Энциклопедия внутренних путешествий. Путь психонавта

Глава II
Пересмотр психологии и ее новые чары: наследие полувековых исследований сознания

История психонавтики, приведенная в начале этой книги, дала представление о ключевой роли холотропных состояний сознания, которую они играли в духовной, ритуальной и культурной жизни древних обществ и племенных культур. Мы также рассмотрели тот пагубный эффект, который периоды промышленной и научной революции, а также эпохи просвещения и рационализма оказали на образ, статус и культивирование этих состояний. В этом году мы отмечаем семидесятипятилетний юбилей открытия психоделического эффекта ЛСД-25 Альбертом Хофманном – событие, ставшее поворотным пунктом в истории психонавтики.

Изначальное воодушевление, порожденное революцией сознания, привнесенной в современное общество ЛСД и прочими психоделиками, оказалось быстротечным. Неразумные правовые и административные санкции положили решительный конец всем научным исследованиям и загнали все эксперименты с психоделиками в подполье. Видение Нового Элевсина, явившееся Альберту Хофманну, в котором общество успешно интегрирует ответственное использование психоделиков в свою жизнь на благо всего человечества, оказалось печальным воздушным замком.

И вот спустя несколько десятилетий темной эпохи психонавтики мы переживаем всеобщее возрождение интереса к научным исследованиям в области психоделических препаратов, а также любительских экспериментов с ними. С одной стороны, в этом возрождении можно увидеть исправление ошибок незадачливых законодателей и корректировку курса эволюции психиатрии. С другой стороны, это означает присоединение к остальному человечеству в благодарном использовании невероятного потенциала холотропных состояний. В истории человечества наша индустриальная цивилизация оказалась пока единственной неспособной это признать и воспользоваться их ценностью. Такое удивительно развитие событий вдохновило меня на написание этой «Энциклопедии внутренних путешествий», с тем чтобы информация о сознании и человеческой психике, собранная мной на протяжении шестидесяти лет исследований, оказалась доступна новому поколению исследователей и будущим психонавтам. Я полагаю, данная информация важна для получения максимальной пользы от положительного потенциала этих состояний и уменьшения связанного с этим риска.

Обнаруживая холотропные состояния: путешествие в прошлое

Мой интерес к исследованиям сознания проявился на четвертом курсе, когда я начал проводить свое свободное время студентом-волонтером в Психиатрической клинике медицинского факультета в Праге. Я был очарован лекциями профессора Владимира Вондрачека, блестящего харизматичного человека, внешне имевшего сходство с Бернардом Шоу или Валантеном ле Дезоссе из Мулен Ружа. Особый интерес у профессора Вондрачека вызывали психиатрические пациенты, личность или клинические симптомы которых напоминали известных исторических личностей, в особенности святых, пророков и основателей религий.

Д-р Владимир Вондрачек (1895–1978), ведущий чешский психиатр, длительное время возглавлявший Психиатрическую клинику медицинского факультета в Праге, один из основателей чешской психофармакологии и популяризатор психиатрии.

И лишь двадцать лет спустя, когда мы с моей женой Кристиной разработали концепцию «психодуховного кризиса», я критически отнесся к книге профессора Вондрачека «Фантастическое и магическое с точки зрения психиатрии (Vondráček, 1968). Однако другая его книга оказалось важной для моего профессионального развития. Это был его классический труд «Фармакология души», который обратил внимание чешских психиатров на группу психоактивных веществ, позднее получивших название психоделиков (Vondráček, 1935).

В то время был еще один источник информации в чешской литературе, связанный с психоделиками, – это эссе психиатра и фармаколога Святозара Неволе «В отношении четырехмерного видения: исследование психопатологии пространственного ощущения в особой связи с экспериментальным опьянением мескалином» (Nevole, 1947) и «В отношении сенсорных иллюзий и их формального генезиса» (Nevole, 1949). Таким образом, я уже был знаком и интересовался психоделиками до того, как ЛСД пришло в мою жизнь. После того как Альберт Хофманн открыл психоделический эффект ЛСД, а Вернер Штольц опубликовал пилотное исследование, фармацевтическая компания Sandoz рассылала бесплатные образцы ЛСД университетам, психиатрическим клиникам и частным исследователям и терапевтам по всему миру.

