Читать книгу: «Мой страшный главный врач», страница 3

– Здравствуйте, Лев Романович… здравствуйте… здравствуйте… – шелестит со всех сторон. Я хмурю брови и отрывисто здороваюсь в ответ.

– Ой, Лев Романович, а я вас у другого входа ждал! – неожиданно рядом со мной вырастает фигура запыхавшегося начмеда Муранова.

– Какого другого? – недоумённо поднимаю брови.

– Та-ак, похоже, что Трофимов, наш завхоз, забыл вас вчера предупредить! – всплескивает руками Муранов. – Идёмте, я сам вам покажу.

– Да он вчера мне, вроде всё показал, – я пожимаю плечами и следую за ним

– Всё, да не всё. Забыл, видать, с перепугу.

Мы поднимаемся на лифте на пятый этаж, и он подводит меня к обычной двери без опознавательных табличек с небольшим кодовым замком. Достаёт из кармана зелёную карточку и прикладывает её. Приоткрыв дверь, я вижу раздвижные двери лифта.

– Здесь вот по приказу Дмитрия Ивановича был заложен лифт при постройке этого корпуса, – предвосхищая мой вопрос быстро проговорил начмед Муранов. – Завтра для вас тоже будет готова карточка и тогда сможете напрямую подъезжать к отдельному входу и проходить через него. Дмитрий Иванович всегда только им пользовался.

Я глянул на часы и заторопился: – Пойдёмте, Григорий Иванович, пора начинать оперативку. Люди уже, наверное, ждут.

Мы подходим к двери ведущей в холл административного этажа, за которой слышны чьи-то шаги и мужские голоса.

– А где наш главный лизоблюд Муранов? – слышим мы оба чей-то негромкий, но отчётливый голос.

– Да, наверное, уже выплясывает вокруг нового главного врача, должность свою сберечь старается, – также негромко, со смешком отвечает ему второй.

– Да, ладно вам, Муранова можно понять. Ему уже шестьдесят пять и больше никто ему такой должности не предложит. А сидеть в отделении рядовым хирургом уже не хочется. Тут хочешь-не хочешь, будешь выплясывать, – быстро проговорил удалявшийся третий голос.

Кидаю взгляд на стоящего рядом начмеда Муранова и вижу, как багровеют его щёки и опускается вниз голова. Рука с карточкой так и застыла на весу перед кодовым замком.

– Это правда? – вполголоса спрашиваю я.

– Что именно? – глухо произносит он, не поднимая головы.

– Что вам шестьдесят пять лет.

– Да, правда, – как-то обречённо произносит начмед. – И всё остальное – тоже правда. Я, действительно, очень переживаю за свою должность и готов ради неё на многое. Эта работа – смысл моей жизни, я очень хорошо справляюсь с нею.

– Похоже на правду, – отвечаю я.

Он резко вскидывает голову и выжидательно смотрит мне прямо в глаза. У него хороший, честный взгляд.

– Ладно, Григорий Иванович, вы останетесь на этой должности, по крайней мере – при мне точно, – киваю я ему и вдруг вижу, как у него краснеет нос и появляются слёзы на глазах. Он спохватывается, опускает голову, лезет в карман халата за носовым платком. Промакивает глаза платком, сморкается, затем с облегчением выдыхает и подняв на меня влажный взгляд, искренне произносит:

– Спасибо, Лев Романович! С этой минуты я ваш самый преданный сотрудник. От меня вы никогда не получите ножом в спину. Я буду помогать вам и страховать вас всегда и везде, где смогу.

– Это хорошо, – отвечаю я ему. – Только дайте мне слово, что вы не станете мстить тем троим, чей разговор мы сейчас слышали. Вы ведь узнали их по голосам?

Он молча кивает и протягивает руку с картой к кодовому замку на двери.

– Если они – хорошие специалисты своего дела, то оставим этот разговор на их совести, – заключаю я, выходя в холл пятого этажа.

– Я понял, Лев Романович, – уже деловым голосом произносит начмед. Он, расправив плечи, пошёл рядом со мной по коридору в зал для конференций. – И ещё, Лев Романович, я просто хотел сказать вам, что заведующая отделением неврологии Лозовая Кристина Григорьевна – это моя дочь. Она замужем за хорошим человеком и у них двое прекрасных детей. Она – тоже очень хороший специалист своего дела и пользуется авторитетом у подчинённых.

