Читать книгу: «Чтобы здоровье наладилось и желание сбылось. Вам помогут святые Серафим и Феогност Вернинские», страница 2

Серафим и Феогност. Путь земной

Подвиг жизни и мученической смерти

Никаких фотографий и практически никаких нарисованных изображений Серафима и Феогноста, к сожалению, до наших дней не дошло. Связано это с тем, что за хранение подобных реликвий в 30-е годы прошлого столетия советские власти сразу же отправляли в сталинские лагеря. Но сохранились воспоминания сподвижников преподобномучеников об их подвиге во славу Господа.

История совместного служения господу нашему началась у Серафима и Феогноста в Курской епархии, где они в начале прошлого века познакомились в Рождество-Богородицкой Глинской пустыни. Именно отсюда они были приглашены в мужской Свято-Троицкий миссионерский монастырь, что находился у далекого кигризского озера Иссык-Куль. Еще раз они встретились уже в городе Верном (ныне крупнейший мегаполис Казахстана – Алматы). Волею десницы Божьей, направлявшей их собственный выбор, оказались здесь Серафим и Феогност. И когда Господь указал им в горах место, они построили там скит.

Горы не случайно привлекли к себе православных подвижников. Их устремленность в небо была проявлением тяги чистого человеческого сердца к Богу. И это понятно – ведь горы испокон века служили пристанищем для ищущих уединенной молитвы христианских подвижников. Потому-то наши преподобномученики и выбрали местом для такой молитвы горы Заилийского Алатау.

Отцы Серафим и Феогност всю жизнь почитались людьми за свое подвижничество. В смутное время революционных бурь и большевистских гонений их кельи стали центром своеобразной общины. В нее входили не только прихожане городских храмов, но даже монахи из закрывающихся советской властью монастырей. И для каждого преподобные находили слова наставления, слова утешения, слова мира и любви. За это и пострадали. Но не были они забыты народом после трагической кончины. В синодиках нескольких поколений православных алматинцев их имена всегда стояли на первом месте, а об их упокоении ежегодно проходили службы и панихиды – со дня их гибели в 1921 году, несмотря на неодобрение властей, все годы советской власти. Продолжаются они и в новое время.

А Серафим и Феогност не прекратили своего служения людям. Они продолжают помогать всем, кто обращается к ним за помощью.

Мои родители попали в Казахстан после войны. Мама – финка, папа – белорус. Жили мы хорошо. Но, когда Советский Союз развалился и в республике стало тяжело найти работу – заводы один за одним стали закрываться, – встал вопрос: как жить дальше? Матушка вспомнила о дальних родственниках в Финляндии и сказала, что надо ехать туда. Мы с батей противиться не стали, т. к. к этому времени уже полгода были безработными. Когда переехали, нам понравилось. И работа нашлась, и финны оказались приветливыми людьми. Потом я узнал, что в Казахстане жизнь налаживается, развивается бизнес и решил сделать совместное предприятие со своим другом, оставшимся жить в Алматы. По началу все было хорошо. Но потом возникли проблемы с местными чиновниками, которые своими бесконечными проверками явно показывали, что не отстанут, если мы не дадим большую взятку. Так продолжалось чуть ли не год.

Мы с партнерами испробовали массу способов, чтобы обойти эти препоны. Даже в одну газету местную интервью давали. Все без толку. И тут я вспомнил, как бабушка моего алматинского друга и бизнес-кол леги Леонида как-то рассказывала нам еще в советские времена, что в тяжелые для семьи минуты всегда молится преподобномученикам Серафиму и Феогносту.

Мало зная о них, я все же посоветовал Лене поставить в каком-нибудь алматинском храме свечку этим святым. Уговаривал его, наверное, месяца два. Он все не верил. Но потом все-таки согласился. И, вы не поверите, сначала от него пришла СМС: «Успокойся. Сходил в Крестовоздвиженский храм. Помолился твоим святым». А уже через 10 дней он звонил совершенно обалдевший и поздравлял нас обоих с тем, что все чиновничьи проблемы удивительным образом были сняты и наше предприятие может дальше спокойно работать.

Виктор (Финляндия)

Так сложилось, что любовь свою настоящую я нашла только после сорока лет. Не сказать, что я дурнушка или какой изъян у меня физический. Ну да, полновата всегда была. Но это ж не повод… Наверное, просто всегда была слишком придирчива к «кавалерам», а они ко мне. Всю жизнь работаю бухгалтером. На отсутствие знакомств никогда не жаловалась. Но вот с личной жизнью – никак. Я даже смирилась с этим. Хотя все мои подруги давно уже вышли замуж. Обидно не было. Просто думала: за что ж меня так судьба не привечает?