Мой наставник в психиатрической клинике доктор Георг Рубичек был одним из тех, кто получил большую пачку драже по 25 мкг и большую коробку с ампулами по 100 мкг ЛСД-25 с торговым названием «Делисид». В сопроводительном письме было описание того, как Альберт Хофман открыл психоделические свойства ЛСД и результаты пилотного исследования Вернера Штольца. В письме предлагалось провести исследование с использованием этого вещества и послать отзыв компании Sandoz о воздействии и возможностях дальнейшего применения в психиатрии и психологии.

В статье д-ра Штольца приводились любопытные сходства между опытом ЛСД и симптоматикой естественно возникающих психозов. Представлялось весьма логичным, что исследование подобных «экспериментальных психозов» могло пролить важный свет на причины естественно возникающих психотических состояний, в особенности шизофрении, наиболее загадочного из психических расстройств.

В этом письме от Sandoz также была небольшая записка, оказавшаяся для меня судьбоносной и глубоко изменившая мою личную и профессиональную жизнь. В ней высказывалось предположение, что данное вещество может послужить необычным и революционным обучающим инструментом для профессионалов, связанных с душевным здоровьем и работающих с психотическими пациентами. Возможность пережить так называемый «обратимый экспериментальный психоз», похоже, предоставляла психиатрам, психологам, медицинскому персоналу, соцработникам и студентам отделений психиатрии уникальную возможность получить глубокое личное знакомство с внутренним миром своих пациентов. Это позволило бы лучше понимать их, более эффективно общаться с ними и, как следствие, более успешно заниматься их лечением. Существовала острая необходимость в новых терапевтических стратегиях в период, когда методы лечения были поистине средневековыми – инсулиновые комы, электрошоковая терапия, кардиазоловый шок и лоботомия.

В то время я уже испытал разочарование от психоанализа, понимая, каких финансовых и временных затрат он требует и сколь мало впечатляет конечный результат. Я был чрезвычайно воодушевлен получить столь необычный обучающий опыт и спросил доктора Рубичека о возможности поучаствовать в ЛСД-сеансе. К сожалению, по каким-то причинам руководство психиатрической клиники решило не брать студентов в качестве добровольцев. Доктор Рубичек очень интересовался новым веществом, но был слишком занят для того, чтобы проводить часы напролет в сессиях со своими экспериментальными пациентами. Ему нужна была помощь, и он не возражал, чтобы я занимался наблюдением за психоделическими сессиями и вел соответствующие записи.

Таким образом, я принял участие в ЛСД-сеансах многих чешских психиатров, психологов, известных художников и других интересных личностей, прежде чем мне самому удалось оказаться подопытным. К тому времени, когда я закончил учебу и мог сам принять прямое участие в сеансе, мой интерес неоднократно подстегивался невероятными сообщениями тех, чьи переживания я наблюдал. Осенью 1956 года, по окончании учебы в университете, я наконец-то смог провести собственный сеанс с ЛСД.

Областью особого интереса доктора Рубичека были исследования электрической активности мозга. Одним из условий участия в ЛСД-сеансе было согласие на электроэнцефалограмму до, во время и после сеанса. Помимо этого, во время моего сеанса его особенно интересовало так называемое «возбуждение» мозговых волн. Это предполагало воздействие сильными вспышкам света стробоскопа различных частот и выяснение, в какой мере происходит «возбуждение» мозговых волн в подзатылочной области (оптический кортекс), т. е. насколько они становятся восприимчивы к поступающей частоте. Желая наконец получить опыт ЛСД, я с готовностью согласился на ЭЭГ и на «возбуждение» мозговых волн.

Мой брат Пол, будучи в то время студентом медицинского факультета и также глубоко интересуясь психиатрией, согласился выступить наблюдателем во время моего сеанса. Я начал чувствовать воздействие ЛСД где-то через сорок пять минут после приема. В начале появилось некоторое чувство недомогания, головокружения и тошноты. Затем эти симптомы исчезли и сменились фантастическими картинами невероятно ярких абстрактных геометрических видений, разворачивающихся в быстрой последовательности, словно в калейдоскопе. Некоторые были похожи на изысканные витражи готических соборов, иные – на арабески мусульманских мечетей. Для описания изысканного характера этих видений мне пришли на ум Шахерезада и «Тысяча и одна ночь», а также фантастические описания легендарной райской долины Кубла Хана у Кольриджа.

