Продавец басен. Альтраум II

Глава 1

Я зашел в банк, забрал почти все, что было в ячейках, и поплелся на аукцион. А что мне еще оставалось?

Раз суд в любом случае примет решение опустошить мои медицинские счета, нужно сделать так, чтобы к этому моменту я был готов внести собственные деньги на счет медцентра. Это минимум шестьсот золотых за сутки жизни. А еще же проценты аукционные и биржевые – на вывод средств в валюту. Хоть бы на неделю хватило. Неделя -это много. За неделю что-то, наверное, можно придумать.

Раз у меня всего десять мест на аукционе – мне нужно продавать дешево, потому что нужно продавать быстро. Что в банке из ценного осталось? Три малицы и унты. Каких-то денег они должны стоить с их бонусом к сопротивляемости холоду. Книга «Песнь об Амалее» – в Развиле они стоили по тысяче золотых. Жемчуг. Сто девяносто мелких белых – по 13.99 они уходят моментально, плюс налог… ну, две с лишним тысячи золотых с них точно будет. Синий мелкий – их у меня сто восемь штук, попробую поставить по двадцать – еще около двух тысяч. Больших белых, которыми я торговал по 130 золотых, осталось всего 5 штук. И семь розовых еще – он в ту же цену. Допустим, еще тысяча с хвостиком.

Ягель в горшочке – две штуки – может, и купит кто-нибудь. И совершенная голубая жемчужина – при этом я без понятия, сколько она стоит. В общем, если все продам – это примерно семь тысяч. Десять дней жизни. Стало как-то полегче дышать, когда все прикинул.

Решил первой поставить совершенную голубую на аукцион без фиксированной цены – если не знаешь стоимости вещи, это самое разумное, пусть в свободных торгах определяется.

Максимум на неделю можно было – но занимать на целую неделю дефицитный торговый слот… и тридцать процентов налога с конечной цены! Выбрал десятичасовые быстрые торги – там всего двадцать процентов, как и при обычных продажах с фиксированной ценой.

Эх… выучить бы навык торговли, – но без грузоперевозок мне совсем несладко придется. Непонятно, что выгоднее будет – торговлю качать долго, прежде чем скидки налоговые ощутимыми станут.

Цену стартовую на совершенную голубую жемчужину поставил в тысячу – раз она ловится редко, что я лично могу засвидетельствовать, и на аукционе в таком большим торговом городе как Мантис ее нет – значит, стоить она должна дорого.

Полез смотреть цены на малицы. Малиц и унтов в продаже не было, но в принципе вещи на минус 20-30 к разного рода воздействиям – огню, например, или тьме – стоили по сто- двести золотых. Из сопротивлений холоду на аукционе нашел свитера, валенки, шапки-ушанки, вязаные носки, кальсоны, шубы… вообще много всего. Но все на плюс пять-плюс семь к сопротивлению, шубы самые дорогие, соболиные, – по пятнадцать. Но на соболиных еще харизма и привлекательность такие висели, что цена в пять тысяч золота у них явно не за холод получилась. Беличий тулуп, скажем, плюс двенадцать к холоду давал и всего сотню стоил. Выставил свои малицы по двести, а унты по триста. Выставил и пожалел – четыре места торговых занято, а когда купят – неизвестно, нужно было с дешевого жемчуга начинать, его влет разбирают. Оставшиеся слоты забил им. И полез смотреть – нет ли уже ставок на мою голубую красавицу…

Обалдеть!

Нет, правда, обалдеть. Последняя ставка двадцать тысяч! Сразу на десять тысяч предыдущую перекрыла.

Следующий час я бесконечно перепроверял ставки на голубую – но новых не было. И белый жемчуг так и улетал, я все время новый подсыпал.

