Читать книгу: «Ковчег», страница 5

Глава 6

Месяц после смерти мужа Анна находилась в состоянии, близком к отчаянию, но сцена, устроенная Женей на похоронах, заново подожгла тлеющие в ее душе угли ненависти. Она откровенно радовалась тому, что Руслан перестал общаться с Женей, объясняя это себе такой же ненавистью Руслана к их «адову племени». Саша была опустошена: ей не хватало отца, она почему-то решила, что виновата в его смерти, что мало с ним проводила времени, не успела даже попрощаться – самобичеванию ее не было конца. В доме стоял траур, стонущий, ненавидящий, затягивающий как болото. Руслан горевал по отцу, но не видел смысла в саморазрушении: его не вернуть, да и убийца уже наказан.

Потоп стал для Руслана спасением: на два дня семья озаботилась насущными проблемами – спастись, помочь Повитухе с роженицей, подсчитать провиант. Как водится, работа отвлекла от дрянных мыслей и напомнила об ответственности.

Будучи сыном и преемником Константина, после его смерти Руслан приступал к управлению вёской и ковчегом наравне с преемником Ивана. Что им окажется Женя, он старался не думать.

Велико же было его удивление, когда, войдя в ходовую рубку, что находилась в надстройке в кормовой части ковчега, возвышаясь над палубой на пару этажей, он нашел ее обжитой и… не пустой. Федор Саврасов изучал показания приборов и помечал их в судовом журнале, Дима Петровский развалился в кресле и дымил дорогой сигарой Константина, которую тот когда-то давно купил для статуса и никогда раньше не раскуривал.

– Что… – голос Руслана сел от неприятного удивления, он прокашлялся. – Что вы здесь делаете?..

– Что значит «что»? – неубедительно удивился Петровский. – Шкипер, – он кивнул на Федора, – занимается капитанскими делами. Старпом, – он ухмыльнулся, – старпомовскими. Взрослые заняты взрослыми делами. А вот ты чего здесь забыл?

Федор поморщился: он и так еле переносил хамоватого Петровского, но тот был опытным рулевым, единственным, кто мог помочь Саврасову управлять ковчегом.

– Руслан, никто на твое место не претендует.

– … но за ковчег и за людей должны отвечать взрослые.

– Я совершеннолетний! – поддался Руслан на провокацию и по унизительной ухмылке Петровского тут же это понял и разозлился: – Это ж по какому праву вы решили этим заняться? Мой отец и Иван должны были назначить себе замену, но, – он развел руками, – они не успели! А значит, не вам решать, выметайтесь из рубки!

– Ты глянь, Федь, у него еще молоко на усах не обсохло, а уже раскомандовался! Ты меня из себя лучше не выводи…– Петровский выплюнул сигару и встал.

– А то что? Что ты можешь? Языком молотить?! – Руслан сжал кулаки, он был на полторы головы выше Петровского и в два раза моложе, поэтому тот, хоть и подумал о гарпуне, но сплюнул Руслану под ноги и бросил:

– Да пошел ты. Хотел помочь тебе по-родственному, избавить, так сказать, от забот.

– Избавь нас от себя! – Руслан подождал, пока дядька выйдет, и вопросительно посмотрел на Федора.

Тот и бровью не повел:

– Жене сейчас нелегко. Она юна, она многое пережила. В том числе и незаслуженно, – Федор с укором посмотрел на Руслана, и юноша смутился под этим взглядом. – Я пришел к ней с вопросом, готова ли она стать Головой вместо своего отца… – мужчина покачал головой. – Женя, ожидаемо, отказалась. Она попросила меня взять на себя эту ношу, и я согласился. Я встану на ее место, но, может, однажды, когда она повзрослеет, остепенится, заведет семью – я верну ей это право. И тебе, Руслан, я бы посоветовал то же: выбрать себе на замену кого-то из старших. Человека, сведущего в морском деле.

– Я с пяти лет сидел в этой рубке вместе с отцом, я знаю, как высчитывать курс, я лажу по мачтам, как обезьяна, я больше всех на корабле отстоял в собачью вахту⁸, я последних два разлива замещал отца! Кто, если не я? Неужели Петровский?

– Я верю, что ты достоин стать старпомом и даже капитаном, но ты не можешь себе даже представить, каково это: отвечать за целую вёску.

