Читать книгу: «Я и моя судьба», страница 5

4

Школьные годы я провела в образцовой школе города Юйсяня. В Юйсяне существовала лишь одна школа, которая могла похвастать длительной историей, – когда-то ее основали несколько выпускников Юго-Западного объединенного университета²⁴. Рассказывают, что среди них был лишь один наш земляк из Гуйчжоу, все остальные девушки и юноши приехали из других провинций. В год окончания университета они, можно сказать, остались без работы, но благодаря энтузиазму взяли и основали в Юйсяне школу. В тот момент они особо ни о чем не задумывались, им просто пришла идея открыть школу, вот они ее и открыли.

Тот выходец из Гуйчжоу приходился моей маме-директору родным дядей. Позже дядя еще основал в Юго-Восточной Азии фабрику батика, которая приносила ему большую прибыль. Если бы не его постоянная финансовая поддержка, то на одном лишь энтузиазме школа вряд ли бы продержалась.

После образования КНР школа стала считаться образцовой. Со временем в ней появились и старшие классы. В восьмидесятые годы прошлого столетия часть ее бывших учителей открыли филиал, который стал называться новой образцовой школой.

Мне удалось поступить в старую образцовую школу, она являлась лучшей школой города, проходной балл в нее был на десять пунктов выше, чем в новую.

Только окончив школу, я узнала, что при поступлении мне на самом деле не хватало семи-восьми баллов. Но это являлось секретом, о котором знали лишь несколько человек из школьного руководства.

В годы учебы я со всей страстью отдалась чтению самой разной литературы. Родители не возражали, у них было ко мне лишь единственное требование – чтобы по успеваемости я находилась не ниже первых пятнадцати человек. Поскольку я была умной, то никакой трудности это для меня не представляло. Я не принадлежала к числу зубрил, которые день и ночь просиживают над учебниками, чтобы попасть в первую десятку. Для подготовки к экзаменам мне хватало пары дней. При таких результатах, какой бы ни была конкуренция, родители гарантировали поступление в старшие классы этой же школы – точно так же, как это случилось при переходе на среднюю ступень. И пускай они никогда не говорили об этом вслух, инстинктивно я сознавала: все обстоит именно так. В этом смысле мы с родителями понимали друг друга без слов.

Какую пользу приносили мне мои энциклопедические познания? Вспоминая школьные годы, я часто задавалась этим вопросом. Можно сказать, я сама себе создавала проблемы, но какое-то время меня это и правда удручало.

Никто не будет спорить: внешняя привлекательность зависит от генов. Те редкие случаи, когда у обладателей посредственной внешности внезапно рождаются очень красивые дети, представляют собой результат удачного сочетания генов одного или даже нескольких поколений. Уже много позже мой родной отец Хэ Юнван рассказал, что у него был очень привлекательный отец, а у моей родной матери – красавица-мать, поэтому то, что старшая сестра считалась в деревне первой красавицей, определили ее гены.

– А как у них было с интеллектом? – спросила я.

– Ты имеешь в виду, насколько умными они были? – уточнил он. – Насколько я знаю, в этом плане ничем особым они не выделялись.

Такой ответ меня сильно разочаровал.

Мне так хотелось получить доказательства, что все мои достоинства являются врожденными и переданы мне с кровью, что они не обусловлены какими-то внешними причинами. В душе мне было очень горько оттого, что даже интеллект и тот мне даровали не биологические родители.

Размышляя об этом, я вынуждена была признать, что моя сообразительность происходит вовсе не от природы, я стала настолько умной благодаря усилиям приемных родителей, которые вложили в меня немало труда.

