Разберемся!

Жизнь – это кошмарный сон

В ноябре 2018 года в Московском драматическом театре имени Ермоловой состоялась премьера спектакля «Макбет». Пьеса Шекспира. Постановка Олега Меньшикова. Он же исполняет заглавную роль, и он же – художественный руководитель театра. Когда выдающийся артист выходит на сцену в новой роли, это всегда привлекает зрителя, а тут ещё Шекспир (обладатель многовекового «знака качества»). Но самому поставить спектакль с собой в главной роли неимоверно трудно и мало кому удавалось. Итак, получилось? Не получилось? Имейте терпение. Я расскажу.

Ермоловский «Макбет» идёт в переводе Владимира Гандельсмана, это современный русскоязычный поэт-эмигрант. Перевод не режет слух нарочитой вульгарностью (как, скажем, шекспировские переводы А. Чернова, которые сейчас популярны в театре). И учитывает изменения поэтической речи со времён Пастернака, чей классический перевод обычно декламируют артисты на сценах. Текст Гандельсмана достаточно красив и эффектен, но не покрыт густым лаком, и привычное становится даже как будто новым. (Всё ж таки мы ещё не так деградировали, чтобы в зале не нашлось хотя бы двадцать человек, знакомых с «Макбетом».)

Правда, есть две вставки: монолог Охранника и диалог Малькольма и Макдуфа написал современный драматург Валерий Печейкин, и своей беспомощностью эти вставки удивительны даже для Печейкина. Но ход мыслей постановщика понятен: Охранник (Никита Татаренков) – лицо от театра, он бродит по сцене, вначале неосторожно подсмеиваясь над суевериями артистов, считающих «Макбет» опасной, проклятой пьесой. Так надо же ему что-то говорить, Шекспиром не предусмотренное. Действие происходит в театре, на сцене, уставленной чёрными кофрами (в таких обычно хранятся части декорации и реквизит). В пустом ночном театре явно бродят призраки, являющиеся простецу-Охраннику, и постепенно втягивают его в своё кошмарное действие. Теряя здоровый пофигизм, Охранник со временем становится слугой проклятого Макбета, а сцена – таинственным пространством зловещего эксперимента над человеком…

«Макбет», в отличие от других пьес Шекспира, имеет только одну чёткую сюжетную линию. Причём лагерь зла (Макбет, леди Макбет, ведьмы) сильно укреплён, а команда добра (Дункан, Макдуф, Малькольм, Банко) в художественном отношении слабовата. Отсюда и явились современные вставки, но делу не помогли. По-прежнему успех спектакля по «Макбету» определяет исполнитель главной роли. Конечно, можно, как это происходит в постановке «Макбет. Кино» Юрия Бутусова, выпустить на сцену пять Макбетов и шесть Банко, которые периодически меняются местами, поскольку в творческом мире Бутусова нелегко разобрать, где палач, а где жертва, да и не всё ли равно, в обезбоженном-то мире. Но это не вариант для ермоловской сцены, у которой есть Меньшиков. Злые языки станут утверждать, что только Меньшиков-то по сути и есть, но это не так, в труппе имеются талантливые артисты. Однако меньшиковский «Макбет», несмотря на формальную многонаселённость, выглядит как моноспектакль. Это история только одного человека. История человека, над которым тёмные силы успешно провели гнусный эксперимент, устроили дьявольскую провокацию, втянули в проклятую вечность ада. В этом «Макбете» нет постепенности – дескать, жил себе гордый человек, славный полководец, добрый, в сущности, парень, а потом обманули его мерзкие ведьмы, посулили трон, он и соблазнился, да ещё жена подзуживала: ты король, будь смелей. Меньшиков – Макбет изначально инфицирован злом, заворожён им, притянут и похищен, он с явным любопытством и даже загадочным удовольствием наблюдает сам за собой – а на что я ещё способен? А леди Макбет – да нет никакой леди Макбет.