– Федор, – Руслан признал за ним право старшего, – я не хочу и не буду сидеть в каюте, я не буду матросом, который раз в неделю несет вахту да натирает палубу. Я уже целый месяц глава семьи. Я знаю свою ответственность перед ними и готов ее нести. Я хочу заниматься делом!

Федор пожал плечами: рано или поздно Дудков все равно занял бы это место, так какая разница, когда начинать?..

– Принимайте командование вооружением, старший помощник!

– Есть, капитан!

Командование вооружением, как же. Старпом на ковчеге отвечал за продовольствие и спокойствие вёски. И если вдруг что-то из этих двух элементов нарушится, головой отвечать ему, Руслану. Впрочем, он же этого хотел?..

Одинокой энергосберегающей лампы определенно не хватало на весь трюм. Руслан пошел вдоль загонов, подсчитывая поголовье скота, иногда подсвечивая темные стойла фонарем. Подсчеты оказались неутешительными: каждый второй дом в вёске потерял крупного скота в битве со стихией. Съестного на ковчег успели погрузить сроком на месяц – на потоп должно хватить, если не брать в расчет, что обычно успевали загрузить продуктов на полгода, впрок, а значит все запасы на зиму остались под водой и погибнут. Корма животным хватит: в сене и зерне нужды не было.

Лошади похрапывали и нервно перебирали ногами: в дальнем углу трюма в загонах обитали спасенные из леса дикие животные. Были ли среди них хищники, Руслан не знал. А потому очень тихо двинулся в темную часть трюма, молясь про себя, чтобы там не оказалось медведя, как в одном из предыдущих наводнений, когда вся вёска месяц сидела как на иголках, запершись в своих каютах. Мишка, впрочем, оказался сытым, а потому добродушным, и, когда вода ушла, он очень спокойно выбрался из ковчега и потрусил к лесу, только его и видели.

Что-то прошуршало под ногами, Руслан направил свет фонарика вниз: семейство ежей бросилось врассыпную. Ежи, впрочем, как раз были постоянными обитателями ковчега.

В дикой части трюма поселились: лисица, судя по шерсти – уже немолодая, а потому вовремя не убежавшая от воды; целое семейство бобров, чей домик вниз по течению реки затопило в который раз. Руслан пометил себе в уме, что надобно им таз с водой приволочь в клетку. Рядом с бобрами в огромной клетке кишмя кишели белки – целое полчище, и это только те, которых успели поймать, еще столько же разбежалось по ковчегу. Рядом с лошадьми поселили отбившегося от стада молодого олененка – он мелко подрагивал, забившись в самый угол. Выводок енотов сладко спал друг на друге, никак не отреагировав на свет фонарика. Самыми опасными Руслану показались кабаны: их было трое, и они в ярости кинулись на решетку, чуть почуяв человека.

Даже с учетом непредвиденного количества диких обитателей, корма им хватало, только надо придумать, чем кормить лисицу. Серьезная проблема оказалась в другом.

– Чистой воды у нас только три бочки. И одну уже потратили на Люду.

Федор нахмурился.

– Не очень хорошо, конечно, надо сейчас же включать очиститель.

В рубку просунулась голова Петровского:

– Ребята, а что с водой, все помыться хотят, да и палуба – видели, как загажена? Птицы срут прям на голову!

– Петровский, оставшаяся вода – для питья. И раз уж ты так вовремя заскочил – включай очиститель.

– Для питья? Так там половина бочки всего…

– Как половина, полчаса назад еще две бочки было!

– Было, да сплыло, – осклабился Петровский.

Федор стукнул кулаком по столу:

– Отставить перепалки! Кто там на водозаборе, берите пробы и очищайте воду, нашли мне проблему!

– Я взял пробу, – вслед за Петровским в рубку протиснулся Гриша. – Вода… соленая.

***

Дрожа от волнения и ночной прохлады, Мария разделась. От теплого напитка шел пар. На секунду она задумалась: может, стоило ей бежать вместе с Костей?.. Они стали бы отличной семьей, вырастили бы сына, они затерялись бы в городских трущобах, и их никто и никогда бы не нашел.

