Читать книгу: «Z – значит Зельда», страница 2

Глава 2

Тем вечером под высокими сводами бального зала клуба Монтгомери яблоку негде было упасть. Помимо молодых людей и девушек из самых влиятельных семей города здесь собрались несколько компаньонок и десятки офицеров в форме, которые получили членство в клубе на время своего пребывания в лагере Шеридан или Тэйлор-Филд. Этим молодчикам предстояло вскоре присоединиться к своим собратьям-пехотинцам и летчикам на поле боя или в воздухе, но в то мгновение они были так же юны, счастливы и готовы к романтике, как и остальные гости.

Наша балетная труппа готовилась за кулисами. Пуанты сидели идеально, ленты были затянуты крепко, пачки застегнуты и взбиты для пущей пышности. Губы накрашены, щеки нарумянены, хотя никому из нас, полыхающих жаром и румянцем, это не было нужно. Последняя проверка костюмов. Еще раз растянуть сухожилия, разработать щиколотку, хрустнуть суставами. Всем выплюнуть жевательную резинку.

– Дамы, двухминутная готовность, – объявила мадам Катрин. – Построились.

Одна из девушек помладше, Мари, чуть отодвинула занавес, чтобы выглянуть в зал.

– Вы только посмотрите на всех этих офицеров! – воскликнула она. – Уж я не отказалась бы от соло.

– Если бы танцевала так же хорошо, как Зельда, может, тебе бы и досталось, – ответила другая. – И не налегай на пирожные.

– Чшш! – шикнула я. – Это детская полнота. Время и практика – вот все, что тебе нужно, Мари.

– Ты прямо как принцесса, – она вздохнула.

Мама убрала мои волнистые волосы в насколько возможно аккуратный пучок с окантовкой из крошечных чайных роз из своего сада. Темно-розовый цвет роз был в точности того оттенка, как мое отделанное сатином трико и на тон темнее моей воздушной пачки. Я действительно была принцессой, по крайней мере, здесь и сейчас – а здесь и сейчас всегда было единственным, что меня заботило.

Заиграл оркестр, и я застыла в ожидании своего выхода. Бросила еще один взгляд вниз, чтобы убедиться, что ленты пуантов завязаны, а край пачки не оказался заправлен в чулок. Не забуду ли я сделать еще одно фуэте, которое профессор добавила в последний момент? Не забудут ли две новенькие расступиться, когда я выйду позади них на сцену?

Однако стоило мне ступить на сцену, как волнение улетучилось и я почувствовала такую легкость, что готова была поверить, будто одна из прачек-креолок наложила на меня особые чары. А может, причина легкости – осознание, что я наконец-то разделалась со школой? Или дело в духе военного времени, в ощущении, что время теперь летит быстрее, оставляя нас позади? Как бы то ни было, мое тело было податливым и не знало усталости. Казалось, не успела я начать танец, как грянули завершающие аккорды и представление завершилось под аплодисменты и одобрительные возгласы.

Выйдя на поклон, я заметила в первых рядах офицеров. Как и другие офицеры, которых я встречала, эти ребята были немного старше моих обычных кавалеров. Их форма с внушительными медными пуговицами и высокими кожаными сапогами придавала им элегантность, которой не хватало местным парням – даже тем, которые учились в колледже. Солдат окутывала аура неизбежных приключений, предвкушения путешествий и сражений, крови и пуль и, возможно, смерти. И оттого жизнь в них била ключом.

Мне в глаза бросилась пара сапог более светлого оттенка, чем остальные. Распрямившись, я проследила взглядом от сапог до оливкового цвета бриджей, идеально сидящей форменной рубашки… А еще выше увидела ангельское лицо с глазами, зелеными и выразительными, как Ирландское море. Эти глаза захватили меня и удерживали крепче, чем букашку в паутине, глаза, в смеющейся глубине которых затаился целый мир, глаза, похожие на…

Что-то толкнулось мне под локоть.

– Зельда, иди! – прошептала одна из молоденьких балерин, заставляя меня занять свое место в цепочке, направляющейся за кулисы.