– Хорошо, я учту, – киваю я и мы заходим в приёмную, где уже за своим рабочим местом сидит секретарша Ольга Васильевна в одежде пудровых тонов. Она вскакивает со своего кресла:

– Здравствуйте, Лев Романович! Здравствуйте, Григорий Иванович! Все заведующие уже собрались в вашем кабинете, – официальным тоном сообщает она нам.

– В следующий раз, пожалуйста, запускайте всех в мой кабинет только после того, как я уже сам пройду в свой кабинет и только после моего приглашения! Вам ясно?! – рявкаю я на неё. – Вот как мне сейчас быть?! Прикажете при всех переодеваться?!

– Ой, я что-то не подумала, – растерянно лепечет Ольга Васильевна. На её лице сквозь тональный крем проступают красные пятна. – Просто Дмитрий Иванович всегда переодевается в комнате отдыха, и он не обращает на это внимания.

– Переодевался, – негромко поправляет её начмед Муранов и кидает на неё быстрый презрительный взгляд.

Ох, уж эти мне подковёрные игры!

На оперативке внимательно разглядываю каждого из двадцати двух заведующих, слушаю их доклады за сутки, делаю пометки в блокноте.

– Ещё раз, что там с больным Фирсовым? – настороженно смотрю на заведующего отделения реанимации и интенсивной терапии.

– Поступил час назад после ДТП. Множественные травмы, почти несовместимые с жизнью. Ребята работают с ним, пока, вроде, держится, – торопливо докладывает крепкий, лысоватый мужчина за сорок. Узнаю в его голосе одного из той троицы, что прошла в тот момент по холлу.

– Дождитесь меня после оперативки, – киваю я ему. – Покажите отделение и этого больного. Григорий Иванович, пойдёте с нами.

– Хорошо, – кивает в ответ начмед.

Заканчиваю оперативку через десять минут. Все, кроме начмеда и завтравматологии, быстро покидают мой кабинет.

– Ольга Васильевна, чашку чёрного кофе с сахаром быстренько на троих, – убираю палец с кнопки внутреннего телефона и обращаюсь к завтравматологии: – Как вас зовут?

– Вадим Русланович, – коллега выжидательно смотри на меня.

– Какой, по-вашему, прогноз по этому пациенту после ДТП?

Тот пожимает плечами: – Пятьдесят на пятьдесят.

– Понятно, – киваю я.

В это время в дверях без стука появляется секретарша с подносом в руках. На ней красивая юбка из струящегося материала и чёрная, полупрозрачная блузка. Кидает на меня вполне себе обычный взгляд и быстро ставит блюдца с чашечками кофе и кофейными ложечками перед каждым из нас. Тут же появляются блюдце с нарезанными ломтиками лимона и специальной вилочкой, небольшая сахарница, доверху наполненная кусочками сахара, Комната наполняется превосходным сочетанием ароматов кофе и лимона.

– Спасибо, Ольга Васильевна! В следующий раз стучитесь в дверь, прежде чем войти, – бросаю я вслед секретарше и киваю своим коллегам за столом: – Давайте, коллеги, быстренько по чашке кофе и пойдёмте в отделение, посмотрим, как там дела и этого пациента заодно.

В отделение мы дошли за пять минут. Надели на себя одноразовые халаты, бахилы. В отделении было чисто, светло, персонал занимался каждый своим делом, поглядывая на нас с разных сторон. В палатах интенсивной терапии стояли специальные медицинские кровати с подведённым к ним оборудованием. Мониторы мигали разными огнями, с них можно было считать различные показатели жизнедеятельности организмов. На кроватях лежали голые мужчины и женщины. Кто-то был в сознании, кто-то на аппарате искусственной вентиляции лёгких.

Я подошёл к троим больным, находившимся на ИВЛ. Двое находились в состоянии медикаментозного сна, а вот женщина лежала привязанная и смотрела на нас умоляющими глазами. Под ней и под теми двумя больным специальные чехлы на матрасах, на которых они лежали, были мокрыми от мочи. Стоял характерный запах.

