Читать книгу: «Дорогуша», страница 3

Воскресенье, 7 января

1. Дерек Скадд.

2. Адвокат Дерека Скадда.

3. Уэсли Парсонс.

4. Наш местный сумасшедший, Стремный Эд Ширан, который околачивается на парковке у «Лидла», срывает листья с кустов, нюхает их и ржет.

5. Все, кто покупает, продает или производит мерч по «Звездным войнамt». Уже даже «Сникерс» нельзя купить спокойно: тебе и тут обязательно всучат купон на долбаный световой меч.

Ночью опять снился папа. Я спросила, кто его любимый ребенок, он улыбнулся и сказал: «Конечно, ты».

С папой я могла разговаривать о чем угодно. Теперь не с кем. Крейг? Ну это просто смешно: он вечно одним глазом в телевизоре, и, даже если тот выключен, я вижу, как он мысленно пересматривает какую-нибудь из серий «Игры престолов». С Серен мне, конечно, поговорить нельзя. С тех пор, как похоронили папу, она в Англию не возвращалась, а когда мы созваниваемся, у меня вечно ощущение, что она ждет не дождется, когда можно будет повесить трубку.

Что же до ЛОКНО, их мнение может оказаться полезным, только если мне вдруг захочется послушать оскорбительные замечания относительно моей бездетности, второсортности моей работы и невостребованности моего романа.

Не знаю, что бы мне посоветовали мама и папа, будь они живы.

Я горевала по ним не так, как это принято у нормальных людей. Серен сказала, что ей было «не по себе» при виде того, как я оплакиваю папу. Якобы это напоминало ей «дождь за окном» – струи стекают по стеклу холодные, точно лед. А я не знала, как себя положено чувствовать. Все ощущения просто разом отрубило. Однажды я это загуглила, и ВрачиОнлайн сказали, что «оцепенение, связанное с утратой, является распространенным явлением и может продлиться несколько дней, пока мозг пытается осознать произошедшее». Об оцепенении, которое длится несколько лет, я ничего не нашла. Похоже, такого вообще не бывает.

Двое старших редакторов, Клавдия и Лайнус, в обед вернулись с судебного заседания и сказали, что педофил Дерек Скадд, шестидесяти восьми лет, отделался тремя годами условно, двумя месяцами принудительного лечения и попаданием в список лиц, совершивших преступление сексуального характера. Мы все следили за его процессом уже больше года. Это просто охренительно немыслимая дичь! Ведь он заслуживает того, чтобы с него прижизненно содрали кожу и зажарили, пока он еще в состоянии орать.

Четверг, 11 января

1. Миссис Уиттэкер: соседка, старая, страдает клептоманией.

2. «Диллон» – кассир в «Лидле»: заставил меня переплатить за бумагу Крейга.

3. Мужик в пиджаке на синем «Кашкае», который каждое утро с ревом выезжает с Сауэрберри-роуд: серый костюм, очки-авиаторы, загар Дональда Трампа.

4. Дерек Скадд.

5. Уэсли Парсонс.

В саду перед домом мамы и папы распустились камелии. Вид просто потрясающий. Это еще мама сажала. Я перед работой заехала кое-что завезти – и увидела их. Джулия и на этот раз ныла и канючила. Опять, оказывается, пыталась разбить окно.

– НЕ СМЕЙ РАЗБИВАТЬ ОКНО! – наорала я на нее и потащила за волосы, пока она не рухнула на ковер. – Будешь так себя вести – я тебе еще один палец отрежу!

Я напомнила ей о «моей подруге, которая не спускает глаз с ее детей». После этого она заткнулась. Мне захотелось убить ее сегодня же – становится ужасно утомительно сюда мотаться, кормить ее и по сто раз повторять одни и те же угрозы. Это все равно что ухаживать за неприятной лошадью. И пятна с ковра все никак не получается оттереть.

Но момент сейчас неподходящий. Как убьешь, назад уже не отмотаешь, а я хочу обязательно сделать это как следует.