Когда я вернулась в зал, переодевшись в свое платье, на этот раз не отказавшись от корсета и туфель и капнув на себя мамиными розовыми духами, офицера нигде не было видно. Так что я станцевала танго с мальчиком, которого знала всю жизнь, а затем еще с полдюжины танцев, с каждой новой мелодией меняя партнера.

Пот собирался у меня на бровях, холодил руки, стекал по спине, и я переходила от одного юноши к другому, ни одному не выказывая больше внимания, чем остальным. Они были удачными аксессуарами, эти ребята. Хорошо танцевали и составляли неплохую компанию, не более того. Хотя им бы я этого не сказала. Гораздо веселее, если они воображают, будто у них есть шанс.

Наконец я сделала передышку, чтобы глотнуть чего-нибудь прохладительного. Пока стояла у дверей, потихоньку остывая, в ожидании, пока вернется с напитками мой последний партнер, ко мне приблизился тот самый офицер в бежевых сапогах. Теперь я обратила внимание и на его накрахмаленный белоснежный воротничок, на мягкую, но уверенную линию подбородка, на безупречную миндалевидную форму глаз в обрамлении длинных пушистых ресниц. Господи Боже!

Он поклонился.

– Лейтенант Скотт Фицджеральд. Я надеялся познакомиться с вами.

Его голос оказался глубже, чем я ожидала, и без малейшего следа алабамского говора или иного южного акцента.

Я сделала вид, будто потрясена его прямолинейностью.

– Но нас даже не представили друг другу, как положено…

– Жизнь нынче может оказаться невероятно короткой, а ваш последний партнер может вернуться в любой момент. – Он склонился ближе. – Уверяю вас, моим поступком движут не столько наглость и невоспитанность, сколько благоразумие.

– Что ж, генералу Першингу следует попросить у вас стратегических советов. Я Зельда Сейр, – я протянула руку.

– Зельда? Какое необычное имя. Это семейная традиция?

– Оно цыганское. Из романа под названием «Судьба Зельды».

– Из романа, в самом деле? – Он рассмеялся.

– А что, вы полагаете, будто моя мать безграмотна? Вообще-то женщины на Юге умеют читать.

– Нет, что вы. Я впечатлен, вот и все. Персонаж – цыганка – это… да это же замечательно! Видите ли, я писатель. Вообще-то, один мой роман как раз сейчас рассматривают в «Скрибнерс» – это издательство в Нью-Йорке.

Я отродясь не слышала ни о каких издательствах. Зато я видела, что он держится совсем иначе, чем другие юноши – другие мужчины, поправилась я. Ему, должно быть, уже за двадцать. И в его речи слышался драматизм, к которому склонны люди, играющие, как и я, в театре. Когда проводишь столько времени на сцене, эта привычка просачивается в жизнь. Или, быть может, наоборот.

– Я думала, вы офицер, – пробормотала я.

– Это мое дополнительное занятие.

– В вашей речи совсем не слышно Юга, лейтенант. Откуда вы родом?

– До того, как начал служить, я жил в Принстоне. Военную подготовку проходил в Нью-Джерси. А детство провел в Миннесоте, в городе Сент-Пол.

– Янки вдоль и поперек. – Я украдкой взглянула за его плечо.

Как бы мне ни хотелось пить, я надеялась, что мой партнер забудет вернуться.

– Да, хотя с тех пор, как меня направили в лагерь Шеридан, Юг мне весьма полюбился. И моя симпатия все возрастает.

В его чарующих глазах читалось то, что мама назвала бы «намерением». Какой-то огонек, искра, блеск или сияние. Сказки, что я читала в детстве, были полны таких слов и таких взглядов.

– Что ж, это придаст вам популярности в здешних местах, – отозвалась я.

– Я полон надежд, – улыбнулся он.

От его улыбки по мне словно прошла волна вибрации. Наверное, так себя чувствовали те, кто прошел сквозь привидение или сквозь кого прошло привидение.

– Полон надежд, – повторил он, когда оркестр заиграл вальс, – и твердо намерен пригласить вас на танец.

– А я жду симпатичного парня из Бирмингема, он должен вернуться с напитками. Жара убийственная. Не представляю, каково вам в этом, – я кивнула на форму. – Разве не хочется раздеться и броситься в ближайший водоем?

