний. Томас только сейчас осознал, что солнце давно скрылось за горизонтом, особенно далёким с этого этажа, а стол его освещался одним только экспериментальным кристаллом.

– Ну, – спросил Альберт, устраиваясь на собственном столе, – а твоё свидание как прошло?

– Это было не свидание. Я просто показал ей свои расчёты сингулярности как волнового явления.

– Да нет, я не про Амелию. Как свидание с Барлоу? – с подлой улыбкой продолжил Альберт.

– Ты знаешь, неплохо. Мне даже местами удавалось говорить по пять минут подряд.

– Ого, звучит как самый удачный твой доклад ему. Особенно в сравнении с тем разом на третьем курсе, где он каждые четыре слова тебя прерывал.

– И как обидно, что его ты не пропустил.

– Закон подлости, друг мой: наиболее вероятен всегда худший вариант. Ладно, как у нас нынче с едой? Есть что-нибудь, или обычный студенческий ужин?

– Держи, – Томас бросил ему полупустую пачку жареной картошки, – наслаждайся.

– Ух ты, мы сегодня пируем.

Остаток вечера прошёл рутинно. Альберт почитал новый роман, готовясь к следующему экзамену Хоэла, а Томас, уставший от науки за день, просто рисовал в тетради. Они поиграли в карты, поругались на тему очерёдности уборки, ещё поиграли в карты, и наконец отправились ко сну на своих ярусах кровати.

***

Пока будильник нежно возвещал наступление утра и грядущих занятий, оба проснулись.

– Какие у нас сегодня уроки? – спросил Альберт, пытаясь раскрыть оба глаза одновременно.

– Политическая… – Томас зевнул, – история, лекция у Рид, экология и лаборатория огранки кристаллов.

– А нам ещё надо сделать какие-то лабораторные?

– Нет, последнюю мы сделали две недели назад. Остались только защиты.

– А отчёты у нас по ним есть?

– Нет, потому что твой черёд был их делать.

Тишина повисла в комнате. Оба продумывали свой напряжённый распорядок дня со всеми возможными маршрутами.

– Тогда выходной? – наконец предложил Альберт.

– Выходной.

Будильник был выключен, и друзья вернулись к любимому студенческому времяпрепровождению.

Спустя два часа и тринадцать минут, когда вторая пара только начиналась, они проснулись с полным зарядом бодрости. Вчерашние объедки были успешно переоборудованы в завтрак и, с чаем для Томаса и кофе – для Альберта, они насладились началом своего свежеизбранного выходного дня.

– Ну что, – начала Альберт, разваливаясь в кресле, – какие планы на сегодня?

– Думаю, я загляну к профессору Карату. Амелия предложила проконсультироваться с ним по кое-каким расчётам из моей диссертации.

– А-а, Карат, лучший преподаватель во всей академии. Я с тобой.

– А тебе зачем? Тоже хочешь что-то у него спросить?

– Нет, но всё веселее с друзьями.

– Не сказал бы это про пытки.

– А я бы сказал. По крайней мере будь мы вместе, я бы мог посмеяться с того, как ты смотришься на дыбе.

– Ну тогда я однозначно не собираюсь попадать под пытки вместе с тобой.

– Эх, скучный ты человек.

– Ты вообще в курсе, когда у Карата сегодня есть свободное время?

– Конечно, на третьей паре. Ну не так чтобы прямо свободное, он там принимает защиты типовых расчётов, но это второкурсники, так что сильно занят он не будет.

В чём Альберту нельзя было отказать, так это в удивительном умении знать наизусть расписание всех преподавателей. Хотя бывали и исключения: предсказать Барлоу невозможно, а потому его расписание несло столько же пользы, сколько подготовка за день до экзамена. Но уж настолько ответственный человек как Карат ни за что бы не пренебрёг своим обязательством перед студентами.

– Стало быть у нас в запасе два часа, – подытожил Томас. – Чем займёмся?

– У меня есть идея, но она безумная.

– Звучит интересно, валяй.

– Мы можем убраться в комнате.

Томас был так шокирован, что подавился чаем. Носи он монокль – тот бы сам вылетел из его глаза от непередаваемой абсурдности подобных слов в устах Альберта.

– Да уж, гораздо безумнее чем я ожидал. – Томас наконец прокашлялся. – Как тебе такое только в голову пришло?

– Ну ты вчера сюда приводил Амелию-

– Это не было свидание.

– Было, стоеросовый ты. В общем я и подумал: а что, если я приведу сюда Керри? Её это место разочарует.

Томас уважительно качнул головой.

– На удивление благородная цель для тебя. Но я рад, что ты воспринимаешь её настолько серьёзно. Раз расклад такой, то я в деле.

Последующий час был проведён в методичных подбираниях предметов, оценке их вида и вынесения вердикта, кому из двух оно принадлежит и чем вообще является. Это путешествие в тяжёлый ручной труд позволило решить немало открытых дел пропавших носок, утроить их опции верхней одежды и даже найти любимого плюшевого мишку Альберта, который был размером почти с самого Альберта. Когда в комнате вновь можно было рассмотреть пол, внимание студентов переключилось на столы.