Читать книгу: «В глубинах неба», страница 2

– Это как-то связано с теми мерами безопасности, что я успел заметить? – Я мотнул головой в сторону выхода, глядя на директора. – Или здесь всегда такая нервная обстановка?

– Все необходимое уже отправлено, – ответила вместо него Бьянка. – Если вам понадобится что-то еще, можете связаться с любым из нас.

Лицо ее было серьезным, между бровей появились морщинки. В голове прозвучал сигнал полученного сообщения, оно оказалось защищенным, и программы-дешифраторы принялись за распаковку. Я уже собрался попрощаться и выйти из кабинета, когда Хаммер вдруг замер, глаза его двигались, когда он следил за строчками на невидимом экране. Судя по всему, массовая рассылка, потому что следом за ним точно так же один за другим отвлеклись и другие. Наконец, взгляд Хаммера прояснился, он посмотрел на меня, потемнев лицом:

– Сообщили об очередном случае. На этот раз настоящее убийство.

3. Внутри

Сорок лет назад

– Значит, вы продолжаете утверждать, что эти богомерзкие существа, эти… – Человек на экране поперхнулся, картинно заломил руки. – Они, вот эти, никак не могут быть людьми! Вы посмотрите сами…

Мальчик сидел на полу, занимаясь подарками. Сегодня его день рождения, ему исполнилось десять. Было много гостей, много цветных коробок, которые предстоит распаковать. Голоса в видеостене звучат фоном, кто-то из взрослых просто забыл выключить, когда они всей компанией встали из-за стола и вывалились на воздух.

– Это такие же точно люди, как и мы с вами. Улучшения – дело чисто поверхностное. – Другой голос. – У них тот же генетический набор, и если у них появятся дети, они будут обычными. Модификации не передаются по наследству. Поймите…

– Они еще и размножаться могут?! – Голос первого срывается на визг, его поддерживают зрители в студии: низкий ропот, кое-где – недовольные выкрики. – Вы хоть понимаете, что вы чума?! Коричневая чума, если вы только способны понять, что это значит!

– Послушайте, в Вашингтоне просто обязаны заняться этим вопросом, в конце концов ведь это мы открыли способ… К тому же в России им недавно дали права, с разу после Китая, и одно из неотъемлемых прав как раз право на…

– Красная чума! Красная!

Вокруг мальчика на полу разбросана упаковка, стоят раскрытые коробки. Виртуальные открытки, яркие, с мельтешащими картинками, лежат без внимания. Коды от одноразовых подарочных кошельков, конструктор "Молекулярный творец", ракета "Кругосветка" с двигателем на полет в тысячу километров, много других не менее интересных подарков. Но больше всего будоражит его воображение последняя коробка.

– Просто послушайте, – оправдывается на экране второй голос, но его обрывают, не дают говорить, кричит уже вся студия. Мальчик сидит к изображению спиной и не видит, а там уже летит над рядами кем-то заботливо подготовленный мусор, люди вскакивают со своих мест, размахивают руками. – Просто послушайте! Ведь когда-то наш общий предок взял в руки камень, и это привело всех сюда, ко всему, что теперь у нас есть! И это – такой же камень, и вы представить себе не можете…

На коробке крупными яркими рельефными буквами выведено: "Твой работящий сосед". На голографической открытке всего пара слов без подписи, но мальчик и без этого знает, что подарок от дяди, брат отца под большим секретом вызнал, чего мальчик хочет. Коробка с готовностью раскрывается, в ней на слабых магнитных полях подвешен он – Мастер-ремонтник! У него четыре руки: верхняя мощная пара для работы с тяжестями, нижняя – тонкие, с длинными пальцами – для точных действий. Две толстые ноги с вывернутыми назад суставами. Мальчик видел, как в сервисе на соседней улице такой поднимал тяжелый корпус автомобиля. Голова крупная, с покатым лбом, с глазами, скрытыми от травм под тяжелыми надбровьями. Мальчик включает фигурку, дожидается коннекта с сетью. В развернувшемся виртуальном меню – длинный список всего, что игрушка умеет.