Подошёл поближе и она задвигалась, застонала, словно хотела, что-то сказать.

– Хотите что-то сказать? – негромко спросил у неё я.

Она быстро-быстро заморгала и на глазах появились слёзы. Трубка от ИВЛ не давала ей возможности говорить.

– Сколько дней она на ИВЛ? – спросил я у заведующего.

– Четвёртый день, – быстро ответил тот, заглянув в свой рабочий блокнотик.

– А в сознании?

– Третий день, вроде бы, – пожал плечами Вадим Русланович.

Я склонился к голой пациентке. Видно было, что кожа её была синюшной и покрылась пупырышками от холода.

– Почему привязана? Беспокоится? – я посмотрел на завотделением.

– Да, есть немного, – осторожно ответил тот. – Для профилактики.

– Сможете написать, что вас беспокоит? – спросил я у пациентки, доставая из кармана халата ручку и свой блокнот. Женщина опять быстро-быстро заморгала глазами с надеждой глядя на меня.

– Правой рукой пишите?

Она вновь заморгала глазами.

– Развяжите ей правую руку, – скомандовал я заведующему отделением.

– Да ну, Лев Романович, не нужно! Она беспокойная, дёргается всё время, ещё что-нибудь повредит себе. Пойдёмте, лучше других пациентов посмотрим, – недовольно проговорил Вадим Русланович, пытаясь увести меня от странной больной.

– Раздевайся догола, – приказал я ему и сам принялся развязывать правую руку женщины.

– Что?! Я не совсем понял, что вы мне сейчас сказали, – ошеломлённо спросил завотделением. Начмед, молча. стоял рядом и ни во что не вмешивался.

Я протянул ручку женщине и подставил раскрытый блокнот. Она с благодарностью посмотрела на меня и начала по буквам что-то в нём писать.

– Раздевайся догола – я тебе сказал, – повторил я, глядя прямо в глаза этому Вадиму Руслановичу. – Проведём эксперимент.

– К-к-какой эксперимент? – заикаясь, спросил тот озадаченно, начиная стягивать с себя белый халат.

– Сейчас увидишь, какой. Давая быстрее, а то не быть тебе здесь заведующим, – негромко ему бросил я и поднёс к глазам блокнот. «Могу сама дышать, аппарат мешает жить», – было написано в нём. Я поднял взгляд на начмеда и вдруг увидел с какой мстительной радостью он смотрит на раздевавшегося заведующего отделением.

– Григорий Иванович, вызовите медсестёр, пусть помогут снять больную в ИВЛ и проследите за этим, потом мне доложите, – обратился я нему. Начмед тут же опустил глаза и, кивнув, нажал на кнопку срочного вызова у изголовья постели больной.

Я посмотрел на медленно раздевавшегося завотделением и, окинув взглядом отделение интенсивной терапии, увидел свободную койку.

– Трусы можешь не снимать, хотя не мешало бы тебе до конца прочувствовать всё, – резко кинул я заведующему отделением и кивнул в сторону свободной кровати. – Иди сюда, ложись.

– З-зачем? Я ничего не понимаю, – растерянно проговорил Вадим Русланович, покорно шагая за мной. – Я буду жаловаться, Лев Романович. Это – противозаконно!

– Жалуйся куда хочешь, но потом! – рявкнул я на него и указал рукой на постель: – Быстро ложись и носки снимай тоже.

– Какая-то ерунда, что за бред! – забормотал он, укладываясь на покрытый специальным чехлом матрас на кровати. В отдалении медсёстры во главе с начмедом помогали снять с ИВЛ голую, синюшную пациентку. Они периодически кидали в нашу сторону изумлённые взгляды. И видно было как в проёме приоткрытой двери в отделении мелькали растерянные лица других сотрудников.

– Ну, лёг. Что дальше? – поёживаясь, как-то испуганно спросил он меня. Я молча привязал его по рукам и ногам к постели. Потом крикнул в сторону медсестёр: – Принесите мне сюда бутылку с водой, быстро.

Одна из медсестёр стремглав кинулась к двери. Бутылку принесли почти сразу. Медсестра застыла тут же, глядя на происходящее круглыми от ужаса глазами.

