Как украсть чужую невесту

– Я… Я все расскажу… Лери, – Инха с трудом поднялась с пола и с ненавистью посмотрела на своего мучителя. – Я все расскажу князю, и он…

– Князь жив? – тир Пикарт похлопал себя по карману, полез в другой, но трубку не нашел. «Наверное забыл в замке на столе».

– Я никогда не навредила бы ему. Я люблю его. И больше ничего от меня не услы…

На кончиках пальцев отца вновь запрыгало пламя.

– Он просто спит! – взвизгнула Инха.

– Чем ты его отравила? – старик не знал, то ли сердится, то ли радоваться. Милорд просто спит.

– Не скажу…

Да, девочке определенно требовалась хорошая порка. Всего девятнадцать, а уже какая строптивая. Ничего не боится. И на что надеется?

– Я знаю, – тир Дехар поднялся с табурета. Он вышел, даже не взглянув на дочь. – Это сонник. Он растет только на Виру–Виру. А Инха недавно навещала мать.

– Как долго он действует? – старик поплелся следом. Вновь похлопал себя по карманам, точно не верил, что трубки нет.

– Не больше недели.

– Плохо. Очень плохо

– Вы знаете, зачем она это сделала?

Тир Пикарт кивнул.

– Лериса вызвал оракул. И если в течение трех дней князь не явится, его не допустят до колодца.

– А значит, он упустит шанс увидеть свою истинную…

– И заиметь наследника.

– Дура девка, – отец зло сплюнул. – Она все подстроила. Усыпила князя, чтобы он опоздал.

– Он будет моим! – крикнула Инха. Стражник, закрывая дверь, гремел засовами. – Только моим!

– Ты его потеряла навсегда, девочка, – произнес старик. Он поторопился в зал, чтобы сообщить обнадеживающую новость капитанам.

Глава 3

Конечно же, тир Пикарт утаил причину, побудившую любовницу отравить князя. Ни к чему беспокоить капитанов раньше срока. Не надо им знать, что беда никуда не ушла, а лишь отодвинулась во времени. Острова обречены, если лорд не посетит оракула, а он его не посетит.

«Ну что за безголовая девка! Одной щепоткой сонника разделалась и с будущим князя, и с его островами».

– Спит?! Так вот почему мовилы спокойны! – обрадовался капитан острова Кунн.

– Из–за ошибки лекаря мы потеряли столько времени! Были бы уже на полпути к Соломожу.

– А у меня провизии на три дня, чем я буду людей кормить? И так без мяса вторую неделю.

– Поделимся!

Тир Пикарт дождался, когда гости покинут зал. Он уже отдал распоряжение, чтобы капитанов накормили, а из личных запасов князя отослали на каждый остров по паре бочонков с вином.

– Все хорошо, – выдохнул старик и сунул найденную трубку в рот.

– А что будем делать с оракулом? – тир Дехар задержался. – Расскажите мне об условиях зова, может что дельное на ум придет. Разбудить мы князя все равно не сможем, но вдруг как–то выкрутимся?

– Да никаких особых условий нет. Как только князь отправляет ворона оракулу, начинается отсчет трех дней. Опоздал – ворота храма не откроются. У колодца все как–то на цифре три замешано. Не отозваться на зов тоже можно всего три раза за жизнь. Но все дело в том, что… – тир Пикарт помедлил, сомневаясь, стоит ли разглашать чужую тайну. Любое слово может посеять панику. – Наш князь уже дважды отказывался прийти к колодцу. А значит, если Лерис и в этот раз не явится, то утратит последний шанс. Он никогда не найдет истинную, а значит, никогда не обзаведется наследником.

– Острова живы, пока жив князь?

– Да, – старик вздохнул и поднял на капитана Виру–Виру глаза. – У островов останется около двухсот лет. И надо молиться, чтобы князь не умер раньше срока.

Тир Дехар, поняв, какая беда нависла над княжеством, застонал.

– Я сам убью Инху.

– Пусть милорд сам принимает решение.

– Может, известить оракула, что Лерис заболел?

– Оракул не пойдет на уступки. Закон есть закон. Князь должен прибыть лично. Да и не в упрямом оракуле дело, а в самом колодце. Лерис должен заглянуть в него, капнув в воду собственную кровь. Только он и никто другой, – старик знал суть ритуала. Не раз сопровождал милорда.