Экран шумит, как море. Голоса – словно крики чаек, окруживших жертву. Невозможно разобрать ни слова. Толпа движется, закручивается водоворотом в центре съемочного павильона, но никто не спешит успокаивать ее, или же просто боится попасть под горячую руку.

В прихожей раздается голос умного дома: кто-то пришел. Наверное, это отец, он говорил, что задержится на работе. На лице мальчика появляется радостная улыбка, тут же гаснет. Он вскакивает, в одной руке – фигурка, другой хватает коробку, долгую секунду стоит, не зная, что делать. Наконец, быстро и суетливо прячет коробку в куче использованной обертки, но не успевает с фигуркой. Когда входит отец, мальчик просто убирает ее за спину. Игрушка слишком велика и предательски торчит, но он этого не знает.

Отец снова устал на работе. У него серое лицо, глаза покраснели. Когда он видит мальчика, на его губах появляется добрая улыбка, прямо как раньше, когда отец еще не начал задерживаться, когда они еще не ругались с мамой, когда… Тут отец видит игрушку.

– Это что? – с угрозой в голосе спрашивает он. – Откуда?

Мальчик старается спрятать игрушку, но рука, протянутая, чтобы потрепать его по голове и замершая, уже выдергивает из слабых пальцев пластиковую фигурку, неосторожно задевает физический сенсор, раздается записанный жизнерадостный голос: "Привет! Это я, твой работящий сосед! Я умею…"

Лицо отца багровеет, кривится, брови сходятся над переносицей. Он держит игрушку двумя пальцами, словно это дохлая крыса. Мальчик замирает, не дыша. В груди отца зарождается низкий животный рык.

– Я говорил! Чтобы ни одного! Ни одного! В доме… – рычит он, слова тяжело падают с высоты. – Кто принес!? Я тебя спрашиваю: кто принес в дом это… это дерьмо?!

– Дядя Сергей, – бормочет застывшими губами мальчик, в ужасе закрывает глаза, когда рука отца с зажатой в ней фигуркой взлетает над его головой, но отец всего лишь с размаха швыряет игрушку об пол.

– Вот так! – Он поднимает и опускает ногу в тяжелом ботинке. Пластик звонко трещит под подошвой, искрит электронная начинка. Что-то замыкает, и мальчик в последний раз слышит бодрое: "Привет! Это я…"

***

Я спустился обратно, прошел через белый холл. Виртуал проводил меня до дверей, все с той же призрачной улыбкой дождавшись, пока я выйду на улицу. Войцех сидел в прижавшемся к стене карте, кивая в такт слышимой только ему музыке, длинные пальцы барабанили по рулю. Увидев меня, он сделал легкий жест, обрывая воспроизведение, сказал громко:

– Ну что, как там наши главари? Такие же жирные, как в новостях, или хуже?

Он рассмеялся, показывая, что шутит. Я мотнул головой, пояснил, забираясь на пассажирское сиденье:

– Я еще не успел заглянуть в местные сети, так что без комментариев. Вот адрес, у нас убийство.

– Кто? – Войцех тут же стал серьезным. – Но если убийство, то какие-то разборки среди своих? Ножом в жабры – и вопрос решен.

– Нет, – ответил я, бегло просматривая данные по преступлению. – Убит управляющий ремонтными мастерскими, здесь, на станции. Застрелен в своем кабинете. Гони!

Двигатели тихонько взвыли, карт сорвался с места и покатил по улице. Но на этот раз не по опоясывающей станцию дороге, а свернул в неприметный тупичок, оказавшийся герметичным переходом во внутренние отсеки. Здесь должны были располагаться только мастерские и фабрики, большинство складов снабжения тоже размещались отдельно от жилого кольца. В реальности же население Большого Ю и спутников разрасталось так стремительно, что вместо долгого и затратного строительства еще одной жилой станции решили открыть для заселения почти непригодные для этого площади на центральной. Едва откатился в сторону шлюзовой люк, как в нос ударил тяжелый влажный запах. Пахло затхлостью, нестиранным бельем, химическим поглотителем углекислоты, который, кажется, здесь распыляли прямо на улицах.