В свое время мама-директор давала мне такие наставления: «Первый иероглиф в слове „учиться“ означает знания, которые ты принимаешь от учителя, а второй иероглиф означает знания, которые ты накапливаешь самостоятельно. Например, когда учитель объясняет новое слово, то, разбирая иероглифы, из которых это слово состоит, он опирается на те значения, которые уже попадались в ранее изученных словах. В результате ты узнаешь два значения одного и того же иероглифа. Но на самом деле иероглиф двумя значениями не ограничивается, их может быть и три, и четыре, просто учитель о них не рассказывает. А все почему? Возможно, он планирует сделать это позже, а возможно, и сам других значений не знает. Не стоит думать, что все учителя в вашей школе обладают глубокими познаниями, далеко не факт. Некоторые могут рассказывать лишь про то, что написано в учебнике, и все. А спроси их о чем-то, что находится за школьными рамками, так они могут чего-то и не знать. Как же тогда быть? Работать со словарем! Будешь работать со словарем, узнаешь даже о том, о чем не рассказывает учитель. Так что второй иероглиф в слове „учиться“ означает не только повторение пройденного, но еще и развитие способности к самообразованию».

С тех самых пор, закончив с домашней работой, я обычно обкладывалась словарями.

Приемный отец тоже давал кое-какие указания.

Он говорил так: «Сами по себе математические тесты бессмысленны, они имеют смысл, лишь когда развивается способность к заключениям. Глядя на тестовые задачки, в первую очередь следует отбросить самые простые, поскольку никаких способностей они не разовьют. Если в тесте нет сложных задач, особенно таких, в которых за ошибку снимается больше десяти баллов, то главный экзамен ты, скорее всего, не сдашь. При решении сложных задач, когда простая логика не помогает, ты доходишь до решения своим умом. Только при таком подходе время тратится не зря».

Слова приемного отца сыграли решающую роль в том, что по математике я успевала лучше всех.

В школьные годы я не только прочла много книг, но еще и пересмотрела много фильмов. Частенько я была среди первых зрителей свежих кинолент, которые выходили в прокат в нашем городе. Чтобы оказаться на концерте известных певцов, я много раз в компании одноклассников из семей кадровиков отправлялась в Линьцзян – при этом меня не останавливало, что субботу и воскресенье мне приходилось проводить на речном пароходе.

В старой образцовой школе учились не только дети уездных и волостных чиновников; большинство ее учеников все-таки составляли хорошо успевающие ребята из простых семей. В младших классах я с ними общалась, а вот в средних уживаться в их компании у меня не очень-то получалось. У нас было мало общих тем для разговоров, а общих увлечений и того меньше; общаясь друг с другом, мы всегда чувствовали дистанцию. Если я и старалась сблизиться, это не решало проблемы. К тому же им самим в моей компании было неуютно. Поэтому, уже начиная со второго года обучения в средних классах, моими друзьями были лишь дети кадровиков. Вскоре в нашу компанию добавилась дочь начальника волостной управы – поговаривали, что ее отца ждало повышение до заместителя начальника уезда, – но его так и не повысили, поэтому она нашу компанию тактично покинула.

В один прекрасный день мне купили новый фиолетовый велосипед «Фэйгэ»²⁵. В те годы это была очень известная марка. Став обладательницей велосипеда, я начала обследовать старые живописные уголки города. В те времена учеба не вызывала у меня никакого стресса, каждый день оставалось достаточно времени, которым я могла распоряжаться в свое удовольствие. Мне нравилось, как я постепенно взрослею, и при этом ничто меня не обременяло. Я наслаждалась этим периодом, как наслаждается небом птенец, у которого только что окрепли крылья. Мне нравилось в одиночестве кататься на велосипеде по улочками и переулкам, собирая впечатления о Юйсяне.

Историю уезда Юйсянь можно проследить вплоть до династии Мин, однако от этой династии тут остался лишь небольшой каменный мостик да несколько участков разрушенной городской стены. Под мостом тихонько струится мелкий приток реки Цзинцзян, который, пересекая город, впадает в реку. Вода в нем проточная, а потому прозрачная как слеза. С обеих сторон притока высятся небольшие, около полутора метров, стены из булыжника. Во время паводка на реке Цзинцзян ее приток никогда не выходит за пределы стен; а в засушливый период воды в нем и вовсе становится по колено, поэтому дни напролет местная ребятня спускается по ступеням к самой воде и ловит под мостом рыбешек и креветок. Никто из взрослых за детей не переживает, потому как дно здесь совершенно ровное. Руины городской стены густо поросли зарослями вьюнка, иногда тут можно встретить зайцев, а по словам некоторых, так даже и лисиц. Зайца я встречала, но лису мне видеть не доводилось.

