Читать книгу: «Измена. (Не) вернуть назад», страница 2

Глава 5

– Ну что ты, милая? – говорит медсестра, поправляя капельницу. – Должна была отдохнуть дома, а сама что? Снова с тонусом вернулась.

Я лежу и смотрю перед собой в одну точку.

После этого злосчастного визита домой я так и не смогла расслабиться. Всю ночь провела с открытыми глазами, но сначала выплакала столько слез, сколько не пролила за всю свою жизнь.

Лишь под утро, когда совсем выбилась из сил, смогла немного подремать. Но с шести утра снова начались процедуры, и поэтому теперь я чувствую себя как разбитое корыто.

– Как же тебя потом домой отпускать? – продолжает ворковать медсестра.

– Я к маме поеду, – не узнаю свой голос. Он звучит сухо и безжизненно.

– Вот и правильно. Муж на работе все время, да? – при упоминании мужа в животе все сжимается, а грудную клетку сдавливает так, будто кто-то придавил меня к кровати бетонной плитой. – А мама будет ухаживать за тобой.

Для мамы мой побег от Матвея будет настоящим шоком и поводом без конца напоминать мне о том, что она была права и Прокофьев оказался не самым лучшим вариантом.

Но я же влюбилась. Да и как можно было не влюбиться? Я девочка-студентка, которую впервые выпустили в ночной клуб с подружками, а там он – красивый, статный, молодой бизнесмен.

Он попросил номер, но я испугалась и сбежала домой с папиным водителем.

А девчонки растрепали ему, где мы учимся.

Каково же было мое удивление, когда на следующий день красивый незнакомец встречал меня после пар возле университета с цветами.

И завертелось.

Матвей долго и упорно ухаживал за мной. Но я отказывала. Тогда он заявился с официальным визитом к папе и попросил у него разрешения пригласить меня на свидание.

Папа долго с ним разговаривал и дал добро.

А уже спустя год мы поженились. Только мама всегда настороженно относилась к моему выбору. Но я ее не слушала… А зря.

– Ну все. Через двадцать минут забегу проверю, как ты тут, – улыбается женщина и выходит за дверь.

Я смотрю на капли, стекающие в трубку и отправляющиеся мне в вену, и кажется, что вместе с каждой из них я не набираюсь сил, а будто, наоборот, лишаюсь их и из меня вытекает жизнь.

Как жить дальше после подобного предательства?

Перед глазами до сих пор образ этой борзой девицы, что чувствовала себя хозяйкой положения, несмотря на то что ее застали в чужой кровати с чужим мужем.

А Матвей! И это его “Я так больше не могу”.

Эта чертова фраза так и будет крутиться у меня в голове до конца моих дней. Что значит “не могу”?

Это я не смогу простить предательство, даже ради малышки. Хотя меня никто и не просит о прощении.

Как мы будем выстраивать общение Прокофьева с нашей дочкой, даже представить не могу.

Капля за каплей флакон пустеет, но еще все равно лежать около получаса. Должна прийти медсестра, проверить, и тогда я попрошу ее чуть ускорить темп, потому что в таком положении затекает спина.

Не успеваю об этом подумать, как раздается стук в дверь.

– Входите, – говорю, хотя обычно медперсонал не стучится. Но эта мысль приходит слишком поздно ко мне.

Я чувствую его раньше, чем успеваю увидеть. Сердце замирает, и от лица отливает кровь.

– Привет, – прикрывает за собой дверь Матвей, держа в руках огромный букет цветов.

Лицо заросшее и какое-то помятое. Но я смотрю на веник в его руках и пытаюсь мысленно сосчитать, сколько таких было за нашу совместную жизнь. Бессчетное множество. Были ли они просто в качестве знака внимания или попыткой загладить вину?

– Уходи, – отворачиваюсь я от него и смотрю на выключенный экран телевизора.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает мерзавец.

– Тебе хватает совести еще спрашивать о том, как я себя чувствую? – поворачиваю к нему голову и встречаюсь с бесстыжими карими глазами. – Спасибо, плохо. А теперь, когда ты пришел, еще хуже.

– Вит, зачем ты так? Я переживаю…

– О, я видела вчера, как ты переживал, с вином, мятыми простынями и голой потаскухой на них.

– Вита, это недоразумение…

– Пошел вон! – смотрю ему в глаза, показывая, насколько он мне противен. – И веник свой забери. Можешь и дальше продолжать начатое. А я на тебя даже смотреть не могу.

– Прекрати. На меня слишком много всего навалилось.