Да собственно и улиц-то здесь не было. Куда ни посмотри, взгляд уже через десяток метров упирался в преграду. Контейнеры наподобие тех, из которых состояли жилые дома в жилой зоне, только чудовищно старые и грязные, палатки, огромные, как шатры, тут и там перегораживали проезжую часть, заваленную мусором. Освещение здесь было такое скудное, что взгляд подстроился не сразу, а виртуальной рекламы не было совсем. Мы катили по безжизненной на первый взгляд улице, я не сразу различил в тени спящих морфов, закутавшихся в кучи тряпья и на тряпье похожих. Поймав мой взгляд, Войцех сказал:

– Вот так и живут, да. Уже давно обещают новые площади, но, понимаешь, то одно, то другое. И на рабочих станциях жить тоже запрещают: техника безопасности не велит. Ты не смотри, что пусто, все на смене сейчас. Час назад мы бы тут не протолкнулись.

Карт выкатился на просторную по сравнению с теснотой вокруг площадь. Здесь было относительно чисто, мусор просто растаскивали под стены вокруг и там оставляли. На освобожденных местах я увидел расстеленные прямо на грязном покрытии тряпки, остатки пластиковых тентов, на которых было свалено что-то, больше всего напоминающее хлам. Это был местный вариант блошиных рынков, все еще кое-где встречающихся на Земле, в основном, в Африке. Сходство усиливалось видом самих продающих: худые, изможденные, замотанные в рванину. Войцех кивнул в их сторону:

– А вот представители мелкого бизнеса. Даже крошечного.

– Здесь совсем все плохо? Я думал, контракт покрывает минимальные жизненные потребности.

– Покрывает. – Войцех кивнул. – Минимальные. Если ты здоров и можешь работать. – Он отпустил педаль, карт замедлился, сейчас мы проползали мимо ряда торговцев, те провожали нас пустыми безразличными взглядами. – Если контракт прерывается раньше срока, работник лишается накопительной части, один голый оклад. Тебе платят только по факту работы. Заболел? Нет денег.

Мы остановились совсем. Я выбрался из карта, присел на корточки, разглядывая хлам. Клапаны от дыхательных систем, водоконцентраторы, поглотители углекислоты, у половины индикаторы использования горят опасным желтым, уплотнители… это только то, что получилось опознать. Части скафандров, выдранные из поврежденных или уничтоженных собратьев, чтобы послужить еще. Я поймал взгляд морфа, водянистый, словно направленный сквозь меня.

– Откуда это? – спросил я у продавца. Тот не ответил, даже не двинулся. – Сколько?

Наугад вытащив из кучи какую-то металлическую емкость с зеленой шкалой на боку, я показал ее морфу. Тот наконец обратил на меня внимание, ответил безразличным тоном:

– Двадцать…

– Даю сто, если расскажешь, откуда это!

– Мог бы и меня спросить, – вмешался Войцех. – Давай, нам пора, поехали!

Тон его мне не понравился. Обернувшись через плечо, я увидел, как со всех сторон из переулков появляются местные. Измученные темные лица, плохая грязная одежда, металлические трубы в руках. Я поспешно забрался в карт, емкость же так и осталась лежать на тряпках. Провожаемые недобрыми взглядами, мы покатили дальше.

Пропахший грязью и нищетой отсек оказался просто огромным, под него отвели несколько складов, между которыми разобрали стены. Мы проехали его насквозь, маневрируя среди палаток и контейнеров и везде встречая откровенную враждебность. Миновали еще один шлюз, на этот раз совсем старый, поставленный скорее для отвода глаз, чем для реальной безопасности. За ним открылась развязка, Войцех перестроился на линию, круто забирающую на самый верхний ярус, виртуальный указатель и метка на карте сообщили, что именно там находятся ремонтные мастерские.

