Грехи и мифы Патриарших прудов

Глава 10
Странности

Все воскресенье Катя мучилась непонятным беспокойством. Хотела было заняться собой наконец, но как-то все из рук валилось. Однако ближе к полудню она все же сходила в салон красоты – даже без записи удалось, потому что салоны красоты сейчас пустуют и ловят клиентов чуть ли не за фалды.

В понедельник, явившись на работу в Главк, она первым делом поговорила со своим шефом – начальником Пресс-службы, объяснив, что сейчас затишье по части сенсаций, а из непонятного пока дела с безголовым трупом может выйти сносный репортаж о том, как сыщики с нуля устанавливают личность убитого, опознание которого намеренно затруднено.

Заручившись разрешением своего начальства, Катя отправилась после оперативки к полковнику Гущину. Тот пребывал в состоянии тихой задумчивости. В воскресенье посланные на строительный рынок на Калужском шоссе оперативники, которым было поручено разыскать торговый павильон ООО Виктора Кравцова, вернулись ни с чем. В хаосе торгового муравейника павильон они, правда, отыскали, но он оказался закрыт. Обычно выходные – самые оживленные и посещаемые народом дни на строительном рынке. Но это в прошлом. Огромный строительный рынок сейчас больше напоминал мертвые пчелиные соты, где лишь кое-где трудолюбиво копошились и что-то продавали. А так целые ряды и закоулки закрытых, а порой и брошенных, заколоченных торговых точек и павильонов.

Оперативникам предстоял нелегкий труд – через администрацию рынка постараться выйти на совладельцев ООО, возможно, у Виктора Кравцова были или есть компаньоны, возможно, и сам он где-то живой и здоровый.

Самым простым и легким способом установить, тот это человек или не тот, было провести сравнительный анализ ДНК. Самое очевидное решение: произвести забор образцов для исследования у детей – сыновей Виктора Кравцова. А это такая бюрократическая морока! И очень сложно с юридической точки зрения, пока, с одной стороны, нет никаких данных о пропаже без вести самого Кравцова и, с другой стороны, веских доказательств того, что неопознанное изуродованное тело принадлежит не кому-то другому, а именно ему.

– А что с делом о ДТП в Бронницах, Федор Матвеевич? – спросила Катя грустного Гущина.

– Подняли они дело по моей просьбе. Прекращенное оно, даже пока не в архиве, а у них в УВД, – Гущин прикидывал, что дальше. – Ты что же, страшилки свои писать, что ли, надумала о нашем безголовом?

– Зря, по-вашему, мучилась вчера? – огрызнулась Катя. Надо порой и зубы показывать, а то на голову сядут. – Выходной день в прозекторской, обоняя трупные газы! Кому сказать – в психушку пошлют. А все для вас стараюсь, Федор Матвеевич!

Гущин как-то непонятно хмыкнул. Скорее довольно, чем недовольно.

– Ну, тогда поедем в Бронницы, проверим, что за дело трехлетней давности, – сказал он просто.

И они поехали в Бронницы. Катя в этом районе Подмосковья никогда прежде не бывала. И городишко показался ей скучным. Но леса окрестные полыхали золотом и багрянцем, поля манили изумрудной дымкой, где-то там, в полях, змеей вилась-извивалась Москва-река. Кате всегда хотелось увидеть эту реку, на берегу которой она жила на Фрунзенской набережной – на воле, так сказать, вне города.

Но вместо реки она увидела местный отдел полиции – отремонтированный и покрашенный, но все равно какой-то хилый, затерханный и внутри и снаружи. А может, ей это лишь показалось? Может, она вообще слишком критически относилась к внешнему виду?

Гущина принял лично начальник отдела, на столе уже ждали два увесистых тома уголовного дела. Пока Гущин и начальник местной полиции обстоятельно и неторопливо толковали о разных делах, Катя открыла первый том. Глянула на фотографии, какие обычно снимают эксперты для ГИБДД с мест аварий.

Машина «Газель» синего цвета с вылетевшим лобовым стеклом и разбитой фарой. Вмятина на капоте, что-то бурое. Осколки на асфальте и опять что-то бурое.

