Боги ЯВИ

Глава 3. Хельга

– Ба, а ба! А любовь откуда берётся меж людьми?.. Ну ба?! – ночную тишину клинком вспорол мелодичный голос Хельги.

– Чего орёшь как оглашенная?! – из противоположного угла раздалось недовольное старческое сопение. – А я почём знаю? Спи уже, шельма такая…

Хельга сразу представила, как бабка в темноте хмурит густые брови.

– Сопли зелёные сначала пусть высохнут! – эхом пронеслось в избе.

– Ну ба, расскажи, ну ба-а-а… – Хельга по-детски канючила и не собиралась, видимо, сдаваться, немного поворочалась и специально громко, на всё помещение, обиженно засопела, шмыгнув носом.

– Спи уже, сиська тараканья! Мала ещё про любовь знать… – бабка, судя по звукам, перевернулась на другой бок, хрустнула под собой душистым луговым сеном и примолкла.

– Ага, мала, как же… Уже восемнадцатое лето пошло! – из кромешной темноты прошелестел звонкий голос внучки, словно стая летучих мышей пронеслась над Ядвигой. Хельга завозилась под шерстяным одеялом и притихла, ожидая от родной бабки хотя бы интересной и поучительной истории на сон грядущий. А лучше бы страшной.

– Раскудахталась, как курица, сна ей нетути, свиристелка бестолковая, – голос бабки отскочил от тяжёлого потолка и стукнул Хельгу по голове.

– У курицы тоже петух есть! – огрызнулась внучка.

– А вот как сейчас встану и не посмотрю, что ты девка толстожопая, оприходую через всю спину вожжами! Не поленюсь… Кобыла необъезженная, любовь ей подавай. Ишь ты, срам-то какой удумала… – Бабка замолчала, вдохнула ночной прохладный воздух полной грудью, и лёгкая улыбка тронула губы ещё весьма привлекательной женщины. Хельга обиженно отвернулась к стенке, что-то пробубнила себе под нос, чтобы не слышала бабка, закрыла глаза и, как все в этом возрасте, мгновенно провалилась в омут грёз, отправляясь в своих сновидениях в миры Нави, а может, и в Правь, кто знает, куда в этот раз занесёт её нелёгкая.

– Ох-хо-хошиньки… – выдохнула бабка, – мандавошка мелкая… – Ядвига улыбнулась в тёмный угол избы наблюдавшему за этим странным разговором чёрному сгустку энергии с ярко-жёлтыми глазами, отвернулась к бревенчатой стене, пахнущей можжевельником, и закрыла глаза до самого рождения Ярило-солнца.

Утро Хельгу встретило дружным гомоном и пересвистом радужных птиц. Озорные лучи уже пробились сквозь еловые лапы, падая через небольшое окно избы на спящую Хельгу, заглядывая ей прямо в глаза и весело играя солнечными зайчиками на длинных ресницах. Рывком подскочив с постели, Хельга сладко потянулась и бросилась босиком прямо во двор, это было её самое любимое время, граница миров, рождение нового дня, хоть она и была жрицей самой матушки Марёны, но в самых ранних лучах солнца растворялась, как утренняя дымка тумана над таёжным лесом, перед могучей силой Ярило.

Хельга потянула на себя утренний, ещё немного прохладный влажный воздух, вскинула руки к кронам вековых елей, и её чарующий голос, мощно нарастая с низких частот, переходя на более высокие, разнесся по округе, распугав всех неугомонных лесных пичуг на две версты вокруг избы. Малые птахи испуганными брызгами разлетелись в стороны.

Закончив утренние мантры, Хельга, довольная собой, оглянулась по сторонам, не напугала ли опять бабку Ядвигу, но той не было. Мда… «Наверно, ушла в лес за ягодами», – подумала Хельга и потянулась так сладко, что хрустнули кости. Пахло прохладой, видимо, ночью прошёл небольшой дождик, и Хельга бросилась сломя голову к ближайшему горному ручью, который журчал и серебрился недалеко от её дома, весело перекатываясь с горы Мира и щедро делясь своей ледяной прохладой в знойные летние деньки.

Исток Карачуна всегда её бодрил лучше, чем бабкины травы. Хельга присела, поводила ладонью по водной глади, зачерпнув немного хрустальной чистой водицы, окатила лицо.

