Трон Знания. Книга 1

***

В спальне витал вязкий аромат травяных настоек и мазей. К ядрёным запахам клевера, полыни, багульника и мяты примешивалось сладковато-тягучее благовоние мёда и акации. Воздух одновременно дурманил и бодрил. Как будто сидишь у звонкого горного ручья, свежесть прохладной воды наполняет тело бодростью, а от душистого дыхания ветерка, прилетевшего с цветущих лугов, клонит в сон.

Воображение так чётко нарисовало картину уединения на лоне природы, что Малика на миг растерялась и не сразу заметила стол, сплошь заставленный баночками и бутылочками, и плед, почему-то постеленный на полу.

Адэр облокотился на изголовье широкой кровати. Смуглый старик в серой холстяной одежде отвесил низкий поклон. Две служанки засеменили к выходу. Проходя мимо Малики, хмыкнули.

Она всю дорогу представляла встречу с маркизом, продумывала фразы, которые смогут объяснить ему, что рассчитывать на её доступность бессмысленно. Теперь смотрела в запавшие глаза и понимала: Вилар ждал её так, как никого в своей жизни не ждал. Этот мужчина влюблён. Он будет слушать только своё сердце.

Малика подняла с пола плед:

– Почему вы в постели?

– Так получилось, – улыбнулся Вилар.

Малика бросила плед на кресло, спрятала за спину руки и сцепила пальцы:

– Вы не похожи на больного.

Это неправда. Даже несведущему в медицине человеку было понятно, как плохо себя чувствует маркиз. От былой упитанности и следа не осталось: из-под одеяла выглядывали худые плечи, щёки втянулись, глаза провалились.

Вилар похлопал по постели рукой, обтянутой бледной кожей:

– Присядь.

Заметив, как Адэр скривил губы, Малика выпалила:

– После долгой дороги не помешало бы пообедать. И вещи за меня никто не разложит.

Адэр хмыкнул и, сбросив плед на пол, развалился в кресле.

– Ты придёшь ко мне? – спросил Вилар. – Позже, когда разложишь вещи.

Малика кивнула. А куда я денусь? Теперь я ваша сиделка.

~ 11 ~

Мун совершал обход своих владений. За неделю ничего не изменилось. Слуги, занятые работой, окликали его и поздравляли с возвращением. Он махал рукой в ответ и продолжал путь. Спустившись в сад, заметил Адэра с каким-то человеком. Не желая лишний раз попадаться правителю на глаза, пошёл обратно. Сделав несколько шагов, медленно обернулся. Все звуки исчезли. Хотелось кричать, но голос пропал.

Мун брёл по газонам и клумбам, сминая цветы и ломая побеги кустов. Схватив Йола за рукав, выдавил:

– Брат.

Держа Йола за руку, словно страшась, что тот исчезнет, открыл двери флигеля. Злился, что слишком длинный коридор, и боялся, как бы от неожиданного счастья не остановилось сердце. Войдя с братом в комнату, разрыдался.

Йола принялся вытирать слёзы на его щеках:

– Мун научился плакать.

– Жизнь научила.

Хотелось прижать Йола к себе и не отпускать. Испугавшись, что от переживаний подкосятся ноги, Мун усадил брата на кровать. Примостился рядом.

– Сколько мы с тобой не виделись, Йола?

– Двадцать четыре года.

– Двадцать четыре, – еле слышно повторил Мун.

Годы пролетели как сон. Вся жизнь пролетела как сон – тяжёлый, мучительный. Порой желание проснуться было настолько сильным, что Мун рвал на себе одежды, раздирал ногтями тело в кровь, призывая ангела смерти. И всякий раз вместо ангела появлялся кто-то, ради кого Мун продолжал жить.

– Йола думал, что брат за долиной Печали.

– Как видишь – нет, – проговорил Мун, разглядывая вздувшиеся вены на своих руках. – Я пробыл у морун всего три года.

– Йола думал, что с земель морун не возвращаются.

– Они насильно никого не держат.

– Йола думал иначе… Йола знал, что найдёт в замке брата.

Мун недоверчиво покосился:

– Откуда?

– Вилар два дня бредил и звал Малику. Редкое имя. Йола знал одну женщину с таким именем. Потом Йола узнал, что в замке жил Мун. Но Йола не знает, куда ушёл Яр.

Мун опёрся локтями о колени, уронил голову на грудь:

– Яра убили.

