Золотой лотос

Птицы, спрятавшиеся в густой листве ивы, неожиданно вспорхнули, напуганные чем-то. Сяо Лянь вздрогнула. Ей показалось, что кто-то стоит за спиной. Неужто сам император, зная, где она проводит большую часть времени, решил навестить ее украдкой? Девушка обернулась и вскрикнула удивленно:

– Госпожа! Вы здесь?

Сяо Лянь начала подниматься с камня, неловко собрав длинную юбку так, что мелькнули ее босые мокрые ноги. Она едва успела разогнуться и встать в полный рост, как лезвие острого кинжала со свистом разрезало воздух и невесомым движением коснулось тонкой шеи Сяо Лянь. Она всплеснула руками, хватаясь за горло. В черных глазах мелькнуло беспредельное удивление. Сяо Лянь повалилась назад, упав на мелководье пруда. Вода тут же пропитала ее одежду, разметавшуюся по поверхности, будто яркий хвост павлина. Сяо Лянь почти полностью погрузилась в прозрачную воду, лишь лицо с распахнутыми глазами, удивленно взирающими в лазоревое небо, осталось над водной гладью. Чистые воды пруда тут же окрасились в багровый румянец: кровь, стекавшая по запястью Сяо Лянь, скапывала вниз, распугивая золотистых карпов.

***

Император Сяо Минсянь метался по покоям Небесного Спокойствия, но никакого спокойствия он не чувствовал. Душа его кипела ненавистью, сердце плакало от безысходности. Единственное счастье его жизни, отрада глаз его Сяо Лянь, его Небесный Журавль, его Маленький Лотос нашли убитой поздно вечером. Тело плавало по поверхности пруда. Рука девушки, закостенев, сжимала собственное распоротое горло. Омертвевшие глаза смотрели в небо. Крошечные ступни Сяо Лянь были отрублены и исчезли.

Император выл горным тигром, кричал полночным волком, плакал заливистым павлином. Когда первые минуты ужаса схлынули, Сяо Минсянь приказал дворцовой страже запереть все ворота Гугуна и никого не выпускать, приказал найти убийцу и покарать его, приказал найти отрубленные ножки его возлюбленной Сяо Лянь.

***

Хуафэй уже второй день слушала крики за стенами павильона, где она возлежала на кане, укутавшись в толстое одеяло, подбитое шелком. За тонкими стенами завывал ветер, которому вторил человеческий вой. Шум то приближался, то снова удалялся. Ее покои обыскали одними из первых, но ничего не нашли, а теперь позорному действу подвергались павильоны других наложниц. Стража императора не обращала внимания на крики женщин и угрозы их евнухов, не слушала никаких увещеваний. Они подчинялись только Сыну Неба и беспрекословно выполняли его приказы.

От верной служанки Хуафэй знала, что сейчас, когда никаких следов убийцы императорской танцовщицы до сих пор не найдено, императорская стража направилась в покои императрицы. Она с замиранием сердца ждала, что будет дальше. Слегка приоткрыв краешек промасленной бумаги, закрывавшей окно, Хуафэй наслаждалась ледяным ветром, освежавшим ее разгоряченные щеки. Пальцы девушки мелко подрагивали. Получится ли задуманное? Что, если императрица не позволит обыскивать свои принадлежности? Что, если император послушается и отступит? Но вот неподалеку раздались крики, затем дикий вой, топот сапог стражников, лязганье цепей, плач, звуки ударов, стоны.

Хуафэй, не сдержав возбужденного любопытства, вышла из павильона, остановившись у входа. Она увидела, как двое стражников ведут под руки связанную императрицу Да Мэй, в которой теперь мало что говорило о ее величие и красоте: волосы всклокочены, брови не подведены, сквозь белила просвечивают пятна отвратительной желтой кожи, серо-голубой ханьфу помят и развязан. Да Мэй удивленно озиралась по сторонам, будто не понимая, что происходит.

Следом за ней по земле волокли верного императрице евнуха Чжи Гуна, опоясанного цепями. Он кричал и клялся, что ни в чем не виноват. На секунду обезумевший взгляд Чжи Гуна остановился на Хуафэй. Она не отвела глаз, злорадно улыбнувшись.

Этот зарвавшийся евнух думал, что он умнее всех. Он хотел руками Хуафэй уничтожить ненавистную Сяо Лянь и тем самым упрочить положение своей госпожи, а значит, и свое собственное. Он подговорил Хуафэй на убийство. Шептал ей в уши сладкие речи о том, как она встанет еще на одну ступеньку ближе к императорскому трону, если уберет с дороги Сяо Лянь. Хуафэй согласилась. Чжи Гун посмеивался над ней, считая слишком глупой. А в результате она оказалась умнее всех. Хуафэй не стала полагаться ни на чью помощь: собственными руками перерезала горло Сяо Лянь и отрубила острым топориком ее крохотные ножки, которые теперь уже никогда больше не порадуют сладострастный взор Сяо Минсяня. А затем, прокравшись в покои императрицы под благовидным предлогом, придуманным на всякий случай, спрятала окровавленный кинжал под каном Да Мэй. Никакие заготовленные заранее ухищрения Хуафэй не понадобились, она осталась незамеченной. А потом, когда Чжи Гун отправился к своей госпоже, Хуафэй, замотав в тряпицу ступни Сяо Лянь, сунула их под окно евнуху. Ее план сработал! Зная гневливый нрав императора, который, к тому же, сейчас был безутешен от горя, можно было с уверенностью ждать, что он не будет разбираться, действительно ли убийцами являются евнух и императрица. Он поверит в «доказательства», которые собрала для него Хуафэй.