– Дело давно прекращено на законном основании. Наш следователь Нилов им занимался, столько экспертиз провел автотехнических и прочих, столько справок собрал! Эксперты все сошлись во мнении: это форс-мажор, не было вины водителя Виктора Кравцова в том, что произошло. Правда, там, конечно, странности в этом деле. Большие странности. Но никакого криминала мы так и не обнаружили.

– Странности? Какие же? – сразу насторожилась Катя.

– Вам лучше со следователем поговорить, с Ниловым, – начальник полиции нажал кнопку на переговорнике. – Я не спец в ДТП. Нилов ответит на ваши вопросы, я его просил вас дождаться сегодня. А что случилось?

Полковник Гущин коротко рассказал о безголовом трупе и двенадцати совпавших точках дактилоскопии.

– Убийство? – Начальник полиции снова начал тыкать кнопки переговорника.

Следователь Нилов оказался молодым, но уже заморенным человечком с серыми волосами и тусклым усталым взглядом.

– Вы в деле все прочтете, – встретил он их обычной следственной отговоркой. – Такая была бодяга долгая! Я все, что мог, сделал. Я никогда не страдал обвинительным уклоном. А в том ночном происшествии на дороге вина Кравцова отсутствовала. Все доказательства это подтвердили и технические экспертизы.

– Мы дело-то прочтем, коллега, но вы нас сейчас коротко проинформируйте о самой сути. Что там случилось? – спросил Гущин.

– Летом это произошло, три года назад, в конце июня. Точную дату надо посмотреть, я уже забыл, – Нилов-следователь кивнул на увесистые гроссбухи. – Кравцов Виктор на машине, принадлежавшей его строительной фирме, около двух ночи ехал по Старой дороге. Он сказал, что ничего не мог сделать – в свете фар внезапно увидел ее, потерпевшую. Она выбежала на дорогу и внезапно остановилась. Возможно, ее ослепил свет его фар. Он ее сбил там, на девятом километре. Ужас, шок – он не успел затормозить. Сам позвонил в полицию и «Скорую» вызвал. С места ДТП не скрывался. Наш сотрудник из ГАИ прибыл туда через десять минут – за час до этого случилась еще одна авария на шоссе. Потерпевшая была в очень тяжелом состоянии. Думали даже, что летальный исход. Но она выжила. Ей в городской больнице сделали первую операцию, затем ее родственники забрали в Москву, в Склифосовского. И там тоже были операции. Я расследовал это ДТП, я специализируюсь именно на дорожно-транспортных делах. ГИБДД все проверила самым тщательным образом: тормозной путь, объективные данные. Все сошлось, подтвердило показания Кравцова. Экспертиз провели кучу. И я прекратил дело за отсутствием его вины.

– А кто потерпевшая? – спросил Гущин.

– Пелопея Кутайсова, двадцать четыре года.

– Пелагея? – переспросила Катя.

– Нет, я тоже так сначала думал, – ответил следователь. – Ее зовут Пелопея. Редкое такое имя.

– Интересно, – сказала Катя.

– Что интересно?

– Греческое имя. Действительно очень редкое.

Катя глянула на тома уголовных дел. Интересно… как корабль вы назовете, так корабль и поплывет…

– А кто она такая, откуда? Здешняя?

– Нет, не здешняя. Она дочка богатых родителей. Ее отец – бизнесмен из Москвы, солидный тип, инвестирует в ресторанный бизнес, в логистику, в междугородние перевозки. Но это мы все уже потом про их семью узнали.

– Нам сказали, что в этом деле были странности, – Катя решила давить на самое главное.

– Ну, вообще-то да… И немалые, – следователь запнулся, прищурился. – Она была совсем голой там, на дороге.

– Голой? – удивился Гущин.

– Никакой одежды на ней, никаких вещей. Позже уже из больницы нам сообщили, что у нее в крови большая доза наркотиков. То есть обдолбанная вдрызг она была, бедняжка.

– Наркоманка?

– Мне ничего не оставалось, как сделать такой вывод, – сказал следователь. – И это тоже был плюс для водителя Кравцова. Алкаши сами под колеса порой лезут, наркоманы тоже. И здесь такой же случай. Возможно, она вообще не соображала, что делает, когда выскочила на дорогу. И было кое-что еще – очень для нас неприятное…

– Что? – спросила Катя.