– Бррр, хорошо-то как! – мурашки быстро-быстро побежали по её спине, опускаясь всё ниже и ниже, отгоняя всё дальше и дальше прилипшие за ночь душные грёзы и странные виденья, пришедшие из мира Нави. «Приснится же такое, гончие Одина…» – она фыркнула. Это всего лишь сон. И Хельга обтёрла прохладной ладонью лицо, отгоняя прочь ночные кошмары.

В небольшой заводи ручья Хельга увидела жуков-плавунцов. Зачерпнув в ладони обжигающей ледяным холодом воды, она стала брызгать на этих проворных насекомых, пытаясь заставить их принять утренние водные процедуры.

– Я умылась и проснулась, и вы умойтесь и проснитесь. Вот вам! – пропела Хельга своим необыкновенно чарующим голосом, подаренным ей от рождения самой тёмной богиней.

Неожиданно Хельга почувствовала сильный толчок немного ниже спины. Упс! Она не успела ничего сделать, только в последний миг выставила немного вперёд руки, словно превратилась в белую чайку, парящую над морскими просторами. Пролетев так немного вперёд, она грохнулась в заводь большой лягушкой, которая раскинула тонкие лапы. Только охнуть успела, разбрызгивая по сторонам серебряные искры холодного ручья. Дыхание у Хельги вмиг спёрло, в глазах потемнело, воздух из легких вырвался, чуть не проникнув в мир яви воплем невиданной силы, но грудь в самый неподходящий момент свела судорога. Наконец Хельге удалось вынырнуть, как ей показалось, из липких объятий деда Карачуна, и издать хриплый крик на уровне ультразвука. Сидящая неподалёку сорока ощетинилась перьями и свалилась с дерева. Вопль Хельги слышали, наверно, даже небесные боги, листья вздрогнули на вековых деревьях, сорвались с него зелёными мотыльками, закружили в воздухе, порхая и устремляясь как можно дальше от этого ада.

Визжа дикой свиньёй, Хельга постаралась в два прыжка добраться до берега, но левой ногой зацепилась о подводный камень и ухнулась в холодную пучину горного истока.

Выбравшись наконец на берег, она, не глядя, схватила увесистый камень и, не успев перевести дух, бросилась на своего врага. На берегу ручья недалеко от Хельги нагло пережевывала жёлтый одуванчик чёрная как смоль, но до ужаса довольная, хитрая морда козла.

– Ме-е-е! – высунув розовый язык, проблеяла морда и задергала большими ушами. Второе, – Ме-е-е! – в сторону Хельги, прозвучало для неё ещё унизительней и обидней.

– Ах ты, сука рогатая! – зло выдохнула Хельга. – Ну, скотина безрогая… я тебе рога поотшибаю… я тебе… твоя мать коза плешивая, устрою!..

Пока мокрая Хельга пыталась вскарабкаться на зелёную горку скользкими от воды ногами, задница козла быстро мелькнула и скрылась в жгучих кустах крапивы, вильнув напоследок куцым хвостом. – Ме-е-е! – быстро удаляясь, где-то за кустами прокричал не в меру большой горный козёл.

– Вот же сука… – прошептала Хельга и бросилась вдогонку за своим обидчиком, припрятав в правой руке тяжёлый камень. В этот раз она уж наверняка огреет его между бесстыжих жёлтых глаз! Ворвавшись во двор, как весенний порыв ветра, Хельга огляделась в поисках своего извечного утреннего врага. Бабка стояла возле очага и готовила узвар из только что собранных в лесу свежих ягод и аккуратно срезанных веточек лесной смородины и малины. Ядвига, неспешно помешивала его деревянной ложкой, заправляя всё это душистыми травами и тягучим лесным мёдом. Запах от этого варева во дворе стоял дурманящий. Живот Хельги сразу же на него отреагировал, слегка заурчав.

– Где эта чёрная сучья морда?! – Хельга готова была разорвать на части козла, если бы, конечно, поймала. – Чтоб тебя Карачун задрал! – прокричала молодица в сторону леса.