Потом решил не валять дурака, не тратить даром время, которое теперь очень дорого, а заняться выполнением ранее продуманного плана. А именно – выучить грузоперевозки. Купить самую простую лодку, способную брать на борт хоть какой-то груз, и самую простую повозку. Найти лавку, в которую я смогу продавать рыбу без аукционных наценок. И отправиться эту самую рыбу ловить. Привлекательность у меня сейчас, слава кольцам, приличная, продавать кольца буду в самом крайнем случае, хотя вообще планировал уже сегодня с ними расстаться, но раз так повезло с голубой жемчужиной, то пусть пока останутся: проще будет с учителями, торговцами и вообще местными контактировать.

Кстати, пока я на аукционе – нужно семян каких-нибудь овощей на огородника первого уровня купить: пять клумб при доме, без цветов обойдемся, посеем укроп какой-нибудь, может, продать смогу.

Укроп требовал третьего уровня огородничества, а на первый имелись – руккола, лук, шпинат, репа и горох. Взял гороха, он самый дешевый был по семенам, а стручки зеленые на аукционе стоили по 90 серебра килограмм. Мелочь, конечно, но мне сейчас ничем брезговать нельзя.

Спросил еще у аукционера – для чего нужны голубые совершенные жемчужины. Он сперва явно засомневался – отвечать на такие вопросы он все же не обязан, но то ли кольца мои сыграли роль, то ли просто добрый непись попался.

– Из них делают кристаллы, которые позволяют кораблям дойти до Сандара.

Ох ты! Это ж тот самый новый неисследованный континент! Тогда понятно, почему такие цены.

Вышел из аукционного дома, увидел стражников, подошел, поклонился, почтительно спросил, не подскажут ли милостивые господа, как мне найти в Мантисе учителя грузоперевозок. Стражники тоже не стали бить меня палками или откусывать голову, а вполне дружелюбно разъяснили, что мне надо прибыть в Канцелярский квартал, где на площади стоит Высокое Училище, а напротив него в закоулках лепятся ремесленные школы – в этих школах почти все простые навыки можно выучить.

Полчаса блужданий по хитросплетениям узких улочек, несколько расспросов аборигенов – и нужная школа была мной обнаружена. Состояла она из одного замызганного зала и не менее замызганного, но зато обширного двора, где мне объяснили и показали как призывать-отзывать тележку, как крепить грузы, как выпрягать осла из тележки, как часто его нужно кормить и держать не в свитке тележки, а в хлеву или на любой лужайке, где животное может свободно бродить и набираться бодрости, необходимой ему для трудовой деятельности.

После чего я был отправлен по очереди на каретный и скотный двор, где мною были приобретены соответственно «простой возок» и «ослик 1 ранга».

Шел ослик куда медленнее, чем я, сесть в возок было нельзя: полагалось топать рядом, ведя животное под уздцы, зато в возок можно было поставить пять ящиков, мешков или бочек весом до сорока килограммов каждый. И я тут же задействовал свое потрясающее транспортное средство, купив на аукционе три тюка сена и два мешка овса.

Голубую совершенную жемчужину уже покупали за 30 тысяч, и экзистенциальный ужас в моей груди постепенно сменялся бодрым настроем и верой в собственные силы. Распродав еще пригоршню жемчужной мелочи, я приобрел и новую лодку: « простую рыбацкую с ящиком под рыбу», каковой ящик вмещал до ста килограммов этой самой рыбы. А первый же торговец на Рыбном рынке недалеко от порта согласился брать у меня рыбу на продажу – и еще рассмеялся, когда я осторожно намекнул, что ловлю много и, возможно, такое количество будет сложно продать.

– В городе до миллиона душ живет, и все хотят регулярно кушать, сынок!

Перед сном я еще успел посадить горох, полить его водой, принесенной в двух бутылках из уличного фонтанчика по соседству, и накормить осла, которому я дал кличку Чучарелло. Лицо у него было типичное чучарелльское. Устал в конце концов так, что смог заснуть, не думая о грядущем суде.

***

– Исходя из этого мой истец предполагает, что под видом личности ее сына ответчик использует искусственный интеллект, генерирующий нужные ответчику показания.