– Скажите, а где–нибудь оговаривается, что лорд должен появиться именно на своих двоих, а не, скажем, лежа на носилках?

Тир Пикарт потер переносицу.

– Надо порыться в книгах. Жаль, времени мало. У нас в запасе всего один день.

– А я уверен, колодцу все равно, болен или здоров просящий, – Дехар загорелся идеей. Он не смог усидеть на месте кружил вокруг стола. – Главное, чтобы в него капнули кровь живого человека, а не мертвеца.

Старый небоход вытащил трубку изо рта и задумчиво постучал ею по столу.

– А ты ведь прав. Скажем, что Лерис занемог, поэтому самостоятельно идти не может, подтащим его к колодцу и посмотрим, появится ли суженая. Если нет, уйдем, а вот если да… Да нет, маловероятно! Князь уже тридцатый год откликается на зов, но остается ни с чем. Как привязанный к этой Арматории. А колодец ему ничего, кроме шиша, не показывает. Авось и в этот раз не случится. Сделаем все что можем, а дальше уж князь сам, без нас. Выводы, надеюсь, сделает.

Проводив капитанов и обговорив с тиром Дехаром подробности предстоящей операции, старый небоход поспешил навестить спящего князя. Хорошо, что не успели уложить в гроб.

Выглядел лорд неважно. Загорелые люди очень странно бледнеют, их кожа становится какой–то грязно–серой. Кудри спутались, рот приоткрылся, грудь, вопреки тому, как положено спящему, не вздымалась. Чистый покойник. Даже ниточка пульса и та не нащупывалась.

Пикарт уже поинтересовался признаками отравления сонником, все сходилось. И как его уверили, не было еще такого случая, чтобы человек не проснулся. Применяли ту травку не для благих целей. Потому как давала она лишь забытье, а не здоровый сон. Насыплет кухонная девка высушенной и истолченной травы в вино, а как неугодный гость уснет, так над ним, спящим, какую–нибудь пакость сотворят. Например, живым похоронят. Что случайно чуть не сделали с князем.

На всякий случай старый небоход поставил у дверей охрану. Дураков, как оказывается, полно. А ему свою жизнь хочется дожить в спокойствии, в объятиях любимой старухи и кучи внуков.

– Микуш, а ты чего здесь?

– Дед, а князь взаправду спит? – только наедине внук обращался к нему по домашнему. – Что–то он не кажется мне живым.

– Взаправду. Через недельку проснется.

– А как же оракул? Ты же видел, я ворона выпустил.

– Завтра навестим. Все вместе. Ты, я и тир Дехар. Нам пропустить зов никак нельзя, поэтому лорда на своем горбу к оракулу потащим.

Однако основная тяжесть досталась тиру Дехару и юному Сталко. Но отец с сыном не роптали. Кому расхлебывать как не им? Сегодня капитан корил себя за излишнюю жестокость к дочери. Но кто бы был милостив в такой ситуации? Корить корил, но не простил. И даже радовался, что тир Пикарт переложил решение на плечи князя. Дехар боялся, что его собственный суд оказался бы намного строже. Он навсегда изгнал бы дочь с островов.

Старик больше мешал, чем помогал перекладывать князя из носилок в карету. Если бы Лерис был в себе, он бы не простил причиненного унижения: его спустили в клети, предназначенной для женщин и детей. Тайную операцию проводили рано утром, чтобы за перемещением спящего, лошадей и кареты наблюдало как можно меньше глаз.

– Садись на облучок, – дед подсадил Микуша к держащему вожжи Сталко. Юного небохода выпустили из заточения еще вчера.

– Знаешь, куда путь держать? – спросил сына тир Дехар. Получив утвердительный ответ, уселся в карету, где на мягком сиденье полулежал князь. Старик тут же дернул за бархатную ленту, давая тем знать, что можно трогать.

Чем ближе подъезжали, тем больше неба закрывала махина храма. Небоходам трудно было понять, для чего возводить столь огромное сооружение, если требовалось укрыть колодец величиной с колесо телеги. Золотые шпили храма грозились проткнуть облака, а белокаменные стены слепили почище солнца. Внутреннее расположение и вовсе смутило – площадь, хоть и занимала приличное пространство, сама напоминала колодец. Карета Небесного князя смотрелась рядом с исполинскими стенами крохотным коробком.