Йола в голос выдохнул:

– Горе-то какое.

– И жену его, Малику, тоже убили.

Йола обнял Муна за плечи:

– За твоей спиной одни могилы. Чем ты провинился перед Богом?

Мун посмотрел в выцветшие глаза:

– Чем мы провинились? Три брата – Йола, Мун и Ахе. У нас нет ни жён, ни детей. Когда мы так сильно нагрешили?

Йола тяжело поднялся. Немного потоптался, разминая ноги. Подошёл к окну:

– Почему ты не вернулся к морскому народу?

Мун горестно хохотнул:

– Потому что морской народ меня выгнал.

– Это было давно. После смерти Яра обиды уже не имеют значения.

Мун потёр глаза, пытаясь отогнать видения из прошлого.

Морун – представительниц древнейшего народа – боялись и ненавидели. Их считали и до сих пор считают ведьмами, которые превращают мужчин в рабов. Когда Яр – воспитанник Муна – полюбил моруну и решил на ней жениться, ориенты сначала попытались снять с него колдовские чары. Однако обряды и молитвы не помогли: Яр не находил себе места и рвался к любимой. Тогда его посадили в клетку, и он начал сходить с ума: выл день и ночь, грыз железные прутья, рыдал как младенец. Мун сжалился над Яром и помог ему сбежать, за что ориенты назвали его предателем и изгнали из племени.

– Йола виноват перед Муном, – проговорил брат, отведя взгляд от вида за окном. – Йола не понимал Муна.

Мун покачал головой. Все силы ушли на то, чтобы вопрос прозвучал спокойно:

– Сейчас понимаешь?

– У Йола было время подумать. Йола надеялся встретить здесь Яра и попросить прощения. Теперь понесу вину до самой смерти. – Отодвинув стул от стола, брат сел. – О какой Малике говорил Вилар?

– У Яра и Малики родилась дочь Эйра. После смерти матери она взяла её имя.

– Правитель знает, что Эйра моруна?

– Нет.

– Почему она здесь, а не за долиной Печали?

– Долгая история. Не хочу рассказывать.

Брат потёр ладонями острые колени:

– Мун пойдёт с Йола к морскому народу?

– Только вместе с Эйрой.

Йола хмыкнул:

– Шутишь?

– Нет. – Мун расправил плечи. – Но даже если бы ориенты её приняли, я бы никогда её к вам не привёл. Потому что чистому и светлому человеку не место среди трусов и лжецов.

Брат вскинул руку:

– Мун, не надо. Йола хочет искупить свою вину.

– Воскресишь погибших?

Порывшись в кармане штанов, Йола положил на стол холщовый мешочек.

Мун нахмурился:

– Спрячь.

– В мире Муна нужны деньги. Морской народ хочет помочь.

– Спрячь!

– Морской народ говорил на Совете и принял решение отдать тебе долю Яра.

– Спрячь, иначе я вышвырну тебя из комнаты и забуду, что у меня был брат.

Вздохнув, Йола затолкал мешочек в карман.

***

Малика тихонько постучала и, заглянув в комнату, позвала:

– Мун. – Увидев на сером фоне окна два тёмных силуэта, пробормотала: – Я потом…

– Иди к нам, дочка, – сказал старик.

Малика в растерянности перешагнула порог. Она надеялась застать Муна одного и расспросить его о брате. Сейчас корила себя за нетерпеливость. Наверняка старики вспоминали нечто приятное и сокровенное, не предназначенное для чужих ушей.

– Что это вы в темноте? – спросила Малика, лихорадочно придумывая повод уйти.

– Да так. Заговорились.

Мун чиркнул спичкой, зажёг стоящую на столе свечу. Пляшущий огонёк осветил седые пряди, морщинистые лица, усталые глаза, опущенные плечи.

Мун положил ладонь поверх руки брата:

– Это мой брат Йола.

– Я знаю, – улыбнулась Малика. – Весь замок об этом гудит. – Пристально посмотрела на стариков. – Вы так похожи!

– Как Вилар? – спросил Йола.

– Спит.

– Посиди с нами, – сказал Мун.

Малика чувствовала себя лишней.

– Вы целый день ничего не ели. Я что-нибудь принесу.

– Йола знал Яра, – еле слышно проговорил ориент.

– Помолчи, – прошипел Мун.

