Читать книгу: «Первый парень на «горшке»»

Глава 1. Рамиль

– Где тебя носит, идиот?! – гремит голос отца из наушника.

– Я занят, – отвечаю ему в тон, мысленно молясь о том, чтобы он не услышал звуки сирены машины ДПС, что, за каким-то чертом, увязалась за мной.

Бросив беглый взгляд в зеркало заднего вида, вдавливаю педаль газа в пол. Движок ревёт. Затылок вжимает в подголовник. Кровь кипит в ушах вместе с батиным голосом.

– Чем ты там занят, сопляк?! Опять тебя потом из ментовки выкупать после твоих «занятий»?

– Продлишь абонемент в комнату в клеточку. Тебе не привыкать.

Воспользовавшись тем, что машина инспекторов, наконец-то, значительно отстала, сворачиваю в первый же попавшийся поворот на этой пустынной дороге за чертой города и бедности.

Тачку заносит, зад ведет в сторону, но я выравниваю ее и еду по колее, продавленной колесами проезжающих здесь иногда машин.

Предусмотрительно вырубаю фары, чтобы «друзья» из ДПС не смогли меня заметить в высокой траве с главной дороги.

– Абонемент?! – напомнил о себе отец в моем ухе. – Для тебя это шуточки, что ли? Думаешь, мне весело каждый раз кланяться перед пузом со звездой и класть ему на лапу, чтобы она не похудела?

– Ну, да, – хмыкаю я. – Гораздо веселее склонять девушку сына под своё пузо.

– Рамиль! – почти на визг переходит отец.

– Мне некогда. Пока, – сбрасываю вызов и швыряю наушник на пассажирское сиденье.

Сжимаю руль обеими руками и снова давлю на газ, надеясь на то, что это пшеничное поле никогда не закончится. Очень хочется, чтобы эта дорога была взлетной полосой, которая позволит мне улететь от опостылевшей реальности подальше и на максимально долгий срок.

Я только что из клуба. В крови кипит злость, смешанная с алкоголем и адреналином после погони. Не стоило, наверное, показывать ребятам из ДПС пачку презервативов вместо прав. А еще не стоило говорить им, что это их персональные зеркала, которые попросил им передать Санта.

Машина на скорости вязнет в чем-то мягком и безрезультатно молотит колесами. Продолжая давить на газ, открываю дверцу и смотрю вниз, где вижу, как под светом луны блещет лужа грязи.

Бью ладонями по рулю. Жму на газ снова и снова, пытаясь в раскачку выбраться из черной жижи.

Безрезультатно. Тачка лишь сильнее вязнет колесами и вовсе встает колом.

– Зашибись, твою мать!

Хлопаю дверцей и беру телефон с панели. Набираю номер Влада, который сейчас должен быть в том клубе, из которого я уехал около получаса назад.

– Рам! Ты чё так рано свалил? Туса в самом разгаре! – вопит в трубку друг.

– Слушай, Влад, – стараюсь перекричать музыку, что бьёт в самое ухо. – Я тут за городом встрял в грязь. Можешь меня вытащить?

– А чё ты хотел? – ржёт парень. – За городом только грязь и есть.

– Это точно, – невесело смеюсь и вновь пытаюсь надавить на педаль газа. – Приедешь, нет?

– Не, Рам, сорян. Тут такие тёлочки рядом! Не могу их оставить. Сам понимаешь…

– Ясно, – сбрасываю вызов и набираю номер другого друга, который тоже в этом же клубе. – Алик, ты на ногах еще можешь стоять?

– Рамик, брат! – восторженно кричит он. – Что случилось? Для тебя, что угодно сделаю.

– Я тут за городом в поле застрял, прикинь?! Можешь приехать и вытащить. Тачка по пороги в грязи.

– Брат, прости, – горько выдыхает Алик. – Я обещал отцу, что за руль больше бухой не сяду. Иначе без тачки и денег останусь. Он же только неделю назад меня от срока отмазал.