Мамин юрист был в игре – пожилой, чернявый маг пути ста сорокового уровня. Мой юрист сказал, что этот тип специализируется на претензиях игроков к Lesto – и фактически живет здесь. А вот судьи оставались в реальности – они отображались на большом экране , который занимал огромную стену в тайном зале Дворца Правосудия Мантиса. В обычное время экран выглядел как гигантское батальное полотно, на котором два дракона раздраконивали какую-то неудачливую армию. Судебная коллегия из шести человек специализировалась на разборе дел, имеющих отношение к виртуальной реальности – поэтому никаких заминок с разъяснениями не случилось, гсопода юристы были хорошо в курсе дел игровой вселенной.

Папа был в зале единственным зрителем – дело слушалось в закрытом режиме, а папа был соистцом. Подойти поздороваться с ним я не мог – мы с юристом сидели в отдельной зоне, смахиваюшей на театральную ложу, с барьером и отдельным входом. Но я ему все же помахал – папа дернулся, но сделал вид, что не заметил. Юрист Lesto объяснил мне, что родители стоят на том, что не признают меня настоящим человеком, поэтому демонстративно ведут себя со мной как с программой – если Lesto предоставит запись, на которой они меня, скажем, хлопают по плечу и зовут по имени – это может против их утверждения сработать.

Мамино требование было – немедленно разморозить меня, так как она мой ближайший родственник, представляющий мои интересы. Вторым требованием было – вернуть на мамин счет деньги из медцентра, там еще на три с лишним месяца обслуживания капсулы оставалось.

Юрист сказал, что первое требование – без шансов. Таких дел уже сотни по всему миру было – наследники регулярно пытаются разморозить своих бабушек и дедушек. Тоже упирая на то, что юная оторва в мини-юбке – это искусственный интеллект, а не миссис Палмер девяноста восьми лет от роду. После того, как первый десяток пенсионеров был судебными решениями разморожен, грубо сообщил все, что думает о потомках, и потребовал снова вернуть его в Альтраум, любые вопросы к идентичности игровых персонажей и игроков в криокоме сейчас считаются решенными. Так что мама просто бьет по площадям – ей достаточно будет обнулить мой счет, чтобы меня извлекли из игры по факту неоплаты, а ее неверие в качество предоставляемой услуги – достаточное основание для возврата денег.

Сейчас ее представитель гнусавым, но громким голосом зачитывал длиннющую статью некоего Тао Юань Ли – светила одной из сингапурских клиник. Если коротко, этот Тао Юань Ли утверждал, что в его практике были случаи, когда люди, подвергнутые криовоздействию и ушедшие в игру, по возвращении не помнили своего пребывания в Альтрауме, несмотря на то, что их персонажи там успешно играли. Светило утверждало, что такое случается, когда пациенты очень слабы и фактически находятся при смерти, тогда их ментальный слепок используется Lesto для создания искусственного интеллекта-обманки.  Который, естественно, не может ввести в заблуждение по-настоящему родных и близких, но вполне успешно притворяется живым игроком в глазах прочих окружающих.

Юрист Lesto после часового зачтения статьи попросил суд принять во внимание, что уважаемый Тао Юань Ли, будучи бесспорным авторитетом в онкологии, при этом не является ни нейробиологом, ни специалистом в области искусственного интеллекта, а потому все его рассуждения на данную тему есть ничто иное как досужие домыслы профана, которым место – в художественной литературе, а не в судебных залах.

Потом выступала мама, объяснившая, что она не может спутать своего дорогого мальчика с дурной компьютерной подделкой под него. И папа тоже подтвердил, что я очень сильно изменился и веду себя иначе,чем в жизни.

Следующим должен был говорить я и, как и велел юрист, объяснил, что если и веду себя иначе – то только потому, что впервые в жизни чувствую себя здоровым, не накачанным лекарствами и не отупевшим от различных малоприятных медицинских процедур. Я пытался говорить спокойно, но все-таки ужасно нервничал, и это, наверное, все видели.  В заключение я попросил суд меня ни в коем случае не размораживать и, если можно, не обнулять мой счет – я лучше потом постепенно выплачу эту сумму родителям.

Ну, и юрист Lesto  зачитал сразу несколько экспертиз, согласно которым вывод меня из криокомы в текущем физическом состоянии с огромной вероятностью приведет к моей гибели в процессе разморозки.