Полиция обнародовала новую информацию о Дэниеле Уэллсе, электрике, которого безжалостно лишила жизни (и окаянного отростка) ваша покорная слуга: утопшего, оказывается, и в самом деле обнаружили без рабочего приложения. В редакции весь день шутят на тему Дэна Без Члена. Террористическую версию убийства догадались сразу отмести. Он якобы в новогодний вечер ввязался в драку в баре, и расследование пошло по этой тупиковой ветви. Зато теперь понятно, почему у него была бровь рассечена.

На обед опять салатик. Будь ты проклят, Огурец.

Эй Джей начал подкатывать к Лане. Весь такой: «Привет, Л., как поживаешь?» – прям с порога и предлагает сделать ей тост с арахисовым маслом и бананом, как тот, которым он сам завтракает. Еще я заметила, что ее чай-латте он приносит до того, как принести мой капучино, к тому же болтает он с ней дольше, чем со мной. Оба любят плавать, у обоих папы сбежали от мам, когда они были маленькими, и у обоих в детстве были какаду. Клавдия это зафиксировала и, насколько я понимаю, теперь старается придумывать ему побольше заданий. Сегодня чуть ли не на полдня отправила его наверх разбираться в архивах.

Интересно, как Лана кричит. А еще интересно: ее предсмертный крик будет таким же, как во время секса?

На чайном перерыве в три часа дня мы с Джеффом, как с нами часто бывает, поспорили. На этот раз – по поводу превращения исторических богаделен в центре города в ночлежки для выпущенных под залог. Я говорила, что это отличная идея, ведь вон сколько бездомных у нас в городе; а Джефф спрашивал: а как же быть с историей? Согласия мы так и не достигли, но в конце чокнулись кружками, так что, думаю, мы все еще друзья.

Вечером проходила запланированная акция протеста в связи с повышением муниципальных налогов, и она превратилась в полномасштабный бунт, который докатился до торгового центра в конце нашей улицы. Были даже случаи мародерства, самодельные метательные снаряды и коктейли Молотова с экологически чистым бензином, из-за которых тут и там возникали спонтанные пожары. Я вот только вернулась. Сделала несколько отличных снимков – думаю, один завтра всем просто башку снесет, и, замечу без ложной скромности, по-моему, у него есть все шансы оказаться на первой полосе следующего номера. Может, прямо завтра удастся впечатлить фотками Клавдию и Лайнуса – и наконец-то попасть туда, где мне и следует быть, – на обложку. Первая полоса газеты и мое имя на ней – ради этого стоило так долго терпеть и лезть из кожи вон.

По дороге домой ни в одном из окольных переулков никаких случайных насильников не встретила. Вечно они так: когда их ждешь, ни за что не покажутся. Точь-в-точь как чертовы автобусы.

Сидя в постели, немного поработала над романом. Продвигается не очень. Желудок всю дорогу бурчал, потому что не поела (Крейг приготовил лазанью повышенной жирности и чесночный хлеб), а если в романе ты сравниваешь зубы красавца с «полным ртом могильных плит из белых досок для серфа», то ежу понятно, что ты в полном дерьме. Сегодня получила по почте еще один отказ, на этот раз – от крупного агентства, «Гарсайд Эйдженси». Сказали, что моей книге «недостает эмоциональной глубины». Как, видимо, и мне самой. Я отправила рукопись уже тридцати семи агентам. Не может быть, чтобы все они ошибались. Похоже, пора ставить крест на моих «Часах-алиби». Да и кому нужен вымысел, когда старая добрая реальность сама по себе такая прикольная?

Пятница, 12 января

1. Женщина с двумя коричневыми спаниелями, которые вечно нападают на Дзынь и ходят без поводков, – сегодня она была в кроксах.

2. Дерек Скадд.

3. Уэсли Парсонс.

4. Джона Хилл.

5. Люди, которые дают Джоне Хиллу роли.

