Яд на крыльях бабочек: рынок чувств

Ну конечно! Раз я – вид, то и места обитания – периметр, разрешённый Межпланетным транспортным кодексом. А конкретнее: в местах, отмеченных на звёздной карте крохотной, четырежды «жёлтой» газетой «Дрязги».

– Цель прибытия?

– Задание редакции. Виза рабочая, оформлена через Межгалактический портал для прессы. Номер…

– Вижу, – перебил меня офицер, говоривший с помощью специального переводчика, опоясавшего его шею, на моём родном земном языке. – У вас необычное имя, госпожа Малиновская.

За мной выстроилась очередь – экипаж межзвёздного лёгкого транспортника. А за ними человек четыреста пассажиров с багажом. Налегке – только с рюкзаком, как я, мало людей. Возможно, такая дотошность в исполнении кордонного офицера обуславливалась необычностью моего снаряжения: ведь в билете чётко видно, что багаж я взяла с собой на борт, а не сдала в грузовое отделение.

Подозрительно?

Для того, кто в смену видит множество переселенцев с семьями, которые, получив рабочую визу, принимали на себя статус колонистов и перебирались на планету со всем нажитым за долгие годы скарбом, я представляла нечто необычное, выбивающееся из привычной рутины, а значит, опасное.

– Имя необычное? Ага. Родители угодили. Они считали, что имя – часть личности человека. Как некий код, запускающий систему программ в компьютере.

Вспомнилось, что полным именем дома меня никто не называл. Для родителей я была Дэр – сокращением по первым буквам своих трёх имён. На людях – Дария. Только двое, помимо семьи, имели право меня называть Дэр. И они оба болтаются где-то во Вселенной.

Дария Эва Рада или просто Дэр – хорошая дочь, подруга и вечная невеста в свои двадцать девять лет от роду – жила обычной жизнью. И больше ничего. Совсем не примечательная личность. Это и к лучшему, я именно такой мечтала быть, начиная с шестнадцати лет.

Только куда деть натуру, коей обладаешь? Наверное, потому я и выдумала Агату Фатум, а в нагрузку и Девушку с Земли, создавая их обеих с самого нуля для читателей газеты и подписчиков блога. В их статьях всегда есть щедро приукрашенный, набитый изрядными слухами и домыслами, густой и вкусный мир, в котором происходили чудеса.

– У нас введена цензура, потому сообщаю вам, что отправлять статьи разрешено лишь через головной центр «Многофункционального офиса». Если пожелаете отправить «горячую» новость.

– Спасибо, – улыбнулась я, чувствуя, как недовольно вздыхает «космическая» семья транспортника, следующие за мной в очереди. – Важная информация. Приму к сведению. Сенсаций мало на Августейших планетах, потому и прибыла на вашу.

Августейшие? Ну, так называли миры, колонизирующие другие объекты и входящие в Систему Dominus, а проще – владельцы.

– Девушка – журналист! – восхитился рыжий парень в рабочей форме капитана судна. – Я могу дать вам интервью, если пожелаете. Где-нибудь здесь встретимся и пропустим по стаканчику. Я поведаю вам всё о характере планеты, а потом вместе домой. Наше судно отправляется завтра в это же время.

– По стаканчику можно. Вы обернётесь, а в следующее прибытие поговорим о космосе и пилотах – у меня билет на ваше корыто, господин… – скользнула взглядом по нашивке, – Эдвас Анбернос.

М-да. Пилот нажал на больную мозоль. Я, по оценкам многих мужчин, являлась красавицей, но мой социальный статус: «Свободна и стремительна, как слюна в полёте при активной бодрящей беседе». Вот от такой стремительности все мои беды и одиночество.

Глаза мужчины потеплели.

– Замётано, Дария, – улыбнулся рыжий. – Простите, я слышал ваше имя.

Служивый напомнил о себе:

– Запись в банк данных произведена. Спасибо за ответы и терпение.

И тут мой внутренний настрой сменился предчувствием чего-то необъяснимого и чёрного, будто в летний день на ясном небе из ирреальности появилась чёрная туча и грозила стихийным бедствием.

Интуиция у меня развитая, иначе не продержалась бы десять лет в «Дрязгах», потому поверила нахлынувшему ощущению. Сердце подскочило к горлу, а в руках появился тремор, как всегда происходило во время нервного напряжения.

Почему? Откуда взялась внезапная вспышка ужаса?

На всякий случай осторожно осмотрелась.

– Добро пожаловать на Паксидею, госпожа Дария.

Я вернула взор к серо-голубым глазам кордонного офицера:

– Спасибо, – промямлила я, внутренне готовясь к любым неожиданностям.

Офицер сделал жест рукой, чтобы я проходила дальше.

Кивнула, улыбнувшись в ответ, и влилась в бесформенную толпу, которую просеивали через сканер.

Толчок, а затем удар по руке заставил меня повернуть голову и встретиться со злым взором зелёных глаз:

– Прости, куколка. Нечаянно.

Незнакомец поправил лямку рюкзака. На его руке у основания большого пальца красовалась маленькая молния, бьющая в пятиконечную звезду, и две крохотные цифры рядом: четыре и один. Такие «украшения» носили заключённые, отбывшие наказание в тюремной крепости на Марсе из Солнечной системы. Число «сорок один» означало статью, по которой правонарушитель отбывал наказание. Если мне не изменяла память, то номер указывал на «Убийство по неосторожности».

Сколько же ему лет? За убийство дают от десяти до двадцати пяти лет, а человеку рядом – а я ни секунды не сомневалась, что рядом со мной землянин – не больше двадцати пяти на вид. Ответственность наступала в нашем мире с двенадцати лет, и от того даже любопытно, кого он убил, что сидел не так долго? Единственное в чём не возникло вопроса: почему бывший заключенный обретался здесь, на Паксидее.

Молодой мужчина ухмыльнулся и подмигнул, затем быстро осмотрел меня и, улыбнувшись шире, пробасил:

– Удобная обувь.

Я, признаться, ожидала нечто вроде прямого и бесформенного комплимента в адрес своей внешности с дальнейшим желанием познакомиться и сблизиться на пару ночей, как это делали все мужланы, недавно освободившиеся из мест лишения свободы, а не комплимента моим ботинкам в стиле милитари.

– Удобные.

– Дария! – окрикнули меня.

Я узнала голос, потому приподнялась на цыпочки, чтобы разглядеть в разномастной толпе его обладателя.

– Дария, я здесь!

Теперь и я увидела Павла, пробирающегося ко мне сквозь прибывших на заработки гуманоидов. Я широко улыбнулась, а бывший заключённый сдал немного назад, чтобы освободить место подле меня.

– Дария! Как же я рад видеть тебя!

Павел Римов был моим одноклассником. После окончания школы наши пути разошлись, но мы продолжали ещё какое-то время поддерживать общение через сеть. Спустя год или полтора и оно иссякло.

Пару лет назад нас снова свела судьба на вечере выпускников. Поболтали, повеселились, выпили. Потом случилась пара свиданий по причине романтики, нахлынувшей на меня от признания Павла. Оказалось, он был влюблён в меня в старших классах, а я его не замечала. Признаться, у меня нашлись на то основания, но о них никто слыхом не слыхивал, и не нужно. На паре свиданий мы устранили несправедливость игнора, а после третьего, проведённого в недрах моей постели, мы расстались.

Странно, но именно Римову принадлежала идея завести мне свой блог. Он даже сказал тогда, десять лет назад, на выпускном: «Почему нет? Многие так кормятся – у кого-то получается».

Прав оказался – у меня получилось. Спустя два года и при помощи военных. Но я не роптала на судьбу, она мне даже нравилась.

Я невольно мазнула взглядом по лицу бывшего заключенного. Он оставался спокойным, безучастным, но уголки губ предательски дрожали, будто он собирался рассмеяться. Что его так позабавило – не понятно. Будто в лотерею выиграл!

Я как можно радушнее приняла в объятия дорогого одноклассника. Между нами завязалась короткая, ничего не значащая беседа.

Вскоре нам предложили пройти на посадочную полосу флаеров, летящих до гостиничных отсеков. Я записала короткое обращение к подписчикам, которых, к моей пущей радости, стало в сотни раз больше, чем некоторое время назад, и закончила его словами:

– Отлично! Посмотрю планету сверху!

Мы всё еще продолжали перебрасываться с Римовым незначительными фразами, когда я уселась в кресло флаера, доедая вторую булку с вложенным в неё куском мяса. Рядом со мной занял место, согласно купленному билету, Каторжник, а напротив меня было кресло Павла.

Четвёртым пассажиром в нашем квадроцаке – отсеке, похожем на изолированную кабинку, оказалась брюнетка с яркими чертами лица, подчёркнутыми татуированными стрелками и камнями между длинными ресницами и очень сильно накрашенными губами. Татуировки с иржи-стразами были также на запястьях, пальцах и в мочке уха. Ну и браслеты – куда без них! Они утяжеляли тонкие руки.

Фигурой девушку природа не обидела, а вот хороших манер ей от рождения не досталось: она что-то буркнула себе под нос тяжёлым грудным голосом, затем своей ногой бесцеремонно отодвинула рюкзак в ногах Павла и уселась на свободное место.

Не знаю почему, но я бросила взгляд на Каторжника. Он как раз заканчивал оценивать достоинства облика четвёртой пассажирки и, переместив взор на меня, едва заметно подмигнул. С чего бы ему мне подмигивать не ясно, потому я сделала вид, что не заметила его подачи.

Активировав наручную гарнитуру, девушка занялась просмотром какого-то фильма, опустив забрало виртуального раскладного шлема – дёшево, но надёжно. Мы видеть кадры не могли, зато пару минут я наслаждалась реакцией брюнетки на них. Похоже, шёл боевик, раз уж столько азарта в её взоре появилось, а губы и кулак правой руки слегка поджались, будто она помогала главному герою крушить противников.

Продолжать беседу с Павлом расхотелось, хоть он и делал попытки, но быстро понял, что я увлечена рассматриваньем необъятных просторов и красоты древних лесов.

Я повозилась с браслетом, имитируя включение трансляции, хотя «камешек» уже определил мои намерения и подключился к «сапфирам». Возникла виртуальная реальность, в которой только я и окно для просмотра:

– С вами Агата Фатум! Реликтовые древние деревья! Дух захватывает от подобного величия! Широкие листья размером не меньше человеческого роста! Гигантские стволы исполинов, сплетённые друг с другом, рождают первобытный восторг, и кажется, что на их кронах живут боги. Небо невероятного лазурного цвета. На нём, словно колоссы, красуются три естественных спутника планеты: Элис, Пифия, Дракон.

Я сделала паузу, чтобы подписчики сами узрели три луны, сопровождающие планету в её космическом полёте, и продолжила:

– Прекрасные доисторические джунгли покрывают почти всю сушу. Паксидею открыли двести лет назад земляне, и совершенно случайно. Они держали путь на межгалактическую базу, возвращаясь из дальней экспедиции, и заскочили сюда из-за незначительной поломки. Представляю, каково было их удивление! Увы, часть экипажа нашла здесь свою смерть. Остальные произвели быстрый ремонт и эвакуацию. Прихватив с собой зонды и все данные по исследованию.

Флаер сильно тряхнуло, и пришлось замолчать, хотя трансляцию я прекращать не собиралась. Я вцепилась в подлокотники кресла и кинула взор на Павла, а затем перевела его на каторжника. Лицо Павла казалось бледным. Зато его сосед широко улыбнулся и подмигнул мне вторично, но более заметно, будто мы были с ним старые знакомые.

Неожиданно салон наполнился едким запахом. Я закашлялась. Голова кружилась. Повторяя движения каторжника, я зажала нос пальцами. Лёгкие и глаза подверглись медицинскому улучшению из-за перенесённого сложного вируса, едва не стоившего мне жизни, потому, не дыша, я могла продержаться около десяти минут.

Павел и брюнетка уже потеряли сознание. Нашу кабину быстро заволокло густым туманом, как и смежный квадроцак, но я сумела разглядеть, что пассажиры в нём тоже без чувств.

Трансляция прекратилась – вероятно, сработала глушилка сигнала.

Каторжник извлёк из рюкзака на полу небольшую коробку, раскрыл её и достал две цилиндрические капсулы. Одной он ударил себя по бедру, выдавливая в него содержимое, а второй – мне в ногу. Это стало триггером: я рванула с места и попыталась открыть кабинку. Молодой человек силой усадил меня обратно, сделал успокаивающий жест рукой. Последняя мысль, посетившая меня перед падением в бездну обморока, была о руках заключенного. Таких сильных и крепких. Ровно таких же знакомых, как его глаза.

Глава 2

Я очнулась, но была не в состоянии пошевелиться, открыть глаза – тело парализовало. Всё, что в состоянии ощущать – сочную палитру фотонов, исходящих от здешнего светила.

«Помогите»! – простонало моё сознание и тут же выдало подсказку первичных и вторичных действий.

Первично – определение вещества для обездвиживания, второе – работоспособность внутренних и внешних аппаратных систем.

С подсознанием я не согласилась: напряглась, пытаясь проверить работоспособность датчиков и аппаратов, которые имели определённую автономность, и повреждение одного не провоцировало сбой в работе других. В этом есть определённая польза, но я впервые попала в ситуацию, когда жалела о том, что нет единого центра управления, как второй ветви контакта. Обычная структура, помогающая выполнить диагностику.

Только при моём тесном участии все имплантированные модули создавали систему, помогающую принимать внешний мир и диктовать ему свою волю, будь то вызов такси или доставка стаканчика с горячим капучино из кафе в километровом радиусе от моего места обитания. Работа чипов сводилась к элементарному и естественному в наш техногенный век: голосовой, если ты бедняк, или рефлекторный, если ты богач, приказ. Затем – получение информации или выполнение команды.

Сейчас меня волновала картинка окружающего мира, которую я не в состоянии получить естественным путём. Зря, получается, столько камней имплантировала?

Инстинктивные сигналы результата не дали – датчики ушли в режим ожидания подключения к сети и, к пущей радости, находились без признаков жизни из-за недостаточности нервных импульсов, а я забеспокоилась ещё сильнее.

К концу проверки пришлось принять следующее: изоляция от внешнего мира так же реальна, как и то, что я всё ещё дышу. Даже браслет на руке стал бесполезным гаджетом.

Из важного: жив был только чип под кожей – утилисме, измеряющий параметры здоровья и в расширенной версии, коей пользовалась я, обладал дополнительными, но бесполезными для меня в данный момент времени возможностями. Здоровье? Оно, слава Небесам, оказалось превосходным, за исключением модифицированных лёгких.

Боже, я даже всхлипнуть не в состоянии – дыхание ровное, будто я в режиме сна.

Ох, хорошо бы так и было!

Впрочем, сны мне снились редко, и они все без исключения посвящались одному единственному месту, о котором сейчас не время вспоминать.

Помимо чипа здоровья в работе находился Игнотус, который вообще забыл о моём существовании и реагировал на меня ровно так же, как видеокамера на штатив, которыми пользовались на планетах пятого порядка.

Придётся полагаться на собственный организм, аки поступает младенец при рождении.

В общем, пробуждение не из самых приятных, но отчаиваться рано. В смысле: нюни распускать – ну не выйдет слюну выдавить, как и слезу. Сдаётся мне, газ, которым нас отравили, носил название «Ниндзя» – только после него это ужасное состояние живого трупа, хоть заупокойную читай.

Пользовалось спросом парализующее вещество нынче на чёрном рынке из-за его неприхотливости и самовоспроизведения: каждая молекула после запуска делилась на две, и деление продолжалось, пока газ не заполнит собой всё пространство.

Впрочем, газом его назвали из-за летучести и свойства занимать всё имеющееся пространство, а так он – органика. Или форма жизни. Короче: биологическое вещество, обнаруженное случайно во время выравнивания рельефа лазером на необитаемом светоприёмном теле «Тридцать икс семнадцать». Вся её поверхность представляла скалистый игольчатый панцирь. Исследователи срезали одну из острых пик под посадочную площадку, а после приземления шлюпки были атакованы газом.

Теперь все разработки на мёртвом шарике засекречены, а учёные дали имя летучей материи – «Синоби». Собственно, торгаши с чёрного рынка просто нашли более популярное название скрывающегося от людских глаз газообразного пришельца.

Мне довелось года четыре назад побывать на орбитальной станции «Тридцать икс семь» и воочию убедиться, что прибыла туда зря и делать там нечего, кроме как глазеть на шипастую поверхность изучаемого объекта планеты из космоса и детализировать картинки с помощью мониторов, на которые транслировалось изображение с камер марсоходов, курсирующих на ней. Из подробностей: стелющийся туман, то рассеивающийся, то концентрирующийся в одном месте. Из примечательного: летучая смесь пыталась формировать копии тех объектов, которые окутывала, от чего учёные заходились в экстазе, предполагая разумность формы жизни, некогда заключённой в недрах.

Увы, и в ту поездку без приключений не обошлось. Если кратко, то произошла утечка из лаборатории, отравление персонала, расследование инцидента, задержание неблагонадёжного сотрудника, выяснение и неизбежное осознание правоохранительными органами, что за те деньги, что работник получит, ему и отсидеть за воровство в тюрьме не сложно, а контейнеры с веществом – тю-тю. И, к слову сказать, утечки вещества случались на регулярной основе, так что преступление оказалось тоже рядовым, но необычайно понравилось моим подписчикам.

По возвращении я опубликовала книгу, засунув в неё все версии подписчиков, придав событиям художественную форму, заплатив за работу одному знакомому писателю.

Главным героем бестселлера стала девушка, рассказывающая о своём путешествии в блоге и ставшая участницей расследования. Верные подписчики помогали ей с версиями, спорили и тем самым помогали отыскать преступника.

Парень постарался на славу и за кругленькую сумму превратил безликие цифры статистики в героев, строящих формулу расследования. Назвала объёмный томик «В прямом эфире» и упомянула, что всё происходящее в книге основано на реальных событиях, а герои – собирательный образ по причине невозможности перечислить всех участников блога поимённо. Нужно ли говорить о том, что бесплатная электронная версия разлетелась миллиардными тиражами, и это привлекло ещё больше подписчиков в мой блог?

Вещество безвредно для человека, потому что жило в нём лишь некоторое время, зато эффект идеальный. И фермы по выращиванию молекул не должны быть огромными, в отличие от прибыли, что получит воротила. Достаточно крошечного контейнера и трёх минут, чтобы заполнить «Синоби» Межгалактический крейсер среднего типа. В безвоздушном пространстве субстанция не живёт. Но самое интересное даже не это, а возможность выращивания и изучения газа в пиратских лабораториях. Сие сулило чёрному бизнесу нехилые возможности.

Что до «Ниндзя», то после посещения планеты он буквально преследовал меня повсюду. Настиг и здесь.

Выводы?

Во-первых, создана принудительная герметичность флаера, а такое возможно лишь из кабины пилота. Затрачены средства на замену специалиста или оплату услуг действующего. Либо изначально в рейс вышел не принадлежащий космопорту борт.

Во-вторых, в кислородной среде «Ниндзя» агрессивен. Он хочет выжить, потому и пытается занять укромное местечко внутри человеческого организма, сохраниться, как делал это под коркой родной планеты, куда доступ кислорода ограничен. Но те, кто достал нас из кабины, – а они точно были, раз я лежала под солнышком, – имели специализированную экипировку, что весьма начётисто для простых грабителей или похитителей. Тут задействованы серьёзные люди, если не взять выше и не заподозрить организации.

В-третьих… И сказанного уже достаточно, чтобы осознать проблему.

Итак, из неприятностей – пульсирующая боль в затылочной части, исчезло обоняние, я вляпалась в игру третьих лиц.

Из положительного – я всё ещё жива и вполне могла пользоваться другими органами чувств. Например, слухом, и он не постыдился уловить какофонию смачной человеческой брани первых двух очнувшихся – Павла и брюнетки, которую узнала по тяжёлому низкому голосу.

Впрочем, пардон, ошибочка вышла! С обонянием оказалось тоже всё в полном порядке: ведь я уловила сейчас лёгкий запах пота, исходящий от Павла. Хм. А когда мы с ним встретились в космопорте, от него исходил тончайший аромат невероятно модных земных духов. Вопрос: сколько времени прошло с момента нашей отключки? Ответ очевиден.

Ладно, получалось трава и земля, на которых я лежала, ничем не пахли. Стоп! Они издавали аромат, но тонкий. Пожалуй… Так пахнет возле фонтана в полуденный день. Птицы бодрствовали и вели перекличку – нас окружал лес, который тоже не издавал ароматов. Именно так, по моим представлениям, выглядел рай: стерильность и ласковое солнышко – чего ещё нужно спасённым?

Но это однозначно не райские кущи, хотя бы потому, что там, в обиталище блаженных и счастливых, настолько смачно люди не выплёвывают отборные непечатные слова и не связывают их в цветистые предложения, разбавляя конструкцию предлогами. Но зато такой способ выражения позволял доходчиво, ёмко описать одновременно состояние здоровья этих людей, отношение к окружающей благодати и собственную точку зрения на положение вещей во Вселенной, и смачно положить всё, что найдётся на весь технологический прогресс, который подвёл.

Первым бурную деятельность развёл Павел – его изначально не накрыла острая тошнота как брюнетку. Одноклассник пребывал в безмолвном поиске чего-то такого, что я увидеть не в состоянии, но его тень сквозь прикрытые веки мелькала довольно резво.

Девушка очень быстро вернулась из ближайших кустов и злилась, от того твердила себе под нос проклятья. Её не устраивала глухота к её призывам подкожных чипов связи. Но она невероятно быстро справилась с душевной травмой и вместе с Павлом зашустрила по поляне в поисках чего-то для них важного в сохранившейся ручной клади. О важности я узнала почти сразу, потому что оба очнувшихеся комментировали свои действия. Они искали автономные приборы, находили и разочарованно бросали в пустоту, что они не работали.

Прошла минута – другая, Павел стал трясти меня за плечо и бить по щекам, а девушка, судя по издаваемому ею шуму неподалёку, обнаружила в вещах нечто интересное. Я же про себя в который раз отметила, что уцелевшая ручная кладь – лучшее, что случилось на Паксидее.

Итак, из услышанного от этих двоих: произошла авария, есть выжившие. А точнее выжили восемь человек. О трупах – молчок. Но кто знает, может они всё же есть? Ещё в салоне флаера я поняла, что брюнетка не будет падать в обморок при виде мёртвых. Скорее она констатирует при личном желании, что кто-то скончался и продолжит суету. Констатации нет – значит, трупов нет? Или всё же возможны варианты?

Нет, Павел подтвердил, что пассажиров восемь и все живы.

Хм. Выжили восемь, а где остальные? По лесу размётаны, а нам повезло уткнуться лобиком в полянку и при этом никаких повреждений? Ну, про меня-то что говорить – я под действием вещества, а вот Паша и девица живее всех живых.

Павел будто бы подслушал мои мысли и выдал предположения на собственный лад, но довольно смачно, в высшей степени неделикатно. И если всё так, как он озвучил, то уже сейчас могу констатировать: дело – дрянь. Почему? Ответ прост, как яйцо на сковороде: нас похитили, оставили жизнь и свободу передвижения, чтобы мы стали участниками некой схемы.

О схеме поведала брюнетка, вступив в разговор с Павлом и продолжая шарить по поляне – в настоящий момент я слышала её тяжёлое дыхание возле своей головы и шуршание в недрах поклажи. По всей вероятности, сейчас она погрузила руки в мой рюкзак.

Ох! Неприятные у меня предчувствия, но выводы, пусть и напрашивались сами собой, даже из услышанного, всё равно преждевременны. Мало установить схему, нужно установить причину, устранить её и только тогда найти выход из проблемы. Но Павел и брюнетка продолжили развивать тему и строить предположения на собственный лад. Ну и пускай. Как говорится: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.

Павел добудиться меня так и не смог, хотя всё моё естество кричало и вопило, чтобы он продолжал и не сдавался. Поняв, что я дышу самостоятельно, принялся помогать кому-то из мужчин. Павел интересовался его состоянием здоровья. Речь у очнувшегося была осознанной, а голос – бархатным.

Брюнетка попыталась растолкать Каторжника, которого она окрестила Хмурым здоровяком. В коротком разговоре с Павлом они распределили обязанности по приведению остальных людей в чувства, пока пришедшие в себя с громкими неприятными звуками в ближайших кустиках извергают всё завалявшееся в желудке. Выходило, что клеймёный тоже очутился здесь, и сделанная инъекция подействовала на нас обоих одинаково.

Моментально вспомнились глаза парня, его руки. Снова услышала аромат его кожи. Всё было невероятно родным, пусть и прочно забытым. И не понятно, сколько времени потребуется, чтобы, поковырявшись в завалах прошлых событий, припомнить все обстоятельства нашей встречи. Странно, что тело, сердце и подсознание среагировали на этого отсидевшего убийцу, как на что-то безопасное, а память никак не желала подкидывать варианты. Вот пустота и всё тут!

Незнакомцы вокруг меня стали поочерёдно оживать. Парами – что невероятно само по себе даже для «Ниндзя», и меня сразу начали терзать смутные сомнения, но их можно развить в изложении нового романа, а пока придержу при себе, высказав предположение, что укрощение туманной органики и перевод в новое качество всё же состоялось. И ещё одна пометка для запоминания: идеальная синхронность сама по себе мало реалистична и особенно для человеческих существ, и потому не в этом ли состояла уникальность момента для «Ниндзя»?

Пассажиры стонали, затем слышались шлепки о землю, что свидетельствовало о том, что вертикальное положение давалось с первого раза не всем. Всего, по моим подсчётам, нас было: трое девушек и пятеро мужчин.

Если измерять количество относительно пришедших в себя шкалой оханья, то всего очнулось шесть человек, а двое – я и Каторжник – находились в отключке. Вернее: я просто двигаться не могла, а насчёт уголовника не уверена. Судя по звукам, доносившимся до меня, некоторым из пассажиров пришлось забраться в кусты и отдать проглоченную ранее пищу природе не самым приятным способом.

С ворчанием вернулись двое, что очищали желудок.

Из услышанного от выживших и очнувшихся за пролетевшие три минуты – внутренний хронометр меня никогда не подводил! – удалось почерпнуть следующее: лес безумный из-за смешанности растительности и вычищен даже от веток; поляна неестественно круглая; насекомых действительно нет, и мне не показалось; из воняющих существ только мы – двуногие; зверья не видно, лишь доносятся трели птиц; пассажиры живы, но нас немного.

Поддавшись общей эмоции, я мысленно выругалась, и меня можно понять: ведь информация подтверждала изначальные опасения.

Из глубин памяти донёсся голос, такой же нереальный, как и сюжет моих редких снов. Я слышала его у себя в голове с самого рождения, когда ситуация казалась неразрешимой или опасной. Он успокаивал, помогая прийти в себя. Сейчас выглядел стихотворной строчкой из детской передачи, где малышам давали вредные советы: «Подчас враги вокруг толпятся, и вы геройствовать должны, и вспомнить, как вы всем важны, и по-геройски от врагов умчаться»¹.

Я в глубине души улыбнулась строчкам и тут же вспомнила о «Галатее» – моём личном лайнере. Она висела сейчас в глубоком космосе, недалёко от орбитальной станции и не «отсвечивала», чтобы её не засекли корабли. И у неё явно вышло сидеть с опущенным новым защитным занавесом, который я прикупила для «девочки» по случаю и за сумасшедшую цену. Любила я «Галатею», потому что являлась для неё Пигмалионом. Стоило очутиться в ложементе, программа считывала татуировки, запускала своё «сердце» и отворяла мне врата искусственного сознания. Корабль становился моим телом, а я – ключом к его кодированной душе.

Но до срока судно мне точно не поможет, потому что получило приказ не вмешиваться, а сопровождать до пункта назначения, следуя курсом лайнера, на котором я прибыла на Паксидею. Умница-девочка, на дежурстве, но выдавать себя не станет, как и лезть поперёк батьки в пекло. А батька у нас кто? Верно: он у нас военный флот ФСБЗ и иже с ним специальные боевые бригады «Дрязг».

Спрашивается: как моя чрезмерная осторожность совместима с работой блогера, странствующего по убийственным мирам? Ответ такой: вот потому и лезу туда, куда просят за большие деньги, оттого что без стопроцентной страховки я свой филей из домашнего кресла не подниму. Она была и сейчас даже двойная: в официальном режиме и неофициальная, за мои личные средства. Существовал ещё вариант – третий, который сработает обязательно, но им я пользоваться не желала принципиально, потому что он являлся гранью моей человечности. Ой, да ну ещё об этом думать! Два типа – и всё!

Павел и брюнетка предприняли реанимационные действия в отношении меня, а некто третий с бархатным голосом предложил свою помощь.

Судя по тихим разговорам и командам, а затем мерному надавливанию мне на грудную клетку ладонями, глубокому вдоху в мой рот воздуха, около меня остались тот самый сладкоголосый и одноклассник, а брюнетка и ещё кто-то занялись бывшим заключённым.

А где-то в вышине щебетали птицы, и призрачные кущи существовали собственной неугомонной и деловой жизнью.

– Пульс теперь прощупывается хорошо, – бросил Павел, загородив свет и став широкой тенью для меня.

– Она уже приходит в себя, – ответил второй. – У неё на груди небольшой шрам – странно, что она его не убрала, но это свидетельствует о том, что у неё была операция по пересадке лёгких. Полагаю, они модифицированные, и Агата Фатум во время катастрофы надолго задержала дыхание, оставаясь в сознании. Произошли изменения. Обратимые. Не волнуйся. Теперь долго приходит в себя. Как там молодой человек?

Я оставила шрам, как напоминание о собственной глупости и о человеке, которого она погубила. Это произошло в одной из поездок, но книгу писать о том приключении не стану – больно. Бледно-розовая аккуратная полоска – личный гештальт без права на искупление.

– Хмурого откачали! – крикнула в ответ брюнетка. – У этого, наверное, тоже пересадка была! Но шрамов нет. И он не в состоянии открыть глаза.

– Что ж… Вот и отлично, – выдохнул обладатель приятного голоса, и я почувствовала, что человек поднялся и отошёл от меня, превращаясь из густого тенистого пятна в яркое телесно-розовое покрывало век.

– Дария! – позвал одноклассник. – Ты слышишь меня?

– Нужно поискать что-то из лекарств, – ответил Павлу тот, кто проводил мою реанимацию. – Стимулирующее. Вколоть обоим. Но можно оставить так и через некоторое время…