– Не надо, Лев Романович, я всё понял, – неожиданно упавшим голосом произнёс заведующий отделением и, опустив глаза, добавил: – Вы же сами знаете, что это специфика нашего отделения.

– Лежать в моче сутками – это специфика вашего отделения?! – рявкнул я так, что все, кто был здесь в сознании, оглянулись на нас. – Вот сейчас испробуешь это на себе, а потом придёшь к себе в кабинет и на ближайшую конференцию подготовишь для всех коллег доклад про постреанимационный синдром. Слыхал о таком?!

Я отвинтил крышку с бутылки и, подняв последнюю над кроватью, стал наливать холодную воду прямо на низ живота заведующего отделением.

– Пожалуйста, Лев Романович, я правда всё понял, – опять негромко повторил Вадим Романович и виновато посмотрел на меня.

– Такой понятливый оказался! – усмехнулся я. – А что же тогда не сразу понял, что у тебя пациентка на ИВЛ уже второй день сама может дышать?! Ты когда-нибудь слышал, что у некоторых ослабленных больных ритм собственного дыхания не совпадает с ритмом ИВЛ?! Что у них из-за этого панические атаки начинаются?! И почему у тебя пациенты лежат в собственной моче?! Санитарок тебе не хватает?! Сам тогда здесь всё мой, раз не можешь организовать работу отделения! Короче, лежишь здесь два часа без простыни, без одеял, вот так как есть. Потом готовишь доклад с презентацией на час, не меньше, по той теме, что я тебе уже сказал. Завтра же приходишь ко мне к девяти утра с предложениями по приведению отделения в человеческий вид. Понял?! И всех пациентов укрыть хотя бы простынями!

– Понял, – ответил Вадим Русланович и опустил глаза.

– Развяжете его ровно через два часа, – приказал я стоявшей рядом столбом медсестре и направился к выходу.

– Когда у нас ближайшая врачебная конференция? – устало спросил я у догнавшего меня начмеда.

– Вообще-то через два дня, а так вы можете сами назначить любой день.

– Понял. Докладывать будет доктор… как его фамилия – Вадима Руслановича?

– Рябчиков.

– Выступит с докладом доктор Рябчиков. Тема доклада «Постреанимационный синдром», быть всем сотрудникам к восьми пятнадцати, включая тех, кто работает посменно.

– Хорошо, Лев Романович, – с готовностью ответил тот. – Женщину с ИВЛ сняли. Дышит самостоятельно вполне удовлетворительно.

– Вот и хорошо, – кивнул я ему. – Всё, я к себе в кабинет. Если понадобитесь, позвоню.

Глава 7

ВЛАДА

– Спасибо, милая. Ты была на высоте, – как всегда шепчет Глеб и откидывается в сторону. Он расслаблен и доволен. Мой муж очень любит секс и готов заниматься этим по несколько раз в день.

Я тоже с наслаждением ощущаю, как меня медленно окутывает чувство расслабления и удовлетворения. Мне очень хорошо: нет никаких тревог, нет проблем, есть только чудесное ощущения покоя и умиротворения. Моё тело каждый раз после оргазма становится лёгким и очень гибким.

Ещё до недавнего времени, я в такие минуты всегда испытывала чувство гордости, что у меня такой прекрасный, сексуальный, надёжный муж.

Но, к сожалению, после того, как я узнала о его шашнях с Риткой и увидела их в нашей спальне, в отношениях между нами появилась трещина, которую мне никак не удаётся залатать. Вот и сейчас, спустя некоторое время после бурного секса мне поневоле начинают лезть в голову разные мысли о том зачем ему это было нужно, если у нас с ним всё так хорошо в постели. Девчонки вон иногда рассказывают, как это бывает у них с мужьями, так я тихонько про себя радуюсь, что Глеб у меня такой мастер сексуальных утех. Я и сама не особо стесняюсь в постели. Зря что ли мы с ним, как только поженились, так сразу стали Камасутру тщательно практиковать.

Теперь же у меня перед глазами всё время стоит та сцена, когда я их застукала в нашей спальне. И как теперь с этим жить?!