– Не хочу ничего слышать! – обрываю его. – Не смей ко мне приходить. Я отправлю маму за своими вещами.

– А вот родителей сюда не нужно впутывать, – меняется его интонация.

– Это не тебе решать. С тобой я больше жить не буду и подаю на развод.

Матвей играет желваками и прожигает меня взглядом. Но меня не трогает его гнев.

– Никакого развода не будет, любимая. Или ты забыла новые обстоятельства?

– Да плевать мне, понял? Жить с тобой под одной крышей, после того как ты был с другой, – это гораздо страшнее любого банкротства. И родители поддержат меня.

– Уверена? – смотрит супруг пристально. – Ну, давай, позвони папе и скажи, что разводишься. Посмотрим, что он тебе ответит, – усмехается он.

– Не волнуйся, позвоню! Но когда тебя не будет рядом! – отворачиваюсь от него и жду, когда он наконец-то уйдет.

Матвей сверлит меня взглядом, а потом говорит:

– До встречи, любимая, – выходит из палаты. – Я навещу тебя завтра.

Его визит снова разбередил свежие раны. И я понимаю, что должна как-то себя обезопасить от него, и делаю то, что должна была совершить сразу.

Беру телефон и набираю папин номер.

– Дочь, привет! Как самочувствие?

– Здравствуй, папа. Мне нужна твоя помощь. Матвей изменил мне, и мы разводимся, – проговариваю быстро, желая скорее избавиться от этого груза.

В динамике повисает тишина.

– Ты уверена?

– Да, папа, я застала вчера другую женщину в нашей кровати.

– Дочь, – делает глубокий вдох отец, – Матвей хочет развестись?

– Нет, – уже чувствую неладное.

– Тогда выбрось глупости из головы, Вита. Ты взрослая женщина, скоро станешь матерью. Не стоит сразу подавать на развод из-за ерунды.

– Ерунды? – не верю своим ушам.

– Именно, ерунды, дочь. А теперь прости, мне пора, перезвоню позже.

Глава 6

– Мама, мне нужна твоя помощь, – голос дрожит, а руки трясутся.

Разговор с папой стал для меня настоящим потрясением. Я не верю, что мой родной отец отказался мне помочь и, более того, дал такой совет.

Он меня тоже предал. Ради чего?

Трясущимися руками сразу же набираю мамин номер и чуть не плачу, услышав ее.

– Вита, что случилось? – в ее голосе тревога.

– Мама, все плохо, – не сдержавшись, начинаю плакать. – Матвей… он… – всхлипываю, не в состоянии выдавить из себя ни слова.

– Дочка… что он сделал? – мгновенно превращается в разъяренную львицу мама.

– Мама, он мне измени-и-и-ил, – перехожу на вой, уже не в состоянии себя контролировать.

– Ах он!.. Выезжаю! Скоро буду, солнце! Не наделай глупостей, – сбрасывает она вызов, а я продолжаю рыдать.

Мне так плохо, как никогда раньше.

Кажется, что меня выпотрошили, как рыбу. Я не чувствую себя. Только парализующий холод. Метаюсь по кровати, потому что мне кажется, что я умираю.

На мою истерику прибегает медсестра и ставит мне успокоительное.

Слезы высыхают, и меня утягивает в сон. А просыпаюсь я от ощущения, будто по мне ползает какое-то насекомое. Открываю глаза и встречаюсь взором с мамой.

Родительница сидит в кресле напротив моей кровати и вяжет что-то сиреневое крючком.

– Мама, – глухо зову ее.

– Виточка, – вскидывает она взор ко мне и подскакивает на ноги. – Проснулась, дочка, – подходит к кровати и, наклонившись, целует меня в лоб.

– Давно ты приехала?

– Около двух часов назад. Медсестра сказала, что тебе вкололи успокоительное, и я не стала тебя тревожить.

– Спасибо, мамочка, – в горле снова встает ком. Но глаза сухие, будто в них насыпали песка.

– Ну что ты, солнце, – гладит она меня по голове, а мне кажется, что я снова маленькая девочка, которой приснился страшный сон, и я забралась к маме под одеяло, и она меня обнимает и успокаивает, что то был лишь ночной кошмар. – Как же я могу тебя оставить в такой момент?

Я наслаждаюсь ее теплом и поддержкой, чувствуя облегчение оттого, что хотя бы один близкий человек у меня остался, и она никогда меня не предаст.

Мама ничего не спрашивает, ждет, пока я сама все расскажу.

Когда сон меня окончательно отпускает, я приподнимаюсь на локтях и сажусь на кровати.