– Небо всего с медяк, – задрав голову, прошептал Микуш.

Стоило повозке остановиться, как на высокой лестнице появился оракул, окруженный толпой таких же горделивых прислужников. Их лысые головы украшала мудреная вязь заклинаний. Белые с золотом одеяния гляделись торжественно, даже напыщенно. Храмовики, упиваясь своим великолепием, смотрели снисходительно на гостей в одинаковых серых камзолах с гербами княжества. Но небоходы неловкости не чувствовали. Они прибыли по делу, а не на бал.

– Я рад приветствовать у себя Небесного князя, – тихий голос оракула оттолкнулся от высоких стен и, преумножившись эхом, долетел до гостей грозным гласом.

По мнению Микуша именно так должны говорить боги. От восторженного трепета у него даже подкосились ноги, но дед не позволил упасть. Придержал за шкирку. Островитяне никогда не опускались на колени перед боящимися неба.

– Но что это с ним? – оракул, наконец, заметил, что голова князя опущена, а его самого с двух сторон поддерживают.

– Захворал, – громко произнес тир Пикарт. В отличие от голоса оракула, его слова прозвучали глухо. Эхо и не подумало подхватить их, будто верно служило лишь одному хозяину.

– Так зачем же вы его, хворого, привели? – неестественно накрашенные брови оракула поползли вверх.

Микуш с открытым ртом рассматривал обитателей храма: они имели настолько белую кожу, что, казалось, никогда не знали солнца. «Оно и не мудрено, вокруг такие высокие стены». Но больше всего его поразило то, что у взрослых мужчин помимо устрашающих бровей, были подведены глаза. Черные стрелки едва не доходили до ушей, в мочках которых висели массивные серьги. Тяжелые украшения звенели при каждом повороте головы. И звон этот так же, как и слова, подхватывало эхо. У пажа закружилась голова, а мысли сделались вязкими. Несмотря на юный возраст, Микуш догадался, что в храме все направлено на то, чтобы человек чувствовал себя пустоголовым и позволил оракулу вертеть собой, как ему вздумается.

Однако дед не обращал внимания на унижающие уловки и гнул выбранную линию.

– Князь отказался отлеживаться в постели, достопочтимый оракул. Правило есть правило. Позвали – обязан явиться.

– И вы полагаете, что он сможет в таком состоянии дойти до колодца?

– Отчего же нет? Мы поможем, – старик почти кричал, но стены глушили его голос, будто хотели доказать ничтожность небохода перед ними. – Я сколько ни рылся в древних книгах, так и не нашел свидетельств, что колодец когда–нибудь отказал недужному. Помнится, в одном из фолиантов даже случай показательный описывался.

Эх, не зря тир Пикарт почти всю ночь в княжеской библиотеке провел!

– Даровиг Великий прибыл к колодцу сразу после кровавой битвы. На носилках. Собственные кишки, чтобы не вывалились, рукой придерживал …

Оракул поморщился.

– Правда, король сразу же, как только нареченную узрел, дух испустил. Говорят, страшна была больно…

– Он от ран умер, – оборвал излияния оракул.

– Да мы ж не против. Мы даже не будем в обиде, если колодец не покажет истинную. Столько лет отказывал, еще один год потерпим. Зато наш лорд сохранит благосклонность магического артефакта и еще много–много раз посетит ваш дивный храм. Микуш, поблагодари Его Святейшество за прием.

В руки главы храма перекочевал кошель с золотыми монетами. Оценив тяжесть мешка, оракул кисло улыбнулся и тут же избавился от подношения, передав его одному из прислужников.

– Князь вообще жив? Он же не дышит, – видя, как отец с сыном тащат князя, храмовик посторонился и с сомнением покачал головой. Запоздало вспомнив, что он должен возглавлять процессию, поторопился занять положенное место. Правда, пришлось подсуетиться, чтобы обойти троицу, занявшую весь проход.