Утром всё было как обычно: общий подъём, душ, чистка зубов, быстрый завтрак, чистая, отглаженная одежда. Сегодня очередь Глеба отводить Артёмку в садик. Поэтому, поцеловав моих мужиков на прощание, я торопливо бегу в сторону метро. Вчера вечером в нашем сестринском чате появилось сообщение от старшей медсестры Сапрыкиной с приказом всем быть на конференции в восемь пятнадцать.

Добегаю до клиники в восемь ноль пять и, видя перед лифтом толпу сотрудников. На всех парах бегу по лестнице на четвёртый этаж. Стремглав проношусь по отделению, быстро переодеваюсь и успеваю в дверях догнать старшую медсестру:

– Здравствуйте, Марина Владимировна! – сдерживая рвущееся дыхание, улыбаюсь я ей. – Вроде успеваем.

– Ну ты и носишься по отделению! Чуть больного не снесла! – вместо здрасьте, недовольно цедит та. – Что такая довольная?

– Да погода, вроде, хорошая, – пожимаю я плечами. К счастью, Сапрыкину окликнула старшая медсестра из другого отделения, и она отстала от меня.

– Привет, Владка, – неожиданно рядом появилась запыхавшаяся Катюшка. Она отработала сутки и вид у неё был усталый. Обычно мы работаем с ней в пару, но другая медсестра – Даша Фролова – попросила её подменить из-за юбилея свекрови.

– Ты же уже слышала, что два дня назад отчебучил наш новый главврач? – заговорщицки шепчет она.

– Нет, ты же знаешь, что меня не было эти два дня. А что – он что-то отчебучил? Когда успел? Вроде только пришёл. Напился? – делаю я круглые глаза. Хотя мне, по большому счёту, всё равно, что там уже успел натворить наш новый главный врач.

– Какое там! – машет рукой Катя. – Он, говорят, заставил заведующего реанимацией раздеться догола и пролежать так два часа на реанимационной кровати.

– Зачем?! – восклицаю я. Это сообщение, действительно, поразило меня.

– Говорят в воспитательных целях. Но это что! Оказывается, привязав его к этой кровати, новый главврач налил ему на письку целую двухлитровую бутылку воды! – шёпотом выпаливает Катька и выжидательно смотрит на меня.

Тут мы заходим в конференц-зал и ищем глазами, где сидят наши. Торопимся к ним и, усевшись поудобнее, оглядываемся по сторонам.

– Вот он, вот он! – пихает меня локтём в бок Катюшка и я, проследив за её взглядом, вижу уже знакомую медного цвета шевелюру на красиво посаженной голове главврача. Рядом с ним сидит главная медсестра, зам главврача по клинико-экспертной работе, некоторые заведующие отделений. Начмед Муранов строго следит за порядком в зале. Наконец все расселись и начмед объявил повестку конференции, сказав, что сейчас будет прочитан доклад, тема которого, возможно, уже кого-то коснулась, а кого-то коснётся в будущем. Докладчиком был объявлен заведующий отделением реанимации Рябчиков Вадим Русланович. Также начмед сообщил, что на конференции присутствует главврач Лев Романович. Последний встал и, обернувшись, громко поздоровался со всем залом. В ответ раздались нестройные отдельные приветствия. Тут же в зале появился один из наших айтишников, который сев за стол за ноутбук, приготовился демонстрировать присутствующим презентацию доклада.

Смущённый, чуть вспотевший завреанимацией Рябчиков нервно откашлялся и приглушённо произнёс:

– Доброе утро, коллеги!

– Погромче, Вадим Русланович и почётче, чтобы все слышали, – внезапно приказным тоном громко и чётко произнёс главврач. «Ему бы в армии командовать», – неожиданно подумала я, невольно следя за его медно-рыжей макушкой. В зале наступила звенящая тишина.

– Тема моего доклада – «Постреанимационный синдром», – начал доктор Рябчиков и на большом белом экране на стене появились первые кадры красочной презентации. Докладывал он минут сорок и лейтмотивом всего его выступления было понимание и осознание всеми медиками того, что чувствует и как себя чувствует пациент, находясь в сознании, если он лежит на реанимационной койке голый, иногда привязанный к постели, без возможности укрыться, сходить нормально в туалет, просто попить воды. Какой стыд и беспомощность испытывают эти пациенты и как потом они живут с этой психологической проблемой под названием «постреанимационный синдром». В конце он зачитал скриншоты комментариев людей, переживших подобный опыт.