– Рассказывай, – подставляет стул ближе к моей постели родительница.

– Мам, – делаю глубокий вдох. – Я, когда домой приехала, застала другую девушку в нашей постели, голую, – зажмуриваюсь, больше не позволяя себе поддаваться эмоциям.

– Как это другую девушку? Матвей же в командировку уехал! – хмурится она.

– Это он для нас всех уехал, а сам развлекался дома с другой. Пришел через несколько минут после моего возвращения и сказал, что устал от меня и моих капризов, – под ложечкой сосет, а ком в горле лишь сильнее разрастается.

Мама поджимает губы, а глаза мечут молнии.

– Ну каков подонок! – говорит она, поднимаясь.

Вижу, что эта новость становится для нее таким же потрясением, но мама чуточку лучше меня прячет свои эмоции.

– А чужим бизнесом руководить он не устал? Ну змееныш, паразит! Жалкий червь! Я ему этот его уставший отросток оторву и собакам скормлю! – ходит из угла в угол мама, проклиная моего мужа самыми сочными эпитетами.

– Я же говорила! Говорила, что он скользкий, мерзкий типок, решивший сделать себе карьеру через удачную женитьбу!

Мне кажется, еще немного – и она взорвется.

Наблюдаю за ее мельтешением и жду, когда родительница перекипит и мы сможем продолжить разговор.

– Ты смотри! А притворялся таким внимательным! Козел! Козел безрогий!

– Мам, – зову ее, напоминая, что эта гневная тирада мне сейчас никак не поможет.

– Прости, солнце! – делает она несколько глубоких вдохов и снова поворачивается ко мне. – Я… спокойна. И что ты думаешь делать?

– Разводиться, – мое решение не изменилось.

– Правильно!

– Но он не хочет давать развод. Мам, он что-то плел про то, что теперь он занял папино место…

Вижу, как мама напрягается.

– Та-а-ак! И что это значит?

– Пообещал оставить нас всех банкротами, если я подам на развод. Я позвонила папе, а он сказал мне не дурить и не разводиться из-за такой “глупости”.

– Это отец тебе такое сказал? – взор мамы становится острым и кровожадным, будто родительница задумала убийство.

– Да, – снова чувствую, как глаза начинают чесаться.

– Что за чушь? Как он вообще мог тебе предложить подобное? Единственной дочери ляпнуть такую ерунду! – всплескивает она руками.

– Вот и я не поверила услышанному.

– Подожди, дочь, мне нужно поговорить с этим старым дураком.

Родительница выскальзывает из палаты.

Я слышу громкий цокот ее каблуков, когда она уходит все дальше по коридору. Верю, что маме удастся вразумить отца и он все же поддержит меня.

Её нет слишком долго.

Устав лежать, я поднимаюсь на ноги, чтобы размяться. Стою у окна и смотрю на припорошенный первым снежком двор и редких людей, оставляющих на нем следы.

Дверь в палату открывается, и мама проскальзывает внутрь.

По поджатым губами и тому, как она старается отвести взгляд в сторону, я угадываю неладное.

– Мам, что случилось? – пульс ускоряется.

– Вит, все же развод не самая удачная затея, солнце, – пытается улыбнуться она, но у нее не выходит. – Может, поговорим с Матвеем? Уверена, он раскаивается…

А я не верю, что моя собственная мать заявляет подобное. Кажется, у меня больше нет семьи.

Глава 7

– Милая, это тебе, – медсестра заносит в палату корзину цветов.

– Уберите это, – отворачиваюсь от роз, не желая видеть эти жалкие попытки Матвея загладить вину.

– Такие красивые. Точно не хочешь оставить?

– Нет. Меня тошнит от их запаха, – а если быть точнее, то от их отправителя.

– Ты нашу больницу уже в оранжерею превратила, – тихо смеется женщина.

– Заберите их домой, раздайте девочкам, главное, чтобы я их не видела.

– Жестко ты с мужем, – наконец-то она говорит ту самую фразу, что повторяет уже на протяжении недели.

Семь дней я лежу в полном одиночестве. Врач запретил визиты ко мне родственников, потому что стоило хоть кому-то одному явиться, и мне сразу становилось хуже.

Пока меня вообще опасаются выписывать.

А я больше не стремлюсь домой.

Нет у меня дома. Как нет родителей.

Все меня предали, и я никого из них не хочу больше видеть.

Хватит!

Я могу еще понять, почему папа занял такую позицию. С натяжкой, но понимаю.