***

– Ну, как мы и ожидали, как мы и ожидали. Тем не менее, полагаю, нас можно поздравить с успехом, право на выбор манипуляций с вашим телом, Никита Дмитриевич, отныне и навсегда оставлен целиком за вами. А деньги… ну что же… деньги – дело наживное. Вы говорите, что уже готовы внести какую-то сумму – тогда лучше сделать это немедленно, прежние средства были автоматически заморожены сразу после судебного решения, и до полуночи нужно успеть пополнить баланс.

Я был готов -и куда лучше, чем смел надеяться. На аукционе я продал почти все, что хотел, кроме ягеля, который, оказывается, стоил по двадцать серебра, так что я оставил его сомнительно украшать подоконник в столовой . И «Песнь об Амалее» пока продавать не стал – успеется, привык я ее иногда перед сном перечитывать.

Все равно ушедшая за сорок шесть тысяч совершенная голубая жемчужина, даже после вычета восьми с лишним тысяч аукционного налога, плюс весь проданный жемчуг и малицы – дали мне два месяца жизни. На бирже и золото, и валюта продавались моментально, если ставить по нижней планке, и налоги там были совсем небольшие – меньше процента, так что я перевел на счет Lestо почти все – оставил себе десяток золотых на всякий пожарный.

Но были и не таки радужные обстоятельства. Например, выяснилось, что даже если ловить рыбу двенадцать часов без остановки, то гарантированно с моим серьезным навыком наловить можно золотых примерно на сто. Хотя бы потому, что рядом с городом Союзное Море было очень низкого уровня, а с седьмым мореходством я не мог отдаляться от берега дальше, чем на пятьдесят метров – лодка переставала слушаться весел и ее сносило прибоем обратно к причалам. Течений, которые могли бы вынести меня за пределы зоны, я не нашел, что и к лучшему, так как управление судном там было бы невозможно и бог знает, куда бы меня тогда занесло. А в прибрежной зоне ловилась куча самой разной рыбы, но ничего такого, за что сыпали бы горы золота, не попадалось: из ящиков падали дешевые льняные тряпки и куски железа, из редких раковин -жемчужниц – мелкий белый жемчуг. Правда, я нашел место, где на удочку ловилось много устриц – весьма дорогого деликатеса, да и был шанс выловить что-то крутое и в низкой зоне, а мореходство пусть и медленно, но росло при рыбалке в лодке… Но вообще лучше бы я, наверное, взял торговлю, а не грузоперевозки. Если прокачать кулинарию до тридцати и начать готовить из рыбы сносную еду на продажу… хотя тогда нужна будет хотя бы крошечная лавочка, а в лавочке придется сидеть с утра до вечера, а кто тогда будет рыбу ловить?

Весь в математических печальных расчетах я добрел до голубя – посмотреть, что за сообщение мне пришло. Писал Акимыч.

«Привет! Как тебе идея – я уезжаю из этой задницы под Ноблисом в Мантис. Здесь безнадега полная. Расскажу при встрече. Ты писал, что снял дом – можно будет у тебя перекантоваться первые дни, я совсем на мели, еле-еле на билет до Мантиса наскреб?»

Я почему-то страшно обрадовался и написал, что идея отличная. Вообще к одиночеству привыкаешь ровно до тех пор, пока не появляется шанс от него избавиться. А вдвоем так или иначе будет веселее, наверное. Тем более будет шикарно иметь под рукой Акимыча, который в любой момент может выйти из игры и поискать любую информацию на игровых форумах. А еще он кулинар – так что, может, скооперируемся с готовкой рыбы, хотя, судя по тексту письма, с кулинарией он пока особых успехов не имеет.