Нет, она с горечью мотнула головой. Она не создана для простого семейного счастья. История бы повторилась, ей стало бы скучно с Костей, как и с Иваном год назад. А теперь у нее не муж – дикарь. Сильный, властный, непредсказуемый. Он снова станет ее.

Щебенка на перекрестке трех дорог колола босые ноги, ночной ветер развевал длинные, ниже ягодиц, черные волосы, луна серебрила молочную кожу, подсвечивала тонкий стан, звезды отражались в синеве ее глаз – и не было женщины прекраснее. Цыганка волчьей костью начертила в дорожной пыли пентаграмму, окропила ее волчьей же кровью, стала в центре и залпом выпила вязкое варево.

И расхохоталась: в кустах возле дороги спрятался случайный соглядатай.

Хочешь зрелища? Будет тебе зрелище!

И Мария начала извиваться всем телом, выкрикивая странные звуки низким гортанным голосом. И лунный свет струился и вел ее в танце, и в его свете, словно под огромным софитом, она была как на ладони, на виду, на сцене в безмолвном молчании околдованных зрителей. Исколотые ноги кровоточили, но цыганка кружилась и кружилась, черпая силу в своем сумасшествии, в своей наготе, в своей юности и красоте. И внезапно рухнула, укрывшись за полотном своих волос.

Когда случайный свидетель решил выбраться из своего укрытия, перекресток был чист: ни девушки, ни одежды, ни пентаграммы.

А утром у Марии случился выкидыш, остатки своего греха она тайно похоронила, как и наказала Повитуха – у старого дуба на обрыве, вместе с волчьей костью.

***

«Как так все время получается, – думал Петровский, спускаясь по трапу в трюм, – что я всегда на побегушках? Только избавился от Ивана, а мелкие спиногрызы уже тут как тут. И прав у них, видите ли, больше!».

Он с раздражением толкнул двери в трюм и замер: из темноты на него не мигая смотрели два желтых глаза. Луч света, упавший на животное, доказал: глаза укомплектованы десятком клыков и когтей.

С отборным матом Петровский бросился вверх по трапу и наткнулся на Руслана и Гришу, которые спускались ему в помощь: из трюма необходимо было вытащить брезент для сбора дождевой воды.

– ВО-О-ОЛК!

– Дима, может, хватит уже, мы, вообще-то, тоже все работаем.

– В трюме волк! Я его видел своими глазами! Идите, если не верите, а я лучше запрусь, он там жрал кого-то! – мужчина растолкал парней и бросился на выход.

Руслан с Гришей переглянулись и пожали плечами: к отмазкам Петровского все давно уже привыкли. Но спускаться по трапу стали куда медленнее и дверь трюма открывали с опаской.

– Ну что, есть там волк?

Парни вздрогнули: Женя подкралась к ним бесшумно.

– Ты что здесь делаешь?! – начал заводиться Руслан.

– Услышала вопли Петровского, – пожала девушка плечами, – интересно, что его так напугало. Да и Гришу нужно от тебя защищать, а то бросишься еще на него с кулаками ни за что.

– Я детей не бью.

– Ага, и девушек тоже, – фыркнула Женя и осеклась. Из темной глубины трюма до ребят донеслось явственное рычание.

– А если он голодный? – прошептал Гриша.

– Или бешеный?

– Надо загнать его в клетку.

– Так а чем, голыми руками?

– В этом трюме нет клеток, здесь только хозинвентарь.

– Да давайте уже посмотрим на этого волка, может, это и не волк совсем, что мы не знаем, как Петровский любит преувеличивать? ‒ Женя отпихнула парней в сторону и смело шагнула в трюм.

Рычание смолкло. Жёлтые глаза зажглись прямо около лица девушки. От неожиданности она завизжала и на глазах перепуганных парней осела на пол.

***

Наконец-то нашла след: проклятый цветущий зверобой, отбивает нюх напрочь. Охотничий задор распирает вовсю, несусь чуть ли не вприпрыжку, виляю между деревьями, о, заяц, нет, не до него сейчас. А вот и свежие следы – им минут пять, выходят на опушку леса, совсем близко к вёске. Прячусь за кустом: мне открывается хороший обзор, топорщу уши.