Какой-то идиот в Твиттере пытается мобилизовать местное сообщество на вечеринку «Приходи со Своей метлой», чтобы навести порядок после бунта. Гребаные миллениалы.

Машина утром не завелась, так что пришлось добираться до работы методом «садись на автобус и беги». Два из моих обычных маршрутов были перекрыты: полиция убирала сожженные машины и битое стекло после вчерашнего. Не знаю, почему это у них называется бунтом. К десяти вечера все уже благополучно завершилось. Люди такие ленивые, когда дело касается публичных протестов. Типа: «Ну ок, давайте швырнем парочку бутылок, накалякаем чего-нибудь на старых картонках, поорем на кучку полицейских – и по домам, чтоб не опоздать на “Игру престолов”». Дилетанты.

Когда я вошла, мокрая, как священник на детсадовском празднике в бассейне, редакция стояла на ушах. Принтеры жужжали. По чашкам разливался дымящийся кофе. Младшие редакторы исступленно колотили по клавиатурам, сгорбившись над сдвинутыми в общий пазл столами. Клавдия расхаживала туда-сюда, раскладывала важные листы бумаги A4 по ящикам «входящие задачи» и в целом вид имела обеспокоенный. Новый мальчик, Эй Джей, сидел на полу у ее стола и скреплял листы степлером – как редакционный щенок (который к тому же обучен скреплять листы степлером). Рон у себя в кабинете разговаривал по телефону с помощью гарнитуры хэндс-фри. Лайнус Сиксгилл ¹¹ сидел у себя за столом и тоже заканчивал телефонный разговор. Вокруг его монитора стояло три стаканчика эспрессо, а на экране во всей красе полноцветного изображения была открыта фотография Дэниела Уэллса – он же Дэн-Где-Твой-Член.

– Привет! – сказала я в робкой надежде привлечь к себе внимание, но никто на меня не посмотрел. – Я, короче, вчера на беспорядках классный кадр поймала.

Лайнус оглянулся.

– Да ну! Рипичип, дорогая, и что же ты делала на беспорядках?!

Он никогда не называл меня настоящим именем – только всякими вариациями. Раньше ему больше всего нравилась версия Наша Рита-контролер ¹². Рипичип ¹³ он использовал регулярно, а еще – Риту Ору ¹⁴. По пятницам после обеда он обычно предпочитал вариант Рит-Петит ¹⁵. Я ничего не могла с этим поделать – только стояла и вежливо хихикала, как и полагается офисному обсосу вроде меня.

– Рон на последнем ППП [Первая Понедельничная Планерка] сказал, что нужно всегда быть наготове на случай экстренных новостей. Ну, типа, если у нас на глазах разворачивается какая-то история…

– Конечно, золотце, но он-то имел в виду редакторов и ведущих рубрик, а не секретаршу с ресепшен.

– Я больше не работаю на ресепшен, я – ассистент редакции, – промямлила я, утирая лоб манжетом куртки. – Рон сказал…

– Дорогуша, для тебя он мистер Пондичерри ¹⁶, – сказала Клавдия, еле-еле оторвав взгляд от монитора.

– Мистер Пондичерри, – поправилась я. – Он сказал, что на этой должности от меня требуется больше работать над собственными темами. Вот я и решила проявить инициативу. Ведь никогда не знаешь, где что произойдет, – так он сказал: драка, автомобильная авария, похищение ребенка…

Эй Джей поднял взгляд от кипы скрепленных степлером листов и улыбнулся мне так, что могильные плиты серфбордов у него во рту будто пустились в пляс.

– Но это ведь не входит в твои обязанности, правда? – снова посмотрела на меня, злобно взмахнув ресницами, Клавдия. – Предоставь это профессионалам, договорились, эм-м, душа моя?

Вот это ее «эм-м» бесило меня в ней больше всего. Как бы мне хотелось выдрать это «эм-м» из ее глотки. Но я просто мило улыбнулась – с душой.