Длинный коридор привел к лестнице, конец которой терялся где–то далеко внизу. Капитан Дехар переглянулся с сыном. Оба уже устали. Как бы не сковырнуться вместе с князем с такой высоты.

Оракул не предложил помощи, хотя его окружали далеко не бессильные прислужники.

– Ничего, потерпим, – прошептал Дехар. – Для благого дела стараемся.

К концу спуска они настолько измучились, что дотащив князя до длинной скамьи, взвалили на нее, а сами упали рядом.

– Им бы отдохнуть малость, – тир Пикарт ответил на возмущенный взгляд оракула. Все должно было быть торжественно: зажглись сотни огней, заиграла музыка, а гости устроили какой–то балаган. Князь едва жив, а эти двое на полу валяются.

По ковровой дорожке, что упиралась дальним концом в колодец, небоходы шли пошатываясь и спотыкаясь, нарушая тем положенный по ритуалу ритм. Оракул уже не оглядывался, но тир Пикарт видел, как у храмовика сжимаются кулаки и подергивается щека.

«Был бы князь в себе, ты бы, гад, не позволил себе такие рожи корчить. Но ничего, надо потерпеть». О том, что еще предстоит путь назад, где количество ступеней и шагов не уменьшится, думать не хотелось.

Микуш расстроился, увидев загадочный колодец. Одно разочарование. Камень старый, раскрошившийся, местами покрытый мхом. Сам в виде невысокого кольца, а вода под самую кромку и черная…

– Разденьте просящего по пояс и оставьте одного.

– Но как? – возмутился Дехар, понимая, что беспамятный милорд самостоятельно на ногах не удержится. Рухнет рядом или, еще хуже, в колодец.

– Чужим рядом с колодцем не место. Он может наказать за непочтение, – предчувствуя, что небоходы заупрямятся, оракул добавил. – Пеняйте на себя.

И тут же затянул обрядовую песнь. Мол, я предупредил. А дальше уж ваше дело, слушаться или забирать своего князя и ступать домой.

– Я останусь. Мы с милордом так долго вместе, что сделались родными. Идите, идите, – тир Пикарт махнул своим рукой. Так обычно птиц гоняют. «Кыш–кыш!». Микуш вцепился в рукав, чтобы увести деда с собой. Он боялся за него. Но тот погладил мальчишку по голове и подтолкнул в спину. – Иди. Ничего со мной не случится. А если и случится, то я свое отжил.

Улыбнувшись внуку, небоход присел на краешек каменного кольца. Сил хватило подтянуть князя так, чтобы его голова висела над колодцем, а грудь лежала на коленях старца. Ноги, как две длинные оглобли, растянулись на ковровой дорожке.

Как только сопровождающие удалились к лестнице, хор прислужников запел. После изматывающей прелюдии, во время которой храмовики закатывали глаза, тряслись в танце и падали ниц, оракул торжественно и с почтением вытащил из одежд небольшой футляр. Из него выскользнул нож – такой же старый и почерневший, как и колодец. Под речитатив непонятных слов, глава храма начал вырезать на плече князя сложный символ. Как только под острием выступили первые капли крови, оракул оборвал песнь на полуслове. Его рука дрогнула.

– Что–то не так? – тир Пикарт поднял глаза на храмовика, но тот не ответил, вернулся к ритуалу. Капли крови наполняли рисунок и одна за другой срывались в черную воду.

– Моди ворум, гаден ка–а–а–с–с–с, – с чувством проблеял хор прислужников, вторя слова за оракулом. Песнь поднялась к куполу, стукнулась о него и эхом понеслась вниз.

Тир Пикарт кожей почувствовал, как тугая волна ветра, наполненная свистящими звуками «ас–с–с», ударилась о водную гладь колодца. Старик страшился смотреть в него, но не удержался. Вода перестала быть черной. Сделалась вдруг кристально прозрачной, искрящейся. Поблескивающей так, точно удерживали ее вовсе не почерневшие от старости стенки колодца, а грани хрустального кубка.

На его дне появилось женское лицо.

– Бездна меня побери, – прошептал старик, понимая, что видит истинную милорда. Так долго тот ее ждал, а теперь, когда колодец смилостивился, узреть не в состоянии. Что за беда!