В тот момент это были единственные доступные мне ассоциации. Сегодня я полагаю, что моя психика каким-то образом произвела диковинную вереницу фрактальных образов, подобную графическим образам нелинейных уравнений, строить которые способны современные компьютеры. По мере продолжения сеанса мои переживания пошли дальше за границы этих изысканных эстетических восторгов и перешли во встречу и конфронтацию с бессознательной частью моей психики. Трудно подобрать слова для этой фуги эмоций, видений и ярких озарений в отношении моей жизни и существования в целом, которые оказались мне доступны на этом психическом уровне. Это было настолько глубоким и обескураживающим, что мгновенно затмило мой прежний интерес к психоанализу Фрейда. Я поверить не мог в то, сколько всего мне открылось за те несколько часов.

Одного лишь головокружительного эстетического буйства и изобилия психологических инсайтов самих по себе было бы более, чем достаточно, чтобы сделать мое первое знакомство с ЛСД поистине запоминающимся событием. Однако даже все это бледнело по сравнению с тем, что ожидало меня впереди. Между третьим и четвертым часами моего сеанса, когда эффект ЛСД еще нарастал, вошла научная ассистентка доктора Рубичека и объявила о том, что подошло время эксперимента с ЭЭГ. Она провела меня в небольшой кабинет, прикрепила электроды к моей голове и попросил лечь и закрыть глаза. Затем она поместила гигантский стробоскоп над моей головой и включила его.

Под воздействием ЛСД произошло колоссальное усиление эффекта стробоскопа, и на меня обрушилось световое видение невероятной яркости и сверхъестественной красоты. Я вспомнил рассказы о мистическом опыте, которые мне доводилось читать в духовной литературе, где видения божественного света сравнивались с сиянием «миллионов солнц». Мне пришло в голову, что, вероятно, примерно так же выглядел эпицентр ядерных взрывов в Хиросиме и Нагасаки. Сегодня, мне кажется, это больше похоже на Дхармакаю, или Изначальный Ясный Свет, светоносность неописуемой красоты, которая, по свидетельству Тибетской Книги мертвых, Бардо Тхедол, является нам в момент смерти.

Я ощутил, что божественная вспышка молнии вышибла мое сознательное «я» из тела. Внезапно ушло осознание того, что я нахожусь в присутствии ассистентки в лаборатории психиатрической клиники в Праге на планете Земля. Мое сознание расширилось с непостижимой скоростью и достигло космических масштабов. Я потерял всякую связь с моей обыденной личностью. Между мной и Вселенной больше не было границ. У меня было ощущение, что моя прежняя личность исчезла и я перестал существовать. И я почувствовал, что, став ничем, я стал всем.

Ассистентка продолжала тщательно вести протокол эксперимента. Она постепенно изменила частоту стробоскопа с двух до шестидесяти герц и обратно, а затем ненадолго поместила в середине диапазона альфа-частот, бета-частот и, наконец, дельта-частот. Пока это происходило, я обнаружил себя в средоточии космической драмы невообразимых масштабов. В литературе по астрономии, которую я читал впоследствии, я обнаружил названия некоторых из явлений, испытанных мной в течение тех невероятных десяти минут – Большой взрыв, прохождение сквозь черные дыры, белые дыры, червоточины, а также взрывы сверхновых и коллапсирующие звезды.

И, хотя у меня не было адекватных слов для описания произошедшего со мной, не оставалось и тени сомнений, что мои переживания были очень похожи на те, о которых я знал из великих мистических мировых писаний. И несмотря на то что моя психика находилась под глубоким воздействием ЛСД, я был в состоянии видеть всю иронию и парадоксальность ситуации. Это было божественное проявление, охватившее меня посреди серьезного научного эксперимента, в котором было задействовано вещество, произведенное в пробирке швейцарского химика XX века, и все это происходило в психиатрической клинике в стране с коммунистическим режимом, находившейся под контролем Советского Союза. Мне стало понятно, как подобного рода переживания приводят к потере интереса к кровавым революциям и становятся «опиумом для народа».