Бабка хмыкнула:

– Почему сучья?.. – Ядвига на минуту задумалась, видно размышляла. – Так утёк, наверное, в горы свои дружок твой, впрочем, как всегда… – не поворачиваясь к внучке, ответила бабка, всё помешивая ложкой булькающий ароматный напиток. – Он тебя, кобылу, уже в третий раз за это лето в ручей опрокидывает. А ты, как дурында берёзовая, встанешь возле ручья, сраку отклячишь, как корова на водопое, и вертишь ей, да мантры дурацкие распеваешь. Ты что, навка ночная, которая мужиков приманивает сиськами голыми да ляжками, – проворчала Ядвига.

– Это почему сразу берёзовая? – удивилась Хельга. – Да и какие тут мужики… – отмахнулась молодица. – Одни лешаки на сто вёрст в округе по лесам бродят, и те без нужды к нам носа не кажут! – почёсывая сильно ушибленный и ещё ноющий зад, ответила внучка.

– А лешаки что, таки и не мужики?.. – бабка повернулась к Хельге, блеснув серыми туманными глазами. – Я эту пёсью кровь как облупленную знаю! Вон хоть Грома возьми, – продолжила бабка, – повидала, дай матушка каждому, на своём веку ихнее племя кобелиное, и уж знаю хорошо замашки ихние да думки приворотные. – Ядвига сразу прикусила язык, зная нездоровое любопытство своей внучки, спохватилась и стала с двойным усердием методично помешивать душистый навар, кинув туда ещё щепоть полынь-травы, нагнулась ближе к котлу и принялась тихо в него напевать.

– Утром встану, Ладе и Лелю молитву вознесу, за дары их поблагодарю. К озеру пойду, водицы наберу, лицо свое омою. Пусть лихо уйдет, пусть красота моя расцветет. Щеки мои алые, кожа моя белая, очи мои ясные. Да будет так, истину ведаю…

Бабка зачерпнула в ложку немного горячего зелья и протянула внучке.

– Хочешь?.. Пойди сюда, отведай, – тем самым пытаясь сбить её с толку, – испей…

Хельга задумалась и закрутила камнем, подобранным в ручье, размером в пол её кулака. Камень имел жёлтый цвет и был довольно тяжёл.

– Ба, глянь-ка, золото… – внучка протянула руку и раскрыла ладонь, чтобы бабке было лучше его видно. Жёлтый металл сразу же отозвался на утреннее солнце и заиграл тайной силой.

– Выбрось его вон за околицу! – Ядвига не стала даже смотреть на внучку, а отмахнулась от неё рукой, как от надоедливой осенней мухи. Хельга замялась, почесав макушку.

– Ба! А правду лешаки говорят, что колдуны из тёмных миров готовы лишить жизни за этот металл?! – Хельга выпучила любопытные серые глазищи, которые отчасти скрывались под чёрной, как седая ночь, чёлкой.

– Ну, ба, правда, а?.. – на её ладони всё так же неподвижно лежал жёлтый кусок железа.

– Кривда… – передразнила бабка внучку. Ядвига не очень любила обсуждать эту мутную тему. – Иди вон прибери во дворе лучше за дружком своим, а то весь порог засрал, когда тебя утром поджидал, гадёныш твой! И сама вон босая топчешь его, а потом в избу несёшь срам этот! – Бабка вопросительно посмотрела на внучку. – Тёпленький, наверно, ещё?.. Ноги греешь? – съехидничала бабка перед внучкой. Хельга подпрыгнула и стала тщательно обтирать пятки о зеленеющую траву.

– Ну, бабусинька, ну ягадусинька моя, ну расскажи!.. – Хельга сложила губки дудочкой. – Ну, пожалуйста… – замерев в ожидании, встала на цыпочках перед ней, как собачка.

– Правда, правда! – сдалась наконец бабка. Она всегда старалась отвечать на вопросы внучки, пытаясь впихнуть в её неугомонную голову все знания об окружающем мире, что имела сама. А знала она немало…

– Так дрянь ведь железо! – стаскивая с себя мокрый сарафан, развешивая его на льняной верёвке, всё не унималась Хельга. – Ни ножа из него не выковать, ни стрелы, ни скобы, да и очень уж он тяжёлый, а для нормального железа слишком мягкий, – попробовав его надкусить, хмыкнула Хельга. – И цветом, лешак Гром сказывал, золото похоже на глаза пришлых колдунов из тёмных миров, в общем, бесполезная железяка, – сделала вывод Хельга, подкинула жёлтый кругляш ещё раз на ладони и метнула его через изгородь в сторону леса. – Ба, а тогда зачем он нужен в тёмных мирах колдунам?.. – Хельга вопросительно посмотрела на старую ведунью. – Ну, ба-а?.. – неугомонная и не собиралась отставать от неё.

