Читать книгу: «Вкус Жизни», страница 2

По дороге её сумка также заполнялась всякими интересными, на её взгляд, находками. Жёлуди, шишки, камушки, корешки, веточки, какие-то высохшие гнёзда мелких птичек, ракушки.

Тут её внимание привлекла маленькая бутылочка. Стекло у неё было мутное, заляпанное грязью так, что непонятно, какого она цвета. Совершенно неожиданно она оказалась под ногами девочки, словно её специально кто-то подбросил. Но вокруг никого нет, кто мог бы это сделать. И либо этот кто-то успел спрятаться, либо бутылочка живая и сама под ноги бросилась. Более близкое изучение предмета на месте не дало конкретных результатов, лишь усилило интерес. Самая обычная бутылочка. В аптеках в такие микстуры разливают. Горлышко запечатано воском. Внутри что-то то ли булькает, то ли постукивает при тряске, не разобрать. Просто куском ткани грязь со стекла оттирается с большим трудом, да и само стекло непрозрачное. На солнце, кстати, тоже не просвечивает. В целом, неожиданная находка не вызвала у нее какой-то неприязни или опасений, и бутылка была отправлена в сумку к стальным находкам с безмятежным спокойствием.

Из домика Шамана уже курился лёгкий дымок. Благодарный за помощь, он угостил её чаем с пирогами. Удивительно, как у него в лесу получались такие вкусные пироги. Но больше двух кусков желудок девочки в себя просто не вмещал. Немного поговорив с Шаманом, Лиза пошла к себе, ведь летнюю практику в школе никто не отменял, и все задания должны быть сданы вовремя. И в этом ей должны были помочь разные находки, что попадались в лесу и были бережно сложены в сумку.

Уже в своей комнате вечером состоялось подробное знакомство Лизы со всем тем природным мусором, что был бережно доставлен из леса. И всё-таки странная своей обыкновенностью бутылка привлекала её взгляд сильнее всего. В закромах сундука быстро нашлась подходящая тряпка, наколдована горячая вода в ведёрке и мыло с полотенцем. Это было гораздо проще и удобнее, чем выйти из комнаты, куда-то там идти и отмывать это всё в другом месте. Тем более, что любопытство свербило с такой силой, что хотелось всё сделать прямо здесь и побыстрее. Девочка с интересом взялась за дело. Оказалось, что вся эта грязь не что иное, как высохшая жирная глина, которая теперь очень липкая и вязкая. Она упорно не хотела отлипать от стекла. Но вода, тряпка и Лизино упорство общими усилиями победили грязь.

Тёмно-коричневое стекло давало мутные блики при комнатном освещении. Содержимое едва просматривалось на свет – то ли клубы дыма, то ли в жидкости что-то плавало и чуть скребло стекло. На пробке по воску был отпечатан какой-то неразборчивый рисунок, что-то похожее на цветы или животное. Или даже на танцующего человека, если бы у него было больше конечностей, чем обычно бывает у людей. На всякий случай Лиза перенесла рисунок на бумагу, стараясь скопировать его максимально точно. Теперь можно и открывать. Или может лучше не открывать? Мало ли что там может быть внутри…

Всё-таки любопытство переселило. Пробка выдернута, из бутылки повалили клубы сизого дыма. Лиза с лёгким волнением и вниманием наблюдала за происходящим. В её мыслях промелькнуло опасение и бесследно улетучилось. Высвободившийся дым, тем временем, уплотнялся и приобрёл форму человека, накрытого простыней с вырезанными глазами. Полупрозрачное тёмное существо не имело ног или чего-то похожего на них. Оно кружило по комнате, то взлетая под самый потолок, то ныряя под мебель.

– У-у-у-у! – издавало существо заунывные звуки. – У-у-у-у!

– Кто ты? – крикнула ему девочка. Внезапно охвативший её страх не позволял говорить спокойно.

– У-у-у-у! – протянула летающее нечто.

Лиза несколько раз повторила свой вопрос. Последний раз она смогла произнести его спокойно, несмотря на то, что от волнения сердце билось быстрее. Но ничего нового от этого непонятного летающего бесформенного существа она добиться не смогла.