– Вы знали моего отца? – несмело переспросила Малика, решив, что ослышалась.

– Йола шёл сюда встретиться с Яром. Не встретился.

Маленькая комнатка заходила ходуном. Огонёк свечи расплодился сотней подрагивающих огоньков. Малика на ватных ногах подошла к столу, опустилась на стул.

Йола полез в карман широкой штанины. Достал холщовый мешочек, протянул Малике.

– Яр… – Старик обвёл комнату взглядом, будто искал слова в тенях, пляшущих на стенах. – Яр забыл у морского народа.

Малика непослушными пальцами развязала шнурок. На ладонь из мешочка выкатились разноцветные жемчужины.

– Что это?

– Ориенталь. Морской жемчуг. Он твой.

– Я не возьму.

– Это не подарок. Это Яра. Йола возвращает. – Старик сжал её подрагивающие пальцы. – Неужели Йола зря нёс?

Обнял Малику, осторожно, ласково, и прошептал на ухо без малейшего акцента:

– Прости меня, дочка. Прости за всё.

Часть вторая

~ 1 ~

Отъезд ориентов никак не сказался на жизни замка. Коридоры продолжали хранить тишину, изредка нарушаемую звуками шагов прислуги. В саду примятая пледами трава, освободившись от гнёта, вскинулась и зазвенела соком. Пыль, поднятая колёсами автомобилей, унёсших ориентов к морю, успела осесть и покрыться следами ящериц и птиц. Солнце, равнодушно взирая на серые стены и безжизненные окна, палило жёлтую пустошь так же нещадно, как в предыдущие дни. А в кабинете за плотно закрытой дверью метался Адэр.

С раннего утра он взялся за отчёты, поступившие из различных контор и ведомств. Вагоны, которые в своё время подталкивали наместники, по инерции бежали по рельсам, и за несколько дней, проведённых в поисках Вилара, собралась целая стопа машинописных листов. Скоро к их штудированию приступят советники, и на стол в кабинете лягут сжатые, с чёткой информацией таблицы, какие Адэр видел на столе отца. Но пока…

Месяц назад, когда он впервые взял в руки деловые бумаги, им двигал интерес – чем же его одарил Великий? Если бы Адэр смог оценить подарок по достоинству и принять с благодарностью, то, возможно, простил бы отца. Не смог… Затем появилось желание найти хоть что-то обнадёживающее, светлое, что поможет расправить плечи и двигаться вперёд. Не нашёл… И в конечном счёте занимался рутинной работой по единственной причине: он хотел знать всё, или почти всё, чтобы ни советники, ни кто-либо другой не сумели обвести его вокруг пальца, как это сделал отец.

Некоторые документы Адэр изучал скрупулёзно, подчёркивал строки, выписывал в блокнот цифры. Некоторые просматривал и откладывал в сторону. Большинство листов без лишних раздумий сминал в кулаке и бросал в корзину для мусора – незачем собирать макулатуру.

Открыто хлебных лавок – три. Закрыто – восемь. Цена на мясо выросла на мор. Почему у порубежских денег такое мерзкое название? Умерших сто сорок, новорождённых сто шестьдесят. Хлеб исчезает, а бедняки плодятся.

Теперь налоги, пошлины и штрафы. Мизер. В прошлой жизни таких сумм Адэру хватало разве что на подарки племянницам. Но поднимать налоги нельзя. Нельзя начинать правление с непопулярных шагов, реформ и законов.

Рекордно высокая за последние двадцать лет температура воздуха. Метеосводки поступали дважды в неделю, и каждый раз сообщали о рекордах. Ошибка? Возможно. Только зачем ему это?

Плюс двести безработных. Пожар на мебельной фабрике, три жертвы. Чья фабрика? Гражданина Партикурама. Тогда неважно; налоги всё равно идут мимо казны. Слишком много свободы Великий дал иностранным дельцам, но пересматривать законы ещё рано.

Заведено сорок три уголовных дела. Двадцать семь преступников отправлены в искупительные поселения. Это неинтересно. Это не надо. И это ерунда. А здесь загнуть уголок, чтобы не забыть перечитать.

Ближе к вечеру Адэр добрался до низа стопки. Взял фирменный глянцевый бланк с оттиском печати отделения тезарского банка, пробежал взглядом по тексту и, бросив лист на стол, заметался по кабинету.