– Ты меня доконаешь когда-нибудь своим «ба» да «ба». По ветру сизым дымом меня решила пустить нынче? – она притопнула ногой.

– Да ба, не-е-е! Больно интересно…

– Вот же егоза бестолковая, – бабка присела на стоящий рядом пень и внимательно посмотрела на внучку. – А кто ж их знает, этих тёмных? Всякое говно под себя гребут и чем куча больше, тем им, видно, слаще. Жуки навозные! – проговорила бабка. – Видала, поди, таких? – разглядывая внимательно внучку, Ядвига вскинула вопросительно брови. Хельга отрицательно замотала головой. – Ступай вон в какашках своего друга посмотри… – бабка указала в сторону порога. – И метлу сразу прихвати! – У Хельги ещё больше округлились и так немаленькие серые глаза, в них смешивалось и отвращение, и жуткое желание посмотреть на жуков, которые были похожи на этих странных колдунов из чужой вселенной.

– Никак они в мире с другими жить не хотят, не ценят его… Идти против самой жизни – это значит осквернить бога… Он дал её… он взял… и никак иначе… – не сводя взора с внучки, улавливая каждое желание Хельги, продолжала своё воспитание бабка. – Видишь этот ручей, – махнула рукой в его сторону, – и лесное озеро, в которое он впадает?

Хельга кивнула.

– Так вот, это и есть всё твоё, всё родное, и ручей этот, и озеро с твоими карасями, и этот ветер, и даже рыжая белка вон на ёлке сидит, шишкой хрустит. Это и есть наш общий со всеми огромный единый дом, и его надо любить, беречь и поддерживать в нём чистоту и порядок. Поняла? – бабка нахмурилась.

– Нет… – внучка замотала отрицательно головой.

– Вот же курица… – прошептала бабка. – А ну, повтори заповедь асов?

Хельга убрала за спину руки, которые всё время мешались, путаясь, как две длинные бесполезные верёвки.

– Не разрушайте Мир ваш и природу его, ибо себя погубите и свой Мир потеряете, – прошептала молодая жрица. – Сохраняйте Память о всех предках Рода своего и обрящете вы благосклонность Богов и Предков ваших. – Внучка натужно шмыгнула носом. – Не живите по законам, что создали люди, дабы лишить вас Свободы, а живите по Законом Единого. Чтите свято все праздники, что оставили вам Предки ваши, украшайте жизнь свою радостью и деяниями благими, да во Славу Богов и Предков ваших. – Хельга взмокла и утёрла лоб.

– А теперь поняла… дурында берёзовая? Ведь это и есть Храм Рода Небесного, потому и мы все живые находимся при роде! И род-батюшка не обидит тебя ни здоровьем, ни красотой, ни детьми. А те, кто пойдут против рода… – бабка многозначительно ухмыльнулась и замолчала, – пустые будут…

– Как это? – сделала округлые и удивлённые глаза Хельга.

– А вот так… подрастёшь – узнаешь… свиристелка бестолковая! – дала старуха понять своей внучке, что урок на сегодня закончен.

– Тёмные они какие-то, ба! – ответила Хельга.

– Ну да, чего с них взять-то, тёмные, они и есть тёмные, – согласилась бабка и встала с пня, направляясь в сторону плетёной изгороди за метлой. – И вообще, иди жопу прикрой, срамоту тут развела! Ой! Глянь-ка! Лешак Гром к нам в гости пожаловал? Мать моя женщина, кто нарисовался… – И бабка махнула рукой в сторону дремучего леса. Хельга взвизгнула, и её как ветром сдуло. Молодица сверкнула жопой, только стук скрипучей двери и раздался. Бабка Ядвига улыбнулась и направилась к порогу избы, держа в ещё крепких руках грозную для козла метлу. – Мозгов как у той плотвицы… – бубнила себе под нос Ядвига. – Курица, она и есть курица…

Глава 4. Лес Мюрквида

Ближе к обеду мы вышли из топи, хотя тронулись, как только болото проснулось и чуть забрезжил розовый рассвет. То же вопрос к нашим учёным. Ночью гадь была в каком-то своём непонятном для меня оцепенении, а как только время подошло к раннему утру, трясина стала оживать, шипеть и булькать своим ужасным зловонным дыханием. Видно, земля-матушка тоже стала просыпаться понемногу.