Первые яркие эмоции схлынули и уступили место холодному рассудку. Никакой опасности её ощущения не предвещали. Для успокоения совести и всё ещё вертящихся в голове сомнений были выбраны две маленькие подушки, три клубка ниток и чей-то закрученный в дугу спиральный рог. Пролетевшие сквозь тень кинутые предметы убедили её в безобидности этой новой сущности. Было решено звать тень из бутылки просто Тень. Да и в бутылку её загонять только на ночь, чтобы спать не мешала. Тень, тем временем освоилась в пространстве. Движения её из быстрых и хаотичных стали медленнее, спокойнее и плавнее. Заунывный вопль стал тише и теперь похож на причитание какой-нибудь старухи себе под нос.

В глубокой задумчивости Лиза надкусила яблоко.

– Что же мне с тобой делать-то теперь? – жевала она, глядя на Тень.

Тень в ответ снова замельтешила по комнате, беспокойно завывая.

– Ну хватит уже… – поморщилась девочка. – Будешь мне мешать спать и отвлекать от дел, отправлю обратно в бутылку.

– У-у-у-у… – смиренно прогудела тень.

Такая реакция тени девочку немало удивила. Значит, можно будет со временем как-то научиться общаться с этим существом. Пока у Лизы шёл процесс осмысления ситуации, Тень выбрала себе место в углу на сундуке с подушкой и тихо подвывала себе под… нос?… сжавшись в тёмный комочек густого дыма на той самой подушке.

*** *** ***

Её глаза слипаются от засыхающих слёз и крови. Очередная волна боли вырвала из неё крик. Глаза её резко распахнулись, слёзы потекли по щекам. Положение её неизменно, кисти рук связаны верёвкой. Под узлом продет большой крюк, от которого тянется к потолку ещё верёвка. Ноги её не имели опоры под собой. Они были связаны так же, как и руки, только эта верёвка с крюком висела свободно. Пальцы рук онемели и отказывались подчиняться. Собственные суставы ей ощущались, как заржавевшие шестерёнки. Тело ещё способно реагировать на боль криком и сокращением мышц, но сознание её уже давно было затуманено. А палач её успел немного отдохнуть… Иногда его сменял кто-то не такой тренированный и могучий, но всем своим существом ненавидящий её. Эту ненависть она ощущала каждой клеточкой своего тела, в каждом его ударе кожаным кнутом. Несколько быстрых резких ударов, крик её угасает до слабого стона. Одежда уже давно превратилась в кровавые лохмотья. Или это её собственная кожа? Её серо-голубые глаза застилал туман. Звуки доходили до неё словно через вату. Слёзы перестали течь, они просто закончились.

Её тело дважды куда-то дёрнули и она ощутила, как от прилива крови начала колоть руки. Голова на миг прояснилась.

– Несите золото! – услышала она до боли знакомый, почти родной голос. – Я зажарю эту маленькую тварь!

Сил задать вопрос «За что?» у неё уже не было. Даже в собственном сознании. Её охватило сожаление. Боль стала постоянной и равномерной, и почти перестала ощущаться. Тот, кого она считала союзником, другом, её предал. Нет, не её, он предал всех. И ненавидел всех. Но в его руках оказался ребёнок. Да, с многими знаниями и хорошо тренированный. Но это ничто в сравнении с ненавидящим всех, крепко сложенным, почти взрослым мужчиной. Голова её становилась тяжелее от прилива крови. Боли уже совсем не ощущалось. Только звук шипящей кожи и запах горелой плоти. Стройки крови заливают глаза. Сознание уходит…

Выплеснутое на голову ведро ледяной воды немного привело её в чувство. Холодный каменный пол, лужи засохшей крови, слегка размытые водой. От удара ногой по животу тело её сложилось пополам. Оказалось, что руки и ноги всё ещё связаны. От резкого рывка за руки вверх её голова откинулась назад. Изображение перед глазами тут же поплыло. Сил не было, всё вокруг в тумане. Какие-то голоса, одни кажутся очень знакомыми, другие нет. Или она их тоже знает?