Он без пяти минут нищий – так гласила финансовая выписка. Почти всё, что было в казне, съели расходы на приём. Оставшихся денег едва хватит на содержание замка и жалование многочисленным конторским служащим. Да, он лично подписывал счета. По меркам Тезара суммы были настолько смешными, что ему даже в голову не пришло сложить их и вычесть из имеющихся средств.

В дверь постучали.

– Что надо? – крикнул Адэр, еле сдерживаясь, чтобы не выскочить в приёмную и не надавать оплеух постучавшему.

На пороге возник Гюст:

– Вы просили родословные дворян. – Взглянув на Адэра, тотчас скрылся.

Адэр подлетел к окну, упёрся руками в подоконник. Ему уже не нужны родословные. Его поднимут на смех, если он предложит советникам работать в долг. Как же недальновиден был отец, отправив его в эту глушь. Недруги Великого только и ждут, когда престолонаследник Тезара покинет Порубежье с позором. И этот позор несмываемым пятном ляжет на честь династии Карро. Отец непомерно много поставил на карту. Зачем?

От удара кулаками по подоконнику зазвенели в рамах стёкла. Должен быть выход! Здесь и сейчас! Он обязательно есть! Надо только успокоиться и подумать.

Адэр бродил по пустым коридорам, кружил по комнате собраний, мерил шагами Мраморный зал. Когда лунную дорогу на огромной картине затянули полупрозрачные сумерки, Адэр перешёл в холл. Долго сидел в кресле и, поглощённый мыслями, не заметил, как его окутал полумрак.

Послышались тихие шаги. Из-под центральной лестницы выплыла тень. Немного помедлив, взлетела по ступеням.

– Стоять! – крикнул Адэр. – Включить свет!

Раздался щелчок. Яркий свет люстр залил холл.

Наверху лестницы замер охранитель:

– Простите, я не хотел вас разбудить.

Адэр направился в потайной коридор, берущий начало под лестницей. Убегая в темноту, он вёл в полуподвальные помещения. В начале коридора серела дверь. Адэр открыл её ударом ноги. Нащупал на стене выключатель. Тускло загорелась лампа. Взгляд скользнул по комнатушке, остановился на телефоне.

– Мой господин, – прозвучал за спиной срывающийся баритон.

Адэр подошёл к столу, снял трубку.

– Приёмная старшего советника Троя Дадье, – пропело в ухо. – Представьтесь.

– Я объясню, – словно с того света донеслись слова охранителя.

– Охранитель Адэра Карро, – сказал Адэр телефонистке. Никакой она не секретарь. И сидит не в приёмной, а в секретном отделе.

После скрипа и писка послышался недовольный голос Троя:

– Что-то ещё?

Адэр опустил трубку на рычаг, повернулся к посеревшему как стена человеку.

***

Малика украдкой посматривала на тёмные окна и сдерживала вздохи. Вилар увлёкся рассказом о дорогах в Тезаре и забыл о времени. Когда из гостиной донёсся звук шагов, Малика радостно заёрзала – вот и Адэр, её спаситель. Вскочила со стула. Вилар умолк на полуслове.

Адэр прямиком от порога двинулся к Малике, впиваясь в лицо колючим взглядом:

– Кем тебе приходится Мун?

Малика сделала шаг назад:

– Он заменил мне родителей.

– Значит, ты сирота.

Малика коротко кивнула.

– Сколько лет вы в замке?

– Осенью будет двадцать.

– Почему наместники меняли слуг, а вас не трогали?

– Наверное, они доверяли нам.

Адэр сверкнул глазами:

– Я не доверяю! Я никому не доверяю!

– Тогда почему мы здесь?

Адэр заложил руки за спину, качнулся с пятки на носок:

– Мун ориент. Он нарушил закон Великого о резервации.

– Он покинул свои земли задолго до закона. Потом у него появилась я. Морской народ чужаков не принимает.

– Это правда, – откликнулся Вилар. – Я не видел среди ориентов людей другой национальности.

Адэр посмотрел через плечо, вновь направил взгляд на Малику:

– За что закрыли ориентов?

– Я не знаю.

– А климов?

– Не знаю.

– А ветонов?

– Не знаю, – с надрывом произнесла Малика и, вмиг лишившись сил от волнения, шёпотом добавила: – В законе Великого не говорится о причинах.

Адэр вздохнул с таким видом, словно приготовился разразиться гневной тирадой. И промолчал.