– Она совсем потеряла память, – ответил следователь. – Ну, позже, когда ей сделали операцию, еще одну. Она ничего, абсолютно ничего не помнила. Ничего не могла мне рассказать. Я приезжал к ней в больницу. Первые дни она даже не могла вспомнить свое имя и фамилию. Не узнала отца и брата с сестрой, когда те приехали. Потом эти сведения к ней вернулись. Она вспомнила, как ее зовут, начала узнавать родственников. Но так и не смогла вспомнить, что с ней произошло.

– Потеряла память? – Гущин поднял брови домиком.

– Дико звучит, да? Как в фильмах. Я никогда не думал, что это случается с людьми на самом деле. Поверить даже невозможно в такое. Но сам столкнулся. Врачи мне сказали – частичная, но глубокая амнезия. Память Пелопеи Кутайсовой заблокирована.

– Чем заблокирована?

– Всем вместе: страшная авария, она же чуть жизни не лишилась, плюс убойная доза наркотиков, плюс, возможно, пережитый до этого шок.

– Шок?

– Ну, врачи так говорили. Посттравматический шок – и тот, что после аварии, и, возможно, какой-то еще до этого. Но я в это не слишком поверил. То есть я все проверил – там, в больнице, еще попросил проверить. То, что девица оказалась на дороге глубокой ночью голой, наводит на какие-то мрачные мысли, да? Ну, я постарался все проверить и минимизировать. При осмотре в больнице у нее не выявили никаких признаков изнасилования. Понимаете, о чем я? Этого не было. Все повреждения ее были причинены исключительно в момент той страшной аварии, когда на нее налетела «Газель» Виктора Кравцова.

– Но вы установили, каким образом она оказалась в Бронницах ночью на дороге? – спросила Катя.

– Нет. Я этого так и не установил. Сама она ничего не помнила – я еще раз вам объясняю. Она не помнила ни ту ночь, ни то, что было накануне, ни то, что было за месяц, за два до этого. Вообще ничего. Мы проверили здешние места для туристов – дом отдыха, кемпинг, детский лагерь, частные гостиницы. Никто об этой Пелопее Кутайсовой ничего не слышал. Никто ее не видел. Там она не появлялась – ни одна, ни с компанией. Но к нам много людей на машинах летом приезжают на Москву-реку. Я дал поручение поспрашивать, навести справки в местах отдыха, но никаких результатов мы так и не добились. И вообще я занимался делом о ДТП. После того как отпала версия об изнасиловании, о чем-то таком криминальном мы уже не думали. Обычная история: наркоманка из богатой семьи. Может, она от дружка голой сбежала, когда они где-то на природе в машине нанюхались и были под сильнейшим кайфом.

– Если она не помнила в первый момент даже свое имя, как же вы узнали, кто она такая? – задала свой вопрос Катя.

– Простите, мне надо ехать за документами в страховую фирму, – следователь Нилов поднялся из-за стола. – Я и так вас прождал полдня. Оба тома можете взять, если они вам требуются. Позже сами отправите в архив.

Полковник Гущин взял в каждую руку по увесистому тому. Дальше они буквально ловили ускользавшего от них как угорь следователя Нилова уже в коридоре.

– Как вы узнали, кто она такая? – настойчиво повторила свой вопрос Катя.

Нилов остановился возле дежурной части.

– Дактилоскопия помогла. Как только она пришла в себя в реанимации после операции и стало ясно, что она ничего не помнит, я послал эксперта откатать ей пальцы и проверить – ну, на всякий случай. И в яблочко попал.

– Что, девушка судима? – спросил Гущин.

– Нет, но в банке данных числится – я так понял, что в каком-то ночном клубе, где она развлекалась, было спецмероприятие по линии борьбы с наркотиками. Ее задержали вместе с другими. У нее ничего тогда не обнаружили, а вот на руках остались следы кокаина – экспресс-анализ это подтвердил. Ее к ответственности не привлекали, но в банк данных она попала. Так мы и узнали ее фамилию и адрес. Позвонили домой – а там уже отец ее, оказывается, накануне сообщил в полицию о пропаже дочери. Потом они приехали всей семьей – отец этот самый, Платон Кутайсов, брат и сестра. Они сразу отправились в нашу городскую больницу, затем отец заказал перевозку и переправил дочку в Склифосовского. Я туда еще раз к ней ездил, брал показания, когда она уже стала родственников узнавать и свое имя вспомнила.