– Полагаю, все дело в том, что в водоемах не хватает музыки и прекрасных юных дам. Я обнаружил, что танцы здорово отвлекают от неудобств, причиняемых шерстяной одеждой. Неужели вы меня не выручите?

Он протянул мне руку. Как я могла отказаться? Да и зачем было отказываться?

– Пожалуй, таким образом я и впрямь послужу на благо Родины, – произнесла я.

Тут подошел мальчик из Бирмингема с пуншем. Я забрала у него бокал, осушила его одним движением и вернула со словами:

– Огромнейшее спасибо!

Я позволила Скотту увести меня в зал.

Он танцевал не хуже, чем другие мои партнеры, а может, и лучше. Казалось, часть энергии, которая переполняла меня в тот вечер, передалась и ему. Мы кружились в вальсе, будто делали это вместе уже много лет. Мне нравился его запах: от него пахло накрахмаленным сукном и одеколоном. Его рост, дюймов на пять выше меня, казался идеальным, ширина плеч – тоже. Он держал мою руку в своей церемонно и в то же время как-то привычно, его ладонь лежала на моей талии властно и осторожно одновременно. В его ясных зеленовато-голубых глазах таилась загадка, а уголки губ были едва заметно приподняты.

Из-за всего этого, хотя мы танцевали ловко и ладно, я никак не находила равновесие. Это было непривычное чувство, но Боже, как же оно мне нравилось!

Два часа спустя мы стояли друг напротив друга в розоватом свете уличного фонаря, а позади нас расходились последние гости. В любую секунду могла появиться Элеанор, и тогда водитель ее папочки отвезет нас домой в старом фаэтоне, которым я однажды попыталась управлять самостоятельно. Мне тогда было двенадцать, и лошади едва не умчались вместе со мной в неизвестном направлении, но повозка опрокинулась и меня вышвырнуло на живую изгородь.

– Расскажите же еще о книжном деле, – попросила я. – Из моих знакомых никто не писал ничего длиннее статьи в газету. Матушка однажды написала короткую пьесу, но это едва ли считается, ведь это был музыкальный спектакль продолжительностью всего четырнадцать минут для благотворительного бала, мы здесь постоянно их устраиваем. А вы у себя на Севере?

– Так вы хотите узнать о моем романе или об общественных нравах в Сент-Поле? – Он рассмеялся.

– О романе. И о нравах тоже. Расскажите мне обо всем, о чем только можно, пока Эль меня не утащила.

– Давайте поступим так: я пришлю вам одну главу, и вы сами ее оцените. И в будущем сможете рассказывать, что стали одной из первых, кто прочитал ошеломительную первую книгу Ф. Скотта Фицджеральда.

– Ф. Скотта?

– Фрэнсиса – меня назвали в честь кузена Фрэнсиса Скотта Ки – знаете «Усеянное звездами знамя»?

– Не так чтобы очень…

– О том и речь. К тому же «Ф. Скотт» звучит внушительней. Более авторитетно, не находите?

– Совершенно верно, – кивнула я. – Вот я уже зауважала вас сильнее, а ведь еще не прочитала ни строчки. Представляю, как буду вами восхищаться, когда закончу главу. А уж когда появится самая настоящая книга… – Я не закончила предложение, позволяя воображению Скотта завершить мысль за меня.

Я хотела, чтобы он рассказал еще о том, как ему это удалось – написать целый роман, о том, что он любит читать. И хотела рассказать ему о том, что люблю читать я. А потом мы бы поговорили о том, о чем пишут в этих книгах. Например, об Индии – я всю жизнь зачитывалась Киплингом. Или о вымышленной Костагуане из «Чужого» Джозефа Конрада – слышал ли он о ней вообще? Где, по его мнению, она располагалась? Читал ли он «Тарзана – приемыша обезьян»? Африка, вот о чем стоило поговорить!

– Но «самой настоящей книги», быть может, придется еще подождать, – сказал он. – Увы. Пока я могу дать вам прочесть что-нибудь другое, если пожелаете. Вы любите читать?

– Я готова читать все что угодно. Моя подруга Сара Хаардт совсем недавно прислала мне престраннейшую историю, «Герлэнд», ее опубликовали в журнале. Это про общество, которое состоит сплошь из женщин. Мне такое не очень пришлось бы по душе.