Малика вытерла о платье вспотевшие ладони. Он не спросил о морунах. Да, закон о резервациях касается трёх древних народов: ориентов, климов и ветонов, но есть ещё один древний народ, который самовольно закрыл себя, своих мужей и детей за долиной Печали. Он ничего не знает о морунах!

– Можно мне уйти? – еле слышно спросила Малика.

Адэр развалился в кресле и жестом приказал ей сесть. Она опустилась на краешек стула, подложив под себя дрожащие ладони.

Казалось, что находящиеся в комнате люди затеяли какую-то игру. Каждый смотрел куда угодно, лишь бы не встречаться взглядами, и упорно не издавал ни звука.

Первым не выдержал Вилар:

– Мы говорили о дорогах. Если бы здесь были такие же дороги, как в Тезаре, я бы не лежал сейчас в постели.

– Ты лежишь, потому что послушный больной, – сказал Адэр.

– Пока вы сформируете Совет, я бы мог заняться…

– У меня нет денег на строительство дорог.

– А как же прииски?

Адэр скривил губы:

– Ты знаешь, как делится прибыль?

Вилар отрицательно покачал головой:

– Не знаю.

– Малика! А ты знаешь?

Она кивнула.

Адэр хохотнул:

– Вся прислуга знает, а мой будущий советник – нет.

– Не вся, – возразила Малика. – Только я. В архиве хранятся протоколы собраний. Некоторые документы стали похожи на промокашку. Мне приказали их перепечатать.

Адэр похлопал ладонями по подлокотникам кресла:

– Ну, раз ты такая умная, просвети маркиза.

– Двадцать пять процентов идут на расходы прииска. Двадцать пять – в вашу казну. Пятьдесят – в казну Великого.

Адэр усмехнулся:

– Вот и вся арифметика. Справедливо?

– Вы можете что-то изменить? – спросил Вилар.

– Долю Тезара трогать нельзя. Можно пересмотреть долю приисков.

– Вы не знаете… – начала Малика.

– Молчи, если тебя не спрашивают, – перебил Вилар.

– Пусть говорит, – откликнулся Адэр.

Она вздохнула. Поздно держать рот на замке.

– Я хотела сказать: никто толком не знает, куда на самом деле уходит доля приисков.

– Отчёты помощников наместника рисуют чёткую картину. Прииски купаются в деньгах: начальники строят здания, покупают новое оборудование, нанимают толпы рабочих.

– Помощники ни разу там не были.

Адэр покачал головой:

– Ох уж эти взгляды прислуги.

Малика вздёрнула подбородок. Какими бы ни были её взгляды, она смотрит прямо, а не щурится презрительно, как он.

– А что ты скажешь об отчётах начальников? – проговорил Адэр наигранно-добродушным тоном. – У меня в кабинете их целый ящик.

Малика улыбнулась:

– Вы же никому не доверяете.

– Начальник не станет писать, что у него всё отлично, когда на самом деле плохо.

– Станет.

– Где логика?

– Он напишет всё что угодно, лишь бы к нему не совались с проверками и не учили его работать.

Адэр откинулся на спинку кресла, забарабанил пальцами по подлокотникам:

– Нелепое утверждение.

– Я не утверждаю, а предполагаю. При мне проводили всего одну проверку, когда на каком-то прииске произошла авария, и два месяца в казну не поступали деньги.

– Сколько лет ты была секретарём?

– Какая разница? В архиве я пересмотрела каждую бумажку. Первое время – да, были проверки. Даже планировали кое-где провести реконструкцию. А потом посчитали – невыгодно – и решили, что и так всё хорошо.

– Сколько в Порубежье приисков? – спросил Вилар.

– Шесть, – ответил Адэр.

– Шесть действующих и два закрытых, в аварийном состоянии, – уточнила Малика.

Адэр вздёрнул брови:

– В документах про них ни слова. А это значит, что вся прибыль с неизвестных Тезару приисков моя.

– А это законно? – засомневался Вилар.

– В договоре с Тезаром значится шесть приисков. Шесть! А не восемь.

– Понятно… На их ремонт нужны деньги.

– Не больше, чем на строительство дорог. – Адэр вскочил, сделал круг по комнате. – Я сам поеду и сам всё проверю.

– Ну нет! – воскликнул Вилар. – Прииски того не стоят.