Когда доктор Рябчиков закончил, в зале наступила звенящая тишина.

– Спасибо, Вадим Русланович, можете присесть, – вновь в зале послышался голос главврача. Он встал со своего места и повернулся лицом к залу:

– Я хотел бы, чтобы каждый из вас, оставаясь специалистом в своей области, никогда не забывал, что все мы рано или поздно можем оказаться в роли пациентов. И чтобы, ссылаясь на специфику работы в каком-либо отделении, с вами не стали бы обращаться так, как обращались с пациентами несколько дней назад в ОРИТе (отделение реанимации и интенсивной терапии прим. автора). Сегодня с утра я уже там был и доволен, что эти недостатки были устранены. Скажите, Людмила Захаровна, – неожиданно обратился он к нашей главной медсестре. – Как бы вы себя чувствовали, если бы, находясь в сознании, сутками лежали бы в реанимации полностью голой, не накрытой ничем, без возможности в обычном порядке сходить в туалет и просто попить воды?

Все находившиеся в зале, устремили взгляды на вскочившую с места Людмилу Захаровну. Щёки её зарделись, а в глазах появилась растерянность: – Н-ну, я д-думаю, что это ужасно, Лев Романович.

– Так отдрессируйте своих медсестёр и санитарок так, чтобы и они помнили об этом и не считали за великий труд не просто укрыть больного простынёй, а укрыть одеялом и лишний раз подать ему судно и стакан воды, – буквально рявкнул главврач, отчего многие из сидевших в зале, вздрогнули и ошеломлённо посмотрели друг на друга.

– Всё, конференция закончена. Все по рабочим местам. Буду первое время лично ходить по отделениям и всё проверять, – тем же тоном добавил он и направился к выходу. Вслед за ним кинулись начмед и главная медсестра с замом главврача по клинико-экспертной работе.

– Офигеть! Вот это главный врач! – возбуждённо пробормотала Катя, пробираясь между рядами кресел. – Представляешь, что сейчас начнётся после того, как он сказал, что будет сам ходить по отделениям и всё проверять?! Если уж завреанимацией Рябчикову он два литра воды налил между ног и продержал два часа голым в отделении, то, что он может сделать со всеми остальными?! Что-то прям становится страшно на работу ходить…

– Эй, вы! – неожиданно пронзительно ультразвуком крикнула в нашу сторону старшая медсестра Сапрыкина. – Быстро в отделение, на оперативку. Завотделением зовёт.

Наша завотделением – Татьяна Александровна Можеватова, сорока шести лет. Она приходится какой-то там родственницей бывшему главному врачу Дмитриеву. По сути своей заведующая из неё никакая. Как говорил один персонаж из известного фильма: – «Вялый, безынициативный работник». Практически безвылазно сидит в своём кабинете за компьютером, рецепты всякие выискивает, а всем отделением тем временем заправляет Сапрыкина. Это у них такой симбиоз, который, похоже, устраивает обеих. Вот эта Сапрыкина, скорее всего и решила провести оперативку.

– Даже напоминать ей не стану, что мы с Людкой после суток, – раздражённо прошептала мне на ухо Катя.

– Хватит переговариваться! – Сапрыкина зло посмотрела на нас.

Мы собрались в кабинете заведующей, рассевшись на стулья, расставленные вдоль стен. Сама заведующая Можеватова, тупо смотрела на экран монитора, выискивая очередной совет садовода.

– Можно начинать, Татьяна Александровна? – дежурно спросила Сапрыкина у заведующей.

– Да-да, конечно, начинайте, а то время идёт, – кивнула та, не отрывая взгляда от монитора.

– Так вот, девочки, в первую очередь нужно определиться кто поедет на новогодний корпоратив, составляется общий список по клинике, – ультразвук Сапрыкиной режет слух, но приходится слушать его. – Скидываемся как в прошлом году, чтобы не было обидно за стол нашего отделения. Так же нужно скинуться на подарок новому главврачу от отделения. И последний вопрос – все услышали, что сказал Лев Романович?! Так что с завтрашнего дня, чтобы все приходили на работу в накрахмаленных халатах, с причёсками, никакого лака на ногтях. Сегодня срочно проведём генеральную уборку. Оставшиеся помочь с суток получат двойную оплату за сегодня. Остальные помогают в процессе исполнения своих основных обязанностей. Всем всё понятно?