Так что следующие три дня прошли под знаком ожидания, и даже более, чем скромные рыболовные успехи уже не так расстраивали. Почему-то гигантскими косяками попер морской окунь – рыба дешевая, при разделке никаких дополнительных ингредиентов вроде яда или жира не дающая, так что я под вечер редко относил в лавку товара больше, чем на сорок золотых, и еще золотых тридцать получал после продажи на аукционе маленьких жемчужин и простых холстов. Зато пришло в голову посмотреть, сколько стоят рыбные яды – и я был приятно изумлен: яд той же бифукаки шел по сотне золотых, и у меня его было больше шестидесяти, а десять ядов рыбы-медузы ушли за полторы тысячи на торгах. Жаль, рыбий жир был копеечный – по 10 серебрушек шарик. Ну, да неудивительно, он из многих рыб, в том числе низкоуровневых падает.

А горох, кстати, вырос на пятый день после посадки – и стручки созрели. Вкусный , кстати. Я даже продавать не стал, так сожрал: вообще после Нерпячьего я как-то очень к овощам и фруктам душой расположился. Грядки засадил в этот раз луком – он во многие рецепты входит, может, Акимычу пригодится.

Глава 2

Акимыч прибывал на той же «Эльвире», но в этот раз все было по-другому. Во-первых, я не волновался, а был почему-то в хорошем настроении. И роз у меня не было, а были креветочные зажаренные на палочках пирожки, которые я и жевал, сидя на белых перилах пристани – меня при подходе к ней затормозил пирожковый дух и пришвартовал к лоточнику, который этими пирожками торговал как… эээ… горячими пирожками, народ их прямо расхватывал и правильно делал. Найти бы рецепт – креветок я ловлю много, крупных, в ладонь длиной, а рецептов на них никаких нет. Без рецептов же ерунда какая-то получается склизкая – игровые условности диктуют свои законы.

Акимыч вообще не изменился, только вместо рубахи рекрута на нем были штаны и куртка – весьма потрепанные. Такой же маленький, длиннорукий и неуемный. Ну, и уровень тридцать третий – я думал больше будет за десять месяцев игры. Не, я сам-то вообще двадцать пятого, но у меня класс-калека, да еще и на Севере отмороженный, а Акимыч-то чего? Хлопал он меня по плечам так интенсивно, словно пыль выбивал, и бесконечно радовался всему – концу путешествия, солнцу, нашей встрече, пирожкам на палочках и тому, как в Мантисе много кошек и какие они все толстые.

– Вообще тут нормальный народ, я же вижу. В Писко – совсем другие морды у людей: злые, тупые и зажравшиеся.

– Что за Писко? Ты же в Ноблисе жил.

– Я?! в Ноблисе?!Ты шутишь что ли? У меня столько бабок нет – в Ноблисе жить. В Ноблисе тебя в таких тряпках в большинство районов вообще не пустят – стража погонит, а уж если репутации нет, то хоть вообще в городские ворота не суйся. Не, я в Писко комнату снимал – это в Шанде, а Шанда типа область при Ноблисе. Деревня – и все тут. Все вокруг – фермеры или батраки, дома у всех хозяйство свое – куры, огороды, виноградники, сами готовят, сами жрут. Торговлю кулинарную там заводить – последнее дело. Ох ты, смотри, какой дворец, чей интересно?

– Это, вроде, здание городского Совета.

– А, ну да, Мантис же – свободный имперский город, ни герцогов, ничего такого. Ну, и хорошо, что нет аристократов. Жуки эти ваши аристократы, я вам доложу. За лицензию на простую палатку в драной деревне знаешь, сколько тянут? Я скажу, ты не поверишь.

Мой дом привел Акимыча в совершенный восторг. Вообще-то это был очень маленький домик, который внизу состоял из кухни, соединенной со столовой, а на втором этаже делился на три совершенно крошечные спаленки, но смотря на эту недвижимость глазами Акимыча, я уже и сам почувствовал, что у нас тут – загородное имение, простор и хоромы. Плиту начинающего кулинара он прямо в дверцу расцеловал – не шучу. Тут же он извлек из инвентаря буханку хлеба и продемонстрировал свое мастерство, изготовив «хлеб, жаренный на огне». Половину хлеба мы снесли на угощение ослам, у Акимыча тоже имелся свой скакун: почти копия моего Чучарелло, только оба уха черные, у моего-то левое – белое. Ослики вроде, не возражали делить на пару конюшню, хотя им тут, похоже, было тесновато. Пока мы чаевничали, Акимыч, дирижируя себе вилкой с надкушенной гренкой, делился планами.