Высокий и сильный человек, опасность! Принюхиваюсь: нет, он не на охоте, спокоен, расслаблен, кто там у него в руках? Детеныш. Мужчина разговаривает с ним по-своему, показывает грибы, листики, мох. От детеныша пахнет моим запахом: вот кого я искала. Только бы не спугнуть, затаилась, жду.

Детеныш еще еле переставляет ноги, это самочка, годик от силы, смеется так громко, что скоро сюда сбежится весь лес! Как вкусно она пахнет…

Человек подхватывает детеныша и садит к себе на плечи. Не могу подавить разочарованного вздоха, но люди слышат плохо и не замечают меня. Они разворачиваются и идут в сторону вёски.

Я выбегаю на опушку, вот здесь она стояла, долго нюхаю оставшийся след, а потом падаю на спину и трусь о мох: хочу вобрать в шерсть ее запах. Это мой запах. Это мой волчонок.

***

Женя распахнула глаза в ту же секунду: волчица вылизывала ее лицо и грозно рычала на парней, уже заходивших на зверя с двух сторон с подручными орудиями.

‒ Стойте! Она не причинит вреда! Не трогайте ее!

‒ Женя, медленно отступай к двери, мы его оглушим.

‒ Здоровый какой волчара!

‒ Нет, нет, она ручная, ‒ в доказательство Женя обхватила волчицу за холку, а та стала вилять хвостом и лизать девушке уши.

Гриша с сомнением опустил грабли. А Руслан, воспользовавшись секундным замешательством, ловко набросил на зверя веревочную петлю и стал ее затягивать. Волчица захрипела и заскребла когтями по полу, упираясь. Женя завопила и налетела на Руслана, сбив того с ног:

‒ Отпусти, ты же душишь ее!

‒ Да что на тебя нашло, это же волк! Он же опасен!

‒ Отпусти-и-и-и-и!

‒ Да он уже сам, ‒ встрял Гриша, наблюдавший за потасовкой.

Волчица и впрямь вывернулась из петли, выпрыгнула из трюма и уже быстро взбиралась по трапу.

‒ Лови его, ‒ Руслан бросился было за зверем, но Женя схватила его за ногу и парень рухнул, потеряв драгоценные секунды.

‒ Ну что, ты довольна? ‒ прошипел он бывшей невесте, откидывая волосы с глаз.

‒ Она никому не причинит вреда!

‒ Так ведь волк и впрямь рычал только на тебя! Только ты ему угрожал! ‒ вступился за девушку Гриша.

‒ Она спрячется, и никто на ковчеге даже не узнает про волчицу, обещаю.

‒ Я старпом и должен допустить, чтобы по ковчегу шлялся дикий хищник? ‒ Руслан разозлился не на шутку. ‒ Берём брезент, все вместе, а потом я иду его искать. Да не буду я его убивать, отстань ты уже от меня!

‒ Выше, выше натягивай, ‒ командовал Фёдор матросами.

Систему решили сделать простую: натянуть брезент между мачтами, а по центру, в самой низкой его части, вырезать отверстие. И дождевая вода будет сразу стекать в бочку, а потом пойдет в очиститель. Благо, дождь, ненадолго прекратившись, возобновился с новой силой.

Ксения помогала фиксировать тросы. Слова Миши задели ее за живое: у неё ведь есть крестница ‒ Женя, которая всего пять дней назад осталась совсем одна, лишилась отца, опоры. Ксения должна жить ради неё. Вместе будет проще. А тяжелый физический труд отвлечёт на время от тяжких дум. И вот она здесь, хватается за любую работу.

Женщина успела только услышать свист оборвавшегося троса, как вдруг почувствовала сильный удар под ребра. Настолько сильный, что ее оторвало от палубы и отправило в свободный полёт. Мгновение ‒ и вот Ксения в холодной воде с сильным течением. Вода заливает глаза и уши, верх и низ поменялись местами, она оглушена. Ах вот какого конца она желала…

‒ Человек за бортом!

Кто-то хватает ее за руки, Ксения отчаянно барахтается, ей нужен воздух, немедленно! И вдруг в глазах темнеет и сознание покидает ее.

Как в замедленной съёмке старых фильмов увидел он оборвавшийся трос и взметнувшийся край брезента. И описавшую полукруг рею, ударившую Ксению под ребра и выбросившую ее за борт. Как забегали и засуетились весчане. Как он крикнул: «Человек за бортом»! Крикнул уже в полёте.