– Ясно, – снова сбрасываю вызов и швыряю телефон на пассажирское сиденье.

Отцу звонить уже не вариант. Да я бы и не стал. Выслушивать нотации понимать, что он чувствует себя при этом победителем – ну, уж нет.

Включил свет фар. Две колеи накатанные прямо передо мной. Две позади. И я в луже.

Классный вечерок получается.

Делать нечего. Нужно попытаться хоть как-то вытащить себя из этой ж… жижи и вернуться в город, в клуб.

Белый кроссовок увязает в грязи и наполняется теплой грязью, едва я выставляю ногу из тачки.

– Твою мать! Три тысячи баксов в дерьмо!

Вторая нога в белом кроссовке повторяет тот же путь.

– Чёрт!

Озлобленно хлопаю дверью и захожу за машину. Зная, что ни к чему это не приведет, упираюсь ладонями в крышку багажника и пытаюсь вытолкнуть тачку из грязи, но она не сдвигается ни на сантиметр.

– Класс! – выплевываю иронично и, выпрямившись, озираюсь по сторонам.

Ни одной машины поблизости. Только удаляющийся вой сирен по главной трассе примерно в километре от меня.

Остались только я, тачка, лужа, грязь и пшеничное поле, часть которого, либо сожрала саранча, либо уже кто-то скосил.

Луна над башкой чётко подсвечивает единственного идиота на этом поле – меня.

Резко хлопаю ладонью по шее, когда остро ощущаю на ней укус.

Еще немного и меня сожрут комары, рожа покроется волдырями, а на опознании, когда меня, наконец, найдут у этой лужи, меня смогут узнать только по кроссовкам и красной тачке.

Очень плохая была идея – выпустить пар, проехавшись по городским улицам.

Нервно дёрнув плечами, вновь прыгаю в машину и жму на газ, возможно, наивно веря в то, что если очень сильно захотеть и не сдаваться, то можно выбраться из сложившейся ситуации.

В итоге – машина сдаётся раньше, издав напоследок странный захлёбывающийся звук.

– Чтоб тебя!

В сердцах бью по рулю ладонью. Тупая боль от удара зарождает в голове вспышку необъяснимой ярости, из-за которой я начинаю бить кулаком не только по рулю, но уже и по панели, по соседнему креслу и даже по потолку машины, которая служит сейчас для меня, ничем иным, как боксёрской грушей. Бью больше уже не из-за досады или злости на сложившуюся ситуацию, а от ненависти ко всему, что меня привело в эту грёбаную лужу посреди поля.

Кажется, я слишком долго терпел и держал в себе обиды и травмы, показательно сверкая выбеленной улыбкой. Может, оно и к лучшему, что всё это дерьмо выплёскивается сейчас в поле, а не среди тех, кто привык видеть меня с улыбкой, которая стерпит всё.

Когда кулак начинает саднить, обхватываю руль руками и утыкаюсь в него лбом. Закрыв глаза, пытаюсь усмирить дыхание и заходящееся бешеным ритмом сердце, которое, похоже, тоже решило отыграться за всё, стуча по рёбрам.

Когда не остаётся сил даже на злобы, выхожу из машины, уже не заморачиваясь о том, что по щиколотку в грязи. Смотрю по сторонам, взвешивая решение просто пойти пешком до города. И плевать, что до него тащиться около семидесяти километров. Ночь длинная, луна яркая…

Хлопаю дверью и краем уха улавливаю тарахтящий звук, который, очевидно, приближается ко мне.

Вскидываю подбородок и смотрю туда, откуда доносится звук. Оттуда я приехал и сейчас оттуда же едет что-то, что, наверное, является трактором или подобного рода сельскохозяйственной техникой.