Звук шипящего на сковороде жира, запах чего-то горелого. Животом слабо ощущалось какое-то тепло, будто кто-то очень жёсткий, холодный и горячий одновременно полз по животу. Она опустила голову на сколько это было возможно. К её голому израненному животу чья-то мужская рука прижимала кусок яркого блестящего желтого металла. Оттуда и шли шкворчащие звуки и запах жареного. Вдруг рука резко отдёрнулась вместе с этим куском металла. Вместе с металлом оторвался от тела кусок прикипевшей к нему кожи. Волна боли снова прокатилась по телу, гася в девичьих затуманенных глазах свет.

Разряд тока вернул её сердце к работе. Дыхание, медленное и поверхностное, постепенно возвращало её к жизни. Сколько раз это уже происходило? Десять? Пятнадцать? Больше?… Счёт давно был потерян и каждая остановка сердца казалась последней. На этот раз она даже не смогла открыть глаза. Снова резкий рывок. Ориентация в пространстве потерялась окончательно. С разных сторон сыпятся на тело удары плетью, кипела на золоте кровь и пригорала её собственная плоть. Она уже перестала различать запахи, звуки, ощущения. Всё смешалось в однообразную липкую грязную кашу. Миг невесомости. Удар об каменный пол, в лужу крови. Ледяная вода. Удар ногой в живот. Сердце бьётся всё реже. Сознание снова уходит. Как ей хочется надеяться, что на этот раз навсегда. Что этот раз последний…

*** *** ***

Это огромное страшное существо, порождение чьей-то воспаленной фантазией и непомерными амбициями. Огромная амёба, поглощающая всё живое на своем пути, разрушающая жизни и судьбы простых людей, целых миров и цивилизаций.

Те, кто говорит, что к войне не причастен, либо лжет, либо это вечно голодное чудовище ещё не добралось до них, что маловероятно. Нет в войне непричастных, тем более в таких масштабных. Не бывает так. И не будет никогда. Если у тебя в лёгком, к примеру, вдруг обнаружили маленькую опухоль, думаешь она никак не повлияет на сердце или на почки? Повлияет, ещё как! Даже если она маленькая. И чем больше она разрастается, тем сильнее её влияние. А лекарств нет, врачей нет. И ты один на один с ней. И начинается самая страшная игра. И ты ждёшь, кто же победит? Либо опухоль в конце концов тебя сожрёт, либо проснётся иммунитет и сожрёт её.

Даже если эта амёба ещё маленькая или до тебя не добралась, то может она не доберётся никогда. Ты всё равно останешься равнодушным? Может потому, что ты не знаешь, каково это быть переваренным монстром? Или полупереваренным, что может оказаться ещё хуже. Ты не видишь, как люди уходят на войну. Не знаешь, как эти огромные жернова перемалывают каждого попавшего в них. Как взрослые готовят из детей диверсионные отряды, потому что больше не из кого. Как их родители пытаются спасти каждого воина из той выплюнутой недопереваренной массы.

Это тот серый туман, который, едва касаясь тебя, забирается в самые глубокие и потаённые места внутри и выворачивает всё твоё существо наружу, всю твою глубинную суть. Ты не знаешь, каково это. Что переносят воины в плену? Когда ты связанный висишь над полом или прикован цепью, а враг режет тебя, поджигает и просто бьёт кулаками по телу в попытках выведать информацию. Или это делает тот, кого ты всегда считал союзником, или другом. Или даже братом родным. И ему не нужны от тебя никакие секретные сведения, он тебя просто ненавидит. Может, ты понимаешь за что, а может и нет. Но ничто и никогда не оправдает этих зверств. И ты уже рад бы умереть, но только твой мучитель решает это за тебя. И ты уже согласен даже на самую паршивую, гнусную, отвратительную смерть, лишь бы это все поскорее закончилось… Но нет! Для него это наслаждение, которым он готов упиваться целую вечность.