– А мать Пелопеи? – спросила Катя.

– Мать позже прибыла из-за границы. Вроде как в отпуске она там находилась. Я в основном контактировал с отцом – в делах об аварии лучше с мужчиной все обсуждать, мороки меньше и вредных фантазий.

Катя заметила, что к их разговору с великим интересом прислушивается дежурный за прозрачной пуленепробиваемой перегородкой из пластика.

– Что отец девушки говорил о том, что случилось? Какие-то предположения у него были, почему она оказалась голой ночью на дороге в Бронницах? – спросил Гущин. – Может, у них в этом районе дом загородный, дача?

– Их дом загородный на Новой Риге. Там они все проживали. Ни малейшего понятия он не имел, что с дочкой стряслось. Но был крайне обеспокоен. Брат ее и сестра мне тоже ничем помочь не смогли.

– А водитель Виктор Кравцов, что он делал на Старой дороге так поздно ночью, в два часа? – спросила Катя.

– Он объяснил, что приезжал в этот день в Петровское, у них – у его фирмы – был заказ на строительные работы в частном доме. Он за два дня до этого отвез туда разборную декоративную беседку для сада. Рабочие ее смонтировали и установили. Он приезжал проверить работы. Сами хозяева в отпуске, у него ключи от дома были. И он, по его словам, решил переждать вечерний час пик, но от усталости, потому что утром встал очень рано, заснул. Проснулся поздно ночью и решил по свободной дороге возвращаться домой, в поселок Коммунарка. Я и это проверил, не поленился – да, действительно, его фирма выполняла заказ на строительные работы у дачников в Петровском, они мне подтвердили. Так что и с этой стороны к Кравцову никаких претензий. И он был абсолютно трезв, когда совершил наезд. Так что в этом деле все сложилось в его пользу. И я прекратил дело. Довольно напряженная сцена была, когда я отцу девушки сообщил об этом как о непреложном факте. Она все же жестоко пострадала в той аварии. Но это была целиком ее вина. И отец скрепя сердце это принял. Они не выдвигали против Кравцова никаких исков в части гражданского судопроизводства по компенсации затрат на лечение девушки.

– Вам бы, Федор Матвеевич, с Мамонтовым нашим про этот случай побеседовать, – неожиданно подал голос из-за перегородки, как из аквариума, дежурный.

– Татосов, не вмешивайтесь, когда вас не спрашивают! – неожиданно резко отреагировал следователь. – Что за манера такая – встревать в разговор, который вас не касается!

– Кто это Мамонтов? – быстро спросила Катя.

– Это инспектор ГИБДД, который первый прибыл на место аварии на Старую дорогу и находился там, пока не приехали все остальные и «Скорая», – Нилов махнул на пытавшегося снова что-то сказать дежурного, словно на надоедливую муху. – Это абсолютно ясное дело, это обычное ДТП с пострадавшей. Я в ходе расследования не получил ни одного веского доказательства, что там крылось что-то еще. А Мамонт – он вообще… Простите, Мамонтов – он субъект с каким-то совершенно непонятным взглядом на самые простые, очевидные вещи. Он меня достал, он меня просто достал со своими измышлениями! Я столько времени потратил, проверяя все эти его бредни, что… И он вообще на тот момент даже каких-то первичных следственных навыков не имел. Он человек новый в нашей системе.

– Там, где он раньше был, дураков не держат, – мятежно возразил дежурный, он явно стоял на стороне неизвестного гаишника по прозвищу Мамонт.

– И он до сих пор так и не усвоил элементарных правил, обязательных для всех сотрудников полиции, государственных служащих, чему примером служит последний вопиющий случай, – закончил следователь, давая понять, что последнее слово все равно за ним.

Полковник Гущин внимательно выслушал эту перебранку, а затем снова направился к начальнику отдела полиции. Катя слышала их разговор от слова до слова.