– Мистер Пондичерри сказал, что, если я буду проявлять рвение, он, возможно, выдвинет меня на стипендию Союза журналистов. Чтобы я могла получить диплом.

– О, это было бы зачетно, – сказал Эй Джей между щелчками степлера.

Я посмотрела на него с благодарностью и повернулась к Лайнусу, как будто только того и ждала, что поддержки сидящего в позе лотоса австралийского мальчика.

Лайнус выдвинул ящик стола и достал оттуда коробочку зубочисток.

– Я бы на это не рассчитывал, Рит-Петит. Обычно он берет стажеров прямо с журфака. Никогда еще не было такого, чтобы он отправлял на учебу секретаря с ресепшен.

– Да, но я ведь на ступень выше, чем секретарь на ресепшен, правда? Может, вы все-таки посмотрите на фотографии? Пожалуйста.

– Ри, чего он – докапывается до тебя? – вмешалась Лана Раунтри, мелкими шажками двигаясь в направлении ресепшен.

Она все время называет меня Ри, хотя мы никогда это не обсуждали и я ей на это разрешения не давала. От нее пахнет дешевыми духами и отсутствием амбиций, свои дни на работе она проводит за продажей рекламных площадей, фальшиво визжа от смеха в телефонную трубку, и шныряет туда-сюда, отирая рабочие столы задницей, затянутой в юбку, тесную, как презерватив. Лайнус заранее унюхал ее приближение и успел зашвырнуть в рот подушечку «Эйрвейвз».

– Да нет, так, просто прикалываемся, правда? – сказал он, откидываясь на стуле и принимая перед Ланой классическую позу «ноги-врозь-штаны-щас-треснут».

– Осторожнее с ним, – сказала Лана и ткнула меня локтем так, будто мы с ней лучшие подружки, хотя на самом деле ей было плевать, просто хотелось пообмениваться сексуальными вайбами c Сиксгиллом.

Рука все еще болела после тычка Ланиного локтя, даже когда дверь за ней уже закрылась.

Лайнус проводил ее взглядом и мечтательно вздохнул.

– Девица, может, и без мозгов, но комплект литых дисков у нее просто отпадный.

– Лайнус, не будь таким мерзким, – скривилась над телефоном Клавдия.

– Это вы о чем? – спросила я.

Но Лайнус и Клавдия просто переглянулись и, как обычно, меня проигнорировали.

Я проигрывала в голове уже много всевозможных сценариев того, каким образом в конечном итоге убью Лайнуса Сиксгилла. Можно анально надругаться над ним его же собственной перьевой ручкой «Монблан», а потом привязать ремнем к крутящемуся креслу, засунуть его член себе в горло и откусить по методу «под самый корешок». Можно разбить стекло шкафчика с аварийным топориком и отрубить ему голову, а потом наподдать по ней ногой, чтобы она улетела прямиком в корзину для мусора. А можно просто показать ему средний палец, крикнуть «ЧМОШНИК!» и выбежать из комнаты. Признаюсь, ни один из этих вариантов не идеален, если учесть, что а) мне совсем не хочется в тюрьму, б) мне несмотря ни на что очень хочется продвижения по службе и в) жена Лайнуса, Кира, – дочь главреда.

Но есть еще и третий, самый благоразумный способ его уничтожить: показать, на что я способна. Сделать улетный снимок или написать блестящую суперглубокую статью, попасть в новости на первой полосе, выдвинуться на стипендию Союза журналистов и переместиться на должность младшего репортера. Правда, приставка «младший» по сравнению со «старшим» или «главным» тоже пованивает яслями – как будто мне теперь придется сидеть посреди редакции в детском манежике и сосать сиську Лайнуса, – но все-таки это распахнет передо мной какие-никакие двери.

Клавдия подняла голову.

– Душа моя, Душистый мой Горошек, так что там у тебя за фотки? Может, подойдет для пятничной рубрики итогов?

Она сопроводила сказанное вздохом, как мать, которая спрашивает ребенка, что же он нарисовал, хотя прекрасно знает, что все его рисунки отправятся в помойку.