Готов ли ты бить врага, защищая отчий дом, свою семью, друзей, а потом вернуться однажды с войны и на месте своего дома обнаружить горелую пустошь. И узнать, что враг со спины атаковал, налетел неожиданно и кровавым смерчем унёс всю твою семью. Твою деревню. Твой город. Весь твой мир. И лишь тонкая, едва заметная, прозрачная грань отделяет тебя от безумия. Будто ты стоишь на самом краю бездны и держишься за одну единственную волосинку. А тьма всё глубже забирается в тебя, тянет вниз, в свою бездонную пустоту. И какой огромный соблазн отдаться ей… С реальностью тебя связывает только тонкая нить, которую ты можешь легко отпустить. Ты потерял всё, за что боролся. Зачем тебе дальше жить? Для чего? Сможешь ли ты найти в себе силы, чтобы удержаться от падения в эту пропасть безумия? Сможешь ли ты найти смысл, чтобы жить дальше? Найти ту самую жизнь внутри себя…

А может ты сам тот безумец, породивший монстра? И для тебя это забава, игра. Как маленький щеночек, такой милый и пушистый. Но который носится безконтрольно и сжирает все живое на своём пути. А что не сожрёт, то понадкусывает и изуродует. Крушит всё, чего едва коснётся. А ты уже не можешь его остановить, этот клубок жестокости и безумия. Ведь он растёт. И есть ещё шанс самому придушить это кровожадное чудовище, пока оно не переросло. Но с каждой секундой, что ты думаешь и медлишь, шансов его убить всё меньше. Как у родителя может рука подняться на своё чадо? И он беспорядочно мечется по миру, ведомый своими инстинктами. Или же искусно кем-то управляемый. Но! Эти твари быстро забывают тех, кто их породил на свет. Ни один поводок или строгий ошейник не удержит его. Да и ты успеешь забыть про него. Но наш мир довольно мал… Тем более для постоянно растущей сумасшедшей и вечно голодной туши. Он обязательно к тебе вернётся. Это у них на уровне инстинктов… Но вовсе не потому, что сильно соскучился и внезапно воспылал любовью нежной к своему родителю, не для жарких объятий. Окрепший и сильно выросший, он с аппетитом откусит тебе руку, как только ты её к нему протянешь. Хотя… Даже руку тянуть не обязательно. Он с удовольствием отгрызёт твою башку, потому что все вокруг он уже сожрал. А ты остался. Один на один с собственным творением, вышедшим из-под контроля. Представляешь уже, как твой некогда милый пушистик потрошит твою мелкую тушку? Ну, что скажешь? В этом вся война. И нет в ней непричастных. И не будет никогда. И, в конце концов, каждый такой порождённый монстр сжирает своего создателя без малейшего чувства вины и угрызения совести. И ни одна косточка «хозяина» никогда не встанет ему поперёк бездонной глотки.

А ещё эта тварь тоже умеет плодиться! И если тебя не сожрал твой милый питомец, за него это легко и с не меньшим удовольствием сделают его детёныши. Расплата за создание такого чудовища всегда приходит, и ещё никому после этого не удавалось остаться в живых. И ты не исключение. Подумай хорошенько, готов ли ты умирать сам? Хотя, о чем речь… к такому вообще нельзя быть полностью готовым…

Надеюсь, моя мысль тебе ясна и полностью тобой усвоена….

*** *** ***

На улице шёл дождь. Эрик вошел в холл замка, стряхивая со своего плаща капли воды. Какие-то крики и ругань едва слышались из подземелья. Он был полностью поглощён своими мыслями, не обращая внимания на посторонние звуки. Неожиданно переложенные на него обязанности директора сильно угнетали. Хотя не такие уж и неожиданные… Втроём они тщательно готовились к неизбежным изменениям, рассматривая самые различные варианты развития событий. Но в жизни всё оказалось гораздо тяжелее…

На лестнице его догнала пожилая преподавательница, профессор Кронс. Она была очень взволнована, едва сдерживала слёзы.

– Почему ты позволяешь безжалостно пытать учеников? – сходу накинулась она.

– Вы знаете новые правила, – бросил он ей на ходу, сворачивая мокрый плащ.

– Они же дети! Они ни в чем не виноваты! – в глазах старушки дрожали слезы.

Он ненадолго остановился перед ней, стараясь смотреть сквозь неё. Послышались очередные крики.

– Каждый из них в чём-то виноват, – холодно произнес он, собираясь продолжить свой путь.

– Какая же ты тварь безжалостная! – маленькая старушка со слезами на глазах набросилась на него и отчаянно била его в грудь сухонькими кулачками. – Да за что же ты так всех ненавидишь?! А её?