В то время в уездном центре уже отстроили новый район, в котором находились дворец культуры, спортивный зал, библиотека, суд, прокуратура и сравнительно большой кинотеатр – то есть все важнейшие учреждения. Кроме того, появилось несколько рядов торговых помещений, соответственно, в городе заасфальтировали улицы и дали им названия.

А вот в старом районе дорог для транспорта так и не проложили, улочки здесь оставались маленькими и узкими, а в переулках жители так и вовсе переговаривались друг с другом через порог или окна. Что улицы, что переулки были выложены либо древней брусчаткой, либо каменными плитами. Из-за этого повсюду разносилось приятное постукивание самодельных деревянных сандалий, что носила местная ребятня. В те годы во всех крупных городах страны внедрялась система так называемых трех гарантий для придомовых территорий²⁶, которая обеспечивала соблюдение на улицах чистоты, установку баков для мусора, а также уборку от дождевой воды и снега. В Юйсяне система трех гарантий не внедрялась, старый район города всегда блистал чистотой, проблемы с уборкой снега здесь не существовало в принципе, да и вода тут не задерживалась. После дождя мостовые быстро подсыхали на солнце. Даже если и оставались лужи, народ, вооружившись метлами, их разметал, и они тут же испарялись. Если кто-то не успевал привести дорогу в порядок сам, ему помогал сосед. Поскольку улочки здесь были узкими, то придомовая территория для живущих напротив соседей становилась практически общей. Если один из соседей прибирался чаще, то другому становилось совестно, и в следующий раз он старался взять инициативу в свои руки. Что касается мусорных баков, то их, за исключением нескольких мест, здесь не устанавливали. Даже если бы их установили, люди, привыкшие жить с распахнутыми окнами и дверьми, точно воспротивились бы такому – и были бы правы. Поэтому каждый день с утра пораньше появлялся человек, который разъезжал по всем переулкам на трехколесной тачке и забирал мусор. То же самое повторялось в полдень и вечером – три раза в день, в любую погоду. Размещавшиеся на нескольких улицах торговые лавки представляли собой короба без окон и дверей. Внутренняя часть таких лавок отделялась от улицы самыми обычными досками. В погожие дни все доски убирались, и лежавший внутри товар был виден как на ладони. А вот в пасмурные дни каждый из хозяев сам решал, сколько досок ему убрать. Поскольку устройство у всех лавок было одинаковым, то выглядели они весьма однообразно. Чтобы избежать схожести, продавцы стали выражать свою индивидуальность прямо на досках-перегородках: одни рисовали на них узоры краской, другие что-то вырезали. Лично меня такие улочки привлекали больше всего.

Еще до моего рождения в нашем доме появилась фотокамера. Когда я начала учиться в средних классах, фотокамера практически полностью перешла в мое личное пользование. Пристрастившись к фотографированию, я переснимала весь город, потратив на это дело немало фотопленок. Покупка пленок, их проявка – все это требовало денег, однако практичность в таких вопросах у меня начисто отсутствовала.

Я частенько извещала маму, что у меня закончилась фотопленка, и буквально через пару дней та появлялась в моей прикроватной тумбочке.

Если же я говорила, что у меня закончились деньги на проявку и печать, то тут же, опережая маму, спохватывался папа: «Нет-нет, зачем ты взяла кошелек, сейчас моя очередь дать ребенку денежку».