Старик напрягся, чтобы как следует все рассмотреть. И обомлел. Нет, с самой девушкой князю повезло. В отличие от чересчур яркой Инхи, красота истинной не резала глаз. Нежная, кроткая. Такая любому мужчине пришлась бы по душе. Но вот одежда и все то, что окружало ее, было чуждо, незнакомо, удивительно.

Тир Пикарт как–то наблюдал финал присвоения истиной. Они с милордом стояли поодаль, у лестницы. Там, где сейчас ждут окончания ритуала небоходы. В тот день в храме было особенно людно. Прибыли два юных Корвенских принца, владыка степного Фаргота, которому так же долго не везло с колодцем, ну и Лерис – это был его одиннадцатый подход.

Запомнилось, как вскрикнул от радости владыка, как сунул в колодец сначала одну руку, потом другую и вытащил из воды женщину. Рыжеволосую красавицу.

– Говорили воздастся, вот и воздалось, – густой бас счастливца заглушил песенный вой прислужников. Фарготец бережно завернул в свой кафтан мокрую девушку, подхватил ее на руки и унес. Невеста пребывала в смятении, но улыбалась.

В Себатре каждая девица чуть ли не с рождения знала, что однажды, заглянув в реку, лужу или даже в стоячую болотную воду, ей может повезти увидеть отражение мужчины, тянущего к ней руку. Не вложить свою в ответ никому в голову не пришло бы. Кто из красавиц откажется в одночасье сделаться невестой владыки или принца? Если даже существовал жених, то он оставался ни с чем. Разве можно поставить на одну ступень соседского парня и владыку? Если ты оказалась чей–то истинной, то, считай, крупно повезло. Не вернут родителям, какой бы ни была бестолковой.

Глава 4

Да, колодец любил удивить выбором.

– Давай, милый, протянем ей руку. Нельзя заставлять девушку ждать, – проворковал старик, высвобождая придавленную княжеским телом ладонь. Безвольная рука булькнула в воду, точно дохлая рыба.

– Хватайся, хватайся, – шептал Пикарт, молясь, чтобы девушка ответила на призыв. Спящему князю суженую не удержать, но для чего тогда старый друг? Он поможет, подхватит и вытянет. Чего бы ему ни стоило. Успела даже мелькнуть мысль, как удивится милорд, когда, проснувшись, обнаружит рядом такую красавицу. Истинную, которую так долго ждал.

Но девушка и не думала протягивать руку. Она закричала от страха.

В ответ на ее крик вода в колодце замерзла. Она так стремительно покрылась снежной коркой, что тир Пикарт едва успел вытянуть руку князя из ледяного крошева.

– Что это было? – спросил старик у замершего с открытым ртом оракула. И только сейчас заметил, какая тишина воцарилась в храме.

Оракул опомнился. Закрыл рот и сделал скорбное выражение лица, а у самого подводка на левом глазу размазалась и потекла, оставляя черный след на белой щеке.

Старый небоход сразу смекнул, что случай выдался особый. Наблюдая, как колодец промерзает до дна, оракул обескураженно тер висок, пачкая черным и вторую половину лица.

Подбежали взволнованные тир Дехар с сыном, молча подхватили князя, его одежду и поволокли на скамейку. Все расспросы потом. Нужно как можно быстрее убираться из этого странного места.

Старик с трудом поднялся. Ноги не разгибались. Испуганный Микуш вцепился в дедовскую ладонь.

– Что все–таки здесь произошло? – старик посмотрел на главу храма, который по долгу службы обязан был знать, что творится с магическим артефактом.

Оракул с вызовом выпятил подбородок. Однако дернувшийся кадык выдал его волнение.

– Я предупреждал, что князь у колодца должен остаться один. Вина полностью на вас.

– Что же теперь делать? – тир Пикарт пребывал в растерянности. Хотели помочь, а еще больше навредили. Ни истинную не вытащили, ни описать не смогут, где ее искать.

– Я умываю руки, – оракул пожал плечами и направился к одной из ниш храма. – Я сделал все, что мог.

Расстроенный старик обернулся. Вода в каменном кольце вновь почернела. Занятый своими думами, капитан не заметил, что оракул далеко не ушел. Спрятавшись в тени, наблюдал за небоходами. Губы храмовика кривились в ухмылке. Оскал на испачканном краской лице смотрелся зловеще. Теперь все враги Небесного княжества будут знать, что дни летающих островов сочтены. Не найдет князь истинную, оказавшуюся жительницей чужого мира, а значит, никогда не обзаведется наследником.