Адэр кивком указал на Малику:

– Посмотри на неё и посмотри на себя. Это стоило того или нет?

Если начались оскорбления, пора уходить. Она поднялась:

– Можно мне уйти?

– Ты едешь со мной.

– Я?.. Я не могу.

– Разве я спросил?

Малика с мольбой посмотрела на Вилара.

– Надо отправить посыльного с сообщением о вашем приезде, – сказал он.

Малика приоткрыла рот. Она надеялась, что маркиз будет стоять на своём и отговорит правителя от поездки или попросит подождать и отправиться на прииски вместе, когда Вилар окончательно выздоровеет. Похоже, он совершенно не умеет отстаивать свою точку зрения.

– Если вы за две недели перевернули замок, представляю, как там подготовятся к встрече. Едем завтра, – произнёс Адэр и обратился к Малике: – Хватит пялиться на маркиза. Лучше принеси из моего кабинета карту.

Она выскочила из комнаты. Пока бежала в кабинет и обратно, шептала: «Только не с ним. Только не с ним». Вернувшись в спальню, вручила Адэру старую, истёртую до прозрачности карту.

Он разложил её поверх одеяла. Скользя по расчерченному полю пальцем, объяснял маркизу:

– Прииски обозначены крестиками. Видишь? Шесть. Не так далеко от замка. – Глянул на Малику: – Где ещё два?

– Не помню.

– Но они точно есть?

– Точно! Помощники наместника обсуждали смету ремонта, потом отложили вопрос до весны, а потом наместник умер.

– Давно это было?

– Давно. Пять или семь лет назад. Если надо, я поищу в архиве протоколы собраний.

Адэр свёл брови, прикидывая в уме, сколько бумаг скопилось за эти годы.

– Начальников расспросим. – И склонился над картой.

Адэр и Вилар рассчитывали расстояние и время, спорили о необходимости проверки всех приисков, а Малика уныло думала о предстоящем разговоре с Муном.

Они редко покидали стены замка: если старик сильно болел или когда новый наместник решал их дальнейшую судьбу. Они приходили в свой дом, Мун запрещал ей показываться на людях, и Малика смотрела на жизнь из окна. Затем Мун на день-два возвращался в замок, чтобы узнать решение ставленника Великого, а она, сначала опасливо, затем всё смелее, бродила по улицам, наслаждаясь свободой. Никому не было дела до её глаз, никто не расспрашивал о морунах. Занятые своими делами люди, казалось, начисто забыли о таинственном народе, исчезнувшем сто лет назад.

Но бывало, что какая-нибудь старуха на базаре, указывая на неё, говорила капризному внуку: «Не будешь слушаться, моруна утащит». И Малика поняла: не стоит бояться разоблачения там, где про морун ходят детские сказки, где вживую никто их не видел. Но Муну это не докажешь.

Завтра она вместе с Адэром отправится в Бездольный Узел – так называется район, где расположены прииски. Долина Печали, за которой живут моруны, находится в другой стороне. Значит, опасаться нечего. Но Мун…

– Уснула? – из раздумий вывел резкий голос. – Иди, собирайся. На рассвете выезжаем.

Когда за Маликой закрылась дверь, Адэр принялся мерить комнату шагами:

– Мы поедем как простые инспекторы.

– Зачем тебе Малика? – спросил Вилар, складывая карту.

– Инспекторы в одиночку не ездят.

– С тобой будут охранители.

– Не будут. Они служат Тезару, а не мне.

– Твой отец не одобрит.

– Меня меньше всего волнует чьё-то одобрение.

– Возьми кого-нибудь другого, – настаивал Вилар.

– Взять больше некого. – Адэр посмотрел на подрагивающие руки друга. – Что с тобой?

– Ничего. Обычная слабость.

– Я привёз тебе лекарство от всех болезней, а ты до сих пор себя неважно чувствуешь? Может, надо пересмотреть дозировку?

– Адэр.

– Она не так хороша, как ты думал?

– Адэр! Пожалуйста!

– Или ты копишь силы?

– Адэр! Прекрати!

Адэр нахмурился:

– Ты, случайно, не влюбился?

– В кого? – измученно спросил Вилар.

– Вот я и думаю: в кого?

– Да, она мне нравится. Нравится как умный и интересный человек.

– Надеюсь на твоё благоразумие. – Адэр облокотился на спинку кровати. – Кажется, я понял, почему в Порубежье такая нищета.