Не знаю, как так получилось, но вскоре я тоже стала в городе важной персоной. Меня хорошо знали некоторые продавцы, я даже что-то брала у них в долг. Случалось, про свой долг я забывала, чего не скажешь о продавцах, и тогда, увидав мою маму, они с улыбкой ей сообщали: «Ваша дочка кое-что у нас покупала». Мама тоже улыбалась и, отдавая деньги, приговаривала: «Что ты будешь делать, неразумное дитя».

Дома она меня наставляла: «Это некрасиво – брать в долг и не возвращать, больше никогда так не делай».

Сказав это, она тут же пополняла мой кошелек.

Помнится, пару лет вместе с нами жил папа.

В Линьцзяне задумали строительство моста через реку Цзинцзян, а заодно и ведущую от него прямо к нашему городу трассу. Это означало, что уже скоро между Юйсянем и Линьцзяном смогут свободно курсировать автобусы, что не только сократит путь, но также и будет способствовать развитию Юйсяня. Этот крупный строительный проект провинциального уровня передали городу Линьцзяну, соответственно, главным ответственным за него назначили моего папу.

Теперь я могла видеть папу каждый день, и с каждым днем мы становились все роднее, иногда мама даже шутила, что ревнует.

Часто папа втихаря давал мне деньги, да еще и просил: «Только маме не говори, а то она против, чтобы я тоже чего-нибудь тебе подкидывал».

Я же радостно обещала: «Слушаюсь!» – и иногда даже его чмокала.

Деньги – и впрямь замечательная вещь!

Даже если взять родных отца и дочь (на тот момент я нисколечко не сомневалась в наших родственных связях) – такое баловство только усиливает любовь к родителю.

Пока я училась в школе, то не знала отказа в деньгах и ни в чем не испытывала недостатка. Выражаясь иначе, будучи школьницей небольшого городка, которая еще не успела повидать мир, я могла получить практически любую вещь, если она не была из мира фантазий и уже где-то производилась. При этом никакой одержимостью к приобретениям я не страдала. Частенько какие-то вещи, о которых я даже и думать не думала, мне дарили дяди и тети, точнее, папины и мамины подчиненные, коллеги и друзья. Среди таких подарков были игровая приставка, корейская косметика и привезенные из Гонконга первоклассные электронные часы. Сказать по правде, ко всему этому я относилась спокойно.

Поскольку папа стал жить дома, гостей у нас постепенно прибавилось, причем настолько, что я уже не могла различить кто есть кто, поэтому вместо того, чтобы вспоминать, как кого зовут, обращалась ко всем одинаково – «дядя» или «тетя». Только по манере разговора я могла угадать, кто из гостей являлся коллегами, кто – друзьями, а кто – просто подчиненными. Со временем мне стало казаться, что такое разделение бессмысленно, поэтому гадать кто есть кто я и вовсе перестала.

Всякого добра в нашем доме тоже прибавилось – что-то из него относилось к разряду подношений, считавшихся обязательными во время первых визитов, что-то дарилось на Новый год, что-то – на дни рождения. Как говорится, если кто-то хочет сделать подарок, найти причину можно всегда; думаю, помешать такому не в силах даже специально обученный человек. Все эти подарки вручались настолько искренне, что отказаться от них родители были бессильны. Чаще всего нам дарили сигареты, алкоголь и чай; после ухода очередного гостя родители начинали обсуждать, кому бы все это передарить. В свое время папа даже прилюдно объявил, что бросил курить, но сигареты ему дарить так и не перестали. Беговую дорожку, гимнастический тренажер, массажное кресло мама передала в сестринскую школу для общего пользования преподавателей и студентов; кондиционер и вентилятор папа отвез в прорабку на стройплощадку.

В те годы никакого регламента из восьми пунктов²⁷ не существовало, принятие любых подношений, кроме денег, никаким разложением не считалось. На местах не было разграничений между тем, что считать разложением, а что – нормальными человеческими отношениями.