Разве мог бы этот надменный, намертво заключённый сам в себе, как в тюремной крепости, человек подчиниться женщине? Леди Макбет здесь – группа постоянно переодевающихся чертей, они же – ведьмы в белых париках и тёмных очках, они же – размножившаяся в демонических обличьях леди Макбет, они же – убийцы, они же – слуги… Быстро и невнятно говорящие актёры (что за безобразие творится с актёрской молодёжью в Москве? Кто им ставил зачёты по сценической речи??) динамично разыгрывают шекспировский сюжет, так что многие зрители, думаю, не сразу схватывают происходящее. Лишь к концу компания демонов ослабляет хватку, и тогда в пространстве проявляется «настоящая» леди Макбет (Анна Воркуева), симпатичная рыжая женщина в инвалидной коляске, лепечущая бессвязные речи. Демоны покинули бренное тело, и оно стало, как положено, жалким. Макбет – Меньшиков бесстрастно провозит коляску с леди Макбет по сцене. Он сам не демон, он – объект их усилий и коварств, он – проклятый человек. Человек, болезненно ощущающий отмеренное ему время…

Спектакль дизайнерски эффектен, его чёрно-красно-белая гамма, упругие ритмы, остроумные костюмы и особенно работа художника по свету (Андрей Ребров) делают зрелище вкусным и привлекательным. Однако спектакль источает некую зловещую странность, которая может и оттолкнуть иного зрителя. Видите ли, Меньшиков – лирический актёр. Он играет будто бы лично про себя, и пусть это мираж, это мощный мираж. Вот в спектакле театра Ермоловой «Из пустоты…» он выходит в образе поэта- эмигранта Георгия Иванова и делает это так неистово и блистательно, что у нас нет никаких сомнений в полном совпадении душевного строя поэта Иванова и артиста Меньшикова. Зазора нет, понимаете? Меньшиков играет беспросветного циника лорда Генри в «Портрете Дориана Грея» – с тем же эффектом. А сегодня он выходит в образе насмешливого и высокомерного щёголя, забавляющегося переодеванием в диковинные наряды и шапочки и с интересом наблюдающего собственный распад! Да так умно, так страстно, так увлечённо. И притом его Макбет – боец и воин жизни, он сам не остановится и не прекратит своё движение вниз никогда. Он жадно ценит ускользающее, как песок, время, он стремится использовать все возможности, пусть ограниченные, замкнутой на нём демонической системы мира, где жизнь – это кошмарный сон. Значит, надо прожить этот сон, как воину, смело и яростно.

В своих монологах Макбет – Меньшиков словно несколько замедляет время, останавливает шум действия, и это правильно, и хорошо бы это усилить. Этот Макбет должен жить в ином времени-пространстве, чем прочие персонажи, пусть они бегают и тараторят, они фигуры служебные. А это – герой.

Тёмный, но герой.

Олег Меньшиков постарался связать разорванные времена

В 1974 году замечательный драматург Леонид Зорин сочинил комедию о своей юности, «Покровские ворота», действие которой происходит в середине пятидесятых годов. Михаил Козаков снял эту комедию в 1982 году, и с тех пор телевизионный двухсерийный фильм с блистательным актёрским составом не покидает экраны. А в феврале 2018-го на сцене Театра имени Ермоловой состоялось уникальное представление «Кино на сцене. “Покровские ворота”»…

Герои «Покровских ворот», скромные советские интеллигенты, противоестественно объединены в пространстве коммунальной квартиры. Они вообще-то живут в бедности и унижении. Но свою бедность и насильственность объединения герои превратили волей автора в живую и радостную жизнь. Они живут вне идеологии, вне политики, своими забавными страстями, живут азартно, с наслаждением, с аппетитом. И так же страстно и аппетитно относятся друг к другу. Никакого аутичного погружения в себя, никакой вялости и холодности – каждое движение, каждое слово одного человека мгновенно отзывается в другом. Это главное, и это – то, что спасает в любую эпоху. И это «вещество» отзывчивости и сочувствия сегодня дефицит. Наверное, поэтому Олег Меньшиков предпринял создание в своём театре специального миража – «кино на сцене». Конечно, у него есть свой лирический интерес – вспомнить молодость и свою звёздную роль, воссоздать на мгновение во́ды минувшей реки. Тем более СССР сейчас в мощном тренде, и конца этому не предвидится. «Что пройдёт, то будет мило». Но тут важно, как воскресить и ради чего. Мне показалось, основной задачей представления стало развести огонь настоящей комедии – как спасения.