– Почему?

– Казна мельчала от наместника к наместнику. То, что можно было вложить в страну, они складывали в карман. Но меня мучает другой вопрос: почему страна, в которой всегда добывали драгоценные камни, стояла на коленях задолго до грабительской доли моего отца? – Адэр прошёлся по комнате, задержался возле окна. Глядя в звёздное небо, вздохнул. – Пойду, озадачу костюмера.

~ 2 ~

Езда по бездорожью стала лучшим лекарством от злости и смятения. Вырвавшись из замка, Адэр другими глазами смотрел на мелькающие за окном картины. Безбрежная пустошь дышала волей, знойный ветер летел птицей, небесная лазурь раскинулась морем, махровые облака превратились в корабли.

Он вдыхал солёный воздух, и к нему возвращалось былое спокойствие. Он крепче сжимал руль, и в него перетекала мощь машины. И не так ужасно, что рядом сидит серое пятно, а не нежное создание. Когда вокруг такое раздолье, мелкие огрехи не волнуют.

Недолгая поездка представлялась весёлым приключением, или спектаклем, где он исполняет роль рядового служащего и даже одет подобающим образом: устаревшего покроя шёлковая рубашка и штаны из недорогой ткани. Где костюмер нашёл одежду? Вероятно, позаимствовал у охранителей. У кого ещё такой рост и размах плеч, как у господина?

Но от своих сапог Адэр не смог отказаться. Носок отполирован так, что казался не чёрным, а серебряным – посмотришь и своё отражение увидишь. Между головкой и голенищем почти незаметные складочки, кожа мягкая, но отлично держит форму. И главное – сапоги чужой ногой не пахнут. А если потоптаться в пыли и песке, никто не обратит на них внимания.

И от машины не смог отказаться. Мощная, сверкающая серебром, как сапоги, с огромным баком для горючего, она, словно второе «я», прикипела к хозяину. О ней можно сказать – если кто-то спросит, – что это подарок правителя за заслуги.

– Придумай мне имя, – обратился Адэр к Малике.

– Зачем?

– Ты не можешь обращаться ко мне «мой господин». Какое имя тебе нравится?

– Яр.

– Ухажёр?

– Нет. Так звали моего отца.

– Хорошо, Яр так Яр. Тебе придётся обращаться ко мне на «ты».

– Это ещё почему?

– Где ты видела, чтобы рядовые инспекторы обращались друг к другу на «вы»? А ну, скажи мне «ты».

Малика уставилась в окно.

– Говори! – требовал Адэр. – Ну же!

– Вы взяли меня, чтобы посмеяться?

– Своими глупыми капризами ты всё испортишь.

– Я вас никак не буду называть, – отрезала Малика.

За окном проплыло стадо облезлых коров, топчущих редкую траву. За автомобилем с криками побежали мальчишки-пастухи, подкидывая в небо хлысты и фуражки. Глядя на них, Адэр смеялся и сигналил.

Впереди сквозь знойное марево проступили очертания домов. Адэр помахал сорванцам и нажал на педаль газа.

Машина ехала, похоже, по единственной улице вымершего селения, ни поворотов, ни переулков, ни души. Лачуги из глины, накрытые соломой, чередовались с развалинами. Во дворах на провисших верёвках колыхалось заштопанное бельё. Кое-где возле калиток лежали собаки, уныло опустив на лапы острые морды. На почерневших заборах сидели коты. Те и другие провожали машину тоскливыми взглядами. И запах…

– Чем это пахнет? – спросил Адэр.

– Вином.

– Я знаю, как пахнет вино.

– Кислым вином.

– Нет. Тут что-то другое.

– Выпитое кислое вино.

– Не-е-ет, – протянул Адэр. Заметив улыбку Малики, быстро закрыл окна и прижал рукав к носу. – Ну и вонь.

Улица была не одна. Проехав поворот, Адэр затормозил, сдал назад и уставился на развилку:

– Куда теперь?

Малика повертела головой. Вскинула руку:

– Смотрите!

Вдали, над лачугами, виднелась крыша: настоящая, не из соломы и фанеры, а из синей как небо черепицы. Адэр свернул на ровную, хорошо утрамбованную дорогу.