Повязки свои не снимали, пока не вышли на твердыню, в редкий осиновый лес. Не знаю, насколько они спасли нас от газа, но избавиться от них я всё же не рискнул.

Свежий порыв тёплого ветра степенно ударил в лицо.

– Земля… – прокричал я и присел возле небольшого деревца, прильнув к нему спиной, как тот адамов змей-искуситель.

Этой тяжёлой ночью никто из нас не сомкнул глаз на чёртовом болоте. Лярва всё время дрыгала задними ластами и пугала нас в темноте до икоты. Живучая скотина оказалась, хоть и с перебитым позвонком. Да и страшный смрад демона гугуля и лежащее недалеко обезглавленное тело тоже сильно напрягали наши с ребятами нервы. Скажу вам, было как-то неуютно. Привет от Одина… Похоже, нас ждали и обложили ведьму со всех сторон, как дичь на охоте. Вот-вот собачки гончие должны нарисоваться…

Даже арийка, и та припала к земле, не в состоянии заниматься своим марафетом, сил не было вовсе. Все здорово устали. Почитай, сутки в болоте и три дня под проливным дождём, который сменялся крупным градом. Видно, ребята попали под тропический циклон.

Воды для нас было за эти дни ну очень много, просто до жути, но снаружи, а вот для употребления вовнутрь она закончилась.

Немного передохнув, я заметил, что жаркое летнее солнце стало припекать и поджаривать своими ультралучами мои штаны, которые понемногу стали превращаться в деревянные от болотной мути. Да и зараза какая-то меня всё время грызла между лопаток и не только… Нежно, так сказать, покусывала, сволочь этакая. Так что нам всем был нужен хороший привал и полноценный отдых. Но сперва необходимо найти драгоценную влагу. За прошедшую ночь нами были выпиты все запасы. Видно, из-за выходящих в атмосферу болотных испарений всех мучал сушняк, а сушняк – дело страшное и первоочередное, знаю не понаслышке. Можно сказать, эксперт в этом деле…

Я приподнял голову и осмотрелся. Небольшой подлесок заканчивался овражком, за которым была видна пожелтевшая полоса бескрайних степей, похожих на волнующееся и перекатывающееся живое покрывало матушки-природы.

У меня сразу же засосало под ложечкой, слишком все напоминало мою родину. Цветущие степи, не имевшие конца и края, были похожи на отчий дом. Мне кажется, и Ставрополье назвали краем, из-за того, что, где-то начиная с самого великого Дона, они уходили своими перекатами к подножию терпкого и грозного Кавказа. Чем вам не край земли? А!.. Нас же дальше нет… Вот и выходит, край Великой Руси.

У многих с непривычки от этих просторов глаза разбегались. На таком просторе чувствуешь себя свободным человеком, вот где казачья вольница ковалась. Мда… Там ощущается замкнутость густых лесов центральной полосы России или того же Урала. Каждая лягушка своё болото хвалит, так и я чувствую себя грязной жабой, которой срочно нужна чистая и глубокая лужа. Ой! О жабах молчок… хватит на сегодня бестий рогатых…

– Вода! – порыв ветра донёс до меня звонкий девичий голос Фриды. – Мальчики, вода…

Вот же неугомонная и когда только успела. Я приподнялся на локтях и посмотрел в сторону нашего проводника. Фрида стояла метрах в ста от нас и размахивала руками. С трудом перевалившись на четвереньки, я пополз в её сторону.

– Вода… – радостно шептал я, облизывая пересохшие губы.

Вода – это было сильно сказано, мы с Горыней переглянулись. Перед нами в небольшой впадине, с трудом прорываясь сквозь глинистый грунт, еле заметно глазу пульсировал маленький родничок, крохотный совсем.

– Я уже напилась! – прострекотала эта стрекоза.

– Угу… – промычал наш богатырь и припал к источнику столь драгоценной для нас влаги.

– Он, видно, недавно народился… – Фрида указала на мелко бегущую струйку, – видишь… ещё не оброс по берегам. Да и зверь тропу не успел натоптать к нему. Представляешь… он только родился! – она улыбнулась и присела к истоку.