– Куда уж понятнее?! – обречённо произносит Катя.

– Что тебе не нравится, Иванова?! Не хочешь, можешь не оставаться, тебя никто не заставляет, – раздражённо бросает ей Сапрыкина. – Сама же плачешься, что денег не хватает. Двойную оплату не каждый день предлагаю.

С жалостью смотрю на наших девчонок, отработавших сутки. Конечно, они имеют право не оставаться на генеральную уборку, но это будет означать, что стимулирующие за этот месяц им Сапрыкина урежет так, что останутся с голым окладом. А за что урезать она найдёт на раз-два. Стерва эта Сапрыкина. Хотя деловых качеств тётки с железными яйцами у неё не отнять.

Вот и сейчас, провела оперативку почти за пять минут, а головы своими требованиями задурила нам всем так, что и не подкопаешься. Всё по делу.

– Да уж, досталось нам с тобой сегодня дежурство! – выйдя из кабинета заведующей шепчет мне медсестра Даша Фролова. – Считай без ног останемся. А я хотела с тобой посмотреть в компе на сайте клиники биографию нашего нового главврача. Вчера говорят поздно вечером вывесили.

– Тебя так интересует его биография? – я недоумённо смотрю на неё. – Пошли уже работать, потом посмотрим как-нибудь.

Глава 8

ЛЕВ

– Ну, что, Григорий Иванович, сегодня у нас по графику осмотр отделения неврологии, – заканчивая утреннюю оперативку, посмотрел я на начмеда.

– Да-да, – с готовностью, как всегда, улыбаясь. закивал тот и в свою очередь, кинув взгляд на заведующую отделением неврологии Лозовую Кристину Григорьевну, добавил: – Кристина Григорьевна уже доложила мне, что у неё всё готово к проверке. Должен заметить, коллеги это подтвердят, что на это отделение ещё никто из пациентов и проверяющих инстанций никогда не жаловался.

– Вот сейчас и проверим, – сухо бросаю я и киваю остальным: – Оперативка закончена, все приступают к своим обязанностям.

Втроём мы направляемся в сторону неврологического отделения, располагающегося на втором этаже. По дороге по-прежнему со скрытым удовольствием ловлю восхищённые женские взгляды. Как же мне это греет душу!

– Вот, Лев Романович, вся наша документация по отделению, – мягким, грудным голосом произносит Кристина Григорьевна и машет рукой в сторону шкафа, где стройными рядами стоят большие папки с различными документами. Она улыбается белозубой улыбкой и выжидательно смотрит на меня. Кидаю на неё более внимательный взгляд и понимаю почему при первой же нашей встрече начмед Муранов аккуратно намекнул, что его дочь замужем за хорошим человеком и что у неё двое детей. Есть такой тип неброских внешне женщин, которые внутренне настолько заряжены сексуальной энергией, что начинаешь это ощущать только при более тесном общении. Кристина Григорьевна точно была из их числа и прекрасно осознавала это. Её взгляд подал мне этот сигнал. Знал, видимо, об этом и сам начмед Муранов. С трудом оторвав взор от удивительно милой заведующей, я увидел в глазах начмеда тревогу, мольбу и надежду на понимание. «Ну, что же, надёжный и преданный начмед мне важнее, чем сиюминутный секс с его дочерью», – мысленно решил я и, переведя своё отношение к ней в разряд только чисто деловых, сухо произнёс: – Почему вы, Кристина Григорьевна, показываете мне бумажную документацию? Учитывая, что сейчас по всей стране идёт оцифровка документов, пожалуйста предоставьте к завтрашнему дню объём проделанной вашим отделением работы за одиннадцать месяцев в электронном виде. А вы, Григорий Иванович, проследите за этим и потом доложите мне, – я направился к выходу.

– Лев Романович, а чай?! – удивлённо воскликнула мне вслед заведующая неврологией.