Вид за окном менялся: чем чётче вырисовывалась на фоне облаков яркая кровля, тем выше и богаче становились дома. Улицу перебежала курица с выводком. За каменными заборами загоготали гуси, загремели цепи, раздался многоголосый хозяйский лай – здесь уже было что охранять.

Машина догнала двух девушек в цветастых платьях: косы до пояса, на щеках румянец.

Адэр опустил стекло:

– Не подскажете, как проехать к прииску?

Селянки переглянулись, прыснули в кулачки. Одна игриво махнула рукой в обратную сторону:

– Вам туда.

Но Адэр медленно поехал вперёд, посматривая то в лобовое стекло на синюю черепицу, то в зеркало заднего вида на девушек. Поймал на себе взгляд Малики:

– Хочу посмотреть особняк. – И мысленно выругался: перед кем отчитывается?

До особняка дому было далеко, однако по меркам селения это был не дом, а дворец. Красивое добротное здание в два этажа: серый камень, большие окна, резные ставни. Что находилось во дворе – скрывал глухой забор. На скамейке возле калитки важно восседал пухлый, как взбитые сливки, мальчуган. Малец выковыривал из надкушенного ломтя колбасы сало и бросал породистым собачкам, прыгающим возле его толстеньких ножек.

Адэр развернул машину. Проезжая мимо девушек, посигналил и нажал на педаль газа.

***

Хрустальная люстра, сверкающий паркет, массивная мебель – всё производило приятное впечатление. Секретарь в дорогом деловом костюме развлекал рассказами об условиях работы на прииске. Малика смотрела в окно. Постукивая пальцами по лежащему на коленях блокноту, Адэр наблюдал, как девица в узком платье расставляет на столе фарфоровые чашки. Если бы в какой-либо конторе Тезара прислуга в таком наряде подавала посетителю чай, то через пять минут не было бы ни прислуги, ни конторы. Но здесь не Тезар, и с правилами приличия в этой стране вряд ли знакомы. И даже не в платье дело, а в двух каплях тёмно-фиолетового аметиста в девичьих ушках.

Когда девица и секретарь удалились, Адэр произнёс:

– У слуг слишком много денег.

Малика подошла к окну:

– Интересно, где прииск?

Дверь распахнулась, в кабинет вкатился полный человек с неохватной грудью и лежащим на ней вторым подбородком. Принеся тысячу извинений, мол, задержали служебные дела, расшаркался перед гостями. Втиснулся в кожаное кресло во главе стола. Немного поёрзав, по-хозяйски сложил руки на шарообразном животе:

– Огромная честь принимать у себя посланников правителя, дай ему Бог долгих лет жизни. Чем обязан?

– Расскажите, как вы распределяете долю прииска, – сказал Адэр.

Начальник вытер пухлой ладонью лоб:

– Давно не помню такого пекла в середине весны. Мне жаль, что вам пришлось трястись по ужасной дороге. Автомобиль-то новенький.

Малика перешла к другому окну:

– Где прииск?

– Не желаете чаю или чего-нибудь покрепче?

– Как вы распределяете долю прииска? – повторил Адэр.

Слова посыпались как приторно-сладкие ягоды из прохудившейся корзинки. Подбородок, вызывая омерзение, вибрировал на надутой груди. Малика и Адэр, не перебивая, слушали непрекращающуюся болтовню.

Первым устал Адэр:

– Хватит!

Начальник проворно выбрался из кресла. Обежав стол, протянул потную ладонь:

– Рад был знакомству.

Не сдержав брезгливую волну, Адэр скривился и повторил вопрос Малики:

– Где прииск?

Похлопывая руками по пышным бёдрам, начальник вернулся в кресло:

– До него две мили. У меня аллергия на пыль. Как подышу, глаза слезятся. Пришлось построить контору здесь.

– Сколько у вас рабочих? – поинтересовалась Малика.

– Несколько сотен.

Адэр открыл блокнот:

– Назовите точную цифру.

– Семь сотен.

Адэр посмотрел в записи:

– Семьсот двадцать.

– Точно! – радостно воскликнул начальник.

– Все из вашего селения? – спросила Малика.

– Пришлых нет, все местные.

Усевшись рядом с Адэром, Малика тихо сказала:

– В селении должно проживать как минимум три тысячи человек. Рабочие, их жёны и дети, старики. Посчитайте навскидку.

Начальник приподнялся над креслом:

– Что посчитать?

– Семь сотен работают, – прошептала Малика, – а где остальные?