Он усмехнулся.

– И я этому рад.

Никто из моих знакомых юношей не интересовался книгами. Для них значение имели только футбол, лошади и гончие. Я смотрела на Скотта, залитого розовым светом, на его сияющие волосы и кожу, в его глаза, горящие радостью, честолюбием и энтузиазмом, и у меня кружилась голова.

– Вот ты где! – воскликнула Элеанор, приобнимая меня за талию. Она появилась в сопровождении какого-то здоровяка. – Я думала, ты улизнула, как в прошлый раз.

– Улизнула? – переспросил Скотт. – Знал бы я…

– Чтобы покурить, – спохватилась через мгновение Элеанор – пришлось ее ущипнуть. – Она улизнула, чтобы покурить с парой девочек постарше.

– Старше чем?..

– Семнадцать, – ответила я. – Восемнадцать мне исполнится двадцать четвертого июля, это через двадцать шесть… то есть уже почти через двадцать пять дней, учитывая, что вот-вот пробьет полночь. Через двадцать пять дней мне будет восемнадцать.

– И тогда, надеюсь, она сразу станет более покладистой. Мы не очень много курим, – заверила его Эль. – Но это помогает предотвратить боль в горле.

– Это просто приятно, – возразила я. – И потому закон и мой папочка всегда возражали против того, чтобы это делали женщины.

– А вы-то, кстати, кто такой? – обратилась Эль к Скотту. Она указала на своего спутника. – Это мой новый друг, который вот-вот нас покинет, Уилсон Креншоу Уитни Третий.

– Скотт Фицджеральд, единственный и неповторимый, – отозвался Скотт. И, посмотрев на меня, добавил: – Который очень огорчен, что вынужден будет последовать примеру Уитни.

– Меня просто выводит из себя, что нужно ехать домой, – вздохнула я. – Не будь я девушкой…

– …я бы не настаивал сейчас, чтобы вы позволили позвонить вам завтра. Вы позволите?

– Это послужит мне утешением, – ответила я.

Фаэтон затормозил прямо перед нами. Я последовала за Эль к дверям.

– Резиденция судьи Энтони Сейра, – обернувшись, произнесла я. – Оператор вас сразу соединит.

Облака, утром беспорядочно разбросанные по небу, к полудню собрались в огромные высокие колонны с похожими на наковальни плоскими вершинами. Я лежала на кровати, раскрыв дневник, с карандашом в руке. Одним ухом пыталась уловить первые признаки грома, грозящего расстроить мои вечерние планы, вторым ждала знакомых трех коротких звонков, возвещающих о телефонном вызове. Скотт все еще не позвонил, и я уже почти уверилась, что больше ждать не стоит.

«Сплошные слова, никакого смысла, – подумала я. – Наверное, писатели все такие».

На пороге моей спальни появилась Тутси:

– Время чая. У Кэти будет лимонный пирог или сэндвичи с помидорами, а я буду джин.

– Значит, мама ушла.

– Детка, мне двадцать девять. Видит Бог, я уже не школьница.

– И все же, чтобы пропустить стаканчик, ты по-прежнему дожидаешься, пока мама уйдет.

– Стараюсь проявлять такт. В любом случае, больше беспокоиться надо из-за папочки. Если он когда-нибудь увидит меня с сигаретой, помоги мне Бог. Я приготовлю джин с мятой и малиной. Будешь?

– Хорошо, конечно. – Я бросила взгляд на дневник, где писала о своей утренней работе в Лиге служения стране.

Мы, добровольцы, подавали булочки и кофе солдатам в буфете на железнодорожной станции, и один женатый офицер явно положил на меня глаз. Понимая, что поощрять его не положено, я все же заигрывала с ним. Он был симпатичным и забавным, чего же здесь дурного? Он всего лишь помогал мне не заскучать до конца смены, когда я могла вернуться домой и ждать звонка от моего очаровательного лейтенанта.

– Тутси, – обратилась я к сестре, – а как ты поняла, что влюбилась в Ньюмана?

– О-хо! – Она уселась рядом со мной. – И кто он? Рассказывай!

– Миз Розалинд, что вы выбрали? – послышался голос Кэти.