Помню, как сокрушалась мама, когда ей вручали первосортные шелковые одеяла и подушки, а даривший их человек, не принимая отказа, увещевал, мол, надо менять постель по сезону.

Тогда мама беспомощно вопрошала: «Что же это делается? Как мне с этим быть?»

Иной раз на новогодние праздники наша кладовая под завязку наполнялась всякого рода продуктами, которые уже не было возможности кому-то передарить.

Гуйчжоу – это провинция, которая славится большим разнообразием даров природы. Круглый год на здешних рынках не переводятся всевозможные фрукты. Я была настолько пресыщена фруктами, что один лишь их вид вызывал у меня неприятную отрыжку. Став взрослой, я часто вспоминаю Чжан Цзягуя – того самого мужчину, который мечтал о том, чтобы у его детей не текли слюнки при виде фруктов и который в итоге попал в тюрьму, так и не став моим зятем.

В связи с этим мне часто приходит на ум слово «судьба».

Неужели такова была судьба Чжан Цзягуя и моей старшей сестры?

Мама-директор считала, что у каждого человека есть три судьбы – за одну судьбу отвечают родители, она зависит от семьи, набора генов, ее называют наследственной; другую судьбу формирует жизненный опыт, ее называют фактической. Схожим понятием является жизненный удел, он объединяет в себе такие слова, как «жизнь» и «судьба», и раскрывает отношение человека к истине и лжи. Третью судьбу формирует культура, такую судьбу называют личностным ростом.

Мама говорила, что слово «культура», которое, по сути, является сокращением выражения «стать человеком с помощью книг», указывает не только на багаж знаний. К примеру, есть такие пословицы: «Тот, кто близок к киновари, – красен, кто близок к туши – черен» или «Схожие вещи собираются вместе, человек стремится к себе подобным». Все они говорят о зависимости людей друг от друга и в некотором смысле – о зависимости человека от культуры. Некоторые люди, даже несмотря на образованность, в плане культуры производят удручающее впечатление. Другие же – наоборот, пусть и не слишком образованы, заслуживают уважения и могут стать прекрасными друзьями. Поскольку культура входит в жизнь каждого из нас, такие люди, впитывая все самое лучшее, благодаря своей фактической судьбе могут значительно улучшить свои качества. Хорошие качества, которые проявляются в простых людях, достойны большого уважения. Это благо не только для людей, но и для всей страны…

Не знаю почему, но в тот день мама-директор напоминала героиню средневековой пьесы «Как Третья госпожа воспитывала своего сына». Не в силах остановиться, она говорила без умолку, будто хотела влить в меня разом все свои мысли касательно того, что именно делает человека человеком и какие качества для этого необходимы.

Я спросила, не означает ли тогда судьба в узком плане именно наследственную судьбу.

Это ее задело, и она поинтересовалась, откуда я вообще узнала слово «судьба».

Я ответила, что уже учусь в средних классах и много читаю помимо школьных учебников, так что ничего удивительного тут нет.

Подумав некоторое время, мама сказала, что можно понимать судьбу и так, но потом добавила: «Наследственная судьба пусть и дается родителями, но к людям, словно репей, пристала привычка сравнивать ребенка то с папой, то с мамой. Только избавление от подобных мыслей ведет к высокой культуре, а вот дальнейшее их распространение говорит о культуре больной. Самодовольные люди, которые кичатся своей наследственностью, – всего лишь блистающие золотом отбросы общества. То же можно сказать и про тех, кто махнул на себя рукой, сожалея о плохой наследственности, – это люди, которые так и не разобрались, зачем пришли в наш мир. Хорошенько запомни, доченька, настоящего уважения достоин лишь тот, кто утверждает себя как личность через жизненный опыт и работу над собой!»

Сказав это, она пристально посмотрела на меня, словно пытаясь распознать, насколько хорошо я ее поняла.

Тогда я тихонько спросила:

– А что делать, если мне уготована самая простая жизнь?

– Ничего страшного в этом нет, главное – стать хорошим человеком, – ответила она.