Вода оказалась холодной, плотной и мерзко-соленой на вкус. Барабанил дождь, застилая глаза. Где же она? Нырнул, но так и не смог ничего разглядеть ‒ глаза жгло. Течение сносило его в сторону от ковчега и чудом, буквально в пяти метрах от себя увидел он взвившуюся над водой руку! В два гребка достиг он Ксении и дернул ее за руку. Почувствовав помощь, она отчаянно забарахталась, всей тяжестью навалилась на него и в попытке выплыть на поверхность и глотнуть воздуха с неимоверной силой тонущего потащила на дно. Они сейчас утонут вдвоём, – мелькнула безрадостная мысль. «Прости, Ксюша», – мысленно произнес он и от души ударил ее по голове: женщина обмякла. Придерживая ее лицо над водой, он из последних сил сражался с течением и грёб к ковчегу. Подбадривающие крики только раздражали:

‒ Миша, давай! Ещё немного, мы спустили лестницу!

Кто-то прыгнул в воду на помощь. Почти отключаясь, почувствовал он, как их тянут уже несколько пар рук.

Женя сидела у кровати еще не пришедшей в себя крестной и не могла понять, как столько событий успело произойти в вёске всего за пару дней, ведь за всю ее жизнь не происходило ничего интересного. После начавшегося разлива реки, гибели Кирилла, сбежавшей волчицы, очередной ссоры с Русланом, суеты с водой, чуть не утонувшей Ксении боль от смерти отца притупилась и глухо пульсировала где-то в глубине сердца.

– Господи боже, что случилось? – прохрипела открывшая глаза Ксения.

– Ксюша! – Женя порывисто обняла крестную. – Тебя рея сбила за борт: оборвался трос. А Миша прыгнул за тобой, вас течением чуть не унесло от ковчега, но все обошлось. Ты сильно наглоталась воды, Повитуха тебя откачала, вот теперь у тебя постельный режим и согревания, – девушка указала на электрические грелки в кровати.

– Миша прыгнул?..

– Да. Рванул с другого борта через всю палубу. У него сильное переохлаждение.

– Люда меня возненавидит.

– Ой, Люде сейчас ни до кого нет дела. Настоящая мамаша – дочку ни на секунду из рук не выпускает, Светка говорит, ей больше вообще никто не нужен.

– Материнская любовь – самое сильное чувство на свете, – слабо улыбнулась Ксения. Хотелось бы ей когда-нибудь его испытать.

– Да… – Женя помолчала и осторожно задала мучивший ее вопрос: – Ксюш, а вот мою маму ведьмой называли, может, она умела что? Ну, будущее предсказывать или там в волка превращаться? Знаешь что-то об этом?

Ксения хрипло засмеялась, но тут же закашлялась:

– Ох уж эти легенды старых вёсок. Удивительная она была женщина, очень красивая, ты вся в нее. Цыганка, да, но не ведьма. Ну вот, – она запнулась, – Кирилл мне рассказывал одну историю. Мол, когда был он совсем еще юнцом, шел ночью из соседней вёски, может, свидание у него там было, я не знаю, и на перекрестке, как к заброшенному кладбищу идти, стояла женщина. А полнолуние было, светло, все видно, и она вдруг начинает раздеваться. Ну, Кирилл, не будь дурак, спрятался в кустах, когда еще ему стриптиз обломится. И вот женщина разделась и как давай кружиться, танцевать, хохотать, что-то кричать в ночь. Кир так и застыл в тех кустах: страшно, сумасшедшая какая-то. И вдруг она резко падает! А когда он вылез из кустов, не было уже на перекрестке женщины. Ничего не было. Клялся мне, что это была Мария.

– Ничего себе, – выдохнула потрясенная Женя.

– Первая любовь его. Да. С ума сводила людей твоя мама. Но кажется мне, выдумал он эту историю.

– Как знать…

Волчицу Руслан так и не нашел. А на вопросы Петровского вся троица делала недоуменные лица: «Да не было там никакого волка, пустой трюм, вот, держите ваш брезент».