Карт взлетел по закрученному спиралью пандусу, подвывая и скрипя покрышками. Мимо то и дело проносились толстые створки ворот, плотно запертые, полуоткрытые, вовсе распахнутые, за ними кипела работа, мелькали огни сварки, сыпались потоки искр, в дыму мелькали искаженные нечеловеческие фигуры. Я кивнул сам себе: нормы тут не появляются никогда, слишком опасно и грязно. За грохотом, визгом разрезаемого металла голоса и звуки терялись полностью, в какой-то момент я перестал слышать даже собственные мысли.

Наконец, мы оказались на самом верху, карт остановился, я встал, борясь с собственным организмом. Вестибулярный аппарат пытался убедить, что мы все еще круто забираем вверх. Войцех соскочил с водительского места, бодрый и подвижный, махнул мне рукой:

– Нам сюда, тут главный офис у ремонтников.

Мы остановились в маленьком, пять на пять метров, парковочном кармане, отгороженном между стеной и петлей разворота. Я не удержался, подошел к краю и выглянул. Небольшая вроде бы высота – шестьдесят метров, но тяжелый дым и всполохи превращали ее в воображении в бесконечную трубу, ведущую в недра Большого Ю. Зрелище наложилось на все еще бунтующее среднее ухо, меня повело, но я только крепче ухватился за перила. Краем глаза заметил движение, это оказался Войцех. Тело непроизвольно напряглось, готовясь к контратаке, морф заметил, сказал примирительно, но не отступая:

– Красивое зрелище, да? Завораживает. Я так же стоял лет десять назад, когда только прилетел. Ты бы видел, как оно в ультрафиолете и инфракрасном!

– Поверю на слово. – Я отодвинулся от края, все еще настороженно прислушиваясь к ощущениям. Сигнала тревоги подсознание не подавало. Хорошо. Не люблю терять контроль. – У нас с тобой разная специализация.

Двинулись к воротам. Створки были разведены ровно настолько, чтобы мог пройти морф-ремонтник, но недостаточно для полицейского. Я повернулся боком, стараясь не задеть грязных краев. Здесь явно кто-то поработал, хорошо смазав их копотью и отработанной смазкой: были заметны следы от прошедшей тут и вернувшейся назад группы экспертов.

Здесь работы были остановлены, либо не начинались сегодня вовсе. По огромному залу и галерее, идущей по его периметру на высоте пяти метров, бродили высокие худые фигуры. Издалека отличить их от моего провожатого можно было только по испачканным комбинезонам. При нашем появлении они замерли и провожали долгими тяжелыми взглядами, пока мы шли к расположенному у дальней стены двухэтажному корпусу управления. Оно было собрано из листового металла, с редкими окнами, грубо сваренное из обрезков. Видимо, чтобы хоть как-то ее украсить, прямо по центру на ней закрепили виртуальный указатель, на котором значилось: "Ремонтное управление №3". Раз в несколько секунд картинка сменялась изображением гипертрофированного члена, но была ли система взломана, или это постарались сами работники, я выяснять не стал.

Центр зала занимали три разобранных до остова атмосферных челнока. Обшивка была разбросана вокруг, спущенные и смятые газовые подушки из металлизированной ткани высились горой в центре. Нам пришлось обходить площадку по широкой дуге, под ногами постоянно оказывались обломки, части агрегатов, балки, и было заметно, что передвинули их недавно. В общем, к моменту, когда мы добрались до здания управления, я успел в полной мере проникнуться гостеприимством местных.

Внутри помещения у стен и по центру размещались рабочие станции с инструментами и аппаратами для тонкой работы. Столы были непривычно высокие, подогнанные под работающих за ними морфов. Морфы-ремонтники могли сидеть за ними в высоких креслах свободно, в отличие от работающей на таможне женщины. Все поверхности здесь были завалены мелкой электроникой, пустыми корпусами от нее. На полу же было удивительно чисто: работники здесь заботились, чтобы упавшую деталь не пришлось потом долго искать.