Мало того, что он категорически против разводов, так еще и усадил моего мужа на свое место. Пока что всего на два года, чтобы посмотреть, справится ли тот с задачей, а потом думал полностью передать ему бразды правления. И до истечения этого срока только совет директоров и акционеры могут сместить Матвея с занимаемого поста.

Но мама… Моя родная мать хочет примирить меня с изменником! Мама, та самая, которая утверждает, будто я их с отцом главное сокровище. Все та же мама, не приемлющая прощений и выступающая за самую жестокую кару для изменников. И я знаю: окажись она сама на моем месте, вряд ли папа остался бы в живых после подобного. Мама бы его уничтожила.

Но почему тогда со мной так?

Будто я не дочка родная, а падчерица, которую не жалко отдать на откуп мерзавцу.

Мужа я внесла в черный список.

Не принимаю звонки и от родителей в том числе.

Про незнакомые номера и упоминать не следует.

Слез уже нет. И все, о чем я стараюсь думать, – это наша дочка. Она не заслужила всего этого ужаса.

Телефон вибрирует, и я вижу очередное сообщение с незнакомого номера.

Смахиваю его и дальше сосредотачиваю внимание на телевизоре. Показывают старую комедию, но даже она после визита медсестры не помогает мне отвлечься от происходящего в моей жизни.

Смартфон снова вибрирует. Я уже хочу сбросить вызов, как вижу имя подруги.

– Вит, привет, – щебечет, как обычно, Кристина.

Она типичный представитель золотой молодежи. И, пожалуй, единственная из моего прежнего окружения, с кем я поддерживаю связь.

– Приветик, – приподнимаюсь, чтобы занять более вертикальное положение.

– Ты все еще в больнице?

– Да, еще пока лежу.

– М-м-м, – тянет она странно. – А муж что, навещает?

– Навещает, – ежедневные букеты тому подтверждение.

– Значит, все хорошо?

– А что? – не хочу пока делиться этим позором.

– Да так, ничего, – быстро проговаривает она, но я понимаю, что она просто хочет перевести тему разговора.

– Нет, Крис, давай говори.

– Да я просто позвонила, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь и когда мы сможем увидеться, – она звучит неестественно позитивно, будто намеренно пытается ввести меня в заблуждение.

Снова в груди появляется то самое чувство, от которого хочется спрятаться. На душе скребут кошки, и я уже знаю, что сейчас подружка скажет мне нечто такое, от чего мне снова станет плохо, но, словно мазохист, хочу узнать эти новости. Наверное, чтобы лишний раз увериться в том, что спасать в моем браке нечего и я должна освободиться от изменника любым способом.

– Крис, я знаю тебя как облупленную. Говори, что там у тебя, – начинаю злиться.

Ненавижу все эти хороводы вокруг да около. Лучше разом сорвать пластырь, чтобы сразу переболеть и не вспоминать о неприятных ощущениях.

– В общем, зря я звоню, наверное, – бубнит она.

– Да говори ты уже! – повышаю голос.

– В общем, мы сейчас с Ширяевым в ресторане. И я тут видела Матвея.

Вопреки всем моим установкам и здравому смыслу, сердце ёкает при звуке его имени.

– И-и-и?.. – требую продолжения.

– Он тут не один, Вит. Он тут с женщиной. Я скину тебе фото. Прости, я не хотела быть гонцом с дурными вестями.

Через секунду я слышу сигнал пришедшего сообщения.

Открываю фото и вижу на нем Матвея, сидящего в профиль к камере, а рядом с ним та сама брюнетка, что была у нас в квартире. Они сидят на очень близком расстоянии, на интимно близком, и что-то рассматривают.

У меня внутри в очередной раз что-то обрывается, и я отправляю это фото маме с прикрепленным сообщением: “Это ты называешь раскаянием, мама?”

Глава 8

– Ушел? – спрашиваю я медсестру, что возвращается, проверив, удалился ли наконец-то из стен больницы мой пока еще муж.

– Да, все чисто, – заговорщически сообщает она.

Сегодня меня выписывают, и мне пришлось поведать свою кошмарную историю доброй медсестре Тане, что была со мной слишком терпелива. И теперь у меня есть сторонник, готовый ради моего благополучия выполнять разные поручения.

      Остается надеяться, что врач расскажет о моей выписке чуть позже. Пока он на операции, а значит, точно не станет принимать звонки от родственников пациентов и у меня есть время на побег.

– Отлично, – подбираю сумку и направляюсь к выходу.

После того как Крис отправила мне те злосчастные фотографии, прошло еще три дня. Я научилась блокировать любые эмоции, не думать о своем горе и о том, чем именно занимается мой супруг.