«Сколько небоходы живут? Лет двести пятьдесят от силы? А если несчастный случай?» Оракул надеялся, что еще увидит, как острова рухнут на сушу.

***

Ева забралась на переднее место внедорожника. Старалась взять себя в руки, но ее потряхивало. От пережитого страха, от последующего бегства из кафе. Видя ее состояние, Максим сам пристегнул ремень безопасности. Его рука, вытягивая ленту, коснулась груди, что заставило девушку вздрогнуть.

– Ты напряжена, – произнес Макс, выезжая со стоянки.

– Отвези меня в универ, – вдруг попросила Ева. Она находилась в смятении. Только сейчас, когда мысленно приготовилась поделиться с Максимом о том, что видела на дне стакана, поняла, что ее лепет будет похож на бред сумасшедшего. Все было слишком странно и нереально.

– В университет? Ну уж нет. Своей истерикой ты испортила вечер, и теперь я вынужден думать, где нам поужинать. А я ведь заказал столик заранее.

Ева нахмурилась. Она испортила? Он опоздал, заставил ждать…

– С таким лицом тебя ни в один ресторан не пустят.

Ева в недоумении посмотрела на Макса.

– Какое у меня лицо?

Максим не ответил. Что–то решив, резко развернулся на ближайшем повороте.

Ева стукнулась плечом о дверь и зашипела. Место ушиба пульсировало.

– Прости. Я зол. Но ты сама виновата. Выдела бы себя. Бежала к двери с безумными глазами. Я уж решил, что за тобой гонится маньяк. А оказывается всего лишь разбила стакан. Неадекватная реакция на простую вещь.

Ева поправила волосы. Волна недовольства росла в ней. Она вновь потрогала плечо.

Макс остановил машину. Вздохнув, снял с себя пиджак и набросил невесте на плечи.

Тронувшись, хмыкнул.

– Ты, когда собиралась, не видела какая погода на улице?

Ну вот как объяснить, что вышла она из общаги три часа назад, чтобы навести красоту прежде всего для него? Тогда светило солнце. И еще час ждала в кафе. А курточка есть, только она совсем не подходит к платью, поэтому Ева ее сняла и спрятала в сумке. А потом и вовсе было не до утепления.

– Меня пугает твоя безответственность.

Последняя капля переполнила чашу терпения.

– Останови машину.

– И не подумаю.

– Я сейчас выпрыгну.

– Очередная истерика?

Ева решительно сняла кольцо. Камень оставил след на ладони, так сильно она сжимала пальцы в кулак. А ведь не замечала.

– Я не подхожу тебе. Прости.

Максим перестроился и припарковался у остановки. Плевать на нарушение, главное, успокоить нервную невесту.

– Что на тебя нашло? – он развернулся к ней всем телом. И не подумал взять кольцо.

– На меня?! Ты опоздал больше, чем на час. Я ждала, но ты даже не позвонил. Кто я для тебя?

– Но я же приехал. Надо было сделать заказ.

– Но как ты не понимаешь… – в бессилии Ева отвернулась к окну. А вдруг бы он не пришел?

– Вся истерика из–за денег? Хорошо, я усвоил. Открою специальный счет, положу некую сумму. Сколько тебе нужно, чтобы прилично одеться и не ограничивать себя в тратах?

– Нет, ты не понимаешь…

– Я, котенок, все понимаю, – его голос был нежен, но Ева продолжала упорствовать. Чертова застежка на ремне безопасности не поддавалась. Максим положил сверху свою ладонь. – Ты еще совсем маленькая. Даже с ремнем справиться не можешь. Так. Перестала дергаться. Успокоилась. Едем ко мне. Я сам приготовлю ужин.

Достав из кармана брюк носовой платок, Максим сунул его в руки плачущей Евы.

Как все глупо получилось. Как будто она специально устроила представление, чтобы выбить из жениха деньги.

– Если хочешь, после ужина сходим в кино. Сама выберешь фильм.

Ева молчала.