Глава 7

Федор в задумчивости стоял за штурвалом. Дождь по-прежнему барабанил по водной глади. Уже нельзя было различить под водой ни вёску, ни даже лес. На его памяти вода никогда не поднималась так высоко. Пресная вода вдруг стала соленой, а значит, мировой океан снова вышел из берегов.

История повторялась. Начался Потоп.

Связи не было ни с городом, ни с соседними вёсками. Теперь им предстояло решить, что делать дальше. Оставаться на месте и ждать, пока уйдет большая вода, или же отправиться в город и рассчитывать, что там они получат хоть какую-то информацию. Федор надеялся, что расположенный высоко на горном плато город не утонет в ливнях. Провизии вёске хватит на месяц, потом им придется закалывать скотину.

Пятерых погибших нужно проводить в последний путь, пусть тела троих остались заперты в затопленных домах. И окромя всего прочего, обещал он Жене найти убийцу Ивана.

Федор со вздохом снял телефонную трубку и отправил сообщение в жилую часть ковчега: «Дед Евген, Женя, Руслан, сбор в ходовой рубке через десять минут».

– Я начинаю расследование убийства, – без обиняков сообщил Федор собравшимся. – Мне необходима полная информация обо всех весчанах, их алиби или его отсутствии в день убийства Ивана. Я собрал вас здесь как официальных представителей вёски. Женя, тебе поручаю собирать информацию о Капустиных, Руслан, тебе – о Дудковых. Дед Евген, я полагаю, ты не откажешь нам в своей мудрости и станешь третейским судьей. Убийца должен быть найден и наказан. Пока он на корабле, мы не можем чувствовать себя в безопасности.

– А давайте начнем с присутствующих, – Женя в упор посмотрела на Руслана. – Где они были и что делали в обеденный перерыв? У нас сорвалась кобыла, ее ловила я, Стас с Ликой, Миша и Гриша, а, и Светка еще с бабой Машей стояли в стороне. Стрелка их тогда чуть не зашибла.

Федор записал всех перечисленных и в свою очередь ответил:

– Мы обедали с дедом Евгеном, Василием и Павлом.

– Ну а ты где был?

Руслана бросило в жар. Его никто не видел в момент убийства Ивана. Ну, почти никто. Неужто на него могут повесить убийство? Ну нет, дед Евген да и Федор не такие. Тем более, у него есть веская причина молчать. Он покачал головой:

– Я не могу сказать.

– Я так и знала!

– Я не убивал твоего отца! Мне нужно было решить одно дело, я шел на встречу, – Руслан запнулся. – Я случайно узнал… Это чужая тайна, я не имею права ее раскрывать! Люди пострадают!

Женя от возмущения не находила, что сказать.

Дед Евген нахмурил седые брови:

– Опаснее ли тот секрет убийцы, что среди нас?

Руслан перевел взгляд с деда Евгена на Федора, и сердце его сжалось.

– Я не скажу, не просите.

– Руслан, – Федор заговорил проникновенным голосом. – Правда сейчас нужна как никогда. Не время беречь чьи-либо чувства. На свободе человек, почувствовавший вкус крови. Он сможет сделать это еще раз. И тогда серьезно пострадают близкие нам люди. Снова. Разве не хватит смертей в вёске?

Руслан слушал Федора, но решимость его не угасала. Если бы Федор знал правду…

– Но Ивана вы не посадили в острог за убийство моего отца. Даже не осудили. Помолчи, Женя. Подумай, сиди он в заключении, он был бы жив сейчас. Я выполню свою работу, но чужой тайны не раскрою, – он резко встал и вышел из рубки, не дав никому ему возразить.

Когда дождь в очередной раз прекратился, вся вёска высыпала на верхнюю палубу. Вечерело: серый день плавно перетекал в такую же серую ночь. Тела двух утонувших мальчишек спустили на плотах на воду, и батюшка Юрий, уже ожидавший их в шлюпке, под заупокойную молитву поджег сухую солому. В память о троих, погребенных в затопленной вёске, на воду решили спустить три огромных соломенных венка, увитых лентами и записками весчан с пожеланиями легкой дороги на небеса. Со всех сторон доносились всхлипывания и горестные стенания.

Ксения смотрела на яркие языки пламени, и слезы нескончаемым потоком лились из глаз. Как несправедлив тот бог, которому поклоняется Юра. Как мог он допустить смерть Кирилла? И смерть этих мальчишек, совсем еще детей… Или это ее вина? Зачем только она отпустила его в хлев, когда нужно было спасать свою жизнь? Вина, боль и скорбь захлестывали ее.