– Что мы решили? Пирог?

Я наморщила нос.

– Сэндвичи! – прокричала Тутси. – И сполосни для меня ягоды, хорошо?

– Да-м.

– А теперь рассказывай. – Тутси снова повернулась ко мне.

– Да не о чем рассказывать. Просто думаю, мне надо знать, к чему готовиться. Я хочу сказать, как распознать настоящую любовь? Все, как у Шекспира? – Я распрямилась и взяла Тутси за руки. – Знаешь, с вздымающейся грудью, трепещущим сердцем и безумием?

Телефонная трель на первом этаже заставила мое сердце бешено заколотиться. Тутси крепко сжала мою руку, когда я подпрыгнула от этого звука.

– Да, да, все именно так. Мужайся, сестренка.

Глава 3

Июль перевалил за середину, когда, выходя с Сарой Хаардт из шляпного магазина на улице Коммерс, я услышала:

– Мисс Сейр! Здравствуйте!

Скотт помахал и направился к нам, пробираясь через сонм молодых женщин, которые провожали его взглядами. Проходя мимо, он приподнимал шляпу и улыбался им. Даже в штатском – белой рубашке, синей жилетке и коричневых бриджах – он казался чем-то экзотическим, редким и желанным.

После нашей первой встречи я видела его еще дважды: когда он принес мне отпечатанную на машинке главу своего романа и еще раз, после того, как ее прочитала. Обе встречи были слишком короткими – мы только обменялись улыбками и комплиментами над сырными крекерами (Скотт) и дыней (я) за обедом, пока Элеанор и Ливи подглядывали из-за соседнего столика. Несмотря на большой соблазн отменить все договоренности и полностью посвятить себя красавцу-янки, ворвавшемуся в мою жизнь (как о нем отзывалась Тутси), я не считала, что его внимание стоит воспринимать всерьез.

– Как я рада, что мы с вами столкнулись, – улыбнулась я, когда он подошел.

– С моей стороны будет слишком прямолинейно сказать, что это не совпадение? Ваша сестра сообщила, что я, возможно, найду вас здесь.

– Что ж, мы польщены, да, Сара? Ах да, Сара, это лейтенант Скотт Фицджеральд из Принстонского университета. Это мисс Сара Хаардт из колледжа Гаучер. И теперь я чувствую себя необразованной, хотя и не испытываю потребности учиться в колледже. Я и школу-то едва высидела.

– Рад познакомиться, мисс Хаардт.

– Она у нас умница, не обманывайтесь, – отозвалась Сара.

Я кивнула на витрину магазина:

– Мисс Хаардт как светская львица пытается разъяснить мне, что нынче носят на голове современные леди. Как я поняла, это не торты с перьями, которые вы здесь видите.

– Вынужден согласиться, – кивнул Скотт. – Когда я в последний раз был в Нью-Йорке, во всех магазинах были выставлены шляпки поменьше и не такие разукрашенные.

– Парень знает толк в моде!

– Я наблюдателен, только и всего. Это прямая обязанность писателя.

Сара, высокая и худая, с внешностью куда менее выдающейся, чем ее интеллект, внимательно посмотрела на Скотта.

– Так вы пишете? – Это прозвучало невинно, будто я не успела выложить ей все, что знала о нем.

– С тех самых пор, как впервые взял в руки карандаш.

– Как увлекательно! – воскликнула Сара. – Я и сама немного пишу. Мы с Зельдой собирались пообедать. Почему бы вам не составить нам компанию и не рассказать о своей работе?

– Я был бы счастлив, но мне нужно возвращаться в Шеридан. – Скотт повернулся ко мне. – Прежде чем уйду, мисс Сейр – Зельда, могу я называть вас так? – Я помню, как вы пару раз упоминали, что на следующей неделе у вас день рождения. С вашего позволения, я бы хотел организовать небольшой вечер в Клубе в вашу честь.

– Серьезно? Не знаю, что сказать…

– Говорите, что пожелаете, только не отказывайтесь.

– Это ограничивает выбор. – Я рассмеялась.

– На то и был расчет. А теперь мне надо бежать. – Уходя, он широко улыбнулся. – Я позвоню вам, чтобы сообщить подробности.