– Что? – он перестал ей сопротивляться, сразу поняв о ком она говорит, и уставился на неё стеклянным взглядом.

– Она из-за тебя столько страдала! – не унималась она, обессилено продолжая колотить его в грудь. – Она же тебе жизнь спасла, собой жертвовала! Она могла погибнуть! Ты думаешь, никто ничего не знает? Все знают!

Она выдохлась и рыдая уткнулась ему в грудь. Он продолжал стоять в оцепенении. Как она туда попала? Очередной крик из подвала прозвучали для него как раскаты грома. Его сознание застелила белая пелена ярости. Он не заметил, как снёс с петель запертую и магически защищённую дверь пыточной. От мгновенного разноса его остановило само происходящее в этой комнате. Он замер в оцепенении. Посреди комнаты была подвешена девушка. Руки её были связаны в кистях и веревкой подтянуты к потолку. Одежда на ней была превращена в лохмотья, которые лишь слегка прикрывали бедра и грудь. Всё её тело было в гематомах и глубоких ранах, которые тут же заливались горячей смолой. Вокруг крутилось два парня. Один был высокий и худощавый, чем-то напоминающий самого Эрика. Кожаные брюки, высокие сапоги с ремнями. Рубашка расстёгнута почти до пояса. Коротко стриженые каштановые волосы растрёпаны. Его тонкие губы растянулись в хищном оскале, обнажая белоснежные зубы с очень заметными клыками. В руках он держал кнут и охотничий нож. Второй такой же высокий, но более крепкого телосложения. Белая рубашка, чёрная жилетка, такие же чёрные брюки и цилиндр на голове. Он сидел на одном колене лицом к камину размешивая деревянной лопаткой смолу в маленьком ковше над огнём.

– О, господин директор! – парень с кнутом широко улыбнулся Эрику театрально раскланявшись перед ним. – Не соизволите ли присоединиться к нашему увеселительному мероприятию? Эй, Сэм, хватит уже мешать её. Давай заливай.

Парень с ковшом развернулся и подошёл к их общей жертве. Продолжая размешивать лопаткой смолу, он медленно начал заливать содержимое на спину девушки. Её крик вывел из ступора директора.

– Моя слатенькая… – томно протянул худощавый ей над самым ухом и повернулся к директору, – ну так что, ты присоединишься к нашему веселью?

Эрик кивнул и, едва заметно белея, сделал шаг вперед.

– Отлично! – расплылся он довольно. – Один момент, и она вся твоя.

Он приблизился к пленнице и медленно, с ярко выраженным удовольствием, слизнул струйку крови с её полуобнаженной груди. Отходя на пару шагов назад, он жестом пригласил к телу девушки своего друга. Тот ещё более широкой улыбкой опустился на одно колено и, едва не роняя слюну как голодный пёс, слизнул кровь с её бедра.

– Теперь она вся твоя. Но только мы следующие!

Очень довольные собой они отступили на несколько шагов назад, ожидая особенного представления от Эрика. Мгновение спустя у худощавого парня с кнутом закатились глаза, и он рухнул на каменный пол. Рядом стоящий Сэм испуганно рванул к другу падая на колени перед ним.

– Маркус! Очнись, Маркус! Что с тобой? – хрипел он, испуганно хлестая по щекам своего друга.

Но через мгновение и он оказался в том же положении. Эрик с сильной дрожью в коленях подошел к парням. Под пальцами, приложенными к их шеям, отозвался пульс. Живые. На всякий случай он потряс каждого из них. Не теряя драгоценного времени, он быстро подошел к столу и расстелил свой уже немного подсохший плащ, перерезал веревки, стягивающие запястья девушки охотничьим ножом её мучителя, и поймал уже безсознательное тело. Ни к чему в жизни он не прикасался с такой трепетной нежностью и заботой. Его руки дрожали заворачивая её в плащ.

– Прости меня, родная, – прошептал он ей на ухо, бережно поднимая её на руки.

– О, боже… – профессор Кронс в ужасе прикрыла рот ладонью встретив Эрика там же на лестнице. – Она будет жить?

– Я сделаю всё возможное, – бросил он ей холодно, летя вверх через несколько ступенек.

*** *** ***

Последние дни мая, поздний вечер, освежающая прохлада подземелья. В большой уютной гостиной за столом сидел высокий стройный брюнет в чёрно-зелёном халате. На столе стояла небольшая лампа, освещающая страницы книги, которую он листал. Близилась полночь. Он погасил лампу и, отложив книгу, направился в спальню. Раздался громкий настойчивый стук в дверь. От неожиданности он подскочил на месте.

– Кого там черти принесли так поздно? – рявкнул он, разворачиваясь к двери.

Стук повторился уже более настойчиво. Он подошёл к двери и резким движением распахнул её. Глаза Эрика округлились от удивления. Перед ним стояла пьяная, растрёпанная Марселина с сумкой за плечом и ополовиненной бутылкой какого-то пойла.

– Привет, братишка! Я смотрю, ты ещё не спишь. Может, тогда поболтаем? – она ввалилась в помещение. Он был так сильно удивлён, что просто молча закрыл за ней дверь, провожая взглядом в гостиную. Причем тихо и аккуратно, а не с грохотом, как это было бы при другом посетителе в это же время. Она подошла к шкафу с посудой, чтобы выбрать бокалы под выпивку. Эрик медленно шёл за ней, наблюдая за её действиями также удивлённо. Марси, наконец, выбрала два бокала на толстых, коротких ножках, по очереди дунула в них, избавляясь от пыли, и обернулась к шокированному брату.

– Ну, не смотри на меня так, – поморщилась она, – пойдём посидим, поболтаем.

– У тебя утром экзамен по боевой магии… – медленно приходя в себя, начал говорить Эрик, – экзамен последний, самый важный, выпускной. Понимаешь? Принимать будет сам директор Арвен. А ты пьёшь какую-то дрянь в ночь перед экзаменом!

– Во-первых, это не какая-то дрянь, а коньяк из Долины Гор! А во-вторых, сдам я этот экзамен, сдам, – отмахнулась она бокалами и направилась в соседнюю комнату с камином, – пойдём посидим у огня, по душам поговорим, выпьем.

Он тяжело вздохнул, глядя ей вслед. Спорить бесполезно. Из чёрного проёма вдруг раздался грохот и тихая, сдержанная ругань девушки вслед за этим. Черноволосый мужчина сорвался с места и влетел в комнату на звук, взмахом руки зажигая везде свет. В ближайшем к входу кресле сидела девушка, одной рукой потирая ушибленные пальцы ноги, а другой также держа бокалы. Бутылка коньяка и сумка стояли рядом с креслом. Чуть дальше, на большой медвежьей шкуре, валялся перевёрнутый дубовый кофейный столик. Ранее сложенные аккуратными стопками на нем книги теперь валялись по всему полу.

– Будь добр, напомни мне, пожалуйста, сколько раз я просила тебя убрать с прохода этот чёртов стол?!

– А я смотрю, орать ты можешь не только под музыку со сцены… – профессор лёгким взмахом руки дёрнул тяжёлый, хоть и маленький, дубовый столик, – и откуда в тебе сил-то столько, чтоб стол с книгами так опрокинуть…

– Я бы попросила… – нахмурилась она и погрозила ему, – не трогать моих ребят и наше творчество. Людям нравится, так пусть получают на здоровье! Им в радость, нам не в тягость! А стол этот дурацкий выкинь! А то сама сожгу в следующий раз…

– У вас вроде вчера должен был быть концерт? – он перевёл разговор ползая по шкуре и собирая книги. – И как всё прошло?

– Да как всегда, на отлично, – девушка повеселела, отхлебнула коньяк прямо из бутылки, – ну а потом мы пошли праздновать! И вот только сегодня утром сюда вернулись. И продолжили праздновать.

– И сколько ты уже выпила? – вздохнул он, вставая с пола.

– Ой, даже не знаю… У нас было сначала эльфийское вино, примерно по две бутылки на каждого. Потом мы решили попробовать местные настойки на молодых еловых шишках и можжевеловых ягодах. Кстати, интересная штука оказалась. А потом кто-то раздобыл вот это, – она подняла бутылку, – что мы и пьем до сих пор.

Эрик решительно отобрал у неё бутылку и бокалы, поставил их на столик, и, взяв её за плечи, стал подталкивать в сторону ванной. Она поддалась, на ходу подхватывая сумку.

– Сейчас ты перестанешь пить и пойдёшь трезветь, – он привёл её в ванную и начал раздевать.

Когда на ней осталось только чёрное бельё, он, целомудренно, глядя ей в глаза, затолкал её под душ и включил холодную воду. От её дикого визга чуть было не треснуло зеркало, и на этот раз брат был удивлён ещё более изысканной руганью, да такой, что он и сам краснеть начал и выбежал из ванной прочь, весь мокрый. Эрик пошёл в спальню, там он вытерся, переоделся в сухие брюки и рубашку, собрал длинные волосы в хвост на затылке, подходя к большому шкафу с зеркалом, достал из него огромное вишнёвое полотенце, развернул его, прикидывая, хватит ли его, чтобы завернуть замёрзшую сестру. Направляясь снова в ванную, он увидел, как из-под двери ползёт пар и ускорил движение. Резко распахнув дверь, он влетел внутрь. Спустя некоторое время, когда часть пара вышла в другую комнату, Эрик наконец увидел её, сидящей в ванной с горячей водой и густой пеной. В руках её была только что начатая бутылка. Тяжело вдохнув он опустил глаза на пол. Взгляд упал на маленькую чёрную кучку мокрых тряпок. Немного смутившись, он отвернулся к двери, собираясь уходить.

– Ну ты куда? Ты меня тут одну бросаешь? – начала Марселина ныть.

– Я за бокалами, – бросил он через плечо, повесил принесённое полотенце на крючок и вышел, прикрывая за собой дверь. «Эх, развезет же тебя, сестрёнка, от горячей ванной…» – думал он, укладывая в одной руке два бокала и оставленную там же бутылку. Он выглянул в учебный кабинет и захватил оттуда ближайший высокий табурет. Думая о причинах такого поведения девушки, Эрик вновь вернулся в ванную, поставил табурет и бокалы с бутылкой на него, отобрал у сестры другую бутылку и отодвинул табуретку. Так, на всякий случай. Подумав мгновение, он вышел снова и забрал её сумку. В одной из тумбочек в спальне им был найден спрятанный мешочек её любимых шоколадных конфет с вишней. Он высыпал их часть в небольшую вазочку, которую она ему сделала во втором классе на какой-то праздник. Но сейчас это было неважно. Молодого профессора волновало совершенно другое. Его сестра, Марселина Вайт, впервые в жизни пьёт! Она вообще редко делилась своими переживаниями. В самые тяжелые периоды своей жизни, во времена падения в глубочайшие ямы своих эмоций и внутренней боли, его сестра закрывалась и уходила в себя, но никогда он не видел её пьяной. Хотя может она просто никогда этого не делала при нём. Пересыпая конфеты и направляясь снова в ванную, Эрик с тревогой перебирал все самые страшные варианты. Когда он вошёл, коньяк уже был разлит по бокалам, а Марси со счастливой детской улыбкой сдувала с ладони пену.

Он сел на пушистый мягкий коврик, как раз напротив ванной, взял один из бокалов и поставил вазочку с конфетами.

– Расскажи мне, как у тебя дела? – Марси задумчиво заглядывала в свой бокал.

– Да вроде всё хорошо, – пожал он плечами и отхлебнул немного коньяка, – учебный год почти закончился. Через пару дней ваш концерт и праздничный ужин, а потом с чистой совестью домой.

Она грустно улыбнулась ему в ответ.

– Как вчера концерт прошел? – Эрик осторожно начал задавать вопрос.

– Отлично, как и всегда, – она осушила свой бокал в два глотка, – нас снова мягкими игрушками закидали после окончания.

– А где праздновали?

– Решили в местный трактир заглянуть. Пошли в тот, что на окраине. Туда как раз завезли отличное вино. Но к ночи оно закончилось, и тогда мы решили попробовать местную наливку. Но к утру она закончилась. Как-то подозрительно быстро, я считаю… В общем, с рассветом мы всей шумной толпой двинулись обратно в замок. Затарились как следует на дорожку, – она кивнула на бутылку, – и пошли. Потом сидели на крыше башни, чтобы никого в общежитии не разбудить.

Эрик подлил ещё коньяк ей и себе. Она продолжила:

– Через какое-то время к нам пришёл Роланд. Сказал, Мелисса рвёт и мечет, меня ищет. Ну, я и спустилась. В общем, устроила она мне очередной скандал со сценами ревности. Я вообще не поняла о чём в этот раз была речь. Её в такие моменты в принципе невозможно понять, там просто фонтан эмоций. Даже картину мою порвала. Пощёчину влепила. Роланд хотел было вмешаться, но я его выгнала из спальни. Он, наверное, обиделся за это. Потом уже она схлопотала пощечину от меня. Ну, в общем, разошлись наши пути. На этот раз уже окончательно.

– Пощечину? – брат удивленно смотрел на неё.

– Что? Она оскорбила моего сына. Она назвала его псиной помойной, – Марси нахмурилась, – он не человек, но он мой сын, хоть и приемный. В конце концов, он тоже живое существо, достойное нормального уважительного общения. И я никому не позволю его оскорблять.

– И поэтому ты пьешь до сих пор? – спросил он осторожно.

– Да нет, конечно, – отмахнулась она, морщась, – это не повод для пьянки.

– А что тогда повод? – Эрик смотрел на неё внимательно, ответа не было.

Она молча допила остатки коньяка из бутылки, с которой пришла. Немного погодя, его сестра снова заговорила:

– Я хочу тебе кое-что рассказать. О том, чего никому никогда не рассказывала. О своем прошлом. И то, как я здесь оказалась.

От удивления по его спине промчались ледяные мурашки. Раньше она всегда отказывалась от разговоров с ним на такие темы. А уж чтобы сама заговорила на эту тему… Об этом можно было только мечтать. Она усмехнулась, увидев его реакцию.

– Так уж получилось, что я знаю о тебе всё. Ну или почти всё. А ты обо мне почти ничего. Хочу исправить эту несправедливость. Принеси ещё пару бутылок из сумки. Разговор, возможно, будет долгим.

*** *** ***

Темно. Ночь. А может день. Уже нет никакой разницы. Тепло и холод слились в одно. Ты слышишь, как рядом кто-то разговаривает. Каждое слово звучит будто у самого уха. Тяжёлый вздох. Шаги. Звук закрывающейся двери. Снова шаги. Чья-то горячая рука сжимала твою. Твои похолодевшие пальцы. Но ты не можешь так же сжать руку. Тело тебя не слушается. Ты можешь теперь только ощущать, принимать, не видя то, что происходит вокруг. Тебя сгребают в охапку и очень крепко обнимают. Тебе очень хочется так же обнять человека. Но… Прости меня… Мне совсем не хотелось причинять тебе боль. Ты чувствуешь, как в истерике трясётся тело человека, который сжимает тебя в своих объятиях, слышишь его рыдание. Ты чувствуешь, как по твоим щекам стекают обжигающие горячие слезы. Чужие слёзы. От этого тебе тоже хочется плакать. Подкатывает ком к горлу. Но плакать ты тоже не можешь.

Счёт времени уже давно потерян. Почти все время ты слышишь стенания, причитания, рыдания разных голосов. Некоторые из этих голосов ты даже узнаёшь.

Ты чувствуешь, как твоё тело погружают в воду, нежно и заботливо омывая его. Затем тебя одевают. Одежда такая родная и удобная, что ты сразу же узнаёшь свой любимый костюм. И вот она, неизбежность… Никто не видит и не понимает, что ты ещё дышишь, что сердце твоё бьётся! Тебе хочется кричать, дать о себе знать, что в тебе ещё есть жизнь! Но нет… Ты не можешь издать ни звука, не пошевелить пальцем. Даже просто вздох невозможен. Ты мечешься в панике, будто запертый в клетке. Но всё безполезно… А тебя уже кладут в деревянный ящик. Так бережно и нежно, словно ты самая дорогая и ценная кукла в мире. Чувствуешь знакомый запах. Сосна. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Ты слышишь, как забивают гвозди в крышку ящика, ставшего твоим последним пристанищем.