Поразмыслив над ее словами, я снова не удержалась от вопроса:

– Но если жить самой обычной жизнью, то как стать хорошим человеком?

Она долго думала и наконец сказала:

– Необычных людей крайне мало, их, может, один на миллион. Обычных, но хороших людей тоже немного, всего несколько процентов. Если моя дочь в будущем войдет в их число, то мама с папой будут безмерно счастливы.

Не все из этих наставлений я поняла до конца, но они меня очень впечатлили.

Счастливые беззаботные деньки средних классов неожиданно остались в прошлом, я поступила в старшую образцовую школу Линьцзяна и стала жить в общежитии.

На моем дальнейшем обучении именно в Линьцзяне настоял отец. Он считал, что я уже достигла того возраста, когда следует расширить кругозор, познакомиться с новыми веяниями и разного рода инновациями. По его мнению, мое дальнейшее пребывание в Юйсяне могло пагубно отразиться как на моем взрослении, так и на дальнейшей жизни.

Мама с этим полностью согласилась.

Да и сама я, к счастью, думала так же. Хотя Юйсянь был неплохим местечком и менялся в лучшую сторону, он все равно оставался небольшим уездным городком. В нем уже не было ничего, что могло бы меня привлечь и заворожить.

В этом смысле родители озвучили мое самое сокровенное желание.

Наша жизнь сложилась таким образом, что теперь каждую неделю на побывку домой возвращался уже не папа, а я. Мост к тому времени еще не запустили, междугороднюю трассу – тоже, поэтому кататься туда и обратно на речном пароходе было занятием утомительным.

Тогда я предложила, что буду навещать родителей раз в две недели, и они с пониманием согласились.

На самом деле и такое обещание мне исполнить не удавалось, так что нередко я появлялась дома лишь один раз в месяц.

Но родители никогда на меня не обижались.

Всякий раз, когда наступал день моего возвращения, в доме воцарялась атмосфера настоящего праздника. В полной мере я ощущала, что значит сердечный прием. Папа, мама и бабушка Юй улыбались с утра до ночи; казалось, в наш дом спустились ангелы. Бабушка Юй так и жила в нашем доме, взяв на себя все хлопоты по хозяйству. Папа крутился на работе как белка в колесе, поэтому в бытовые вопросы даже не вмешивался. Мама в домашних делах ничего не смыслила и являла в этом полную беспомощность. Вне всякого сомнения, она являлась хорошей матерью и хорошей женой, но от природы ей было не дано стать хорошей хозяйкой. Наша семья уже и не мыслилась без бабушки Юй, тем более что у самой бабушки Юй ни семьи, ни детей не было – еще в далекой молодости она овдовела и с тех пор оставалась верной памяти мужа. Родители относились к ней хорошо и ежемесячно выплачивали ей зарплату, которой она была более чем довольна, так что, можно сказать, у нас она чувствовала себя как член семьи.

Школа № 1 была в Линьцзяне единственной, где обучались только старшеклассники. Практически все способные дети, чьи родители являлись руководителями уездов и городов в пределах нашего региона, принимались именно в эту школу.

Обычно считается, что дети чиновников своим умом особо не блещут, – на самом деле это сплетни. И пускай такие разговоры распространяются уже давно и повсеместно, все равно это сплетни. По крайней мере, в те годы в школе № 1 подобного явления точно не наблюдалось.

Как правило, все ученики этой школы были очень прилежны, и дети чиновников исключением не являлись. Некоторые зарекомендовали себя лучшими учениками не только в своих классах, но и во всей школе. Они четко знали, чего именно хотят в этой жизни, а потому к учебе подходили осознанно и совершенно не нуждались в том, чтобы их подгоняли. Тесных отношений они ни с кем не заводили, но в любом случае прилагали все усилия, чтобы по крайней мере их не испортить: вели себя очень сдержанно, инстинктивно поджимая хвост. Сравнивая себя с ними, я невольно стыдилась того, что, пока училась в младших и средних классах, переполнявшее меня счастье так и било через край. Некоторые ребята очень много читали; когда они принимались вести разговоры о Фрейде, о «Краткой истории времени» или о «Третьей волне», я лишь почтительно слушала их, не смея вставить ни слова, – никогда в жизни мне не доводилось слышать, чтобы родители упоминали таких иностранных авторов, в нашей семье подобных книг не было.

Как-то раз ребята, сидевшие рядом со мной в столовой, заговорили о литературе, и один из них вдруг спросил, какие книги я читала. Немного подумав, я вспомнила роман «Отверженные».

– О, тебе нравится Гюго?

– «Революционное чувство – чувство нравственное».

– «Стремление к прогрессу присуще человеку».

Двое парней тут же выдали цитаты из книги – я точно знала, что эти фразы взяты именно оттуда, потому как и сама записывала их в блокнот.

– Хватит вам выпендриваться. А может, ты еще и Клода Симона читала? – обратилась ко мне на сей раз девушка.

Я с глупым видом покачала головой.

Тогда она тоже выдала цитату:

– «Я не знаю, что представляют собой другие миры, кроме тех, что открываются с каждым моим шагом и с каждой моей фразой…»

– А сама будто не выпендриваешься? Все, прекращаем, хватит говорить о литературе, давайте сменим тему, – спасла меня сидевшая рядом ученица.

Под предлогом сходить за добавкой я забрала свою тарелку и больше к ним не вернулась.

Уже потом от одноклассницы я узнала, что эти ребята учились в выпускном классе и впереди у них маячили вступительные экзамены. Все они составляли костяк школьного литературного клуба и являлись местными знаменитостями.

Но эта их знаменитость меня нисколечко не волновала. Прочитай они еще больше книг, все равно они оставались читателями, а не писателями.

И все-таки я не могла не испытывать к ним чувства благоговения. Подумать только, у них экзамены на носу, а они такие спокойные и даже веселые, это насколько же уверенными в себе надо быть! Как им удалось прочитать столько книг да еще и остаться в рядах отличников?

Помимо уважения к ним, во мне зародилось неведомое доселе чувство собственной неполноценности.

В тот год, а точнее говоря, во втором семестре первого года обучения в старшей школе, я почувствовала, что отстаю. Какие бы усилия я ни прилагала, я оставалась в ряду середнячков. Те методы, по которым меня учили родители, в Линьцзяне совершенно не работали.

Впервые я усомнилась в своих умственных способностях.

Как-то раз я даже спросила у родителей:

– Чего вы ждете от меня в будущем?

Родители переглянулись, после чего мама сказала:

– Доченька, лично для меня главное – чтобы ты получила высшее образование и стала хорошей женой, хорошей матерью и хорошим человеком. Что для этого требуется, ты прекрасно знаешь. Что касается университета, выбора специальности и дальнейшей работы, то это должно стать твоим личным решением. Мы как родители можем помочь тебе советом, но вмешиваться в твою жизнь не будем.

Папа тут же подхватил:

– Полностью согласен с мамой. Руководствуйся тем, что подсказывает сердце. Не нужно ставить слишком высоких целей, которые обрекут тебя на борьбу с самой собой. Ни к чему превращать жизнь в погоню за достижениями – жить в естественном потоке тоже неплохо. Короче говоря, если ты будешь счастлива, то и мы будем счастливы.

Родители были настроены слишком благодушно. С одной стороны, втайне я даже радовалась, что они не возлагают на меня особых надежд, но вместе с тем это несколько разочаровывало и удручало. Что они думали на самом деле, я не знала и знать не хотела.

Так уж сложилось, что из-за разного рода обстоятельств я стала сдержанной. Не исключено, здесь сыграли роль не только причины внешние, – иногда я чувствовала, что внутри меня также зарождается какой-то новый, иной источник жизни… Нет, слово «зарождается» здесь не совсем уместно. Очевидно, этот источник в каком-то из аспектов моей жизни уже существовал, но находился в спящем состоянии, а теперь под воздействием внешних обстоятельств начал оживать.