Вот же радость какая. Ей-богу, дети…

Я вытащил меч и стал кощунственно работать им, как лопатой, роя метрах в пяти небольшую заводь. Наберется скоро… если для постирушек этого мало будет, то хоть лица свои от тины болотной отмоем.

– А я ещё суслика недалеко видела!.. – Капец… бедный суслик, был да сплыл. Жизнь штука такая, нехорошая… особенно если ты по жизни жирный суслик, который у всех на виду.

Стоя на четвереньках, я зачерпнул водицы и сделал жадный глоток. Студёная… аж зубы ломит. Не хватало ещё ангину подцепить. Пока я аккуратно глотал воду, место для постирушек уже заняли. Ну и ладно, ей, видно, нужнее.

Я стал выбираться из своей стальной рубахи, когда все уже немного привели себя в порядок.

– Горя! Отцепи её, а то она меня съест… – я подставил ему спину. Горыня счистил ножом пиявку.

– Готово! – отозвался здоровяк. – Больше негде нет?.. – И лыбится, зараза, стоит. – А то меня энтово, там… грызнула подлая… – и он многозначительно почесал ягодицы.

После помывки сделалось намного легче, и я стал себя чувствовать на слабую троячку. А раз так, то наш проводник решил потащить нас в бескрайнюю, опалённую жгучим солнцем степь. Ну что ж, идти так идти, оставаться тут я тоже смысла никакого не видел. Фрида пообещала, что ближе к вечеру мы выйдем к приграничью Мюрквида, и у нас будет полноценный привал.

– М-ю-р-к-в-и-д… – обкатал я слово на языке. И оно мне как-то сразу не понравилась, звучало как угроза.

По степи двигались быстро, хоть и были мы на открытой местности, но никакой тёмный зверь на солнце не выйдет, у них на ультрафиолет сильная аллергия, так что мы временно в безопасности. Только где-то стадо степных джейранов обошло нас стороной, да могучий тур повстречался с двумя молодыми тёлками. Горыня кивнул в их сторону, но арийка сказала: «Нет, нам столько не надо». А мне даже представить было страшно, что бы с нами сделал этот телёнок с метровыми рогами. Фрида рычагом взвела самострел и наотмашь выпустила стрелу в пожелтевший ковыль. Раздался характерный звук тетивы, и под выцветшим пучком травы жалобно пискнули. Не дай бог, в следующей жизни в суслика попаду! А я могу… я такой…

Солнце стало уже нестерпимо печь лицо, когда на горизонте показалась чёрная полоса леса, чем ускорила мой шаг. Я заметил, что Горыня стал понемногу от нас отставать.

– Давай суму понесу! – и я перехватил лямки, перекидывая её через плечо. – Ёк макарёк! Ты что, сюда песка речного насыпал?

– Да нет… – богатырь пожал плечами, – это же соль. Что, не помнишь? – и тут же осёкся.

– Помню… но не сразу, – загадочно ответил я.

Вот так, самое ценное в нашей жизни – это не серебро и злато да камни самоцветные, а самая простая соль. Соль всему голова. Так что ведьма, думаю, будет довольна нашими потугами.

– Волхв ей ещё гостинец передал. Только он у тебя… – и он указал на мой свисающий мешок. Я многозначительно в ответ кивнул: мол, сам знаю. Остановимся на ночлег, надо бы поковыряться в сумочке у Олега.

Перед нами стоял лес Мюрквида, раскинув свои объятья от края до края, раскинулся корявой стеной, словно огромный сказочный великан. Никакого желания у здорового человека зайти в него не могло даже в голове родиться. Особенно у меня! Сразу же заныла нижняя чакра, предвкушая очередные для себя приключения.

Покалеченные навью изогнутые стволы деревьев нереальными узорами закручивались и переплетались в тугие узлы, которые протягивали свои ветви к синему небосводу, словно умоляли несокрушимые небеса, прося у них помощи. Явно это была аномальная зона, как тут говорят, перекресток мира Нави. И над всем этим нависло прозрачное купольное небо, немного искажая пространство, чем-то напоминая стеклянный пузырь. Меня от этой картины всего передёрнуло.

– Бабка моя рассказывала… – только начал свою песню Горыня, как его сразу перебила арийка.