Теперь у меня есть только доченька, которая появится на свет далеко не завтра, а значит, у меня будет какое-то время, чтобы устроиться на новом месте и вдалеке от мужа развестись.

Я решила уехать.

Никто из близких не знает о моем решении. И не узнает до тех пор, пока я не окажусь отсюда подальше.

Прежде всего я должна думать о малышке и о том, чтобы спокойно доносить ее. А находясь посреди змеиной кодлы, я так и не вылезу из больницы.

– Давай, милая, я тебе помогу, – забирает у меня сумку Татьяна. – Тебе не надо сейчас носить тяжелое.

– Спасибо, – я безмерно благодарна этой женщине, что оказалась настолько добра ко мне.

– Ну все, идем.

Мы проходим холл и заходим в лифт, а я все никак не могу расслабиться. Все время кажется, что Матвей выскочит из-за угла и мой побег накроется медным тазом.

Тревога внутри меня разрослась до немыслимых размеров. Я вздрагиваю от каждого шороха и жду того, что меня в любой момент схватят и потащат домой.

От одной мысли об этом меня передергивает.

Нет у меня больше дома.

Вниз спускаюсь, находясь в страшном напряжении. Поэтому когда Татьяна передает таксисту мои вещи и я прячусь от пронизывающего ноябрьского ветра в машину, все еще не верю, что удалось выбраться непойманной.

Как только машина трогается с места, я цепляюсь за ручку, не позволяя себе до конца расслабиться. Оборачиваюсь назад, проверяя, нет ли за нами погони.

С территории больницы выезжает только наша машина, и я облегченно откидываюсь на спинку сидения и шумно выдыхаю.

– Уже скучаешь? – спрашивает водитель.

– Что, простите? – только теперь вспоминаю, что в машине я не одна, и бросаю взор на лысый затылок таксиста.

– Обратно уже хочешь вернуться? – говорит он с каким-то смешком.

– Да нет, не хотелось бы… – смотрю в зеркало заднего вида, встречаясь с глазами водителя.

Он ухмыляется, и это меня настораживает.

– Что ж тогда так оборачиваешься. Будто забыла там что-то?

– Проверяю, чтобы за нами слежки не было.

– Во как! Так у нас прямо шпионские страсти, – продолжает усмехаться он, а меня напрягает его реакция.

– Никаких шпионов. Всего лишь муж-мерзавец, что кувыркался в нашей постели с другой, пока я лежала на сохранении, – слова выскакивают из меня с такой скоростью, будто я только и ждала момента, когда смогу хоть кому-то от души пожаловаться на Матвея.

– Как же можно такой красавице изменять? Непорядок, – качает он головой, останавливаясь у светофора. – Похоже, не того мужа ты выбрала.

– Похоже, – облегченно выдыхаю.

Да, все то время, что я знаю о похождениях Матвея, я жду слов поддержки, даже если они звучат от совершенно незнакомого человека.

Я присматриваюсь к его лицу и понимаю, что кого-то этот мужчина мне до жути напоминает.

– А я вас не могла раньше видеть? – напрягаюсь, стараясь вспомнить.

Хотя такого колоритного персонажа я бы вряд ли забыла.

– В жизни все возможно, – прищуривается водитель, и тут меня пронзает осознание.

– Вам не говорили, что вы похожи на Дмитрия Нагиева?

– Серьезно? – приподнимает он бровь. – Не может быть! Ты первая! – наигранно удивляется.

– Не верю, чтобы никто не заметил.

– Каждый день, – смеется он. – По несколько раз в день.

– Простите, если вам это неприятно.

– Не волнуйся за меня. Мне это даже льстит. Лучше расскажи, как ты разобралась со своим идиотом?

– Никак, – пожимаю плечами. – Развестись хочу. Но он против.

– Суд все равно обязан вас развести.

– Есть еще обстоятельства, из-за которых моя семья против развода.

– А они тут при чем? Они что, с вами в одной кровати спят?

– Иногда мне кажется, что да, – горько усмехаюсь.

– Жить тебе, красавица. И посмотри на себя, долго ты точно не останешься одна. Обязательно встретишь своего настоящего принца, а не самозванца.

До самого аэропорта мы болтаем с лже Дмитрием Нагиевым, и к концу поездки я чувствую легкость. Прощаюсь, оставив щедрые чаевые, и, набрав побольше воздуха, захожу внутрь.

Но не успеваю дойти до стойки регистрации, как слышу позади себя голос, от которого все волоски на теле встают дыбом.

– Далеко собралась? – спрашивает Матвей.