Приходится ждать и надеяться на то, что приближающееся «чудо» техники выдернет мою машины из грязи и, хотя бы, оттащит с проезжей части, чтобы её не смогло переехать другое подобное «чудо» техники.

Опираюсь задом о багажник, скрещиваю руки на груди и просто смотрю вдаль, ожидая появления техники.

Вот появляется свет прожекторов. Так ярко фары в глаза не лупят и они точно не должны находиться на крыше.

Хотя, кто знает, как тут на селе у простолюдинов всё устроено?

Слегка сощурившись, наблюдаю за приближением трактора. Очень громкого трактора. В таком, наверное, нужно сидеть в специальных наушниках или в шлемофоне, либо молиться о том, чтобы барабанные перепонки не полопались.

Вот трактор оказывается передо мной полностью и, кажется, не торопится сбавлять скорость, когда до меня остается несколько десятков метров. Руки скрещенными на груди уже не получается держать. Ноги напрягаются, а взгляд сам собой лихорадочно мечется по сторонам в поисках направления, в которое я вот-вот прыгну, чтобы меня не переехало этой махиной, за рулем которой, походу, какой-то бухой придурок.

Но, когда я уже почти прыгнул в ту сторону, где пшеница еще не скошена, с мыслью о том, что, в случае чего, в ней же и спрячусь, как трактор останавливается, а громоподобный движок постепенно затихает и вовсе глохнет. Только свет прожекторов на его крыше всё так же бьёт в глаза.

По блику сбоку трактора понимаю, что кто-то открыл дверь. По глухому короткому удару о землю понимаю, что этот кто-то с него спрыгнул. В свете прожекторов, от которого уже начинают слезиться глаза, замечаю силуэт щуплого мужика в висящей на нем рубахе и в кепке, что сидит на его башке как тазик.

– Слушай, мужик, – обратился я к нему первый, силясь определить, где у этого силуэта могут быть глаза. – Оттащи меня на трассу. Или, хотя бы, из этой грязи дёрни.

– Мужик? – фыркает недоразумение в кепке, и я понимаю, что голос у него очень даже женский. – У тебя глаза грязью закидало или городские мальчики, разъезжающие на красных машинках, не знают, как выглядят девочки?

– Я думал, ты мужик, – опешил я на секунду.

– А сейчас что думаешь? – спросила она, подойдя ближе.

Теперь под козырьком кепки мне стало видно её лицо. Обычное. Сразу видно, что деревенское: чуть пухлые щеки, будто ещё с утра не дожевала взятый с печи пирожок; губы – нижняя пухлее; нос чуть вздёрнут, будто бы надменно; и глаза, что смотрели на меня со злостью и раздражением. В общем, на любителя тёлка.

– Может, водителя позовёшь, и я с ним переговорю? – кивнул я в сторону трактора.

– А я смотрю, ты не сдаешься, – хмыкнула колхозница. – Тупишь до последнего.

– В смысле?

– Трусы свисли, – бросила она резко и вздохнула так, будто её уже утомил этот разговор. – Я и есть водитель этого трактора.

– Ты?! – выплюнул я скептически и окинул её оценивающим взглядом.

– Я, – ответила она беспристрастно и тут же скрестила руки на груди, смерив меня взглядом, в котором чётко читалась угроза. – Что-то не так?

Походу, она чёкнутая. Не уверен, что с такой стоит связываться, особенно тогда, когда на часах почти полночь.

– Да не, – качнул головой. – Всё нормально.

– Ну, и? – спросила девка с нажимом, а я рефлекторно напрягся, ожидая возможного нападения неадекватной.

– Что, и?

– Мне переехать твой красный обмылок или, всё-таки, выдернуть из грязи? Ты ведь об этом просил мифического мужика или передумал?

– Можно и выдернуть. Только моя тачка не заводится.

– Боже, – выдохнула она устало и, кажется, даже закатила глаза. – Трос есть? Хотя… – махнула рукой. – Кого я спрашиваю? – резким движением почесала лоб под кепкой. – Садись за руль, сейчас дёргать буду. Припаркую тебя у своего дома.