– Да заткнёшься ты или нет, со своей Агафьей?! И так боязно чего-то, ещё ты каркаешь. – Здоровяк сразу сник. Люди они суеверные и пугливые, особенно если чего не понимают. Я выпендриваться перед ними тоже не стал, у самого играло…

Мы остановились метрах в пятистах от опасного и дремучего леса, инстинктивно поглядывая в его сторону. А он всё время притягивал мой взгляд. Что больше всего меня настораживало в аномалии, так это отсутствие птичьего песнопения. Чаща была нема. А вот со стороны степи пел в небе невидимый глазу радостный жаворонок. Вот же горлохват неугомонный!

Сбросив с натруженных за день плеч тяжёлые мешки, мы выбрали небольшую прогалину для костра. Решение приняли единогласно, ночь проводим тут, идти в темноте по этому лесу равносильно самоубийству. Моя нижняя чакра сразу успокоилась: правильно, мол, думаешь, Серёжа, всё правильно…

Проводник наш сразу определил, в каком направлении вода, и отправился на разведку. А я пошёл в сторону леса собирать хворост. Кушать было охота так, что легкие отползли ближе к гландам от моего желудка, брюхо подводило, как у гончего пса Одина. Тфу… нечистый… и я стал гнать эти мысли от себя подальше.

– Тернистый будет через него путь… – Горыня встал рядом, задумчиво вглядываясь в искалеченную чащу.

– Я тоже так думаю, что без приключений не обойдется…

– Бабка их называет Сквоки… – И он стал собирать волосы в конский хвост.

– Это кто такие? – не сразу расслышал я. Горыня показал рукой себе по пояс. – На людей сильно смахивают, вроде обезьян, только лютые сильно и зубастые, да по веткам скачут, что копьём не достать. Бабка в дорогу напоследок шепнула: «Бойся, Горя, копий ихних, ядом крепким обмазаны они, что путника заплутавшего обездвиживает. А когда человек упадёт от стрел отравленных, только глаза свои пучить сможет да глотку безмолвно драть. Вот тогда они и навалятся на тебя всей стаей. С сотню ртов будет, не меньше, тварей этих, человека они живьём поедают, вроде муравьёв хищных. А ты только и сможешь смотреть на долю свою ужасную да криком немым изводиться…»

Я представил эту картину, почувствовав, как подлый холодок пробежал по спине.

– Ладно, давай хворост собирать, ночь впереди.

Пака я разводил костёр, Горыня принёс три небольших камня и установил на них котелок, литров на шесть. И тут же нарисовалась сияющая арийка.

– А вы чего, мальчики, ополаскиваться не будете?..

– И так сойдет… – проворчал Горя.

– Ну-ну, вшей, значит, кормите… – присела она рядом.

– Колдун Сергей… А как в твоём мире молодицы одеваются? Что носят? А живут как? А подворье какое? По сколько деток рожают? А как гадают на суженого? Расскажешь… – Фрида сверкнула любопытными изумрудными глазами.

Я быстренько подскочил, расправив плечи.

– Ты лучше за костром присмотри, а мы с Горыней пойдем вшей погоняем! – Гордо развернулся и направился к небольшой речушке, в метр шириной. А то, чувствую, этот репей не отцепится от меня до самого утра. Любопытная баба попалась, однако…

Подойдя к ручью, я первым делом скинул кольчугу и рубаху. Вода в нём была тёплая, солнцем прогретая, да и чего ей холодной быть, глубиной по колено всего. Я с удовольствием сполоснул лицо да тело и замер. Олега я не видел никогда. Из кривого ручья, словно из зеркала, на меня смотрели, нет, не голубые глаза, они были синие, цвета северного океана. Прямой нос и чуть припухлые губы, с ямочкой подбородок. Довольно приятный молодой человек. Русый волос, который свисал прядями, чуть волновался на ветру, и мимика лица, что-то с ней не так, он не улыбался. Я попробовал растянуть рот до ушей и сразу стал похож на лягушку.

– Не печалься… – я провёл рукой по водной глади. – Найдем мы твоё потерянное солнце, обещаю.

Зачерпнул в ладони воды и окатил лицо. А вот и руки мои, а то никак мне не осмотреться, всё как-то не до этого, с гонкой этой по болотам и степям.