Глядя, как он стремительно удаляется, Сара вздохнула.

– Как чудесно он придумал! Жаль, придется его разочаровать.

– Хочешь сказать, жаль, придется разочаровать маму и сообщить, что ее праздник отменяется. Но я обязательно попрошу Скотта пригласить ее и судью. И что-то мне подсказывает, у нее все равно будет возможность испечь торт.

Когда вечером после десерта я поделилась новостями в нашей гостиной, папа заявил:

– Этому мальчишке явно не хватает благоразумия. Он с тобой едва знаком. Откуда он, говоришь?

Я не говорила и не собиралась.

– Он отучился три года в Принстоне, потом ушел оттуда в армию и теперь служит в лагере Шеридан.

– Надо признать, энтузиазма ему не занимать, – подала голос мама.

– Это правда, – согласилась Тутси, отрываясь от вышивания. Она вышивала американский флаг, и я уже дразнила ее, что она превращается в Бетти Росс. – Когда молодой человек позвонил сегодня утром и я сказала, что Зельды нет дома, он заявил, что ему совершенно необходимо знать, где ее можно найти. «Дело чрезвычайной важности!» – сказал он так, будто от этого зависела его жизнь.

– Пустозвон, вот кто он такой. Наверное, денег слишком много, а здравого смысла не хватает. Типичный саквояжник¹. Не удивляйтесь, когда окажется, что родители его родом с Севера.

– А я считаю, это ужасно романтично, – пропела я. – И, в конце концов, день рождения-то у меня.

Папа потянулся за коньяком – единственный алкогольный напиток, который он позволял себе, и то лишь в пятницу вечером.

– Будь что будет, но твоя мать…

– …понимает всю притягательность симпатичного поклонника, – перебила она и ласково улыбнулась папе.

Этого оказалось достаточно, чтобы заставить его сдаться.

Вечеринка в честь моего дня рождения состоялась вечером в одном из салонов клуба – зале с высокими сводами, освещенном огромной хрустальной люстрой под потолком и хрустальными светильниками поменьше на стенах. Ради этого случая я уговорила маму укоротить мое травянисто-зеленое шелковое платье с глубоким вырезом так, чтобы линия подола проходила по середине щиколотки. К нему я подобрала соломенную шляпку с узкими полями и лакированные туфли на высоком каблуке, похожие на те, что видела в журнале о кино.

– Расскажи мне побольше об этом пареньке, – попросила мама, подкалывая мое платье булавками.

– Тебе просто надо его увидеть. Тогда ты сама поймешь, – ответила я.

Я очень любила клуб, ведь там происходило столько всего увлекательного. Но газовые лампы казались безнадежно устаревшими теперь, когда в большинстве современных зданий использовалось электрическое освещение. Восточные ковры с элегантными проплешинами, скрипящие половицы и тихие темнокожие слуги тоже воплощали собой полную противоположность всего современного и гордились этим. Это был Юг моего папы и клуб моего папы. Нет, отец им не владел, но вполне мог бы.

А сейчас Скотт стоял в центре зала, подняв руки вверх, и объявлял:

– Дамы и господа, добро пожаловать на fête² в честь восемнадцатилетия мисс Зельды Сейр! Я Скотт Фицджеральд, хозяин праздника и самый преданный поклонник мисс Сейр.

Он выглядел очень изысканно в ладно скроенном жемчужно-сером костюме с бледно-голубым галстуком в тонкую серую полоску. Его глаза, зеленовато-серые в этом освещении, напоминали мне о нечастых в Монтгомери наледях или о быстром ручье, бегущем ранней весной по устланному галькой руслу. В них светился ум, и при виде этого сияния хотелось нырнуть в голову Скотту и плескаться в глубинах его разума.

Мои друзья зааплодировали, и Скотт продолжил:

– Джаспер, наш бармен, создал новый напиток в честь Зельды. Я описал ему эту девушку, и вот оно – сочетание джина, содовой и абрикосов. Все вы обязаны его попробовать – это возмутительно вкусно!

– Ну и что ты об этом думаешь? – прошептала Сара Мэйфилд, наблюдая, как Скотт что-то уточняет у Ливи, сидящей за пианино. – Он от тебя без ума, да?