– Какой вам чай, Кристина Григорьевна?! – неожиданно возмущённым тоном ответил ей за меня начмед Муранов. – Видите, главврач занят. И вы немедленно приступайте к своим обязанностям!

Мы дошли до общего лифта и начмед, нажимая кнопку с цифрой пять и опустив глаза, негромко, но чётко произнёс: – Спасибо, Лев Романович! Вы меня очень обяжете, если и дальше будете так же строго относиться к этой заведующей…

В этот момент лифт остановился на третьем этаже и в него собралась войти невысокая медсестра лет двадцати шести в голубом медицинском костюме. Увидев нас, она вначале растерялась и замешкалась на входе: – Ой, здравствуйте…

– Михеева, заходи быстрее, раз уж появилась здесь, – каким-то непривычно-буратинным голосом неожиданно произнёс начмед. – Тебе же на четвёртый этаж. Могла бы и пешком доскакать.

«Та-ак, любопытная метаморфоза происходит сейчас с начмедом», – подумал я и кинул внимательный взгляд на медсестру. Та тоже выглядела чуть сконфуженной. Она старательно смотрела себе под ноги, вцепившись побелевшими костяшками пальцев в деревянную ручку ящика для анализов. У неё были такие густые русые волосы с карамельным оттенком. Её лицо показалось мне знакомым. Понятно, что я мог видеть эту медсестру в толпе сотрудников. Это как проехать пять остановок в автобусе рядом с кем-то, а потом при случайной встрече с этим же человеком мучительно пытаться вспомнить, где же я его видел.

«Возможно, и не любовники, но их точно связывает между собой что-то», – подумал я про себя.

Лифт остановился, и медсестра Михеева выскочила из него как ошпаренная. Вместо неё в кабинку лифта вплыла главная медсестра Людмила Захаровна:

– Вот, Лев Романович, как вы и приказали на конференции, сейчас провела с медсёстрами кардиотделения занятие по постреанимационному синдрому. В течении недели учёбой будут охвачены весь средний медперсонал, – она выжидательно посмотрела на меня. Начмед начал нервно подкашливать

– Хорошо, – кивнул я. Благодаря секретарше Ольге я уже был в курсе любовных взаимоотношений начмеда и главной медсестры. К подобным вещам отношусь спокойно, если это никак не сказывается на качестве работы.

В приёмной на своём рабочем месте сидела секретарша Ольга с мобильным телефоном в руках. Перед ней стоял бокал с кофе. Завидев меня, она быстро отключила что-то в телефоне и заговорщицки улыбнулась:

– Чашечку кофе, Лев Романович?

– Давайте. Документы на подпись?

– Уже у вас на столе, – она резво вскакивает со своего места и скрывается в моей комнате для отдыха. Гремит там посудой и вскоре кабинет начинает наполнятся ароматом кофе.

Я сажусь в чёрное директорское кресло за свой рабочий стол и пододвигаю к себе стопку исписанных и распечатанных листков.

– Лев Романович, вы же все документы вчера подписали? – доносится из комнаты отдыха доброжелательный голос секретарши Ольги Васильевны.

– Все, что были у меня на столе, – негромко отвечаю я. – А что, что-то осталось неподписанным?

Ольга с маленьким подносом появляется в проёме двери, Она не спускает глаз с чашечки с дымящимся кофе и удручённо произносит: – Да что-то не могу найти двух документов на закуп медикаментов по тендеру. Уже вчера звонили по ним из Фармнадзора. Может завалились куда-то. Вроде везде переискала.

Она ставит поднос на мой стол справа от меня.

– Хорошо, Ольга Васильевна, я сейчас подпишу эти документы и потом поищу те два, – озабоченным тоном произношу я, беря не глядя чашечку с кофе.

– Ну, ладно. Просто ума не приложу куда они могли подеваться, – недоумённо разводит она руками и выходит в приёмную.

Минут двадцать я внимательно читаю и подписываю каждый документ. Откладываю в сторону один из них. Затем достаю из внутреннего кармана пиджака белую бумажную трубку. Обвёртываю вокруг неё этот документ и, закрепив их тоненькой резинкой, убираю обратно во внутренний карман пиджака.