Здесь же на столах обнаружились признаки работы экспертов. Несколько пустых капсул от препаратов для химических нюхачей, вынутые из вентиляции и выпотрошенные фильтры. Кое-где пленка от отработанных одноразовых защитных костюмов – все это смотрелось здесь непривычно и чуждо. Не совсем профессионально со стороны коллег, я сделал пометку в виртуальном блокноте, что стоит упомянуть об этом в отчете. Кроме того, начал вести персональную запись видео, никогда не знаешь, что может пригодиться, и что пропустили другие.

На запись уходит время, но зато теперь я смогу быть уверен, что не пропустил ничего. Войцех топтался в дверях, не решаясь войти, чтобы чего-нибудь не испортить, как он сам заявил с непременным смешком. Наконец, я подошел к лестнице на второй этаж. Ступени здесь были широкие и такие высокие, что приходилось заметно напрягаться. Оказавшись на самом верху, я жестом позвал за собой морфа, не прекращая съемку. Тот легко протопал наверх, а когда вошел в кабинет, из-за моего плеча раздался присвист:

– Вот же ж твою мать!

4. Место преступления

Войцех шагнул через порог, остановился, крутя головой. Для меня же здесь не было чего-то нового или впечатляющего, смерть уродлива всегда. А еще у нее есть запах. Здесь висел тяжелый запах старой крови, сгоревшего пластика и совсем немного – едкой химии. Последний, скорее всего, оставили эксперты. Я скосил взгляд на виртуальные часы: до их возвращения за телом оставалось минут сорок.

Кабинет занимал примерно треть второго этажа. В дальней стене располагалась дверь, ведущая на склад запчастей и оборудования. Я сверился с планами: оттуда вниз вела лестница для персонала. Высокие потолки с матовыми квадратами светильников, из которых работала половина, видеостены по всем четырем сторонам. На них застыло, мерцая, многократно продублированное сообщение о том, что связь с компьютером потеряна.

Напротив входа расположился стол. Он занимал так много места, что в жилом секторе на нем смогла бы поселиться семья, а в высоту почти доставал мне до груди. На встроенном в верхнюю крышку экране повторялось сообщение, выведенное на стены. Отсюда, с доступного мне ракурса, оно казалось немного искаженным, покрытым битыми секторами. Это были капли крови, уже застывшей и потемневшей.

Я обошел стол и увидел хозяина кабинета. Высокий стул был отброшен в сторону или упал, когда морф вскочил при появлении убийцы. Теперь он сидел, привалившись к стене, огромная ладонь прижата к шее, зажимая рану, чистый новый комбинезон залит кровью, кровь на полу, там целая лужа. Он был мертв давно, насколько – объяснят эксперты, но даже невооруженный глаз отмечал восковую бледность, заострившиеся черты лица. Умирая, он сполз по стене, локтем упершись в бедро, от чего ослабевшая рука застыла в одном положении. Было заметно, что ее сдвигали, чтобы провести осмотр и съемку, но вернули все, как было.

В отчете было указано, что пуля попала в шею, разорвав внутреннюю яремную вену, и прошла навылет. В стене же, – высоко, стреляли в него, когда морф стоял, – осталось шесть пулевых отверстий, убийца либо не умеет стрелять, либо очень нервничал. Не исключено, что и то, и другое вместе. Пули пробили пластик экрана, оставив аккуратные дыры с расходящимися по кругу трещинами, но не они были причиной отказа видеостены. Я повернулся обратно к столу. Войцех замер в дверях и старался не оставаться незаметным, но в его глазах я заметил плохо скрываемую усмешку, когда, подняв стул, подкатил его и забрался на высокое сиденье.

Крови на столешнице оказалось совсем немного. Я вынул платок, стер ее, постучал пальцем, пытаясь вызвать меню, но никакой реакции не последовало. Тогда я внимательно осмотрел стол и вскоре нашел подпалину, идущую вдоль боковой кромки. Здесь находилась пластина компьютера, теперь сгоревшего. Крышка была смещена, внутри уже побывали эксперты, но я поддел ее, заглянул сам. Схемы почернели, припой расплавился и стек. А еще в своих гнездах не оказалось процессора и плашек оперативной и постоянной памяти.