– Я уголовное дело о ДТП забираю в Главк, мы его изучим, – сообщил он начальнику отдела, тот равнодушно кивнул. – Со следователем мы поговорили, он мне посоветовал еще побеседовать с сотрудником ГИБДД, который на место выезжал, – Мамонтовым.

– Странный совет. Они не ладят с тех самых пор.

– Где он вахту свою нелегкую несет на дороге? Как бы мне с ним пересечься?

– Он сегодня здесь, в отделе ГИБДД. – Начальник отдела нахмурился, потом вздохнул: – Рапорт пишет… То есть объяснительную. Он отстранен с завтрашнего дня, до разбирательства дисциплинарной комиссии.

– А что так жестко? – спросил Гущин. И сделал жест – потер пальцами о пальцы.

– Нет, как раз не это. В этом его никто не упрекнет. Кое-что иное, но тоже не сахар. Мне его уволить предлагали. Но у него лучшие показатели по всему управлению ГИБДД. Понимаете, Мамонтов раньше служил в частной охране. Телохранителем у очень влиятельного человека, ну, с самых верхов. Привык там… ко многому привык, скажем так. Его наниматель покончил с собой, застрелился из-за долгов. Это в их бизнесе у личников черная метка – потеря босса. Не важно, по каким обстоятельствам, но это пятно. А в кризис к тому же все шишки, что раньше с охраной ездили, стали охрану свою нещадно сокращать, денег нет на содержание личников. Мамонтов оказался за бортом. Он хотел в Москве устроиться, но там у него старые счеты с Петровкой. Не взяли они его, а в нашем Главке взяли. Полиция для него, тем более ГИБДД, – это новая работа, которой он прежде никогда не занимался. А привычки старые.

– Он что, убил кого-то? Застрелил? – невинно спросила Катя.

– Он погнался за личной машиной депутата, не буду говорить, какого законодательного органа. Депутат был за рулем в дугу пьяный, ехал с превышением скорости. Проигнорировал приказ остановиться. Клавдий догнал его на машине ГАИ, вытащил и… Там множественные побои. Телесные повреждения при задержании, рукоприкладство, превышение должностных полномочий, да еще этот депутат – лицо неприкосновенное. Мне предлагали Клавдия уволить. Но я сопротивляюсь давлению свыше. Это редкое создание – Мамонтов, он может в будущем большую пользу отделу нашему принести. Такими людьми разбрасываться не стоит. Одно успокаивает: депутат сам в штаны наложил – я сказал ему, что если он жалобу на Клавдия подаст официально, то нам ничего не останется, как предать огласке его пьянство и хамство за рулем. А правящая партия с этим борется изо всех сил. Так что и для него последствия будут не самые приятные. Короче, он наложил кучу в штаны и дальше угроз дело не пошло. Но Клавдий Мамонтов все равно пишет рапорт, то есть объяснительную. Я преподам ему урок. Узнает у меня, где и как раки в полиции зимуют!

– Клавдий? Это его так зовут? – спросила Катя.

– Римское имя, императорское – так он мне сказал, когда устраивался на работу. И не дай бог, вам, девушка, по простоте сердечной назвать его Клавой!

Глава 11
Темная дорога

Инспектора ГИБДД Клавдия Мамонтова Катя и полковник Гущин обнаружили в пустом кабинете, в отделе автоинспекции. Мужчина весьма внушительных габаритов, лет тридцати пяти, в бронежилете, надетом, несмотря на прохладную погоду, на одну лишь серую футболку с коротким рукавом, и в «гаишных» штанах – с их нелепыми полосами внизу. Он сидел за столом перед девственно-чистым листом бумаги. Рядом, прислоненный к другому бронежилету, помаргивал планшет, являя на экране знойную загорелую красотку с тугими, как арбузы, сиськами, снятую голышом на фоне изумрудной океанской лагуны и пальм.

По кабинету во множественном числе разлетелись и упали белые самолетики из бумаги.

Я, Клавдий…

Полковник Гущин официально представился. Инспектор ГИБДД встал из-за стола. Он был блондин с короткой стрижкой, с решительными чертами лица, на котором, однако, на данный момент лежала печать глубокой меланхолии. На предплечье из-под короткого рукава неформенной футболки выглядывала какая-то татуировка. Бронежилет сидел на нем как влитой.