– Ой, – вырвалось у меня. – Я думала, один из кадров подойдет для первой полосы? Ну, знаете, типа «Специальный репортаж о ночи мятежей»?

Клавдия посмотрела на меня с таким нескрываемым презрением, что глаза почти полностью исчезли за прищуренными веками.

– У нас на следующей неделе тема номера – Дерек Скадд.

Для этого у них тоже есть классная фотография. Ее показывали на последнем ППП. Кто-то из фотографов поймал Скадда в тот момент, когда он зажигал сигарету на выходе из здания суда – и суровым взглядом смотрел прямо в объектив. Заголовок планируется сделать такой: «ЗЛО ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ГОРОД». То, что Дерек Скадд – зло, единственное, в чем мы с Клавдией совершенно единодушны, но это не отменяет моего желания пропустить ее чертову башку через перекрестный шредер.

Я протянула ей карту памяти от фотокамеры, и она вставила ее себе в компьютер – из всего, что происходит в жизни Клавдии с тех пор, как от нее ушел муж, это действие максимально приближено к сексу с проникновением. Признание хабалки с раздутыми венами на ногах, беспрестанной вонью изо рта и комплексом Наполеона мне понадобится не раньше, чем в тот день, когда я смогу посмотреть «Побережье Джорди» ¹⁷, не покрывшись при этом сыпью. Но все равно надо поддерживать с ней хорошие отношения. Надо держать в голове цель игры – продвижение по карьерной лестнице. Диплом. Карьера. Она могла бы дать мне все это, если бы только захотела. И пусть называет меня хоть душой, хоть Душистым Горошком.

На экране возникли мои снимки – все сто восемь штук. Многие были темные, со вспышками посередине. Фейерверки. Тени полицейских. Рычащая полицейская собака. Лицо Клавдии просветлело, озарившись неким подобием интереса.

Эй Джей поднялся с пола вместе со своей стопкой бумаг и тоже вгляделся в экран.

– Вау, Рианнон, ты реально круто фотографируешь, – проговорил он, широко улыбнувшись. – Ты где-то училась?

– Да нет, никогда, – сказала я и, спохватившись, добавила, – но спасибо.

На столе у Клавдии зазвонил телефон.

– Доброе утро, Отдел новостей, Клавдия Галпер… Ах да, минутку, пожалуйста. – Она прикрыла телефон рукой и сказала мне: – Душечка, важный звонок, пожар на складе. Покажи это Лайнусу, ладно?

Вот умница, – могла бы она добавить.

Ах ты отвратная болотная сука собака мразь подлизала из Аида!

Она дала Эй Джею новое поручение и продолжила говорить по телефону, хохоча и накручивая на палец волосы, пока тип на другом конце провода плакался ей на тему того, как его семья лишилась бизнеса, которым владела шестьдесят лет. Я выдернула свою карту из ее компа.

– Ну давай, Рипунцель, покажи свои фотки-находки, – сказал Лайнус, подманивая меня отманикюренным ногтем.

Я дала ему карту, и он вставил ее на этот раз в свою машину.

– О, вот эта с собачкой классная. А это… интересно, – сказал он на снимок кирпичной стены, обрушившейся рядом с детской площадкой. – Немного размыто. Ты на что снимала – на Кодак 1900 года?

Вслух я смущенно хихикнула, как идиотка. А про себя обозвала его упоротым долбохлыщом и вообразила, как он просыпается у себя в постели и вопит при виде собственных отрезанных яиц в банке.

Он промотал фейерверки, выбитые окна, парня, который колотит ногой в дверь жилого дома.

Вдруг умолк. И стал листать уже медленнее, внимательно вглядываясь в каждый кадр.

– М-м-м, да, попадаются довольно живописные, а? «Таких страстей конец бывает страшен». Кстати, это из Шекспира.