– Я хороший повар. Бабушка научила. Родителям было не до меня, они находились в вечных разъездах по заграницам.

Ева знала, что и сейчас родители Макса где–то в Эмиратах. Общий бизнес с арабами. Хорошо, что она не успела познакомиться с ними. Уверенность, что роман с Максом закончится свадьбой, ушла. Собственно, ее и до этого не было, но сейчас, когда Максим повел себя, как… Ева не могла подобрать слов. Вроде и проявлял заботу о ней, но через какое–то эмоциональное давление. Делал виноватой.

«Сложно. Как все сложно».

– Почему тебя назвали Евой? – Макс пытался отвлечь ее. – У остальных твоих братьев и сестер тоже библейские имена?

– Нет. Кирилл, Марина, Александра и Игорь. Я Ева потому, что первая.

– Я тоже первый. И единственный. И для тебя хочу стать первым и единственным.

Ева покраснела.

Внедорожник остановилась у многоэтажки. Максим обошел машину, открыл дверь и предложил Еве руку.

– Ну что ты? – заметив, что она так и зажимает в кулаке кольцо, Макс вытащил его и надел на ее палец. Улыбаясь, легко снял Еву с сиденья и, не отпустив, поцеловал. – Все будет хорошо, малыш, – прошептал в ее губы. – У нас все будет хорошо.

Поднимаясь в лифте, Максим продолжал целовать Еву.

– Я одержим тобой, – признался он. – И боюсь за тебя. Ты хрупкая. Нежная, – он провел ладонью по ее скуле, убрал закрывшие пол–лица волосы. – Я умираю, только представив, что тебя могут обидеть, а меня не будет рядом. Я еле сдержался, чтобы не сломать официанту руку, которую он протянул за деньгами.

Он так крепко прижал Еву к себе, что стало не хватать воздуха.

Двери лифта открылись, вошла женщина, ткнула кнопку и, поджав губы, уставилась на бесстыжих. Максим подмигнул ей и вывел Еву этажом выше.

Он много говорил. Словно чувствовал, замолчи хоть на минуту, и Ева скажет, что уходит.

Она уже была у Максима дома, поэтому более менее ориентировалась в двухэтажной квартире. Сидя на кухне, наблюдала за его ловкими движениями. Он снял галстук и закатал рукава рубашки. Ослепительно белой на загорелых руках. Максим ездил к родителям и вернулся отдохнувшим.

Напряжение потихоньку уходило. Ева откровенно любовалась своим женихом. Сильный подтянутый, красивый. Умный. Гораздо умнее ее. Он любит. И не скрывает своих чувств. Ни в объятиях, ни в поцелуях.

Ева повела плечами, вспоминая, как хрустели ее косточки, когда Макс жарко целовал. Обеспокоенно потрогала плечо, которое вновь ответило болью. Здорово приложилась.

К концу ужина печали прошли. Ева гнала от себя воспоминания. Сейчас, когда они, сидя в обнимку на диване, смеялись над комедией, все произошедшее в кафе и после казалось сном.

– Останешься у меня? – Максим спросил между прочим, не глядя в глаза. Он хотел, чтобы она осталась, Ева это видела, но покачала головой.

– Нет, завтра тест. Я должна подготовиться.

– Хорошо. Тогда собирайся.

Уже в общежитии, когда она тихо разделась и, пробежавшись от умывальника на цыпочках, чтобы не разбудить спящих соседок, нырнула в кровать, Ева вернула воспоминания воскресного вечера. К которому так тщательно готовилась и так бездарно провалила. Ну почему рядом с Максимом она чувствовала себя размазней? Лучшая студентка курса, староста, могущая пробить интересы группы у декана, вдруг превращалась в тряпку.

«Я не подхожу ему. Он сам это чувствует, поэтому и злится».

«Ты уже вернулась? Все хорошо?» – мама беспокоилась. Она знала, что у Евы появился парень на десять лет старше ее.

«Да, все отлично. Ложись спать, мама. Я в субботу вечером приеду».

Экран телефона погас. Ева закрыла глаза и повернулась на бок. Задев плечо, отозвавшееся ноющей болью, зашипела и легла ровно. Мозг, отреагировав на боль, включил анализ прошедшего дня.