– Зачем? – кажется, я начинаю реально её бояться.

– Это же очевидно: чтобы разобрать тебя и твою машину по запчастям, а затем продать.

– Не смешно.

– Поэтому никто и не смеется, – бросила она и двинулась к трактору. Где-то на подножке добавила. – Постарайся не дёргаться и не попасть мне под колёса, и найди место, за которое можно зацепить трос.

Молча проследил за тем, как она взобралась в трактор, хлопнула дверью и оглушила громоподобным движком всю округу.

Машинально встал грудью на защиту машины. Мысль о том, что она меня переедет, никуда не делась, а лишь окрепла после нашего корявого диалога.

Но, к счастью, ненормальная объехала меня по дуге и встала напротив капота моей тачки. Не заглушая тарахтящий движок, спрыгнула с подножки трактора прямо в лужу, даже не заморачиваясь о грязи и брызгах. Конечно, ей-то чего бояться в вещах, снятых с пугала? Сорвала трос с заднего крюка и подошла к моей машине, выжидательно глядя.

– Что? – спросил я непонимающе, тоже подойдя к капоту.

– Ты трос в зубы возьмёшь или, может быть, уже прицепишь к машине?

Почему в каждом её слове я слышу, что я идиот?

Не желая вступать с ней в дальнейший диалог, выхватываю из её руки трос и цепляю за передний крюк. Теперь моя очередь смотреть на нее как на идиотку и ждать, когда возьмёт второй его конец и подцепит к своей грязной махине.

Это почти даже удивительно – она реально водит трактор. Внутри кабину никого нет.

– Так зачем ты меня у своего дома парковать собралась? – не выдерживаю я, пока она проверяет крепление на прочность.

– Папа посмотрит твою машину. Сам ты, походу, ничего не соображаешь. А с моим папой есть шанс, что ты сможешь отсюда уехать еже через полчаса. Если, конечно, опять не сядешь в лужу, – столько язвительности и пренебрежения, сколько сейчас было в её тоне, я еще не слышал.

Открыл дверь своей машины и сел в салон.

Трактор вновь взревел.

Интереса ради я решил снова завести свою машину, но ничего не вышло. Вообще глухо. Только приборы моргнули и всё.

Трактор плавно тронулся с места, трос постепенно натянулся, а затем я оказался вытянут из лужи.

Еще около двух километров по темному полю под яркой луной меня тянула за собой стрёмная психичка, мотивы которой были так же прозрачны, как ее грязный трактор.

Только когда мы въехали в какую-то зловещую деревню с силуэтами домов и даже цветов вдоль дороги, я относительно успокоился, перестав думать о том, какая именно «запчасть» меня выйдет всего дороже.

Во всех домах на нашем пути в окнах было темно. Только у одного дома было ярко освещено узкое крыльцо и именно у этого дома тащащая меня махина и остановилась.

Девчонка открыла дверцу трактора, резво спрыгнула с подножки и вбежала в дом, скинув прямо на крыльце что-то похожее на сапоги, взятые у Кота в сапогах. Пока её не было внимательно осмотрел дом, территория которого, как и всех домов, что мы проехали, была огорожена лишь редким низким забором, выкрашенным, кажется в белый цвет. Цветы, какие-то садовые фигуры, которые в темноте выглядели как посланники Ада, качели, скамейка, лебеди из покрышки…

– Убожество, – сорвалось с моих губ брезгливо.

Откинулся затылком на подголовник и прикрыл глаза. Чтобы хоть как-то взбодриться в эту тягучую, скучную полночь, потёр лицо ладонями и с силой зажмурил глаза. Мозг, вроде, перезагрузился.

Снова вернул внимание крыльцу, и нога, лежащая на педали газа, сама собой дернулась. Эта чёртова психичка вела за собой какой-то шкаф в майке, в углу рта которого была зажата дымящаяся сигарета, а квадратное его лицо выражало только перечень уголовных статей, по которым он, сто процентов, отбывал срок и не единожды.

Теперь слова о разборе меня и машины на запчасти точно не казались мне шуткой.

Широкой тяжелой походкой этот мужик подошёл к машине с водительской стороны и ударил по крыше прямо над моей головой, когда я не вышел.

– Ты машину не только завести не можешь, но ещё и выйти из неё не получается? – густой низкий голос привёл меня в чувство.

Оторвал руки от руля и с опаской вышел из машины.

– Здравствуйте, – на всякий случай поздоровался, когда мужик в компании своей дочери молча испепеляли меня недовольными взглядами.

Он был на голову выше меня. Наверное, за метр девяносто.

– Ну, здорово, – насмешливо фыркнул мужик и своей ручищей пожал мою ладонь так, что на несколько долгих секунд я перестал чувствовать пальцы. – Что там у тебя? Показывай, – указал он подбородком на капот и без помощи рук перекинул сигарету с одного уголка губ на другой.

– Не заводится, – резюмировал я коротко и открыл перед ним капот. – Чихнула в грязи и заглохла.

– Угу, – протянул мужик и склонился к мотору. – Фонарик хоть дай. Что встал? – рыкнул он внезапно.

Неожиданно для самого себя сразу метнулся к тачке и достал с пассажирского кресла телефон, молниеносно включив на нём фонарик. Подсветил под капот.

– Етить… – тихо присвистнул мужик и уперся ладонями в борт.

– Да, – заявил я гордо. – Моя малышка – что надо.

– Эта игрушка, вообще, ездила хоть раз сама? – резко и даже брезгливо осёк меня мужик. – Или ты так прицепом и кочуешь по сёлам?

За спиной послышался тихий смешок – его дочке было несказанно весело.

– Это самая быстрая тачка в области, – разозлился я. – Я если бы не лужа в вашем колхозном поле, то она бы не заглохла.

– Ясно, – качнул мужик головой. – Машина, наверное, хорошая, вот только водителя бы ей с головой и глазами, чтобы видел, куда едет.

– В темноте непонятно, – ощетинился я в ответ.

– Мда, – философски изрёк мужик, всё ещё пытаясь разглядеть что-то под капотом. – Без бутылки тут не разберёшься. Короче, давай утром твою игрушку посмотрим. Я с пяти утра в поле был, а сейчас после бани хочу спать, а не ковыряться в чем попало.

– А мне что до утра делать? – опешил я.

– В зале тебе постелем. На диване, – решил за меня мужик.

– В зале? Это, типа, в спортивном?

– В концертном, – посмотрел он на меня как на дурака и захлопнул капот, заставив сердце сжаться в страхе оттого, что краска с машины может облететь. – Положим тебя аккурат между баяном и балалайкой.

Перевёл взгляд на девчонку, пытаясь понять, насколько её отец сейчас серьёзен.

– Господи, – вздохнула она. – Зал – это, по-городскому, гостиная.

– Понятно, – дёрнул я бровями. – Я, пожалуй, вызову такси и эвакуатор.

– Думаешь, сюда в полночь через ту лужу проедет кто-то ещё кроме трактора? Вряд ли есть второй такой дурачок, как ты, – хмыкнул мужик. – Тебе придётся идти сейчас пешком к той луже и ждать такси. А там ночь, поле, волки, а ты вон какой красивый.

Он явно издевался надо мной, но даже от понимания этого, всё равно, стало не по себе.

Молча взвесил все «за» и «против». Посмотрел по сторонам, на другие дома. Прикинул, насколько сильно я рискую, а потом вдруг понял, что будет полезно пропасть на ночь в этой заднице мира, чтобы батя не чесал мои нервы хотя бы до завтрашнего обеда. Как раз телефон скоро «сдохнет».

– Хорошо, – согласился я. – Сколько с меня за ночлег?

– А это, смотря, как ты переночуешь, – чуть сощурился от дыма сигареты мужик и обратился к девчонке. – Гу́ся, пустим его?

Неконтролируемо прыснул, не успев даже поймать смешок. На меня тут же уставились две пары черных глаз.

– А полное имя как? – спросил я, стараясь стереть с лица насмешку. – Гусыня?

– Августина, – ровным тоном ответила девчонка. – Мог бы что-нибудь поумнее придумать. Хотя, это же ты, – смерила меня ядовитым взглядом.

– Ещё хоть слово болтнёшь в подобном духе, – указал в мою сторону её отец с зажатой между пальцами сигаретой. – Оставлю ночевать в будке у Байкала, а укрываться будешь своей плоскодонкой. Компренде?

– Понял, – сжал челюсти, предпочитая не спорить. Алкашка из меня ещё не выветрилась, да и спать хотелось сильнее, чем выяснять отношения с каким-то колхозником и его дочкой. Переночую и утром свалю раньше, чем они успеют проснуться.

Поставил машину на сигнализацию.

– Я Николай Николаевич, это моя дочь Августина. Тебя как звать, кучерявый? – спросил мужик, заходя на крыльцо и туша сигарету в старой консервной банке, в которой уже было полно окурков.

– Рамиль, – ответил я спешно, снимая, как и они все, обувь на круглом коврике на крыльце.

– Татарчонок, что ли? – глянул на меня мужик.

– Пап! – осекла его девчонка.

– Нет, – ответил я. – Просто мама так назвала.

– Ясно, – вздохнул Николай Николаевич и помял широкой пятерней свою шею, быстро потеряв ко мне интерес. – Гу́ся, дай ему постельное. И это, я недавно баню подкинул, и, если захочешь есть, там на столе…

– Поняла. Спасибо, пап.

– Ладно. Тогда я спать, – прокряхтел он, идя в комнату. Схватившись за ручку двери, посмотрел на меня с ноткой угрозы в темных глазах. – Спи как дома, но не забывай, что не дома – не вздумай пердеть.

– Х-хорошо, – сощурился я, пытаясь понять, насколько он сейчас серьёзно говорит мне об этом.

– Соображаешь, – наконец, одобрительно кивнул он и закрылся в комнате.

Девчонка без особых церемоний позвала меня за собой в большую комнату с диваном, которая, видимо, и была тем самым «залом». Достала из высокого шкафа постельное и швырнула его на диван вместе с подушкой.

– Инструкция нужна или сам справишься? – спросила она, сняв с головы кепку. По плечам рассыпались черные волосы, но краше её это не сделало.

– Сам справлюсь.

Коротко кивнув, девчонка устало поплелась в комнату рядом с той, в которой спал её отец. Через несколько минут вышла с полотенцами и, вообще, вышла из дома.

– Ну, и семейка, – буркнул себе под нос и коряво заправил постельное.

Стянул пуловер, швырнул его в рядом стоящее кресло. Схватился за ремень джинсов, но быстро отбросил эту идею, поняв, что лучше остаться в штанах в компании малознакомых людей.

Поверх постельного завалился на диван и протяжно выдохнул, чувствуя, как расслабляются мышцы. Лениво осмотрелся в темноте комнаты, но не увидел ничего кроме бюджетности, простоты и безвкусицы. Быстро потеряв ко всему интерес, прикрыл глаза и даже почти уснул, но внезапный щелчок входной двери заставил приподнять голову и увидеть, как в темноте коридора с телефоном в руках прошла девчонка в одном полотенце на теле и с тюрбаном на голове.

Насторожился. Мало ли, что на уме у этой психички: всё-таки, её батя прав – я красивый. Поэтому, бдительность лучше не терять до самого утра.