Этот день ознаменовал собой начало моего радикального отхода от традиционного мышления психиатрии и от монистического материализма западной науки. Этот опыт коснулся моей глубочайшей сути, и я был ошеломлен его мощью. В то время я не был убежден, как ныне, в том, что способность пережить мистический опыт по праву рождения принадлежит каждому человеку, и счел все происшедшее результатом сочетания эффекта ЛСД и света стробоскопа. Но я однозначно ощутил, что изучение необычных состояний сознания в целом и тех из них, что вызваны психоделиками, в частности представляют собой самую интересную область психиатрии, какую только возможно себе представить. Я осознал, что в соответствующих обстоятельствах психоделический опыт может стать «королевской дорогой в бессознательное» куда в большей мере, чем, по мнению Фрейда, были сновидения. Именно там, в тот самый момент я решил посвятить свою жизнь изучению необычных состояний сознания. И это стало моей профессией, призванием и страстью на всю оставшуюся жизнь.

Новое платье короля: борьба с господствующей парадигмой

Те шесть десятилетий, которые я посвятил исследованию сознания, оказались необычайным путешествием к различным открытиям и открытию себя. Первые два десятилетия я провел занимаясь психотерапией с психоделическими веществами, вначале в качестве главного исследователя в Институте психиатрических исследований в Праге в Чехословакии, а затем в Центре психиатрических исследований Мэриленда в Балтиморе, где я принял участие в последней официальной американской программе психоделических исследований. Начиная с 1975 года мы с моей женой Кристиной работали с холотропным дыханием действенным методом терапии и самоисследования, который мы совместно разработали в Институте Эсален в Биг-Суре, Калифорния. На протяжении нескольких лет мы также оказывали поддержку многим, переживавшим спонтанные эпизоды холотропных состояний сознания – психодуховный кризис, как мы это назвали (Grof and Grof, 1989, 1991).

В психоделической терапии холотропные состояния вызываются приемом расширяющих сознание веществ, таких как ЛСД, псилоцибин, мескалин или производные триптаминов и амфетаминов. В холотропном дыхании изменения в сознания происходят благодаря сочетанию учащенного дыхания, побуждающей музыки и освобождающей энергию работы с телом. В случаях психодуховных кризисов холотропные состояния возникают спонтанно, посреди обыденной жизни, и обычно их причины неизвестны. Если их правильно распознать и оказать поддержку, эти эпизоды имеют целительный, трансформирующий, эвристический и даже эволюционный потенциал.

Мне также доводилось иметь дело с различными дисциплинами, которые, так или иначе, относятся к холотропным состояниями сознания. Я долгое время обменивался информацией с антропологами и принимал участие в священных церемониях племенных культур в различных частях света, которые могли включать или не включать в себя прием психоделических растений, таких как пейотль, айяхуаска, псилоцибиновые грибы и кава-кава. Также мне приходилось встречаться с различными шаманами и целителями из Северной Америки, Мексики, Южной Америки и Африки, а также народов айну. Я также подолгу сотрудничал с представителями различных духовных дисциплин, включая випассану, дзен и буддизм ваджраяны, сиддха-йогу, тантру и христианский орден бенедиктинцев.

Помимо этого, я внимательно следил за развитием танатологии – молодой дисциплины, изучающей околосмертные переживания и психологические и духовные аспекты смерти и умирания. В конце 60-х – начале 70-х годов я принял участие в крупном исследовательском проекте по изучению эффекта психоделической терапии на пациентов, умирающих от рака (Гроф, 2006). Мне также посчастливилось иметь личное знакомство с некоторыми из великих экстрасенсов и парапсихологов современности – пионеров лабораторных исследований сознания – и терапевтов, разработавших и практиковавших действенные формы переживательной терапии, вызывающей холотропные состояния сознания. Некоторые из моих клиентов и учеников имели встречи с НЛО и переживали феномен похищения инопланетянами, так что я пристально следил за работой Джона Мака, гарвардского психоаналитика и моего дорогого друга, который проводил масштабное, противоречивое и широко освещавшееся исследование синдрома похищения инопланетянами.

Мое первое знакомство с холотропными состояниями было весьма непростым и провокационным, как в интеллектуальном, так и в эмоциональном плане. В ранние годы моих лабораторных и клинических психоделических исследований я подвергался ежедневной бомбардировке переживаниями и наблюдениями, к которым мое медицинское и психиатрическое образование никак меня не подготовило. По сути дела, я переживал и наблюдал то, что считалось невозможным с научной точки зрения, которую я приобрел во время учебы. И тем не менее эти якобы невозможные события происходили все время. Я описывал эти «аномальные явления» в своих статьях и книгах (Grof, 2000, 2006).