Кто-то мягко дотронулся до ее плеча. Не сводя взгляда со склоненной в молитве темной фигуры внизу, Ксения накрыла ладонью чужую руку:

– Спасибо, что вытащил меня из воды.

– Мне жаль, Кирилл не смог выбраться. Мы не дружили, но, очевидно, он был достойным человеком. И он бы хотел, чтобы ты была счастлива, – серьезно принес свои соболезнования Миша.

Ксения непроизвольно скривилась от такого избитого штампа, но спорить не стала.

Венки и плоты разгорались все ярче. Течение заметно ослабло, и потому яркие костры на воде медленным косяком удалялись от ковчега. На носу судна что-то громко взорвалось – это Руслан поджег самодельный фейерверк. Красные и синие искры ненадолго раскрасили темнеющее небо и сияющими скорбными каплями опали, затухая. Птицы ошалевшей толпой взвились в небо и с громкими криками бросились в рассыпную, так что весчане не решились на следующий поминальный залп.

К Ксении подошла и Люда – высказать слова соболезнования (Кирилл приходился ей дядей), получить в ответ поздравления с рождением дочери и увести мужа от красивой вдовы. Миша, обернувшись, хотел поймать последний взгляд Ксении, но ту уже заслонили собой Анна и Петровский.

– Кирилл был мне что брат, – Петровский обнял младшую сестру. – Прибрала вода хорошего человека. И наследников-то он не успел оставить…

– Дима! – возмутилась Анна и ткнула брата под ребра.

– Да что я-то? – Петровский осекся, увидев вытянувшееся лицо Ксении. – Да что в этих детях хорошего-то? Добрые такие, хорошенькие, пока младенчики, а потом вырастают в здоровых лбов и допрашивают тебя с пристрастием, не посмотрят, что дядька.

– Допрашивают?

– Да, спрашивают, кто где был, когда Ивана пришили. Руслан и Женька, а Федору отчитываются.

– Мы-то с Димой не имеем к этому отношения, как раз обедали вместе, – усмехнулась Анна, а Петровский бросил на нее быстрый взгляд, – но, по моему разумению, этому человеку нужно памятник ставить. Избавил вёску от убийцы и тирана в одном лице. Мы отомщены.

– И зачем Руслан твой полез в эту историю? Впился как клещ со своими вопросами, тьфу. Не сидится хлопцу, возомнил себя Головой вёски.

– Любит он Женю, – слабо улыбнулась Ксения. Она все еще надеялась, что эти двое помирятся.

Анна помрачнела.

– Дочь цыганки и разлучницы, дочь убийцы не войдет невесткой в мой дом. Пора бы уже ему это понять.

Такие у нее крошечные ножки и ручки, ладошка величиной с чайную ложку, а все тельце умещается, кажется, в одной руке. А пахнет она как сладко…

Свет в каюте был приглушен. Людмила кормила дочь, устроившись в глубоком кресле, та негромко сопела и причмокивала, выпростав ручонку из одеяла и ухватившись за грудь.

Миша с умилением наблюдал за процессом кормления и не понимал, как это вообще возможно: новая жизнь, новый человек и создали они его с Людой вместе. У него и статус новый, которым хотелось гордиться, – отец. Теперь их семья полноценна, теперь ему нужно стать серьезнее, теперь им нужно вырастить дочь правильно.

– Давай назовем ее Кристиной?

Люда дернулась, девочка потеряла грудь и разразилась громким недовольным криком.

– Как мою мать?

– Просто красивое имя.

– Отцу не понравится, – малышка, наконец, нашла потерянный сосок и затихла.

– Ну, это же наша дочь, тем более Федор всегда был на нашей стороне. Он и виду не подаст. Да и матери твоей уже давно, по всей видимости, нет в живых.

– Может, она и умерла уже, но отец ее любит и до сих пор страдает, нужно ли ворошить прошлое?

– У тебя в руках наше настоящее. Посмотри на нее – она же вылитая ты. Вылитая Кристина.

Людмила с любовью пригладила редкий пушок на младенческой головке, сжала ребенка чуть сильнее и поцеловала.