Я, Клавдий…

Инспектор взглянул на Катю и нажал кнопку планшета. Красотка с сиськами исчезла из виду.

– Нас интересует дело трехлетней давности о ДТП с участием Виктора Кравцова на Старой дороге. Наезд на женщину с тяжкими телесными, – сказал Гущин, кивая – вольно, пехотинец.

Гущин уселся первым, инспектор не сел до тех пор, пока Катя не устроилась на стуле сбоку от полковника.

– Вы на место той аварии приехали первым, как нам сказали, – словно великую тайну поведала Катя.

– Дело давно прекращено. – Голос у Клавдия Мамонтова был баритон, произношение слов очень четкое.

– Нам сказали, что у вас… Как вас, кстати, по имени-отчеству? – Гущин, видно, запомнил совет начальника полиции Бронниц.

– Клавдий Миронович.

Клавдий Мирон Мамонт…

Катя про себя тут же переназвала его на римский манер. С ума сойти! А ему идет!

– Клавдий Миронович, нам сказали, что у вас свой взгляд на это ДТП. Посоветовали обратиться к вам. Со следователем Ниловым мы уже побеседовали. Дело я заберу в Главк, в управление розыска, – сообщил Гущин, похлопывая ладонью по томам на коленях. – Хотелось бы услышать ваше мнение о происшедшем.

– Мое мнение здесь никто в расчет не принял. Дело прекратили. А что у вас стряслось, в вашем управлении розыска?

– У нас есть веские основания полагать, что Виктор Кравцов убит, – ответил Гущин.

– Надо же, – на меланхоличном лице Клавдия Мамонтова мелькнуло что-то вроде слабого интереса. – А кем?

– Этого мы пока не знаем. Мы и личность убитого еще точно не подтвердили.

Гущин очень сухо и очень скупо рассказал о безголовом трупе в лесу со следами увечий и пыток и изложил данные дактилоскопии.

– Мы приехали выяснить подробности того старого ДТП, – внесла свою лепту и Катя. – Следователь ваш категорически отмел версию виновности Кравцова в аварии, сказал, что потерпевшая – некая Пелопея Кутайсова – сама была во всем виновата, потому что находилась в невменяемом состоянии из-за наркотиков. Он нам рассказал и о странностях в этом деле.

– Странности? Он это теперь так называет? – спросил Клавдий Мамонтов. – Знаете, какой там был наркотик?

– Нет.

– «Ангельская пыль». Фенциклидин. И еще в крови девчонки нашли диазепам. Я ее медкарту смотрел, приличные дозы. Это не какой-то там обычный кокс, это даже не герыч. «Ангельская пыль»… и снотворное. Вы в химии, девушка, разбираетесь?

– Меня зовут Екатерина. И я знаю, что диазепам – это снотворное. Я в курсе также того, что «ангельская пыль» – это весьма дорогостоящий и редкий наркотик. И я знаю, что диазепам порой врачи прописывают наркоманам для купирования ломки.

Катя говорила все это ему, этому задаваке, а она уже с первых его слов поняла, что он такой и есть – задавака. И она поняла сразу еще одну важную вещь: инспектор ГИБДД этим делом действительно интересовался весьма плотно, потому что не полагается вообще-то инспекторам совать нос в медкарты потерпевших и узнавать результаты анализов.

– Не думайте, что весть о смерти Кравцова меня огорчила, – сказал Клавдий Мамонтов. – Он свое наконец получил.

– За что получил? За аварию, в которой был невиновен? – спросил Гущин.

– Никакая это не авария была. То есть внешне, по форме, – да. Он ее переехал. Только это не авария. Я бы назвал – концы в воду, однако это неудачно.

– Что вы хотите этим сказать? – Гущин нахмурился.

– А то, что это Виктор Кравцов похитил Пелопею Кутайсову. А когда она от него вырвалась, сбежала, он пытался ее убить.

Катя ощутила, что по спине вновь пробежал знакомый холодок, как и там, в лесу, у неглубокой могилы.

– А какие у вас есть основания утверждать подобное? – спросил Гущин.

– Основания есть. Доказательств нет. Основания – это то, что я видел своими глазами на дороге той ночью.

– Клавдий, – Катя решила махнуть рукой на отчество и на римский триумвират имен, – расскажите нам, пожалуйста, что вы видели тогда и что произошло. Это очень важно, поверьте. Расскажите нам все, я вас умоляю!

Она даже картинно сжала перед собой ладошки. «Умоляю», видно, произвело на инспектора впечатление. Его, наверное, редко кто-то о чем-то таком «умолял». И он поведал им о том, как 26 июня три года назад он, погруженный в разборку автомобильной аварии, происшедшей на магистральном шоссе в районе эстакады, где по вине третьего водителя столкнулись фура и бензовоз, в начале третьего ночи получил от дежурного сообщение о срочном вызове на девятый километр Старой дороги в районе леса.

…Мамонтов остановил машину ГИБДД на обочине. В свете фар виднелась синяя «Газель». Все в местном отделе были заняты аварией на шоссе – там перекрыли движение, потому что из бензовоза разлился мазут. На шоссе встала пробка, был дикий аврал. И ему пришлось мчаться на девятый километр без напарника.

Было очень тихо. Старая дорога, петлявшая в лесу, делала изгиб у дома лесника, а оттуда вела к дачам и сельским домам Петровского, заканчиваясь тупиком. По этой дороге мало кто ездил.

В придорожной траве стрекотали какие-то твари из мира насекомых. В лесу ухала сова. Клавдий Мамонтов вышел из машины и направился к синему грузовичку.

Под ногами хрустело битое стекло. Он приблизился, обошел «Газель» и увидел, что весь ее капот с правой стороны измазан свежей кровью. Правая фара разбита. Левая чахоточно моргает, словно на последнем издыхании.

Клавдий Мамонтов включил карманный фонарь. Кроме этих жалких источников света, его окружала темнота. Фары патрульной машины упирались «Газели» в кузов, и сюда их свет почти не доходил. Лес застыл вдоль узкой дороги как часовой – настороженный и черный. Пятно света карманного фонаря ползло по асфальту, нащупывая осколки разлетевшегося стекла, выбоины, трещины, металлические фрагменты.

Лужа крови растекалась по асфальту, как море.

А в центре этой кровавой лужи, раскинув руки и ноги, словно чудовищная морская звезда, выброшенная багровым приливом на берег, распласталась совершенно голая женщина.

Молодая…

Клавдий Мамонтов бросился к ней. Ему показалось, что несчастная при последнем издыхании. Левая нога ее была сломана в двух местах, из жутких ран открытых переломов торчали осколки костей. Рваная рана весьма внушительных размеров имелась и на бедре. Из влагалища кровь тоже текла ручьем.

Клавдий Мамонтов рухнул на колени рядом с женщиной, всеми силами стараясь как-то остановить кровотечение. Но у него было лишь две руки, он зажимал рану на бедре, опасаясь, что у несчастной повреждена бедренная артерия. В мгновение ока он сам весь вымазался в крови.

Потерпевшей на вид было не больше двадцати пяти – тоненькая как тростинка, хрупкая. Кожа на лбу и щеке была содрана словно наждаком. В ссадинах – грязь и дорожный гравий, в спутанных волосах – тоже гравий и пыль.

Тело, из которого, как показалось Мамонтову, уже отлетела душа, неожиданно затряслось в агонии. Из влагалища хлынула темная венозная жижа.

И тут где-то сбоку раздались тихие осторожные шаги.

– Кто здесь? – громко спросил Мамонтов.

Нет ответа. Шаги замерли – кто-то остановился, словно прячась за кузов синей «Газели».

– Кто здесь?! – Мамонтов окровавленной рукой расстегнул кобуру табельного пистолета. Он не отпускал потерпевшую, все зажимая ее страшную рану, не поднимался на ноги. Не мог – ему казалось, брось он ее сейчас, эту девчонку, и… все, кровь уже ничем не остановишь.

– Это… сигнал… я сигнал упустил… мобильный. Тут почти не ловит.