Так было до 42 лет. А летом 2008 года моя подружка по институту пригласила меня в Алмату погостить. Мы много гуляли по этому прекрасному городу. Я поражалась местным достопримечательностям. Но больше всего меня поразил ледовый каток «Медео». А подруга рассказала, что он расположен в ущелье близ горы Мохнатка. Я сначала не поняла, зачем она мне это рассказывает. Но потом поняла. Потому что она рассказала, что именно на Мохнатой сопке иеромонах Анатолий отпел мучеников Серафима и Феогноста после их драматической смерти.

Я попросила ее поподробней рассказать об этих монахах. Помню этот вечер, как сейчас. Мы даже вина немного выпили, но это не главное. Главное, что меня поразила мученическая судьба Серафима и Феогноста. Они ведь приехали сюда, прекрасно понимая, что их тут ждет. Но не смалодушничали и не отказались от своей веры. И я поняла, что и мне не надо сдаваться. И искать свое го суженого. На следующий день я пошла в Благовещенский храм города и, поговорив с местным батюшкой, горячо помолилась Серафиму и Феогносту за любовь и веру, что есть на Земле.

Прошло полтора месяца, события лета немного стерлись в моей памяти. И вдруг совершенно неожиданно я встретила в гостях у еще одной подруги Михаила. Он – вдовец, а дети его жили уже отдельно. После смерти супруги стал верующим и, что удивительно, знал о Серафиме и Феогносте. С первой же встречи я была поражена, насколько совпадают наши взгляды на жизнь. Хотя он и немного вспыльчивый. Впрочем, это не стало препятствием для нашей любви. В общем, через 5 месяцев мы поженились. И сейчас я так счастлива, как, наверное, ни одна женщина на свете. К Мише по выходным приходят дети и внуки от первого брака. Младшенький, Слава, даже называет меня «бабушкой». Спасибо за это алматинским святым!

Ирина Николаевна, 45 лет (Караганды)

Время суровых испытаний

В своем слове, произнесенном перед новогодним молебном 1 января 1918 г. в храме Христа Спасителя, Патриарх Московский и всея России Тихон сравнил февральские и октябрьские государственные перевороты с печальным опытом Вавилонского строительства. Слова и проповеди первосвятителя, его послания были восприняты всеми верующими как голос церковного разума среди кошмара охватившей страну гражданской войны и возобновившихся военных действий на фронтах первой мировой войны. Революционные преобразования коснулись всех сторон жизни российских православных. Особенно тяжелые потери несли священнослужители, на которых ополчились и красные, и партизаны, и местное неправославное население царских окраин.

Для многочисленных националистов большевистский переворот 1917 года стал толчком к сепаратистским выступлениям. Появилась «самостийная Украинская народная республика», отделились Северный Кавказ и Закавказье, Средняя Азия, Финляндия, оккупированная Германией Польша, Прибалтика…

Во многом этому способствовала и не всегда продуманная политика царских властей.

Так, к примеру, еще в июне 1916 года был выпущен Указ правительства о мобилизации мужского населения Средней Азии и Казахстана в возрасте от 19 до 43 лет «для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии». Согласно ему из Туркестанского края призывались 250 тысяч человек и из Степного края – еще 230 тысяч человек.

Уже через неделю в Ходженте произошел расстрел полицией узбеков, осадивших полицейский участок с требованием уничтожения списков мобилизованных. Это и послужило поводом для начала Среднеазиатского восстания 1916–1917 гг. И в начале июля Туркестанский военный округ был объявлен на военном положении. Это было связано с тем, что восстание уже охватило Самаркандскую, Сырдарьинскую, Ферганскую, Закаспийскую, Акмолинскую, Семипалатинскую, Семиреченскую, Тургайскую, Уральскую области с более чем 10-миллионным многонациональным населением. Выступления против мобилизации также происходили в городах Ташкент, Коканд, Андижан, Наманган.

В конце января 1917 года царскими войсками бы ли подавлены последние очаги Среднеазиатского восстания, и в целом к началу Февральской революции царскому правительству удалось отправить из Туркестана на тыловые работы только 123 тысячи человек.

Другие сотни тысяч восставших превратились в «благодатную массу» для многочисленных вооруженных стычек, происходивших теперь постоянно. Объектами их были представители центральных властей и служители основанной здесь в 1871 году Туркестанской православной епархии. Еще более ухудшилась ситуация после развала Российской империи.

В условиях, когда Гражданская война бушевала по всей стране, в каждом городе, в каждой деревне, в каждом ауле, – тяжелей всего было служителям веры. Так как они не только выступали за взаимопонимание между всеми рабами Божьими, но и не одобряли агрессивную политику большевиков против церкви и нравственности. Храмы разрушались, священники сотнями и тысячами расстреливались без суда и следствия. Причем в Средней Азии и Казахстане страдали не только православные, но и мусульмане. Но, несмотря на различия, верующие люди помогали друг другу – независимо от национальностей и вероисповедания.