Закончив беглый осмотр, я направился к выходу. Войцех посторонился и подал голос:

– Ну что, кто его убил?

– Убийца, – ответил я. Войцех мелко-мелко заморгал, вскинув брови, потом сообразил, рассмеялся:

– Черт, логично! Затупил, признаю. Куда теперь?

Мы спустились обратно на первый этаж, вышли в цех. Я задумался. Эксперты вернутся с минуты на минуту, но отчет об осмотре места преступления они уже отправили, со всеми анализами и результатами. Правда, там не было записей с камер наблюдения. Они просто отсутствуют. И перед тем, как мы уедем отсюда, хорошо бы узнать, почему.

Мы нашли старшего смены, тот проводил нас до консоли, отвечающей за безопасность. Я опасался, что убийца, заметая следы, уничтожил и ее, но все оказалось в рабочем состоянии. Вот только актуальных записей с камер там не было. Тайм-код самой последней указывал, что сделана она пять стандартных лет назад, а проверка убеждала, что более поздние не были стерты, наблюдение после указанной даты просто не велось. На все мои вопросы старший смены просто пожимал узкими плечами. Внутренняя сеть, включая безопасность, по указанию самого управляющего оставалась в полном его ведении.

Что ж, значит, по какой-то пока неизвестной причине управляющий сам отключил наблюдение. И этот факт наверняка связан с его убийством.

Когда мы закончили и уже покидали мастерские, к воротам подъехал длинный закрытый грузовой карт в полицейской раскраске. Оттуда выбрались пятеро. Три человека в белых защитных костюмах и со складными носилками пронеслись мимо, остальные направились к нам. Я представился, мы пожали руки.

– Следователь с самой Земли! – сказал назвавшийся руководителем экспертной группы, высокий крепкий мужчина с густой черной бородой. – Как вам у нас? Не привыкли еще голову задирать?

Он кивнул в сторону стоящего чуть позади меня Войцеха, подмигнул и рассмеялся, второй подхватил с небольшой задержкой. Молодой, розовощекий, он смотрел на морфа с плохо скрываемым презрением. Я проигнорировал последнюю фразу, сказал:

– Мне прислали отчет, я его позже изучу. Что скажете по убийству вы?

– Да кто их поймет? – Бородач развел руками. – Что-то не поделили. Одним больше, одним меньше.

За плечом тяжело задышал Войцех. Я уточнил нарочито холодно:

– Это экспертное заключение?

– Послушайте, – он вдруг стушевался, опустил глаза, сказал примирительно: – я ничего такого, все в отчете.

Двое экспертов направились к воротам, больше не глядя на нас, я проводил их взглядом. Когда они скрылись из виду, Войцех сказал негромко:

– Уроды. Была б моя воля… На Марсе не так, а?

– Там больше… адекватных. В основном под русскими куполами.

– Не сомневаюсь.

Мы подошли к своему карту, забрались на жесткие сиденья. Войцех включил питание, лихо развернулся на крошечном пятачке.

– Куда теперь?

– Думаю, нужно пообедать, а потом… Куда меня поселили?

– Отвезу. – Карт покатил по пандусу, Войцех повернул руль и вдавил педаль так, что завизжали покрышки, а мне пришлось ухватиться за поручень. – Номер оплачен, это в жилых секторах, там и пообедаем.

Возвращались той же дорогой, как я понял, она же и единственная в сторону мастерских. Когда проезжали импровизированный рынок, знакомого продавца на месте не оказалось. Карт пронесся по узким захламленным улицам, нас провожали взглядами, полными неприкрытой угрозы. Круговая улица, на которую мы, наконец, выехали, показалась слишком яркой. Назойливая реклама, виртуальный свет которой бил по зрительным нервам не слабее реальных фонарей, после полумрака трущоб резала глаза. За время нашего отсутствия, народу на улицах прибавилось. Помимо собратьев моего провожатого и знакомых скатов появились и другие, спецификации которых было не различить под мешковатой одеждой и накидками. Войцех опасно маневрировал, едва не задевая идущих, наконец, резко подал карт к стене и затормозил.