На сцене – чёрные стулья и пюпитры, здесь расположились артисты, читающие по ролям литературную запись «Покровских ворот». Справа в правильной белой рубашке сам Меньшиков, он представительствует «от автора», а также поёт песни Окуджавы, включённые в картину. За актёрами – духовой оркестр, знакомый зрителю по прелестному спектаклю театра Ермоловой «Оркестр мечты. Медь». На экране иногда возникают кадры из «Покровских ворот», но строго те, где персонажей нет, в основном трогательные виды старой Москвы.

Многие артисты подобраны со снайперской точностью. Пьяница-жизнелюб Аркадий Велюров (в фильме Леонид Броневой) – это Михаил Ефремов. Маргарита Хоботова (Инна Ульянова) – Анна Ардова, Лев Хоботов (Анатолий Равикович) – Сергей Бурунов, Савва Игнатьевич (Виктор Борцов) – Сергей Степанченко, тётушка (Софья Пилявская) – Ирина Купченко… Молодые актёры работают вдохновенно и прилежно (Александр Петров – Костик; Дарья Мельникова – Светка, Анна Адамовна, девушка Костика Рита; Кристина Асмус – медсестра Людочка). Но, конечно, освоить бешеные ритмы комедии и особую её атмосферу им ещё не под силу. Тут ведь задача непростая: не подражая буквально наизусть известным интонациям персонажей «Ворот», создать свой образ, но в их русле, в их струе, в их энергетическом поле. Однако где добыть эту энергию, откуда взять стремительный разбег и лететь, не спотыкаясь, будто на крыльях, как разогреть в себе комедийный жар? Не все же обладают темпераментом Меньшикова, способного выговорить двести слов в минуту, и его феерической музыкальностью. «Не все» – это мягко сказано, наверное, никто не обладает. «Старшие» артисты к тому же словно бы знают какой-то «секрет изготовления пряников» (реприз), особенно Ефремов, это актёрское чудище, способное укатать зал одним движением бровей. (Преступление, что он так редко выходит на сцену!) «Младшие» ещё не знают. Вот разве что приглашённые на маленькие роли супругов Орловичей артисты иной системы («Камеди клаб» и т. д.) Александр Гудков и Марина Кравец дали жару.

Зрители знали «Покровские ворота» наизусть, поэтому любая оговорка или запинка вызывала бурю смеха и хоровые подсказки, но вообще-то актёры бежали по тексту исправно и добросовестно. От живой остроумной игры между каноном фильма и концертным чтением постоянно вспыхивали искры веселья. Попробуй-ка переиграй Инну Ульянову – Маргариту, когда все её интонации за тридцать лет впечатались в память! Однако могучий талант Анны Ардовой взял недоступную высоту – она не переигрывала Ульянову, но создала свой образ, заставляющий сожалеть, что зритель так мало видел эту бравурную комедиантку на сцене в достойных ролях.

Мы поговорили об этом в антракте с Еленой Кореневой, актрисой, исполнявшей в фильме роль Людочки. Зрители приветствовали её так радостно, что Елена даже испугалась. А что делать, если люди тоскуют по своим любимым актёрам! Ведь они нам всем не посторонние, они – часть общей жизни, памяти, времени, судьбы… Да, «воскрешение воды и огня» на сцене театра Ермоловой в этот вечер состоялось. Но как же мы хотели бы видеть этих великолепных артистов в настоящем спектакле! Не в жалких халтурных антрепризах, а на большой сцене, в хорошей комедии, и в костюмах, и с музыкой, и чтоб они зажигались друг от друга и играли с тем особым наслаждением, которое обязательно передаётся зрителю. Ну как в «Женитьбе Фигаро» с Мироновым в Театре сатиры сто лет назад.

Актёры-то есть! Но только актёры и есть. Ни новых комедиографов, ни режиссёров, имеющих вкус к комедии. Ждать ли, когда всё вдруг появится? Сколько ждать? Мрак-то всё сгущается. Какой-то сплошной «коловрат» на дворе. Скучно, скучно… дайте огня! Помогите людям и сегодня преодолеть унижение и вновь узнать и полюбить друг друга. Чтобы священная частная жизнь человека вновь разбила тяжкие оковы истории – хотя бы пока на сцене хорошими актёрами играется комедия. Мы держались в 1957 году, держались в 1974-м, держались в 1982-м… Что ж, обрушимся разве сейчас? С какой стати?

Театр сатиры нашёл героя

25 декабря 2020 года в Московском театре сатиры состоялась премьера спектакля «Лес» по бессмертной, как оказалось, комедии А. Н. Островского в постановке режиссёра Антона Яковлева. Главные роли исполняют Алёна Яковлева (Раиса Гурмыжская) и Максим Аверин (Геннадий Несчастливцев). Определённо, это успех – последнее действие пьесы идёт на сплошных аплодисментах; притом никакого назойливого осовременивания и мнимой роскоши новых технологий в спектакле нет и в помине. Что называется, «талантом взяли».

«Лес» на русской сцене идёт, кажется, всегда, это блистательно остроумная сатирическая комедия из обоймы наиболее популярных пьес Островского. Историю о том, как в усадьбу почтенной помещицы Гурмыжской завалились двое странствующих артистов, трагик и комик, и произвели там форменный переполох, ставили разнообразно – и с трепетом прилежания, и новаторски вмешиваясь в авторский текст. На сцене Театра сатиры особых вмешательств нет – есть неминуемые сокращения, также первое действие, происходящее в усадьбе, и второе, где на дороге встречаются Несчастливцев и Счастливцев, разбиты на эпизоды и смонтированы между собой. Да в роль Несчастливцева вставлены добавочные шекспировские тексты, но это в духе образа, ведь наш трагик и у Островского декламирует классику. Сочинена также сценка, где обитатели усадьбы играют в лото, это так, «шутки, свойственные театру», текст Островского прекрасен, но нельзя же превращать действие в декламацию, пусть и прекрасного текста.

Сценография Марии Рыбасовой удобна, проста, функциональна (большой деревянный помост, двигающаяся платформа с лесенкой, также деревянной), работает поворотный круг, костюмы в сдержанной цветовой гамме, разве жёлтая курточка комика Счастливцева (забавный Юрий Васильев) из неё выбивается, так на то он и есть шут гороховый. Антон Яковлев в принципе не увлечён внешними постановочными эффектами, он – искатель смыслов, и занимает его прежде всего противостояние героев. Обычно он опирается на одного, заветного, самого интересного для него героя-актёра: в «Крейцеровой сонате» Толстого (МХТ имени Чехова) это был Михаил Пореченков, в «Селе Степанчикове» Достоевского (Малый театр) – Василий Бочкарёв, в «Воительнице» Лескова (Театр имени Миронова) – Александра Куликова. В «Лесе» два героя – Гурмыжская Алёны Яковлевой и Несчастливцев Максима Аверина. И они абсолютные антагонисты.

В «лесу», который живописал Островский и воплотил Яковлев, нет никаких особых ужасов, это обыкновенная обывательская жизнь, основанная на простейших животных инстинктах. В случае Гурмыжской – это основной инстинкт. И глупо осуждать элегантную, моложавую, стройную гранд-даму за тягу к юной плоти (Раиса Павловна вожделеет юного гимназиста Буланова). Скверно то, что животные инстинкты прикрыты отвратительным комедиантством, дурным притворством, бесконечным лицемерием. Злая, алчная, хищная тварь прикрывает свои делишки сладкими добродетельными речами и вздохами, притом оставаясь на свой лад обаятельной. (Алёне Яковлевой отлично удаётся передать это парадоксальное сочетание.) Но в мир комедиантства приходит инопланетянин. И оказывается, что, кроме обывательской «горизонтали», есть ещё «вертикаль» – человеческого духа. Есть настоящее, неподдельное благородство, которое вовсе не пустой звук!

Жизнь моя сложилась так, что Максима Аверина на сцене я видела мало, да и давно это было. Аверин – наш глубокий родственник, фигурант сериалов, не вылезающий с экрана уже лет пятнадцать, казалось бы, известный наизусть со всеми своими приёмами и манерами. В этот вечер Аверин доказал, что он – настоящий большой театральный актёр. Причём чувствовалось, что именно это Аверин и хочет доказать, что он дорожит своим местом на сцене и не ищет лёгкого и дешёвого успеха. Почему его герой, человек умный и остроумный, глубокий, понимающий жизнь, пошёл на сцену? Да потому, что он в «лесу» обывательском жить не может. Сцена – его спасение, а не пространство забытья и кривляния. Он хочет «вверх», к высокой трагедии принца Гамлета, а не «вниз», к пошлой возне вокруг денег и телесного низа. Аверин играет как будто «от имени и по поручению» не только странствующих трагиков позапрошлого века, нет, этот долговязый невротик в нелепом дорожном плаще, скрывающем камзол Гамлета, представительствует за всех беспокойных, ищущих, тревожных и прекрасных русских артистов. Не хочет он «леса», отвергает его, отталкивает брезгливым взглядом.

И в финале, когда Геннадий Несчастливцев отдаёт бедной девушке Аксюше собственные деньги и – в правильной белой рубашке – взмывает на тросе куда-то вверх, под колосники, зал разражается бурными овациями. В центре Москвы человек деньги отдал нуждающемуся, заклеймил «комедиантов», напомнил, что есть в жизни честь, благородство! Конечно, Несчастливцев Островского – идеал, фантом, счастливая выдумка гения, трогательно любившего артистов, но вот получилось же сделать его живым и пронзительным.

Всячески сочувствуя творческому пути Антона Яковлева, замечу, что китайские мудрецы советовали: «Подгоняй своё отстающее». Режиссёр все силы отдаёт одному-двум заветным героям, но многие маленькие роли остаются в его композициях не слишком разработанными, служебными, проходными. Не лишним было бы подумать о более гармоничном ансамбле и бо́льшей выразительности облика будущих спектаклей. Прекрасно, что режиссёр занят глубинными смыслами, однако смыслы проникают к публике через глаза и уши. Все артисты Театра сатиры играют свои роли в «Лесе» и прилежно, и даже задушевно иной раз, но запоминается ведь (кроме Яковлевой и Аверина) разве Игорь Лагутин, остро и насмешливо исполняющий роль хитрованского купца Восьмибратова.

Островского на современной сцене всё больше – оно и понятно, так давно повелось, не знаешь, что ставить, ставь Островского. Кажется, его трудно испортить, но нет, нынешние умельцы могут и Островского испортить. Антон Яковлев не испортил. А Максима Аверина вообще ставлю теперь «в красный угол» и буду следить за его сценическими работами.

Приятно удивил.

Хаматова доказала, что женщина не только человек, но и ангел

Актриса и благотворительница Чулпан Хаматова в марте 2020 года представила публике спектакль по стихотворениям Юрия Левитанского «УтроВечер». Это нельзя назвать моноспектаклем, поскольку рядом с Хаматовой действует танцовщик, он же хореограф постановки Владимир Варнава. Однако, разумеется, внимание зрителя приковано к стройной фигурке и прекрасному лицу знаменитой актрисы. От неё ждут не только эстетического восторга, но и… чего же? может быть, Надежды? Причём именно с большой буквы.

Заполнить громадный зал театра «Балтийский дом» (бывший Театр имени Ленинского комсомола) в Петербурге дано не всякому. Не каждый гастролёр соберёт столько приличной публики в городе, набитом снобами и пижонами. Сцена почти пуста, обнажена – рояль слева и белый приподнятый круг в центре, вся обстановка. Выходит актриса (она нынче носит светло-пепельное каре) в правильном чёрном облегающем платье. Деликатно вступает музыка. В руках у Хаматовой – толстая пачка листов, и она начинает читать первое стихотворение Левитанского, одно из самых знаменитых, «Жизнь моя, кинематограф, чёрно-белое кино», заглядывая в эти листы. Публика приходит в изумление: всё видел Петербург, но чтобы актёры такого ранга читали с листа, это впервые. Проблемы с памятью? На скорую руку слепили халтуру и теперь устроили чёс? Второе стихотворение – и опять с листа. Третье – и тут Хаматова неожиданно роняет пачку, и страницы разлетаются. Публика внутренне охает, а потом счастливо улыбается: её провели, пошалили, чуток обманули. Разумеется, никаких проблем с памятью у Хаматовой нет, и не чёс она проводит, а творит довольно изысканное представление повышенного своеобразия.

Актриса отправляется на центральный круг и без всякого заглядывания в текст начинает проживать смысловую музыку стихотворений Юрия Левитанского. Вскоре к ней присоединяется затейливый виртуоз танцовщик Владимир Варнава. Что ж, вроде бы направление спектакля понятно – на сцене привлекательный мужчина и чертовски привлекательная женщина, стало быть, разговор пойдёт о любви? А вот и нет.

Для повествования о «бремени страстей человеческих» поэзия Левитанского не подходит. Тут Цветаева сгодится или Ахмадулина, чью «Сказку о дожде» Хаматова читает необыкновенно – но не в этот раз. Сегодня она говорит о себе «я был, я жил», это рассказ от имени мужчины… Но, впрочем, мужчины ли? Стихотворения Левитанского, отобранные актрисой для спектакля, не имеют отпечатка сугубо мужского опыта. Жизнь здесь увидена как будто со стороны, чьими-то проницательными, умными, сочувственными, приветливыми глазами, не вполне человеческими притом. Этот взгляд находит в течении дней самое главное, очищенное от пены и суеты, от всякого разного вздора, он ищет чистые формы, настоящие гармонические звуки. Его занимает смена времён суток и времён года, движение человеческой жизни как способ познания себя и мира, а то, что волнует большинство людей – денежки и чувственные наслаждения, – его и не занимает вовсе. Это взгляд ангельский… Хаматова и представляет такого вот сценического ангела, немножко замученного, чуть усталого, но неизменно прекрасного и неустанно выполняющего свой долг, без лишнего пафоса, без сентиментальности, без назойливого морализаторства.

Двигается она превосходно, не уступая профессиональному танцовщику Варнаве, читает стихи без обычного для актёров жирного раскрашивания каждого слова, но и без завывательного занудства, присущего поэтам. Классическая музыка уместно подпитывает действие, а игра света и тени приятно разнообразит зрелище, балансирующее на грани концерта, но это всё ж таки не концерт, это театр. На сцену, покинув «Современник» (где она доигрывает прежний репертуар), Хаматова выходит нечасто. Недавно появилась в премьере Театра наций, в «Иранской конференции». Конечно, трудно не порадоваться за актрису, которая после озвучивания кошмарных текстов И. Вырыпаева (которые он почему-то называет пьесами, но которые пьесами не являются) творчески отдохнула в мире настоящей поэзии. Однако выбор поэта несколько удивляет.

Для глубоко страстной и подлинно драматической актрисы Чулпан Хаматовой поэзия Левитанского какая-то слишком идеальная. Нет в ней драматического стержня, преобладает блаженная созерцательность. В ней нет героев, нет действия, и если искать аналоги в живописи – это задумчивый пейзаж «с высоты полёта», лишённый дыхания времени. Ангельское мироощущение Хаматова нам предъявила, но мы-то не ангелы, да и она пока что не вполне и окончательно ангел. Впечатление от спектакля «УтроВечер», спора нет, приятное – будто бы побывал где-то в облаках, возвысился над своей плачевной участью и довольно культурно провёл время. Но не скрою – хотелось бы мне увидеть Хаматову на драматической сцене, в главной роли, в настоящей пьесе, в трактовке старомодно профессионального режиссёра.

Она привлекает, притягивает зрителя, о ней надо думать специально, героиня на сцене – это редкость и драгоценность.