Из-за «Газели» в тусклый кружок света единственной фары вышел мужчина – крепкий, широкоплечий, в брезентовой куртке и штанах защитного цвета. Лицо его было белым и каким-то застывшим.

– Вы ее сбили? – резко спросил Мамонтов.

– Нет… то есть да… она сама… она выскочила, как заяц, под самые колеса.

Мужчина был чистым – ни одного пятнышка крови на нем. А вокруг – целая лужа крови.

– Это я вам позвонил… полиции, и «Скорую» я вызвал.

– Еще раз звоните в «Скорую»! – приказал Мамонтов.

Мужчина не трогался с места. Смотрел на тело.

– Она голая, – сказал он.

Девушка захрипела, на ее губах вздулись кровавые пузыри. Явный признак того, что кроме открытых переломов повреждены и внутренние органы – возможно, даже легкие. Мамонтов подсунул ей руку под шею, чтобы она не захлебнулась своей кровью. Он боялся трогать ее, перемещать до приезда «Скорой» – вдруг у нее что-то с позвоночником?

Водитель снова пропал. Исчез из поля зрения.

Внезапно ночь умолкла, все звуки – стрекот и писк в траве, уханье совы, шелест листвы – словно выключили. И фара «Газели» погасла.

Мамонтов и потерпевшая остались в кромешной темноте.

Мамонтов ничего не услышал – он почувствовал, кожу затылка стянуло. Он мгновенно поднялся на ноги, выхватил из кобуры пистолет, обернулся и…

Водитель стоял за его спиной – темная недвижная тень.

Фара «Газели» мигнула и снова на мгновение зажглась.

И в этот миг Мамонтову показалось, что в руках водителя какой-то предмет. Что-то тяжелое.

Фара снова погасла.

– Стой на месте, рыпнешься, убью, стреляю на звук! – сказал Мамонтов.

– Я… да вы что?.. Тут сигнал пропадает то и дело, я же сказал вам.

Фара зажглась. Свет.

В руках водителя уже ничего не было. Только мобильный, который он поднес к уху.

– Она умерла, да? – спросил он.

В тот момент Мамонтову показалось, что в словах водителя нет ни жалости, ни страха, а есть лишь надежда.

Вдали послышалась «сирена» – к месту аварии спешила еще одна полицейская машина, на этот раз ППС. «Скорая» приехала через двадцать минут.

Катя и Гущин выслушали рассказ не перебивая.

– Кравцов зашел мне за спину, когда я пытался оказать пострадавшей первую помощь, – повторил Клавдий Мамонтов. – У него что-то было в руке, я не успел разглядеть – свет погас. Когда я достал оружие, он… понял, что ничего не выйдет.

Гущин помолчал.

– Но это же сам Кравцов вызвал и полицию, и «Скорую» на место аварии? – спросил он.

– Да. Отличный ход. Он думал, что убил ее, когда звонил нам и врачам. Потом надеялся, что она все равно умрет, не доживет до больницы.

– То есть вы хотите сказать, что Кравцов… он кто? Маньяк? Похититель? – спросила Катя.

– Вот и следователь мне такие же вопросы подбрасывал, – кивнул Клавдий Мамонтов. – Он что, маньяк, по-твоему?

– Из вашего рассказа такой вывод сделать нельзя, уж извините, – заметила Катя.

– Вы в интуицию верите?

– Я верю всему, что вы нам рассказали, Клавдий, – ответила Катя. – Мы верим, да, Федор Матвеевич? Но…

– Ладно. Тогда давайте беседовать по новой. – Клавдий Мамонтов встал, выпрямился. – Девушка эта, Пелопея Кутайсова, потеряла память. Сколько я у нее ни спрашивал про Кравцова, она ничего мне сказать не могла. Она его не помнила, как и все остальное, что было до аварии. Кравцов пытался к ней проникнуть в палату, позже, когда ее в Склифосовского перевели. Зачем? Ее родители в одноместную платную поместили, в хирургии. Она там после операции беспомощная вся, проводами опутанная лежала, одна. Хорошо в тот момент к ней брат пришел и сестра – младшие. Кравцов с ними нос к носу столкнулся. Начал что-то врать – мол, пришел узнать о самочувствии, цветы принес. Он и правда для отвода глаз с букетом явился.