– Приехали!

Я выбрался на пластик улицы, осмотрелся. Мы остановились у заведения под ожидаемым названием "У Большого Ю". Из стены появился виртуал, мгновение анализировал меня и, наконец определившись, принял облик высокой стройной женщины-норм. Минимум одежды компенсировали формы, иссиня-черные волосы струились на грудь, прикрывая и плечи. Шагнув ко мне, женщина заговорила низким грудным голосом:

– Добро пожаловать к Большому Ю! Здесь вас ждет лучшая кухня в системе, самые удобные комнаты и самые утонченные развлечения…

Я усмехнулся про себя. Пройти полицейскую защиту и просканировать мои данные виртуал не сумел и включил стандартную программу, рассчитанную на среднего норма мужского пола и моего возраста. Когда рядом появился Войцех, шагнув за невидимую границу, виртуал замерцал, но так и не решив, какая из форм предпочтительнее, исчез вовсе.

Войцех направился ко входу в "Большой Ю", я двинулся следом. Высокие двери скользнули в стороны, мы прошли через ярко освещенный холл. Высоко, у самого потолка, горели лампы, по стенам струился мягкий фрактальный рисунок. Достигая пола, он переходил на пластиковое покрытие, которое реагировало на наши шаги, оставляя позади длинную цепочку медленно гаснущих золотистых следов. Вдоль стен слева и справа тянулись ряды мягких кресел-трансформеров. Задуманные как одинаково удобные для морфов и людей-норм, сейчас они были подстроены под нечеловеческие фигуры. Мы с Войцехом подошли к конторке, за которой без паузы материализовался виртуал. Базовая модель, неприметный человек в черном деловом костюме.

– Коростылев Вэ Эс, – представился я. – На мое имя забронирован номер.

Раскрыв появившуюся перед ним книгу, виртуал изобразил задумчивость и спустя пару секунд ответил:

– Да, номер 207, второй этаж. Ваши биометрические данные переданы. Что-то еще?

– Где у вас можно пообедать? – Я демонстративно осмотрелся.

– Прошу за мной, – ответил виртуал и вышел из-за конторки. Стена за его спиной оказалась реальной частично, проекция расступилась, пропуская нас дальше. Короткий широкий коридор резко поворачивал направо, выходя в просторный зал с множеством универсальных столов, также замерших в форме, предназначенной для людей-плюс. При нашем появлении внутренне пространство расцвело виртуальным светом, в звуковой канал ринулась бодрая музыка, ненавязчивая, но такая же чуждая, как для европейца китайские напевы. Я отсек ее, сократил поток визуального наполнения вдвое, и только после этого пошагал к ближайшему свободному столику.

В избавленном от цифрового шума зале можно было рассмотреть других посетителей. На противоположном краю зала сидели, скрывшись в коконе из крыльев, трое или четверо скатов, недалеко от них о чем-то горячо спорили двое ремонтников, на столе между ними высилась батарея из пустых бутылок. Еще несколько морфов сидели поодиночке, склонившись перед тарелками.

Подогнав часть стола и стул под свою анатомию, я вызвал меню и выбрал дежурное блюдо и кофе. Войцех расположился напротив и знаком показал, что ему то же самое. Он что-то сделал со своей половиной стола и теперь наши головы были почти на одном уровне.

– У меня в брюхе черная дыра! – В предвкушении морф потер руки, когда со стороны кухни выплыл и направился к нам поднос с заказом. – Люблю я это дело! А когда удается поесть без спешки, м-м-м… – и тут же спросил без перехода: – Так что, все эти убийства и пропажи связаны?

– Пока не буду делать выводов. – Я переставил свои тарелки с подноса на стол. – Торопиться вообще вредно. Давай о другом. Лучше расскажи про себя.

– А что рассказывать? – Войцех зачерпнул ложкой, подул. – Родился, вырос, теперь вот здесь, вся моя биография.