Отмахнувшись от видений на дне стакана, которые явились следствием того, что «забытая невеста» перенервничала (в игры разума Ева верила), она принялась поедать себя.

«На самом деле, чего я взбрыкнула? Максим мужчина, лидер, у него престижная работа, и ему неприятно, что я спасовала перед каким–то официантом. Я сама виновата, надо было позвонить ему и перенести встречу на другой день. И в будущем назначать свидания на безопасной территории, где на меня не посмотрят косо, а я не испытаю чувство неловкости. Я сама веду себя как тряпка, а потом возмущаюсь и швыряюсь кольцом. Стыдно».

Ева повернулась на другой бок.

– Чего ты вертишься? – соседка оторвала голову от подушки.

– Плечо болит. Ударилась.

– А.

Максим классный.

Ева вспомнила, как легко, можно даже сказать, грациозно, он передвигался по кухне. Выверенные движения. Никаких масляных брызг и грязных тарелок. Папа, если принимался готовить, оставлял после себя черную плиту и кучу использованной посуды. Даже стены приходилось оттирать. «Я творю, – говорил он. – А творец не видит границ».

Максим сильный и красивый. Он и в постели будет грациозным зверем.

Ева потрогала губы, перевела руку на грудь, сжала ее.

«Я одержим тобой», – вспомнились слова Максима. Он хотел ее, но не тронул. Ева помнила, каких сил им стоило оторваться друг от друга.

Еще этот разговор о родителях.

– Когда ты нас познакомишь?

Все говорит о серьезности его намерений. Третий месяц как начали встречаться, а уже кольцо на пальце.

– Хочешь получить благословение?

– Я хочу получить тебя.

Сон пришел неожиданно. Ева улыбалась.

Утром еле встала.

– Господи, что с тобой? – Ксюша осторожно потрогала пальчиком плечо. Ева и сама скривилась, когда поправляла лямку лифчика.

– Ударилась вчера в машине.

– А выглядит так, будто тебя отхлестали крапивой.

Ева повертелась перед зеркалом, но рассмотреть толком не сумела.

– Давай сфотографирую, – подруга щелкнула камерой телефона.

– Может, след от дверной ручки? – обе склонились над снимком. Пятно на пятне. Все покраснело и припухло.

– Где ручка, а где плечо. Нет, это что–то другое.

– Если сощуриться, – Ксюша пальцами растянула внешние уголки глаз, – то можно подумать, что тебя заклеймили. Ну, как коров клеймят в деревне.

– Фу! – Ева вернула лямку на место и принялась застегивать кофточку.

– Или ты не заметила и придавила осу на стекле. Аллергия на насекомых есть?

Ева отправила фото отцу. Как всякий опытный врач, он написал: «Пока ничего страшного не вижу. Будем наблюдать».

Мама отреагировала более рационально: «Выпей на ночь какой–нибудь антигистаминный препарат».

На следующее утро плечо не беспокоило, и Ева о нем забыла.

Насыщенная неделя отвлекла от тревожных мыслей. Было чем заняться. Учеба и вечеринка в честь дня рождения Ксюши, где парни и девчонки из общежития и сама Ева натанцевались от души. Свидания с Максом, который не проявлял и толики недовольства ею, словно стер тот неудачный вечер из памяти.

Дни летели, приближалась суббота, которую Ева ждала с замиранием сердца. Макс собирался сам отвезти ее в поселок. А она родителей не предупредила.

Он еще в понедельник вручил ей карточку. Ева попыталась отказаться, но потом решила взять, чтобы не обидеть. И спрятать подальше. Скоро стипендия, еще мама обещала денег подкинуть на новую куртку. Как–нибудь выкрутится.

О помешательстве в кафе с незнакомцем в стакане Ева думать себе запретила. Сбой матрицы. Ей бы с текущими делами разобраться.

– Знаешь, я, наверное, останусь в городе. Столько долгов по учебе накопилось!

– Малыш, в чем дело? – они встретились в субботу вечером. Макс поджидал ее у общежития. На улице было сыро и ветрено.

– Устала, трудная была неделя. А дома народа полно, – Ева крутила ручку сумки. Они сидели во внедорожнике. – Все кричат, спорят, огрызаются. Шумная семейка.