Поэтому мое тело также начало меняться.

На втором году обучения в старшей школе у меня произошел резкий скачок в росте – к третьему году он уже составлял метр семьдесят три. При таком росте моя талия выглядела еще более тонкой, а грудь налилась так, что скрыть ее уже не получалось. Теперь я стала едва ли не самой высокой девушкой в школе. Что в юбке, что в брюках я выглядела изящно и утонченно. Мое прежде круглое лицо теперь обрело форму красивого овала.

Втайне я этим изменениям радовалась, но вместе с тем они приносили и некоторые неудобства – так, я совершенно не привыкла, чтобы меня осматривали с головы до ног. В первую очередь на меня пялились парни, но потом к ним присоединились и девушки, да и родители тоже стали поглядывать на меня иначе.

Когда на меня восхищенно смотрела мама, меня это, разумеется, не только не смущало, но и радовало.

А вот папе все эти перемены в моем теле, похоже, доставляли неловкость, поэтому он старался в упор на меня не смотреть. Казалось, в моем присутствии он не знал, куда отвести взгляд.

Поэтому дома я стала ходить в брюках.

И только бабушка Юй открыто радовалась всем происходящим со мной изменениям.

– Во дает, в такую жарищу вырядиться в брюки! Мне даже смотреть на тебя жарко, а ну быстро переоденься в юбку и выбери самую короткую!

Когда она принималась так восклицать, я только и могла что рассмеяться.

В школе Линьцзяна я оставалась безызвестной и особыми успехами не выделялась. Моя сдержанность была вовсе не показной, я и правда больше не проявляла никакой активности, из меня словно куда-то улетучилась жизненная энергия. Привычки обсуждать личные отношения других я не имела, да и собственного опыта любовных переживаний у меня еще не было.

Единственное, что меня радовало, так это моя новая внешность, однако эту радость я держала при себе. Ведь если бы я – девушка средних способностей из маленького городка – и вдруг начала кичиться своей фигурой, то меня бы точно стали презирать.

Период учебы в старшей школе напоминал нашу речку Цзинцзян, он был таким же тихим и гладким.

Впрочем, в те годы произошло одно событие, которое причинило мне сильную боль, – когда я уже заканчивала школу, неожиданно от сердечного приступа умерла бабушка Юй. Мама очень тепло относилась к бабушке Юй, да и бабушка Юй любила ее всем сердцем – доведись маме заболеть, та места себе не находила. При этом их отношения не напоминали отношения матери и дочери, а больше походили на дружбу двух женщин разного возраста. По сути, между ними сложились отношения между хорошим хозяином и хорошим слугой.

Однако мои отношения с бабушкой Юй имели совсем другую природу.

Пусть в младенчестве я и не кормилась ее грудью, зато она вскормила меня молоком из бутылочки, которую давала несколько раз в день! И за все мои бесчисленные срыгивания и смену пеленок отвечала именно она. Летом, оберегая меня от потницы, именно она, а не мама каждый вечер устраивала мне ванночки и присыпала кожу тальком. Когда я была маленькой и у нас дома не было ни вентилятора, ни кондиционера, бабушка садилась у моей кроватки и тихонько обмахивала меня веером. Такое занятие прогоняло ее дремоту прочь, когда саму ее уже тоже начинало клонить в сон. Если и правда существует телесная память, то память, которую мое тело сохранило об объятиях бабушки Юй, гораздо глубже, нежели память об объятиях мамы, – по правде говоря, в детстве мне гораздо больше нравилось, чтобы меня брала на руки бабушка Юй. На руках у полной бабушки Юй было настолько приятно и тепло, что я привязалась к ней гораздо сильнее. Когда меня держала мама, я долго не могла уснуть, но стоило передать меня бабушке, как я засыпала в ту же минуту.