– Я знаю, – сказала я. – «Таких страстей конец бывает страшен, и смерть их ждет в разгаре торжества. Так пламя с порохом в лобзанье жгучем взаимно гибнут». ¹⁸ «Ромео и Джульетта».

Лайнус ничего не сказал. И вдруг перестал скроллить. Нашел главный кадр: я сделала с этого ракурса несколько снимков, но в фокусе был только этот один. На заднем плане – оскаленные морды собак, в воздухе вьется розовый дымок от фейерверков. Трое полицейских, прикрывшись щитами, дерутся с воинственными митингующими, а за ними пылает дерево. И на переднем плане, посреди общего замеса, лежат на земле два подростка – парень и девушка; они обнимаются и держат в ладонях лица друг друга, они беззвучны и безупречны, как молитва.

– Вау, – выдохнул Лайнус и откинулся на спинку кресла, не отрывая глаз от экрана.

Бунтари-возлюбленные. Они находились там всего несколько секунд, но я одним щелчком камеры их увековечила.

– Нравится?

– О да. Нравится. Очень, – проговорил Лайнус и снова откинулся в кресле. – Джефф, подойди-ка на секунду.

Джефф подошел прихрамывая (старая регбийная травма), поправил на переносице очки с полукруглыми стеклами и уставился на экран Лайнуса.

– Ни хрена ж себе. Это со вчерашнего? У нас в городе? А кто снимал?

– Я, – ответила я, видя, что Лайнус отвечать не собирается. – Вообще-то мне просто повезло, они там всего пару секунд лежали. Я увидела, как дерево горит, и тут он ее схватил и потянул вниз, и они вот так легли…

– Слушай, ну это просто гениально. Интересно, кто они такие. Отличный кадр, Рианнон. У нас тут, оказывается, собственный Дэвид Бейли ¹⁹ завелся, а? Ну ладно, Давина Бейли!

Я не знаю, кто такие эти Дэвид и Давина, но догадалась, что это комплимент. Иначе и быть не могло. Мы с Джеффом дружбаны. Все остальные считают, что он слегка не в адеквате. Он заикается и отплевывается, как старый паровоз, постоянно чешет и поглаживает себе мошонку так, будто у него там золотистый ретривер, и никогда не обновляет программное обеспечение на своем компе. Однажды я слышала, как он назвал Лайнуса мудозвоном и потом извинился, «потому что здесь дамы».

– Рон все еще говорит с «Таймс»? – спросил Джефф.

Мы дружно обернулись в сторону кабинета начальника. Через стекло казалось, что он погружен в видеопереговоры с головой мужчины, светящейся на мониторе.

– Да просто кадр уж больно удачный, чтобы мариновать его неделю. Слишком удачный. Я бы выложил его на сайт прямо сейчас.

Лайнус вулканической лавой выплеснулся из кресла, подлетел к двери Рона Пондичерри и семь раз решительно стукнул. А потом просто ввалился в кабинет.

– Ну ты молодчина! – сказал Джефф: мы с ним оба смотрели на монитор Лайнуса с такой гордостью, будто перед нами УЗИ-снимок нашего общего младенца. – Просто чума, Ри.

– Спасибо, Джефф, – сказала я, чувствуя, что становлюсь такого же цвета, как его красная вязаная кофта, только без пятен от мясной подливки.

– Спорим, босс бесится, что это не он сам снял, – заметил Джефф, кивая в сторону Лайнуса.

– Может быть, – пожала я плечами.

– Я – за любую возможность надрать задницу нашему красавцу, – со смехом сказал он и так мощно хлопнул меня по спине, что у меня ребра задрожали. – Смотри, чтобы он всю славу себе не присвоил.

– Да нет, ну как же это! В смысле, понятно, что он напишет статью, но ведь фотография – моя?

Джефф отхлебнул кофе и как-то неопределенно покачал головой.

– Он ведь не выдаст фотографию за свою, правда? – спросила я, чувствуя, как у меня темнеет перед глазами.

Он откашлялся.

– Кто ж его знает, как оно пойдет, детка. Кто ж его знает…