– С девушкой расстался, ну, это она со мной рассталась, если честно. Медучилище закончила и уехала в областной центр в институт, педиатром хочет стать. А я что? Я ведь даже на сварщика не доучился. Я виноват, что нет у меня таланта к этому делу? Зачем только и брали на учебу, если сразу можно было проверить – как у меня там с глазомером. Это все батя: овладей рабочей профессией, овладей рабочей профессией… Ну, и кто кем овладел? Четыре года – на помойку!

– А сам ты кем хотел быть?

– Да никем. Компы хотел людям ремонтировать по знакомству незадорого.

– А ты умеешь?

– Ну, свой же чиню и все, что надо, настраиваю. Да ко мне полдома бегает – Стасик, у меня висит, Стасик, у меня пищит, Стасик, у меня горит… Все бесплатно, соседи же. Но предки, конечно, такого не понимают, они у меня старой формации – трудовая книжка чтобы и прочая выслуга лет. Как из сварки поперли, устроился в салон связи. Там копейки платят и корпоративные штрафы за каждый чих – ну, и зачем я такой нужен будущему педиатру? Дача еще это дурацкая горелая – все лето ее строили, я между работой и стройкой разрывался, спал на ходу, а девушки не любят, когда у тебя на них сил нет. Хотя все из-за нее, между прочим. Я ей сказал – погоди, там уголек, вроде, светится на полу, а она хи-хи, ха-ха, поцелуи, глупости там всякие… ну, и увлекся. Как пришел в себя – а внизу уже все полыхает. Спустил Ленку в окно на простыне, а сам еще бегал на первый этаж – ее сумку с документами и ключами -телефонами забирать. Мне ресницы и волосы пожгло, пришлось наголо бриться, для соразмерности, а то слева все торчит, а справа все жженое клочьями. Тут у Ленки глаза совсем открылись, какие мы с ней разные люди и как нам с ней не по пути.

Так что Акимыч принял волевое решение -с жизнью завязать. Не вообще, а конкретно с той, которая ему досталась. До конца января он стоически продавал гражданам телефоны, не тратил ни копейки кроме того, что выдавал родителям на стол и квартплату, а получив на руки наградные и премиальные, – уволился, взял кредит и с февраля фактически живет здесь, оплатив полугодовую аренду подержанной капсулы. Потому что Акимыч совершенно уверен – настоящие деньги сейчас можно сделать только в Альтрауме. Но ему настоящих и не надо, ему и ненастоящих хватит – чтобы хватало на игру и пару раз в день чего-нибудь пожевать быстрорастворимого в реальности. В пользу своего плана Акимыч высказывался так азартно и разветвленно, что дошел даже до утверждения, что, живя в Альтрауме, ты предохраняешь свое лицо от морщин, так как в капсуле оно не подвержено губительному воздействию ультрафиолета. Я подумал, что Акимыч должен был быть просто великолепным продавцом телефонов.

К сожалению, в гениальный прожект кулинарного обогащения вкрались кое-какие досадные помехи. Например тот факт, что низкоуровневая еда пользовалась исключительно малым спросом всюду, кроме стартовых локаций, а чтобы прокачать кулинарию выше тех тридцати уровней, которые набрались у Акимыча, требовались уже довольно-таки сложные блюда, рецепты которых стоили приличных денег, не говоря уж про ингредиенты. То есть, берем простое блюдо – например, стейк из лосятины с лисичками. Казалось бы, лосятины и грибов на аукционе навалом за копейки. Но вот засада – если не добавить в стейк положенные по рецепту розовый перец и трюфельное масло, то получается такая дрянь, что ею только приговоренных к пыткам кормить. А розовый перец и трюфельное масло совершенно не валяются на дорогах, а стоят весьма полновесных золотых, так что готовое блюдо еле-еле окупается, а ведь его еще и продать надо – и не забудем про торговые лицензии, аренду жилья и про унылую и жадную деревенщину, которая уж если и решит потратить монетку на готовое блюдо, то ей подавай хотя бы пятидесятый уровень кушанья с баффами в стиле «плюс миллион ко всем параметрам пожизненно». Тоска в общем и безнадега.