Мне понадобились годы ежедневного участия в сессиях с моими пациентами и десятки личных сессий, прежде чем я наконец смог преодолеть остатки благоговения и почтения, которое обычно испытывают студенты-медики и новоиспеченные психиатры к своим университетским профессорам и прочим научным светилам. Однако натиск революционных данных был неумолим. В результате я пришел к твердому убеждению, что горделиво возвышающееся строение традиционной психиатрии, с ее механистической и материалистической философией, это лишь колосс на глиняных ногах, стоящий на пути истинного понимания человеческой психики и оказывающий пагубное воздействие на тех, кому поставили диагноз душевнобольных. И я решил посвятить свою жизнь и работу целенаправленным попыткам по изменению господствующей парадигмы.

Холотропные состояния сознания и психиатрия

Психоделические исследования и развитие экспериментальных терапевтических техник во второй половине XX века переместили холотропные состояния сознания из мира знахарей и целителей древних племенных культур в современную психиатрию и психотерапию. Терапевты, открытые для этих новых подходов и воспользовавшиеся ими в своей практике или в самоисследованиях, подобно мне самому, оказались способны подтвердить необыкновенный целительный потенциал холотропных состояний. В них мы обнаружили золотую жилу революционной в своей новизне информации о сознании, человеческой психике и природе реальности. Я описал эти наблюдения, способные сломать существующую парадигму, в ряде книг, опубликованных между 70-ми и концом 90-х годов.

В конце 1990 года мне позвонила Джейн Банкер, мой издатель из издательства Государственного университета Нью-Йорка (SUNY), издавшая несколько моих книг, освещавших различные аспекты моей работы. Она спросила, смогу ли я написать однотомник, в котором будут собраны наблюдения из моих исследований и который послужит введением к моим ранним книгам. Она также поинтересовалась, не смог ли бы я конкретно сосредоточиться на тех переживаниях и наблюдениях в моих исследованиях, которые не поддаются объяснению с точки зрения существующих научных теорий и предполагают необходимость пересмотра наших воззрений с учетом данных революционных открытий. И после некоторых колебаний она добавила еще более вызывающую просьбу: она спросила меня, не мог ли бы я попытаться сделать предположительную модель того, как будут выглядеть психиатрия и психология, если в них интегрировать все эти ломающие существую парадигму наблюдения.

Это была амбициозная задача, но в то же время и великолепная возможность. Стремительно приближался мой семидесятый день рождения, и новое поколение фасилитаторов проводило тренинги по холотропному дыханию по всему миру. Нам необходим был учебник с тем материалом, которому обучали на наших тренингах, и вот выдалась неожиданная возможность опубликовать руководство, которое привнесет единообразие в наше обучение. Я решил написать книгу, о которой попросила Джейн, и сознательно дал ей провокационное название: «Психология будущего». Я понимал, что если я озаглавлю ее так же, как мои предыдущие книги «За пределами мозга», «Холотропный ум» или «Неистовый поиск себя» – то, возможно, она не сможет привлечь внимание моих потенциальных читателей.

Название, предполагающее то, как психология будет выглядеть в будущем, казалось, больше интригует и привлекает внимание. Потенциальный читатель либо заинтересуется тем, что я предлагаю, либо его раздосадует столь претенциозное название. К моменту завершения книги я был убежден, что мои выводы верны и что они подтвердятся будущими исследованиями холотропных состояний, сколько бы на это ни ушло времени.

Новая психология, изложенная мной в книге «Психология будущего», абсолютно необходима, и без нее не обойтись, если мы желаем начать практиковать психонавтику или понимать проблемы и трудности, связанные с холотропными состояниями сознания. В различных главах данной энциклопедии я ссылаюсь на наблюдения и опыт исследования этих состояний, так что я для начала изложу – в качестве общей системы координат – основополагающие черты этой новой психологии. Я опишу радикальные изменения в нашем мышлении в отношении здоровья и болезней человеческой психики, сознания, и даже – природы реальности.