Протоиерей Михаил Омелюстый рассказывал, как в 1919 году незнакомая мусульманская семья спрятала его от гнавшегося за священником красноармейского патруля. Спасая «русского муллу», эти люди рисковали собственными жизнями. И это лишь один из множества примеров взаимопомощи мусульман и православных в годину гонений. В Центральной Азии мусульмане и православные пережили общую трагическую историю преследований за веру. Одна и та же группа чекистов «брала» священника, а затем шла арестовывать имама или шейха. Одни и те же богоборцы жгли мечети и взрывали храмы. Одни и те же воинствующие безбожники крушили святые иконы в жилищах православных, а в дни Рамадана (поста) вламывались в дома мусульман и насильно запихивали людям в рот пищу, заставляя их нарушить пост.

Митрополит Бишкекский и Среднеазиатский Владимир (Иким)

Земля потомков патриарха Тюрков. – Русская Православная Церковь, Издательство Московской Патриархии, 2002.

* * *

Еще более усугубило эту разруху появление 1918 году движения басмачей. Православные в Средней Азии теперь преследовались – жестоко преследовались – как басмачами, так и красноармейцами. Выступая за мир и взаимопонимание, они оказались между двух огней, среди обезумевших от крови и жажды власти безумцев.

Сейчас уже мало кто помнит, что советская власть боролась с басмачами вплоть до 1938 года. И большая часть Средней Азии многие годы изнывала под игом басмачества. А поскольку само понятие «басмачество» произошло от тюркского «басмак» – то есть совершать налет, нападать, набегать, – то воевать с представителями такого партизанского движения, состоящего из местного населения, было очень трудно.

При этом поначалу басмачи не делали различий между красноармейцами и православными служителями. Они жестоко убивали тех и других. Не хочется перечислять в этой книге тысячи и тысячи случаев того, как захваченных пленных сначала сажали на кол, потом отрезали голову и оставляли так тела жертв на долгие месяцы.

Борьба сопровождалась жестокими расправами с обеих сторон. Не жалели никого, даже детей.

Бии (главы и вожди среднеазиатских родов, семей, кланов), возглавлявшие многие басмаческие отряды, жестоко расправлялись со своими бывшими батраками и сочувствующими советской власти. Но особенно тяжело было при басмчах православным из-за своей веры. Излюбленным методом пыток у басмачей было дробление костей и суставов еще живого человека. Также не гнушались они закапывать человека заживо, оставляя только голову его на поверхности – медленная и мучительная смерть.

Очень часто люди разных национальностей попросту пряталаись в православных храмах от басамчей. И это спасало их, потому что басмачи зачастую боялись заходить туда, называя храмы «русскими мечетями».

Но так было далеко не всегда. Некоторые басмаческие отряды не гнушались совершать налеты на монастыри и подвергать их разграблению. При этом они не жалели никого: ни стариков, ни женщин, ни детей, прятавшихся там, ни самих монахов. Правда, к середине 20-х годов, в связи с упадком (а фактически, массовым уничтожением большевиками православных служителей) церкви в Средней Азии, басмачи перестали грабить оставшиеся монастыри и убивать монахов – не из милосердия. Просто потому, что грабить и убивать к тому времени было уже практически некого.

* * *

Во времена Гражданской войны православные священники служили Господу в обстановке всеобщей человеческой подозрительности, социальной нетерпимости и классовой ненависти. Многие из них погибали, пытаясь отстоять христианское учение, но оставшиеся продолжали помогать всем попавшим в беду людям, невзирая на их национальность и вероисповедание.

Одним из проявлений «красного террора» были жесточайшие подавления крестьянских выступлений. Так на разгром Беловодского, Тюпского, Таласского и Нарынского «мятежей» были брошены так называемые «бригады интернационалистов» с Закаспийского фронта. Они состояли из иностранных солдат, плененных во время Первой мировой войны и вступивших в большевистские ряды, а также из местных полууголовных элементов. На Закаспийском фронте их называли «палачами», т. к. они зарекомендовали себя как сторонники кровавого беспредела против туркменских повстанцев.

Перед лицом свирепых гонений большинство туркестанского духовенства хранило верность своему священному долгу. В церковных документах тех лет отмечалось, что вакансии священнослужителей «заполняются своевременно». То есть на место убиенных бесстрашно становились новые пастыри.

В этом бурлящем котле, в кровавой бойне отстаивали свою правду царские войска и красные комиссары, националисты всех мастей и партизанские отряды кочевников, восставшие против угнетения крестьяне и борющиеся за власть бии…

Противостоять и примирить их пытались мусульманские муллы и православные священники, но в большинстве случаев безуспешно. Слишком высок был накал гражданской войны, слишком много интересов – властных, политических, имущественных, религиозных смешалось в одном костре.

И именно в это время вместе со своими братьями по вере выполняли свой подвижнический долг православные священники Серафим и Феогност.