Но Акимыч все продумал. Он поселяется у меня, занимает у меня на время целые штаны и рубашку и ходит по всем забегаловкам Мантиса с предложением нанять его в подмастерья. Конечно, платить будут грош да ничего, но зато работа подмастерьем – это халявное прокачивание ремесла, и за месяц Акимыч точно возьмет пятидесятый, а потом небеса разверзнутся и осыплют Акимыча розами вперемежку с бриллиантами. Как-то так.

Мне все это показалось полным бредом, но я своих ощущений высказывать не стал.

– А что ты нормально не качаешься? – спросил я его вместо этого. – Приключения, походы, войны, подземелья – там же, если повезет, действительно разбогатеть можно. Сам же говорил, что у тебя класс идеальный для боевого фарма.

Акимыч впервые за день ощутимо погрустнел.

– А… Смеяться будешь?

– Нет.

– У меня руки, оказывается, кривые не только в сварке. Я раньше думал, что это у меня шаман такой неуклюжий, да еще элементаль этот дурацкий за ним всюду носится и все портит. Фехтовальщиком, думал, будет шик-блеск. А тут с кем в команду ни пойду – на меня все орут. Стою не так, бегу не там, ничего не успеваю соображать, реакция никакая, когда надо прыгать – забываю, когда надо замереть – прыгаю, по мобам промахиваюсь, из-за меня все дохнут. Причем если бы орали поменьше я, может, постепенно научился бы всему. Даже искал таких же криворуких нубов – объявления давал типа: давайте будем вместе плохо фармить и беречь друг другу нервы. Да без толку. Знаешь, как меня в Писко прозвали? Там же инст рядом известный рейдовый, «Ежи в винограднике», многие на тридцатых-сороковых уровнях в нем сидят месяцами, селятся рядом, все друг друга знают.

– И как тебя прозвали?

– «Класс коррекции». Там рейд-лидер один, когда я третий раз подряд рейд вайпнул, сказал, что я один заменяю собой целый класс коррекции для детей с ментальными нарушениями. Смешно, да?

– Не смешно, а грубо.

– Да не, он ничего мужик был, дольше всех меня терпел, только после того похода в черный список занес.

***

Как ни странно, но на работу Акимыч устроился – в гостиницу «Смех удава» в квартале Всякой Всячины. Так что вставали мы с ним оба ни свет ни заря, я отправлялся на рыбалку, а Акимыч – готовить яичницы и каши постояльцам на завтрак. По совету Акимыча я теперь ловил рыбу не в море, а в Данере, он тут оказался выше уровнем, чем прибрежные морские воды, и в нем водилась дорогая рыба – осетры, стерляди, белуги и налимы, у последних особенно ценилась печенка. Ни я, ни Акимыч пока ничего не могли толкового приготовить из этой рыбной роскоши кроме скучных жареных стейков, даже икру засолить не получалось, но иногда Акимыч уговаривал своего шеф-повара сварганить копченой осетрины или горшочек икры – за половину приготовленного, в такие дни мы закатывали рыбные пиры, раскошеливаясь на изюмное или грушевое пиво.

Но в целом нельзя сказать, что мы тут особенно веселились, над нами обоими висел пока еще далекий, но все же весьма ощутимый ужас перед будущим. Кредит Акимыча только обрастал процентами, а мои доходы – пусть и куда более значительные, и близко не покрывали медицинские счета. Я так и не посвятил Акимыча в свои обстоятельства – но он, кажется, и сам о чем-то догадывался, судя по тому, как он деликатно обходил тему моей жизни в реале.