– Похоже на то. – В груди что-то странно сжалось.

– Все это должно было обойтись ему в месячный заработок. Он из богатой семьи?

– Понятия не имею. Учился в Принстоне, так что, наверное, какие-то деньги есть.

– Сколько ему лет?

– Двадцать один, – шепотом ответила я. – Он писатель, уже написал один роман. Я читала отрывок, книга отличная. Он собирается стать знаменитым.

– Не худший план.

– Судья говорит, человек, устраивающий такой вечер для девушки, с которой едва знаком, непременно окажется пустозвоном.

Сара посмотрела на моего папу, чьи скованная поза и выражение лица ясно говорили, что он тут не по своей воле.

– Не самое худшее качество, – пробормотала она.

Заиграла музыка, и Скотт подошел к нам с Сарой.

– Я убедил вашу подругу-пианистку мисс Харт сыграть нам фокстрот. Потанцуем?

– Учитывая, сколько усилий вы потратили, полагаю, мне стоит согласиться.

– Она всегда так остра на язык? – спросил Скотт у Сары.

– Советую вам быть поосторожней, мистер, – откликнулась она.

Чуть позже он рассказал мне о том, как проехал на поезде через всю страну – из Принстона через Чикаго в Сент-Пол. В его рассказе земля была устлана сверкающими бриллиантами, попутчики, которых он изображал в лицах и красках, были мудрыми, забавными или печальными, а из городов, как из рога изобилия, лились честолюбие и промышленность.

«Какой он опытный», – подумала я.

Я-то, напротив, не бывала от дома дальше, чем в горах Северной Каролины.

«Опытный, но при этом дружелюбный и резвый, как золотистый ретривер», – размышляла я.

Я уже собиралась спросить, не было ли у него в роду золотистых ретриверов, но тут папа отвел меня в сторону:

– Малышка, пора откланиваться.

– Еще рано.

– Неважно. Мистер Фицджеральд уже трижды предложил нам один из этих коктейлей. Ему следует быть сдержанней.

Я подумала, что коктейль вполне заслуживал внимания, которое ему уделял Скотт, но с папой этой мыслью делиться не стала.

– Уверена, он не станет этого делать, – рассмеялась я.

Отец прищурился.

– Не сомневаюсь, ты тоже отказалась.

– Да, сэр, – соврала я. – Ну, выпила глоточек шампанского, чтобы не оскорбить хозяина вечера. Не хотелось, чтобы кто-то решил, будто ты меня плохо воспитал.

Но папу так просто не обмануть.

– Ясно, что он тебе не пара. Я не желаю, чтобы ты продолжала тратить время на этого мальчишку.

– Ну, судья, это же ее день рождения. – Мама положила ладонь ему на предплечье.

– Я бы очень хотела остаться, папочка, – умоляюще проговорила я. – Здесь все мои друзья. Как это будет выглядеть, если я уйду так рано?

Он задумался, затем тяжело вздохнул, будто его шестьдесят лет невидимым грузом давили ему на плечи.

– Тогда пусть Тутси проводит тебя домой, – постановил он, глядя на Скотта, который строил на столе башню из пустых бокалов. – Ясно?

– Да, папочка. Но он хороший человек, тебе просто надо узнать его получше. Когда ты был в нашем возрасте, все было иначе.

Увидев, что мои родители уже в дверях, Скотт бросил свою башню и подбежал пожать руку папе и поцеловать маму в щеку.

– Спасибо вам обоим, что пришли. Зельде повезло, что у нее такие родители. И как вы славно над ней потрудились! – добавил он, обнимая меня за талию. – Замечательная девушка.

– Хм, – ответил папа.

– С днем рождения еще раз, детка, – сказала мама, обнимая меня. – Мы очень тобой гордимся. Трудно представить, что ты уже совсем взрослая. – Ее глаза затуманились. – Все мои дети уже выросли. – Она посмотрела на отца. – Судья, вы должны помочь мне понять, как такое произошло.

– Самым обыкновенным образом, – отозвался отец, подхватывая ее под локоть. – Спокойной ночи, малышка.

Как только они вышли, Скотт обернулся, взял меня за руку и крикнул Ливи:

– Милая девушка, сыграйте нам танго!