– Ну, пусть будет Кристина.

Два дня Женя собиралась с духом, прежде чем наведаться к Повитухе. Оттого, что связаны были с ней все самые жуткие события, болезни и смерти, да и редко она появлялась в вёске, Повитуха была фигурой, окутанной тайной и почтительным страхом. И прийти к ней просто так с вопросом: «А где вы были, когда Ивана убивали?» – казалось верхом наглости. Но Женя еще на похоронах поклялась самой себе, что узнает, кто убийца, и добьется для него положенного наказания. Смерть отца требовала отмщения, и не важно, что его последние слова были совсем не об этом.

Хитросплетения корабельных коридоров детвора знала наизусть: самые интересные игры всегда были во время наводнений, на ковчеге. И запретные зоны, вроде машинного и котельного отделения или коридора, ведущего к каюте Повитухи, в которые строго настрого запрещалось входить, конечно же были изучены ребятней досконально. Женя еще помнила, как в ту зиму, когда ей исполнилось девять лет, она стояла на страже в темном коридоре в глухой части ковчега, где обитала ведьма, которая ела маленьких девчонок на обед. И как эта ведьма, внезапно открыв дверь, пообещала сварить ее «прямо вот в этом котле, если услышу еще хоть один шорох!». Котел, зловеще бурливший прямо в каюте, Женя тоже помнила очень хорошо.

И вот теперь она стояла перед той самой дверью, переминалась с ноги на ногу и тщетно упрашивала себя набраться смелости и постучать.

Дверь отворилась внезапно – как и тогда, семь лет назад:

– Заходи уж, сиротинушка.

На дрожащих ногах и с ухнувшим куда-то в низ живота сердцем Женя прошла в каюту. Серый день просачивался в крошечный иллюминатор, уныло освещая тесную комнатку: табурет, стол со свечами, стеллаж с банками, узкая жесткая постель. Котла не было. Девушка тихонько перевела дух.

– С чем пожаловала?

– Я вот хотела спросить у вас, – девушка осеклась. Из темного угла на нее смотрели два знакомых желтых глаза.

– Так она у вас?!

Волчица подошла не спеша, обнюхала девушку, обошла ее кругом, потерлась головой о ладонь и улеглась у ног.

– Тебя ждала, – Повитуха неожиданно улыбнулась своими желтыми с золотом зубами.

– Я… я не понимаю. Она пряталась, и у меня было видение, будто волчица – это я, но в этом видении я узнала отца и… себя, – Женя с облегчением вывалила Повитухе не дававшие покоя воспоминания.

– А что ж тут непонятного. Встретились вы наконец. Всю жизнь она тебя опекала, а как случилась беда – она уж рядом. А что связь у вас сильная, так неудивительно – цыганская кровь.

– У волка? – девушка непонимающе нахмурилась.

Волчица подняла голову и ворчливо рыкнула на тугодумку.

***

Очнулась я под старым дубом на овраге, там, где похоронила нерожденного своего младенца. Бр-р, холодно. Ночь, падает снег. Пытаюсь встать на ноги – и падаю. Падаю носом в землю, чувствую резкий запах перегноя, хочу отряхнуть лицо от земли – что за черт? Рука не дотягивается. Поворачиваю голову и вижу… шерсть. Шерсть по всему телу. Не руки, а лапы. Когти. Я вскакиваю на четыре ноги и кружусь: так и есть, хвост на месте.

Падаю на землю и скрючиваюсь. Как ни странно, становится теплее. Пробую голос. Из горла вырывается волчий вой. Пытаюсь вспомнить, что произошло.

Иван, дочь, Повитуха! Вскакиваю и со всех лап бегу в вёску. Ого, как быстро я могу бегать! И вот уже дом. Темный, не горит ни одно окно. Сижу под лестницей, жду, навострив уши.

Скрипит дверь.

– Неупокоенной она осталась, – слышу мужской хриплый голос.

– Маша была цыганкой и похоронили мы ее, стало быть, по цыганским обрядам. Дочку я покормила и укачала. Будь ей хорошим отцом, сиротинушке.

Дверь закрывается. Слышу над собой тяжелую медленную поступь. Знакомый запах. Выхожу из-под лестницы. Повитуха вздрагивает: