Медальон

Четыре нешироких пенька напоминали о событиях недельной давности в городском парке. Святослав присел на одну из скамеек, закурил сигарету, откинулся на деревянную, крашеную в синий цвет, спинку и закрыл глаза.

Вспышка, кругом листья. Кричит ребенок. Нет, не кричит, а неистово орет вместе со своей мамашей.

Пепел упал на галстук. Хорошо, что жара стояла такая, что он потух окончательно прежде, чем долетел до рубашки. Так бы пришлось выбросить галстук. А его, кажется, тоже дарила жена… или женская половина коллектива. Не столь важно.

Он что-то чувствовал. Тот, кто носит в себе ту огромную силу, был здесь. И пеньки тому подтверждение.

– Мне нужна Юлия…

– А кто вы? – спросила девушка, глядя на Святослава в щель от приоткрытой входной двери.

– Вот мое удостоверение, я – заместитель прокурора.

Святослав надеялся на то, что девушка глуповата и не задастся вопросом, почему человек его должности ходит по квартирам, чтобы опросить свидетелей или пострадавших в деле, которое до прокуратуры вряд ли дойдет, и, конечно, он не собирался держать удостоверение перед ее носом настолько долго, чтобы она успела прочитать, к какому городу он относится.

– Я – Юлия, – сказала девушка, открывая дверь шире.

Святослав округлил глаза – на фотографиях, что показывал ему следователь, он видел совершенно другое лицо. Хотя на левой скуле еще виднелся пожелтевший синяк.

– Я подстриглась, – улыбнувшись, сказала девушка, когда поняла, почему зам прокурора так удивился. – И перекрасила волосы, – с гордостью добавила она.

– Да, Вы изменились, – сказал Святослав. – Могу я войти?

– Да, только я буду уходить через пять минут, мне надо забрать дочку у своей бабушки.

– Наш разговор не займет много времени.

Девушка закрыла за гостем дверь и, еле заметно прихрамывая, провела гостя на кухню.

– Это тоже ваш муж?.. – спросил Святослав Юлю, намекая на ее хромоту.

– Что? В смысле? А, это! – рассмеялась она. – Я на этой неделе дважды посетила спортзал, и это – первые два раза в моей жизни. Простите, но мне не только больно передвигаться, мне больно даже руку поднять вверх, – она снова рассмеялась. – Но, мой тренер говорит, что скоро это пройдет…

Юля немного покраснела, чем выдала ту простушку, которую Святослав видел на фотографии пару часов назад.

«Что-то здесь не то», – подумал он.

Девушка рассказала ему о событиях в парке, о молнии, о том, как муж бил ее. Но она заверяла Святослава, что с прошлым покончено. После того случая она полностью поменяла взгляды на жизнь, стала другим человеком.

– Это все та молния! Я говорю Вам, она что-то изменила во мне!

Святослав выслушал рассказ сияющей Юлии, поблагодарил ее за гостеприимство, протянул на прощание руку и крепко пожал ее.

«Девушка в белой кофте с двумя черными косами и красном ободке»

Он запомнил образ, что передался ему через рукопожатие, довольно улыбнулся и вышел. «Теперь можно подыскать гостиницу и отдохнуть» – решил Святослав, – но сперва кофе «с собой» и сигарета».

***

Аня смотрела на стенку, пытаясь сконцентрироваться и что-то в ней разглядеть. Или кого-то. Ведь не просто так Трикси уже который день уделяет ей столько внимания. Но – ничего.

«Где пропала?» – пришло сообщение.

«Да как-то накопилось… Как дела?» – ответила Аня.

«Это из-за Игоря? – написала подруга. – Вы встречаетесь?..»

А потом куча смайлов. Аня ответила не сразу.

«Ну, не то, чтобы…» – написала она.

«Все понятно» – и куча смешных смайлов. «Тебе пора все вспомнить».

– Что вспомнить? – пробормотала Аня текст, который она набирала подруге.

«Чего?» – пришел ответ.

«Ты написала, что мне пора все вспомнить», – ответила Аня. Отправила сообщение, пробежала глазами по тексту, но не увидела уже слов Кристины, в которых та якобы написала «Тебе пора все вспомнить».

«Я такого не писала», – удивленные смайлы.

«Я, наверное, перепутала переписку», – попыталась выкрутиться Аня.

«С Игорем?» – смущение и смех.

«Ладно, Крис, я немного занята. Извини. До связи…» – поцелуй.

«Вот так и теряют друзей, – грустный смайл. – Ок, до связи. Игорю привет!» – улыбка.

Аня отложила телефон, взглянула на Трикси.

– Я схожу с ума, – сказала она кошке. Та лишь обожаемо посмотрела на нее в ответ. Оповещение о сообщении.

– Крис? – спросила Аня сама у себя.

«Привет, ты как? Прогуляемся?»

Сообщение было от Игоря.

«Ок. Заходи за мной через пятнадцать минут».

– Гляди, это та же девушка, что и в прошлый раз? – шепотом спросил Игорь.

– Похоже на то, – согласилась Аня, – она снова читает.

– Заглянешь? – ухмыльнулся парень.

– Не буду ее отвлекать… Слушай, я схожу попрошу стакан воды.

– Давай я.

– Я сама, спасибо.

Аня уже отходила от барной стойки, но девушка-бариста окликнула ее, чтобы отдать сдачу. Когда Аня протянула руку, чтобы забрать деньги, девушка ухватила ее за ладонь так быстро, что Аня даже пикнуть не успела.

– Пора вспомнить, – сказала бариста, одернула руку и отвернулась, чтобы взять салфетку для натирания чистых чашек.

Аня отпрянула, непонимающе посмотрела на уже занятую делом девушку за барной стойкой и молча вернулась за столик.

– Что? – спросил Игорь, видя удивленные глаза Ани.

– Не знаю сама, – сказала она. – Та девушка, – она указала на баристу, – она странно повела себя.

– Что она сделала?

– Она сказала, что мне что-то пора вспомнить… То же самое сегодня мне написала Кристина, а потом то сообщение исчезло.

– Так в чем дело? «Залезь» ей в голову, узнай, зачем она тебе это сказала.

– А и правда… – согласилась Аня и уставилась на девушку, которая натирала уже третью чашку.

«Блин, как же голова раскалывается… и где вы только все беретесь. Я уже три недели без выходных, ноги не держат, а они все идут и идут. Кошмар, я забыла вынести мусор! Теперь вся кухня рыбой провоняет. Хоть бы кот не полез в ведро… еще и эта баба противная. Да заплачу я, заплачу, знает же, что заплачу, а мозги все равно мне выносит. Цену набивает. Ох и жара. Хорошо, хоть здесь прохладно. Бедный кот дома, жалко, что он не лысый. А, моя голова! Надо выпить таблетку. Все читает… а работать кто будет? Я бы тоже читала целыми днями, если бы кто работал вместо меня. О, снова идут… опять малолетки. Как же вы все меня…»

– Добрый день, что будете заказывать? – улыбаясь, спросила бариста двух девушек, что были не многим старше Ани, которые только что зашли в небольшое, уютное кафе.

– Она, видимо, сделала это бесконтрольно, – сказала Аня Игорю, сделав вывод,– по крайней мере она ни на долю секунды не задумалась сейчас об этом.

– А о чем она думала?

Аня мгновение помолчала.

– О жизни, – сказала она, – о своей жизни…

– Куда пойдем? Может в парк? – Игорь явно без злости ехидничал.

– Нет, благодарю, – улыбнулась Аня. – Давай просто пройдемся…

Аня была одета в легкий летний сарафан, юбка которого едва колыхалась от легкого ветерка, свои длинные черные волосы она, несмотря на жару, не стала собирать в хвост и распустила. Она уже не стеснялась, когда Игорь брал ее за руку. Ей особо нравились его многочисленные кожаные браслеты на кисти и предплечье, которые беспорядочно переплетались между собой.

– Что это за знак? Я встречала похожий в интернете, когда искала информацию о своем медальоне, – сказала Аня, указывая на одну из подвесок на браслетах Игоря.

– Это коловрат, – ответил он, – и, кстати, его лучи направлены против часовой стрелки.

– А что это означает?

– Ну ты даешь, – улыбнулся парень, – кто из нас без пяти минут экстрасенс? Ну, этот знак якобы должен нести в себе магические способности… Вплоть до общения с потусторонним миром.

– Серьезно? – спросила Аня.

– Ну, думаю, что нет… – сказал Игорь. – Твой медальон, видимо, куда более круче!

Ане казалось, что все люди, которые попадались им на улице, смотрели на нее одну.

«Пора вспомнить» – звучало у нее в голове.

– Игорь, – сказала она, – можешь до завтра одолжить мне этот коловрат?

– Думаешь, он может тебе понадобиться?

– Кто знает… Раз я уже смирилась с тем, что на меня свалилось, надо до конца разобраться и узнать, откуда мне такое счастье привалило…

– Маме ничего не скажешь?

– Пока нет…

Глава 7

Вспомнить все

– Солнцеворот… Мудро, дочка, мудро…

Голос Аня слышала отчетливо, а видела очень плохо: перед глазами все плыло, мутные текстуры никак не хотели становиться более четкими. Голос… да, это был тот самый голос. Она уже слышала эту женщину.

– Где я? – спросила Аня.

– Ты дома, – ответила та очень ласково.

– Кто вы?

– Ты должна сама вспомнить, кто я, ибо, ежели я скажу тебе, то сочтешь, что бес во мне, и не поверишь…

– Вы так странно говорите…

– А ты так странно думаешь…

Резкость начала наводиться. Аня сидела на деревянном полу, застеленным то ли половиком, то ли полотенцем…

– Тебе так посчастливилось там иметь кошку, – сказала красивая темноволосая женщина, – жаль, что не разумеешь ее, а она может душу твою видеть. И видит ее…

– А кого еще моя кошка видит?

– Меня, – улыбнулась женщина и присела рядом с девушкой, протянув ей руки, – вставай, Нюся, пора все вспомнить.

– Что вспомнить? И меня зовут Анна…

– Знаю я, то ж я такое имечко тебе и дала, когда ты родилась. Анна. Ганнуся. Но поди куда ласковее-то Нюсей звать…

– Моя мама меня так назвала, – с недоверием сказала Аня.

– Та женщина… добрая и славная. Низкий ей поклон, что тебя схоронила, сберегла, вырастила… Медальон, что на шее твоей висит коло самого коловрата, солнцеворота, имя твое помнит хорошо и хранил его всегда. И как только та, кого ты мамкой кличешь, надела его на себя, так в тот же миг душа твоя в ней и поселилась. Во плоти, как я и загадывала. И нет, Аннушка, не она тебе имя дала, она лишь почуяла, что тебя Анной звать. Выбора у нее особо-то и не было.

– Бред, – сказала Аня.

Бажена улыбнулась. По телу Ани пробежали мурашки. Женщина, сидевшая перед ней за столом, на котором лежали сохнущие веночки из цветов, выглядела одновременно безумно страшной и красивой. Большие темные глаза, длинная, толстая черная коса, что лежала на груди, губы алые, пухлые, щеки румяные, пальцы на руках изящно длинные. Аня глядела на нее и осознавала, как она сама похожа на эту женщину.

– Кто вы? – наконец спросила она.

– Звать меня Бажена, Нюсь. Когда я заклятие на твой медальон-то накладывала, я верила, что, когда придет час, он откроется тебе и ты все вспомнишь. Но я ж не могла знать всего. Хорошо уже то, что сквозь века душа твоя в нем сохранилась, хорошо, что колдовство мое сработало, и плоть твоя возродилась. Тощая ты ныне, – она усмехнулась, – зато руки крепкие. Видала я, как ты плавать-то обучилась… Покуда в лесу жила, в речку никогда выше колена не входила-то. А теперича… погляди на нее, люд честной! – Бажена с гордостью произнесла эти слова и встала из-за стола, отвернулась от Ани, чтобы незаметно смахнуть слезу.

– Где мы? – спросила Аня.

– Дома… – еле слышно прошептала Бажена. – Дома, дочка, – сказала она громче, повернувшись к Ане лицом. – Только от дома нашего уж много веков, как не осталось-то ничего. Люди его спалили. Трава на том месте поросла. Я наблюдала… все это время наблюдала, а поделать ничего не могла. Ты пойми меня, дочка, – Бажена снова села напротив Ани, протянула было руку, чтобы коснуться руки девушки, но Аня быстро одернула ее и спрятала под стол, – пойми… ежели б я тогда тебя в медальон сей не заключила, убили бы и тебя. Как убили меня…

– За что?

– А за то, Нюсенька, что не такие мы с тобой, как они. Не такие… Ведьмы мы, ежели простым русским словом молвить. Ведьмы, и все тут, – она вздохнула.

– …Бажена, – неуверенно сказала Аня, обидев, видимо, женщину напротив себя тем, что назвала ее по имени, – все как-то… размыто. Частями. Я не совсем понимаю, о чем речь. Давайте по порядку… Это сон?

– Тело твое спит, а душа ныне пребывает в другом месте. Но нет, дочка, это не сновидение. В это место ты не можешь прийти в телесном облике, ведь место сие не телесное. Однако есть оно. И ты здесь.

– Вы говорите, что вы – моя…

Бажена улыбнулась. Аня готова была поспорить, что это была самая красивая улыбка, какую она видела. Но как же… а мама? Та, которая Наташа Кочеткова?

– Твоя мама, – договорила за девушку Бажена. – Да, Нюся, я и правда твоя мама. И я верю, что запамятовала ты это лишь на время. Я понимаю, что понять это непросто. Коли ты поверишь в чудеса, в силу нашу колдовскую, то примешь слова мои, а ежели не поверишь… то, так тому и быть. Но предостеречь я тебя должна.

– От чего?

– Ты просила «по порядку»… Я поведаю тебе с самого начала. Время у нас есть, там, у тебя, еще ночь… Ты готова слушать?

Аня утвердительно кивнула.

***

– Знатный пир, тятя, – улыбнулась невеста. Она поцеловала отца в щеку и пустилась в пляс. Вся деревня гуляла на свадьбе.

Еще в одиннадцатом веке дружиннику Ярополку был дарован в удел шматок земли, который через несколько лет стал селом. Ярополк страх, как полюбил одну девицу чернявую. Люди его говорили меж собой, что никак причаровала баба та его, однако наедине с собой завидовали славному воеводе, ибо жинка та была неземной красоты.

Годы шли, село ширилось, вотчиной передавалось от боярина к боярину, все аккурат потомки Ярополка, вдовца горемычного, схоронившего свою красавицу-жену тут же после рождения их дочери («стало быть, не такая уж она и чаровница, раз померла так скоро» – судачил народ).

Однако, поговаривали, что, все в роду Ярополковом одно ведуны и ведуньи пошли с того часа. Сами ж бояре на то внимания не обращали, в селе порядок придерживали, люд простой не обижали, да свое богатство потихоньку ширили.

Привез ладанку Олег дочери своей, на свадьбу, на пир знатный, подарить удумал, дочку единственную порадовать. Да не долго дочка радовалась. Месяца после свадьбы не прошло, как обозлившийся, всегда чем-то недовольный народ на боярский дом пошел. Боярина самого, Олега-то, вилами закололи, зятя его, зарубили, а дочку, Богдану, Богом ему данную, отыскать не смогли.

Бежала Богдана долго, все косы свои лесу оставила, как подношение: на ветках да на иголках сосновых, платье ночное колючками разорвала, ноги исколола все. Бежала, пока без сил не упала. Пролежала она без чувств долго, боялась, что и встать не сможет. Но матушка земля силы-то предала, дарами лесными накормила, да от зверья уберегла.

Долго Богдана избушку себе строила. Худую, неказистую. Да строить ей становилось все тяжелее и тяжелее, пока и вовсе не могла она уж ничего поделать: вот-вот родить должна была. Будучи на сносях, добралась Богдана до села ближайшего, в противной стороне от того, из которого сбежала, перстень родовой, что от самого Ярополка и дочери его шел, продала, прикупила себе козочек да курочек и принялась, живя с ними под одной крышей, зимовать до родов дожидаться. Ладанку на груди хранила, как память о папеньке, не продала ее.

В холодной избе рядом со зверьем домашним родилась девочка чернявая, Баженой названная. Богдана померла, когда дочке было всего десять годков. Охотники из села ее родного, что около леса стояло, за зверя ее в листве-то приняли и выпустили в нее стрелу. Так, на руках у Бажены мать и померла…

Далее много чего было всякого, нет надобности все рассказывать. Все одно, память о тех событиях стерта веками в прах и ветрами по всему миру рассеяна. Что было, тому уж не бывать, а следует думать о том, что будет, ибо кто памятью о былом живет, тот и не живет вовсе.

Обозлен был люд. Сколько веков, тысячелетий человек живет, а вечно виновных в своих бедах ищет. Никто не хочет остановиться посреди своего пути, по сторонам оглянуться и, видя кругом разруху, признать, что сам-то во благо ничего и не сделал-то, зато, ежели цветы вокруг, дома строятся и богатство ширится, то человек, оглядываясь, думает: «Ай да я! Ай да молодец!»

Но не о том речь. Природа на людей гневалась, аль испытывала их, но пошли беды. А виновницей тех бед назвали ведьму болотную, ведунью черную, что с дочкой в глуши живет да лишь порчу наводит… Так обо мне говорили. Когда уж знала, что придут они по мою душу и дитя моего не пощадят, то удумала я опасную затею – заключить душу твою в медальон сей, в ладанку, дедом моим матушке моей подаренную. Не говорила ничего я, боялась, что не согласишься, сама все готовила и молилась, чтобы удалось мне, чтобы губы не дрогнули, когда заклятие над тобой читать буду, чтобы не померла прежде, чем тебя спасти успею. Люди недобрые уж у порога были, в хату двери выламывали, а после и вовсе избу подпалили. Эту самую избушку, в которой мы с тобой теперь сидим. Это – память, как говорят в твое время – фантомная память, которая хранит образ сей в твоей душе.

Убили меня. А ты исчезла. Медальон запечатал твою душу и ждал часа, чтобы высвободить ее. Для того надобна была подходящая женщина. Абы кому медальон бы тебя не отдал, он искал добрую душу, которая будет тебя любить. Как я… Но лишь тогда, когда ты сама его на себя надела, он высвободил твою силу. Я знаю, ты еще не овладела ею всецело, ты боишься ее. Не бойся, дочка. Это – часть тебя. А ладанка серебряная лишь усилила твои умения, настаивая их все эти годы. Доверься им.

– Если все это правда, – сказала Аня, – сколько мне лет?..

– Пятнадцать годков тебе исполнилось ныне, пятнадцать годков тебе было, когда… я тебя схоронила в серебре. Все века не в счет, ибо ты не жила, а душа твоя спала и ждала пробуждения. Как знать, может свыше кара меня ждет за то, что я душой твоей распоряжалась, как своей собственной, да иначе я не могла. Ты должна жизнь прожить, не должна молодой сгинуть ни тогда, ни сейчас.

– Сейчас? – переспросила Аня.

– Темный вышел на охоту по твою душу, – сказала Бажена. Глаза ее сделались еще темнее, чем были, голос злым стал, пальцы, казалось, расти принялись и делаться длиннее прежнего. – Я сразу прознала, когда сила к тебе вернулась, тот темный, видать, тоже.

– Кто он – темный?

– Ведунья – ведьма добрая, зла никому за просто так, забавы ради, не причиняющая. Лишь когда на защиту себя или своих родных встать – то дело оправданное. Люду простому все одно – темная ты, светлая… Ведьма – и все тут. Однако ж есть и темные колдуны или колдуньи. В нашем роду лишь один родитель, будь то батька аль матерь – ведун. У колдунов же оба родители колдовской магией обладают, и пускай они светлые ведуны, дети их завсегда злыми становятся. Часто случалось, что дети своих родителей убивали, дабы не позорили те их своим слабым колдовством, ибо на темной стороне сила всегда сильнее. И такой темный колдун ищет тебя, Нюся.

– Зачем я ему?

– А покуда ж нам знать душу его черную? – сказала Бажена. Глаза стали прежними, пальцы тоже, хотя Аня не была уверена – менялись ли они.

Все вокруг и без того было очень странным.

– Я уж никак защитить тебя не смогу… – продолжила Бажена. – Все, что я могу – это с кошкой твоей чудной, – она улыбнулась, – беседы вести да во сне с тобой видеться. А с солнцеворотом ты молодец… пытливая девочка.

– Ты про коловрат Игоря? – спросила Аня, коснувшись подвески, которую взяла у парня. Она висела рядом с медальоном на шее. Только теперь Аня заметила, что она здесь выглядит так же обычно, как и дома: ни тебе две косы, ни ободка красного, лишь небрежно собранный хвост на затылке и пижама: майка да шорты.

– Коловрат… Знаю, у близкого тебе человека ты взяла его. Но, дочка, стерегись темного. Он уж совсем близко.

– Как я узнаю его?

– Почувствуешь, – ответила Бажена. – Да только сперва силу свою прими целиком, не противься. Я не знаю, как темного одолеть, ибо время нынче не то. Порчу он от себя отобьет, это как пить дать. Всадить ему кол иль самого на кол посадить – в ваш час так не сделаешь… Чем смогу, помогу, подскажу, но боюсь, что самой тебе придется противостоять ему. Уж прости меня, дочка, ведьму старую, что из одного огня в другое пламя тебя перекинула…

Ничего Аня не ответила. Верить она черноглазой женщине не хотела, но понимала, что придется, ведь и без того слишком много необычного с ней произошло в последнее время.

– Знаю, – ласково сказала Бажена, – знаю, Аннушка… Тяжко все это. Но ты у меня девочка сильная, крепкая.

– Как мне проснуться? – спросила Аня.

– Стоит захотеть, – улыбнулась женщина. – Чего бы ты не захотела – ты можешь все.

Трикси сидела у самой подушки.

– Привет, – погладила ее Аня. – Все так необычно, правда?

Кошка замурчала в ответ.

– Лысина ты усатая, – Аня потрепала ее за ушами, – чего ж ты раньше такой ласковой не была-то?

– Ты проснулась? – Наташа, услышав Анин голос, приоткрыла дверь в ее комнату, – я как раз делаю кофе. Приходи завтракать.

– Иду, мам, – как-то печально улыбнулась Аня, – иду…

– Мам, – сказала девушка, запивая блинчик кофе и ставя чашку подальше от края стола, – а на кого я похожа в нашей семье?

– Это тебе бабушкина болезнь передалась воздушно-капельным путем? – ухмыльнулась Наташа. – Пятнадцать лет она вдалбливает твоему папе, что, раз ты на него не похожа, то ты не от него…

– Я не к тому. Но ведь я и на тебя не похожа…

– Кто знает, как срабатывает генетика. Ты же знаешь, что у твоего отца, кажется, прадед или даже прапрадед был цыганом… Может черные волосы в тебе от него. В конце концов, даже у темнокожих рождаются светлые дети, а у тебя всего на всего темные волосы. И что? Мы-то с папой знаем, что ты наша. Все видели меня с пузом, – Наташа мечтательно улыбнулась, – папа твой присутствовал при твоем рождении… Он перерезал пуповину, на его глазах тебе на ручку надели браслет, на моем запястье был дубликат. Мы долго высматривали в тебе наши черты и пришли к выводу, что ты похожа на себя. С бабушкой твоей я однажды сильно поругалась по этому поводу. Я в себе уверена, поэтому сказала, что, если уж так сильно ей хочется, пускай идет и делает анализ ДНК.

– А она? – испуганно спросила Аня.

– Она бы пошла. Побежала бы! – сказала Наташа. – Но твоей отец сказал ей, что, если она это сделает, какой бы ответ там ни был, ни его, ни тебя она больше никогда не увидит в своей жизни. С тех пор она немного успокоилась.

– Не надо ДНК, – сказала Аня. Наташа многозначительно на нее посмотрела. – Ну, правда, это только рассорит семью… Вы – мои родители. И вообще, зачем я завела этот разговор? Прости, мам…

– Да ладно, ничего. Все дети, наверное, иногда думают, что родители их усыновили, или их в роддоме перепутали. Редко, конечно, в пятнадцать лет такое на ум придет, – она улыбнулась. – Ты глянь на кошку, что с ней опять не так?

Трикси смотрела в пространство возле холодильника, водила головой, словно то, на что она так пристально смотрит, двигается. Аня сосредоточилась на завтраке.

– Спасибо за коловрат, – сказала Аня Игорю.

– А я не думаю, что это он тебя туда перенес, – ответил тот, – ты и сама неплохо бы справилась.

– Она сказала, что я еще не приняла силу, сказала, что то, что я могу сейчас – это еще не все.

– Круто! – сказал Игорь. – А ты предметы двигать сможешь? – он улыбнулся.

– Не знаю, но порчу навести точно смогу, – она рассмеялась. – Девчонки обижаются, что я с ними совсем не общаюсь.

– Так в чем дело?

– Не хочу. Правда, не хочу. Боюсь «услышать» то, после чего не смогу с ними дружить.

– Ну так не слушай, блокируй, меня же ты не слушаешь? Или?..

–Не всегда, – улыбнулась девушка, – иногда это происходит практически непроизвольно.

– Понял, буду осторожен, – он подмигнул Ане.

– Бажена сказала, что меня кто-то ищет. Кто-то, кого она называет темным.

– И что ему от тебя нужно?

– Я не совсем поняла… Но, кажется, он хочет меня убить…

Игорь промолчал.

– Сомневаюсь, что мне еще кто-то, кроме тебя, поверил бы, – сказала Аня, – поэтому я никому больше и не рассказываю.

– Ну, мне пришлось поверить, – улыбнулся тот, – я же все сам видел. И как нам теперь найти того темного?

– По-моему, он сам меня найдет.

– Э, нет, – ответил парень, – я не соглашусь. Если я правильно понял, искать он тебя будет с помощью таких же способностей, какие есть и у тебя, так? Тогда почему бы не попытаться отыскать его раньше? Ведь он этого не ждет.

– Да я, наверное, не смогу… А если даже и получится, то что мне с ним сделать? – спокойно ответила Аня. – Отругать или подать на него в суд? Пожаловаться маме с папой на то, что меня разыскивает маньяк, которого я никогда не видела? А рассказала мне об этом во сне моя «бывшая мама»?

– Будем действовать по ситуации, – тихо сказал Игорь, пытаясь успокоить девушку. – Главное, не подключать родителей, а то еще и в психушку упекут. Был опыт, знаю… Рассказал как-то маме лишнего в двенадцать лет, полгода к психологу водила… Но мы не об этом. Родители не поймут, не поверят, это уж точно. Будем выкручиваться сами.

– Будем?

– Я уже слишком много знаю, – довольно улыбнулся Игорь, – или ты берешь меня в дело, или тебе придется меня убить!

***

В 1987 году дороги не были столь переполненными автомобилями, как в наше время. Но даже тогда случались дорожно-транспортные происшествия. Хватало единичных нарушителей ограничения скорости.

Мужчина, гостив у своего брата, поужинал слишком плотно. Невестка хотела, как лучше, однако с жирностью перестаралась. Было все очень вкусно, но брат ее мужа, Михаил Сергеевич, сорока лет отроду, работающий главным инженером на заводе, не рассчитал свои силы. Вот уже три года, как он был разведен, потому вкусная, жареная стряпня, приготовленная женскими руками, зашла ему в слишком большом количестве… Сперва с удовольствием. Словно желая запастись вкусом на неделю вперед, Михаил съел слишком много жареного мяса, котлет, обильно заедая все аппетитной жареной картошкой с чесноком. Пить – не пил, потому что был за рулем. Голова у Михаила на плечах имелась.

Уже на выходе из дома брата он ощущал тяжесть в желудке и в без того потрепанной поджелудочной железе. На полпути к своему дому тяжесть перешла во все нарастающую тошноту. Остановиться, чтобы поблевать по пути? Но ведь это же город. Пускай время было вечернее, но люди еще гуляли по улицам. Увидят, осудят, не разобравшись, обвинят в пьянстве за рулем, а потом все же придется разбираться. И было бы это слишком долго…

Нет, он решил ускориться и разобраться со своим ужином уже у себя дома. Педаль газа в пол, и «копейка» ускорилась до 80 км/ч, что уже превысило допустимую норму езды в городе на 20 км/ч. Но машин было немного, пешеходов, готовящихся перейти дорогу по пешеходному переходу, не наблюдалось, инспекторов тоже.

Впереди ехал «Москвич»: тихоходно, не спеша. Не более 40 км/ч. Михаил, к горлу которого уже, кажется, подступали котлеты, решился на обгон и совершил маневр почти удачно, но не заметил, что «Москвич» планировал поворачивать влево. Ненамеренно «копейка» подрезала «Москвича», Михаил громко извинился перед завертевшейся за ним машиной, словно другой водитель смог бы его услышать, и продолжил давить на педаль, с трудом сдерживая рвотные позывы.

В зеркало заднего вида он лишь успел заметить, что «Москвич» остановился поперек дороги, немного задев тротуар. «Цел, и хорошо», – подумал Михаил и поехал дальше. В зеркало он не мог увидеть, что завертевшийся по его вине чужой автомобиль абсолютно непреднамеренно задней частью, которая выехала на тротуар, сбил молодого мужчину, и тот теперь лежит под задним правым колесом. Михаил также не догадывался и о том, что тот парень вот-вот должен был жениться, и у него скоро должен родиться ребенок. Мальчик, так на него похожий. Но откуда было это знать разведенному холостяку, который в тот вечер переусердствовал со вкусным ужином в гостях у своего брата?

К слову, он все же узнал об этом. Когда Михаилу Сергеевичу, по прежнему холостяку, правда, ездившему уже не на «копейке», а на иномарке, было под семьдесят лет, он вдруг решил покончить жизнь самоубийством, прыгнув с балкона своей квартиры на седьмом этаже, в которую он так спешил (и успел!) тогда, в далеком 1987 году, чтобы избавиться от тяжелого балласта в желудке.

Несомненно, это не входило в правила Святослава. Но сон о том, как, почему, а главное – из-за кого погиб его отец еще до его рождения, не давали ему покоя с семнадцати лет. Он ошибся – наказание виновного не избавило его от тех сновидений.

В первую ночь, проведенную в гостинице, ему снова приснился «обожравшийся боров», Михаил Сергеевич и его «копейка».

Она была совсем близко. Он чувствовал, казалось, пульсацию в ее венах. И да, это была она. Он не сомневался. Оставалось загадкой то, почему эта огромная сила проявила себя только теперь? Почему он не чувствовал ее раньше? Вне сомнений, та, кто ею обладала, заполучила ее совсем недавно. Но как? Не получила же она ее в наследство, торжественно подписывая договор? На голову с неба такой дар тоже не падает. Может быть, мощное заклинание, которое скрывает силу, как щит? Вряд ли.

Но это уже были второстепенные вопросы. Главное – она была рядом. Он ее чувствовал. Он уже шел по ее следу. И, кажется, даже видел ее…

«Почему нельзя безнаказанно непонравившейся тебе личности просто дать по голове чем-нибудь тяжелым посреди дня? Когда тебе не нравится вещь – ты ее рвешь, ломаешь, выбрасываешь. Противную тебе еду ты смываешь в унитаз. Почему так нельзя поступить с человеком? В какой момент нашей истории человечество вдруг решило, что это неправильно и ввело наказание за причинение увечий или смерти?.. Как бы было удобно…»

Святославу стало не по себе от этих мыслей, на долю секунду он сам себе стал противен за них.

«Идиот. Это же практически для тебя было устроено. Для судей мира сего. Когда каждый начнет бить другого по голове, не будет места удовольствию. Планирование, расчет каждой мелочи и детали, подготовка, предвкушение… Вся эта романтика исчезла бы, не введи человек закон. Для меня ведь это сродни спорту, сродни коллекционированию. Получал бы я такое удовольствие, если бы просто бил по голове лопатой или переезжал машиной? Глаза. Мне надо видеть глаза. Как они пустеют. А в этом конкретном случае мне надо нечто большее… Даже жаль, что такой самородок пропадет. Как редкое животное. Но иначе быть не может.»

Он сидел на втором этаже в ресторанном дворике торгового центра, допивая третью чашку кофе, две первые – эспрессо, третья – капучино. Пачка сигарет дожидалась своего часа в кармане рубашки, верхние пуговицы которой были расстегнуты.

Она сидела немного дальше, там подавали японскую кухню. Игорь пригласил ее, они заказали роллы, несмотря на то, что мама настоятельно просила в летнюю пору не есть морепродукты, приготовленные вне дома. Но Аня не смогла отказать парню, к тому же роллы были вкусными.

– Я что-то чувствую, – сказала она.

– Что-то в роллах? – улыбнулся Игорь.

– Нет, в голове… Я чувствую рядом кого-то.

Игорь изменился в лице.

– Это он?

– Не знаю. Но то, что я слышу, отличается от того, что исходит от остальных людей. Это что-то… темное? Можно услышать темноту?