* * *

В нашем переполненном женщинами доме папа уединялся в библиотеке – маленькой комнате, заставленной ломящимися от книг стеллажами из темного клена. Он унаследовал множество книг от своего отца, а потом щедро пополнил коллекцию. Читал серьезные романы, биографии, книги о философии и истории – все это, по его словам, помогало ему лучше понять участь людей, а это понимание в свою очередь помогало ему лучше судить.

«Такой умный человек, как мой отец, который впридачу так любит книги, должен обязательно оценить планы Скотта», – решила я и за ужином через несколько дней после праздника заговорила о романе Скотта.

– Он назвал его «Романтический эгоист». У него пока нет издателя, но одно хорошее издательство – «Скрибнерс» – рассматривает рукопись в эту самую минуту.

– Писательство – хорошее занятие для досуга. Признак живости ума. Но на жизнь этим не заработаешь. На какую службу он планирует поступить?

– Писать книгу – это работа, – неуверенно возразила я. Все профессиональные писатели, о которых я слышала, были очень известными и уже умерли. – Чарлз Диккенс зарабатывал этим на жизнь. Генри Джеймс тоже.

Папа в ответ поморщился.

Тутси сочувственно улыбнулась.

– Лейтенант Фицджеральд – очень активный молодой человек.

– Активностью, – фыркнул отец, – семью не накормишь, особенно если большая часть его так называемого дохода уходит на выпивку. Фицджеральд – это, знаете ли, ирландская фамилия. Надо думать, он католик. Я человек справедливый, но этот народ заработал дурную славу не на пустом месте. Малышка, тебе не стоит в это ввязываться.

Я закипела:

– Ни во что я не ввязываюсь. Он хороший человек, талантливый. И так уж случилось, что он мне нравится. И я считаю, это большое дело – что его роман собираются напечатать.

– Это не более чем домыслы, – возразил папа, глядя на меня поверх очков. – Предположим, они и впрямь решат опубликовать такого непроверенного писателя. Маловероятно, но, признаю, возможно. Тогда он будет достаточно богат, чтобы купить себе новое пальто или что-нибудь в этом духе. Чудесно.

В столовую вошла Кэти и начала убирать салатные тарелки.

– А ты не думаешь, что его стремление проявить себя заслуживает уважения? – спросила я.

Папа посмотрел на меня как на глупышку.

– Мужчина заслуживает уважения за то, что доводит до конца какое-нибудь значительное дело. Дело, которое послужит его жизни, семье, а когда-нибудь и всему человечеству.

– Книгам это под силу! Знаю, ты так думаешь, иначе зачем столько книг? – Я показала на библиотеку.

– Скотт Фицджеральд – не Диккенс, малышка. И не Джеймс, который, кстати, унаследовал семейное состояние, как и Эдит Уортон, и вся их братия. Он не ученый, не философ, не делец и даже не политик. Кто он? Всего-навсего ирландский щенок, который слишком любит спиртное, не окончил колледж и вот-вот отправится на войну, по окончании которой у него не будет никаких перспектив. Если, конечно, он вообще вернется целым и невредимым. – Папа махнул в мою сторону вилкой. –  Прекрати витать в облаках и найди твердую почву под ногами, иначе рано или поздно окажешься в хижине с каким-нибудь черномазым, будешь стирать свою одежду в реке и каждый день есть бобы на ужин.

– Господи, судья, что за жуткая картина! – воскликнула мама. Она похлопала меня по руке. – Кэти, можно подавать ростбиф.

– Да-м.

Меня так и тянуло возразить, но не осталось аргументов. Насколько я видела и знала, мнение отца было непоколебимо.

– Ты же не хочешь, – продолжил он, – чтобы тебе хоть раз пришлось самой зарабатывать на жизнь.

Он прав, мне совсем этого не хотелось. Ни одна уважаемая замужняя женщина не стала бы работать, будь у нее выбор, – только не в Алабаме. Так уж нас воспитали: наши умы должна занимать только одна цель – выйти замуж за лучшего парня, какого мы только сможем найти. И сколько бы правил мне ни хотелось нарушать, об этом я даже не задумывалась. А потому все, что мне оставалось, это сделать так, чтобы прав оказался Скотт, а не папа.