Рыбы и прочего водяного барахла я теперь мог наловить иногда и на двести золотых в сутки, но неизбежное этим лишь слегка откладывалось. Аренду дома решил продлить еще на месяц – теперь эта сумма уже не казалась огромной по сравнению с грандиозностью основных проблем, а к дому я привязался, да и провести последние, возможно, недели жизни в относительном комфорте – не такая уж плохая идея, как мне кажется. Был там такой угол между грядками, куда мы впихнули каменный стол с кухни и поставили два стула – и я полюбил сидеть вечером в саду, глядя на закат над морем и слушая трепотню Акимыча об интригах и скандалах их высокодраматической гостиницы, где, казалось, и персонал и постояльцы набирались по признаку «явная склонность к диким выходкам».

– И тогда Ирени, горничная, и говорит «А ваши панталоны, сударыня, можете снять с флюгера дома напротив!»

– А что Баро?

– А что Баро! Баро давно съел обеих уток!

Сегодня я как раз навещал квартал Всякой Всячины, но не с целью полюбоваться вживую на персонажей историй Акимыча. Роясь накануне в сундучке своей комнаты, я нашел засунутый туда сломанный хронометр, тот самый, из желудка акулы, и решил на всякий случай выяснить – нельзя ли часы очень дешево починить, а потом, например, очень дорого продать? Пятьсот золотых за хороший серебряный хронометр на аукционе только так давали. А этот по виду мог быть и золотым – просто пребывание в акуле не слишком пошло ему на пользу.

На карте Мантиса ближайшая к дому часовая мастерская располагалась как раз в этом квартале маленьких лавок, магазинчиков, лапшичных, блинчиковых и закусочных -и я еле сориентировался в этих тесных закоулках, но наконец увидел номер дома – «15», причем номер был написан на табличке, которая была чуть ли не шире фасада здания – реально в шаг длиной домик, если широкий шаг, правда. Боком я кое-как протиснулся в узкую дверь и уставился на тридцать четвертую. Это точно была она. Сейчас, правда, не в том черном платье, а чем-то таком зеленом и сером и ужасно деловом. И уровень у нее я теперь видел. Сто второй. Хороший такой уровень.

Тридцать четвертая выжидательно вскинула на меня свои серые круглые очи.

– Привет, – сказал я. – ты теперь часы чинишь?

Тридцать четвертая все так же продолжала молча смотреть на меня.

– Ты меня, наверное, не помнишь… – начал было я.

– До сих пор мне на память жаловаться не приходилось.

– А… так ты часовщик теперь?

– Нет.

Я огляделся. Лавка была заставлена колбами и пробирками с разного цвета жидкостями и порошками.

– А на карте написано, что здесь – часовая мастерская.

– Старая карта, я уже полгода владею этим предприятием.

Я попытался повернуться, и предприятие угрожающие зазвенело пузырьками.

– Прежде, чем ты все здесь перебьешь, сообщаю , что за разбитое здесь платят, как за купленное.

– А куда часовщик отсюда переехал, не знаешь?

– Без понятия.

– Слушай, – набрался я смелости, – понимаю, что ты очень таинственная, но можно тебя каким-нибудь именем называть? А то твой ник прочитать нельзя, а звать тебя тридцать четвертой – как-то невежливо. Может, я захочу в следующий раз купить вот это, – тут я ткнул пальцем в первый попавшийся пузырь с чем-то фиолетовым, – и как мне к тебе обращаться? Проше пани тридцать четвертая?

– Когда ты захочешь купить себе средство, облегчающее роды, можешь называть меня Евой.

– Тебя так зовут?

– Меня зовут Малгожата, но я догадываюсь, как это будет звучать в твоем исполнении .

– Так как тебя зовут? Ева или Магла..можата?

– Ева-Малгожата. И если мы закончили эту увлекательную беседу, то я хотела бы вернуться к своим делам.

На прилавке перед Евой лежала раскрытая тетрадь, рядом – письменный прибор.

– Ты дневник пишешь?

– Ну разумеется. И сейчас добавлю в него пару особо захватывающих страниц. Ты покупать что-нибудь собираешься? Нет? Тогда доброго дня и, будь ласка, закрой за собой дверь.