Ладони были мозолистые, особенно внутренняя сторона, возле запястья, да и сами запястья крепкие, бугристые. Я потрогал пальцам часть ладони, жёсткая, как у музыкантов, словно струной натёрта. Немного постояв в раздумьях, вынул из ножен меч и обхватил его ручку. Тютелька в тютельку головка меча упёрлась в подушку ладони. Рсмотрел вторую: две близняшки. Такие же мозоли были и на другой руке.

– Обеерукий?.. – прошептал я.

– Нет, колдун Серый Гей! – Рядом стоял Горыня и внимательно разглядывал меня. – Он не бился двумя мечами. Он работал одним. Но одинаково хорошо и левой рукой, и правой. Ты можешь им биться в паре: меч и щит, или копьё и клинок, что даёт существенное преимущество, если ты не один, и друзья прикроют от врага спину, – богатырь нахмурил брови.

– Но я не Олег… – не отводя взгляда от его голубых глаз, ответил я.

– Будь тем, кем ты родился на самом деле… Найди в себе силу и выполни до конца своё предназначение. – Он развернулся и стал снимать с себя броню. – Когда отец уходил на снежный перевал, это последнее, что он сказал. – И богатырь сделал шаг в тёплый ручей.

Такой серьёзности от этого простодушного здоровяка я совсем не ожидал, но делать нечего. Я немного расслабился, плюнул и тоже сделал шаг в сапогах в прохладную воду, которая холодной струйкой скользнула к натертым ступням. Я прям застонал от удовольствия. Да боже ты мой, и как они ходят в них на босу ногу?!

Снимал я эти сапоги, матерясь на чём свет стоит. Тужиться пришлось так, что вены на лбу вздулись и чуть не лопнули. Даже у нашего богатыря челюсть отвисла. Выражения такие, видно, он в первый раз слышал, а вот значение усёк сразу. Даже заулыбался. Но шокировало меня не это, а то, что народ ходил в сапогах на босу ногу. Когда снял первый сапог, я чуть не блеванул. Мама моя дорогая! Вонь клубами ударила в ноздри и чуть не сбила с ног. Даже голова закружилась. Трое суток не снимал, несло от них хуже чем от самого болотного демона гугуля. Ни в сказке сказать, ни пером описать… Надо было сапог, думаю, снять и под нос изуверу кинуть… Гугуль бы сразу издох.

Чую… чую… дух Ивана-царевича! Вспомнил я к месту сказку народную и улыбнулся. Ещё бы его не чуять, после того как мужик месяц брёл по болоту. Да если хоть один такой сапог скинуть, все лярвы бы передохли в радиусе пяти километров, а это уже было похоже на запрещённое биологическое оружие. А я бы ещё в довесок к этому и второй снял…

Горыня тоже был уже раздет и обмывал своё мускулистое тело. Да он, смотрю, крепок не только в плечах был… Ух! Силушка русская богатырская, так вот ты какая… Таким и пришибить можно, если аккуратно. Аж жаба моя зелёная проснулась и на желчь давить стала, сука поганая.

Ноги свои я обмыл и столкнулся ещё с одной вселенской проблемой. Ногти мои были как у хищника лютого, можно по деревьям лазить, видать, месяц не стрижены в походе. Я вылез на покатый бережок и присел на зелёный край.

– Горыня! А как вы ногти на ногах обрезаете?

Горя сразу напрягся.

– Так это… – промычал он, – чурбак небольшой нужен или пенёк какой, да покрепче. – он стал выбираться на сушу.

– А чурбак-то зачем?.. – не понял я его сразу.

– Вот положим сейчас пальцы твои родимые на пенёк, раз мечом аккуратно и срежем поскудные… – он потянулся за своим клинком.

Я сразу спрыгнул в воду и перебежал на ту сторону ручья.

– Не надо меня, – говорю, – мечом. Может, мне так удобней, вон хоть на пригорок залезть… мало ли чего в жизни пригодится!

Богатырь стоял на травке и помахивал своим оружием.

– Ну, хош, давай топориком? У Фриды возьмём…

– Нее, – замотал я головой, – мне так больше нравится. Я люблю, когда у меня по пять пальцев на ногах, мне с ними удобней.

– Так у нас у всех давно по два… – и он шагнул в мою сторону. – Стой, колдун Гей!!! Ты куда?.. Да я шутканул чуток… Не… не по два! По три! Я за пять лет всего лишь два раза промахнулся! Да стой ты… Я ж не поспею за тобой. Куда, ушлый, побёг? Там же лес страшный…