– Ну, например, как тебя сюда занесло, – сказал я, в свою очередь принимаясь за обед. Войцех подул в тарелку, ответил:

– Ты же знаешь, что сюда попадают по трем причинам: деньги, романтизм и дебилизм…

– "Выбери любые два"? – подхватил я. Войцех кивнул с готовностью:

– Типа того. Но на самом деле, романтиков тут больше половины. Из новоприбывших, конечно. – Он невесело усмехнулся. – Хорошая стратегия по избавлению от ветра в голове: запихнуть человека на фронтир, в грязь. Всю романтика из башки вылетает со свистом. И бегут такие обратно к мамке, и становятся самыми консервативными консерваторами на всю оставшуюся.

– А ты значит из разочаровавшихся? – уточнил я. – Тоже бежал за мечтой, пока не вступил в реальность обеими ногами?

– Нет, конечно! – Он замотал головой так яростно, что суп из ложки вылился ему на комбинезон. Схватив салфетку, он начал промакивать жирное пятно. – Ты меня за кого принимаешь? Из нормальных я, из трудовых! Семья у меня, мать, отец там… Жена, трое мелких в Плоцке. Ну, уже не мелких, наверное, я тут десятый год кручусь.

– Так долго? Продлевал?

– Конечно. Работа тяжелая, но это работа, и за нее платят хорошо. Я и третий раз продлевать буду. А получится – и четвертый, пока мелкие не отучатся и в люди не выбьются.

Некоторое время ели молча. Я вспоминал плюсов, с которыми имел дело на Марсе. Упертые работяги выкладывались на полную, сгорая за несколько лет, и отбывали на Землю с небольшим капиталом. Еще бывшие заключенные, которым только отбыть контракт, романтики, – как же без них? – которые редко дотягивали до звонка и массово бежали на Землю. Но мало кому работа нравилась настолько, чтобы продлевать контракт больше одного раза. Для этого нужна веская причина. Трое детей, например, живущих почти в самом центре экономической дыры, в которую уже полвека скатывалась Польша. В целом, уже можно было составить портрет, осталось только уточнить:

– А ко мне тебя кто приставил?

– Считай, удача! – Войцех хохотнул, продолжая греметь тарелкой. Он уже перешел ко второму, и вилка мелькала, как маленькая молния. – У меня отпуск, я их обычно не беру, только деньги. А тут халтуру предложили: гостя по станции покатать, поглядеть, чтобы не обижали… ха-ха! И чтобы не заблудился. Думал, турист какой, а оказалось, целый следователь!

– Лучше бы конечно турист, да? – подначил его я, ковыряя в тарелке. Войцех широко распахнул глаза:

– Конечно! И по злачным местам протащить чтобы, и подговорить кого из своих, чтобы устроили "опасное приключение", а ты как думал! У нас турист – вещь редкая. Я вот, помню, водил одного, тот все снимать пробовал…

Я вспомнил крикливую даму на таможне. Слишком громкая, слишком заносчивая. От чего-то представилось, что она все еще на таможне, и что до сих пор там длится противостояние. "Согласно параграфа такого-то…" Я непроизвольно усмехнулся от такой картины, отложил вилку и взял чашку с кофе. Войцех понял меня по-своему, спросил:

– Не веришь? Так ты любого спроси! Программа обычная: развлечь, напугать, обобрать… ну, то есть, заработать побольше! Обязательно и в Красное пятно отвезут, болтанку устроят, и нападение организуют с ограблением и со счастливым концом!

Люди везде одинаковые, как и поступки, из этой одинаковости возникающие. Все как на Марсе. Когда я был молод и работал оперативником, мы старались не реагировать на такие вот шутки. Благо, они обычно заканчивались хорошо: сломанный пескоход благополучно возвращался на базу, ограбленным – деньги. Бывало, даже все.

– Со мной прилетела одна женщина, – объяснил я, – на таможне разминулись. Скандальная, с камерой. Когда видел ее в последний раз, она разносила таможенный пост. Не повезет вашим, кто попробует ее ограбить, пусть даже не всерьез.