Читать книгу: «Наследие. Том второй (2016—2017)», страница 3

Цирк

Цирк сгорел и клоуны разъехались

По большой России кто куда…

И остались жители без смеха,

Без улыбок добрых навсегда…

Поселилось в городе уныние

В душах поселилась скорбь-тоска

Стала жизнь в том городе отныне

Словно в море ночь без маяка….

…Жизнь свою мы сравниваем с цирком,

Только цирком ей, увы, не быть —

Наша жизнь лишь мрачная квартирка,

Чтобы в ней, забыв про всё, лишь пить…

Цирк на самом деле – смех и слёзы —

Клоуны здесь правят бал всегда

Цирк для нас – поэзия, жизнь – проза

Про наши непутёвые года…

…Но цирк любимый наш давно уехал

Выходит, что пожар здесь ни причём.

И клоуны теперь торгуют смехом…

А смех теперь, скажите мне, почём?

Сам уйду

Я этим веком в клуб «своих» не принят

Я не такой как все – я в нём чужой

Я как бельмо в глазу у всех отныне

Со слишком честной, видимо, душой…

Я лишь старик с больным воображением,

Живущий вне реальности иной.

Пусть не туда души моей движение,

Но, может быть, не я, а век – больной?

Больному веку я такой не нужен

Больному веку нужен врач – не я.

А я и сам уйду по грязным лужам

В свой чистый мир, где ждут меня друзья…

Ворон

Чёрный ворон, чёрный ворон

Надо мной, как смерть летает,

Полетай, не жди так скоро,

Даже смерть мой срок не знает…

Я и сам не знаю срока

Буду жить всё – сколько есть.

Только мне вчера сорока

Принесла дурную весть…

Мне сорока протрещала:

Собирайся на войну…

Ничего не обещала

Кроме смерти за страну…

За страну мою родную

Я, не против умереть,

И свой долг стране верну я,

А меня получит смерть…

Чёрный ворон, чёрный ворон

Ты опять ко мне вернулся

Подожди, теперь уж скоро…

Только смерти приглянулся,

Но не я, а мальчик этот

Почему-то, молодой?

Просто мальчик – был поэтом,

Ну, а я – старик седой…

Лечу к тебе

Лечу к тебе сквозь високосный год

Из января в декабрь, минуя лето,

А может быть, совсем наоборот,

И вопреки движению планеты…

Я появлюсь, когда меня не ждёшь

Нежданно, неожиданно – поверь мне!

Но ты словам не веришь. Ну и что ж,

В окно взгляни – я там стою у двери…

С букетом роз стою в такой мороз

Я их принёс из будущего лета

А с неба ожерелье ярких звёзд

Тебе я прихватил с собой при этом…

Я не волшебник – просто я влюблён

Моя любовь – волшебная та сила,

Которая меня сквозь мрак времён

К тебе не раз волшебно приносила…

…А за окном опять сегодня снег

Ты у окна стоишь и ждёшь напрасно

Там у дверей какой-то человек…

Но он – не я. Мечтать не безопасно…

И всё равно сквозь високосный год

Сквозь все мечты и прочие приметы

Я прилечу. Скажу тебе: я вот

Весь твой теперь. Но это будет летом…

Фокстрот

За стенкой у безного соседа

По вечерам заводят патефон.

И злые языки склоняют деда,

Мол, не совсем нормальный вроде он…

Хрипит весь вечер ржавая мембрана

С пластинки, чуть живой, звучит фокстрот

И, правда, дед какой-то очень странный,

Но стариков кто ж нынче разберёт…

В конце концов, к фокстроту все привыкли

И даже ждали тот вечерний час,

Когда он зазвучит привычно хрипло,

Но он не зазвучал на этот раз…

И как-то стало сиротливо сразу

Чего-то не хватало вроде бы…

Ведь дед не изменял себе ни разу,

Но никуда не деться от судьбы…

Нет музыки, и свет в окне потушен…

А без фокстрота что за разговор!

И не заметили соседи, как в их души,

Чужая смерть прокралась словно вор…

Даты

Когда-нибудь и мы с тобой отметим

Сначала шестьдесят, потом ещё

И будет продолжаться жизни счёт

При нас, потом без нас, на этом свете.

Сначала будут нам носить подарки

И тосты говорить. Потом цветы

По скромному. Без слов и суеты

Нам принесут однажды летом жарким…

…Когда-нибудь и нам с тобой отметят

Сначала сто, потом и двести лет…

Но если завтра наш исчезнет след

Уход наш, может быть, и не заметят…

Муки творчества

Я в омут строк бросаюсь с головой

И отрешённый от всего живого,

Забыв про то, что сам ещё живой,

Хватаюсь за спасительное слово…

И ухожу в стихов небытиё.

Какой-то силой внутренней влекомый,

За рифы рифм хватаюсь… Не моё!

Но чьё-то до обидного знакомое…

А своего опять не нахожу

И снова на последнем издыхании

Слова свои с чужих перевожу —

С пока ещё неизданных изданий…

И чувствую измученным нутром,

Что вновь меня, увы, опередили.

Свои стихи они своим пером

С моей души всю ночь переводили…

Хандра

Минуты нет душе покоя

Дела, потом – опять дела

Я от подъёма до отбоя

Рву, словно лошадь, удила…

Спешу всё выполнить и сделать

Боюсь куда-то опоздать.

И оказаться вдруг без дела

Мне не грозит, видать, опять…

А впрочем, было бы не худо

Вдруг оказаться не у дел

И самому сказать: не буду!

Я б делать это не хотел!

Вернуть забытые желания

Мечты вернуть, вернуть стихи,

Чтоб не будильник утром ранним

Будил меня, а петухи…

Гори, она, моя работа!

Пусть дел не будет больше впредь!

Но тут же – в первую субботу:

Как бы без дел не заболеть?!

И в понедельник утром рано

Хандре своей сказал: пошла…

Долой хандру! Долой диваны!

Да здравствуют мои дела!

Старые грехи

Постучалась… В синем платье…

Тут же Музой назвалась…

– Что же, зря я время тратила?

Утром Муза взорвалась,

И забрала всё до строчки —

Нет ни денег, ни стихов,

От часов одна цепочка

И, конечно, ночь грехов…

Утром рубль из гонорара

Одолжил мне лучший друг

Для начала… Тут у бара

Я её увидел вдруг…

В синем платье, в белой блузе…

Вновь, как будто невзначай,

Напросился в гости к Музе:

– Пригласи, сказал, на чай!

Ночь в объятьях с ней я снова

Как положено провёл,

Но явился участковый

И с собой меня увёл…

А та Муза оказалась

И не музою совсем…

Я об этом рассказал бы,

Но, конечно же, не всем…

Посредине пустоты

Ночь. Метель. Луны не видно.

Только ветер. Только снег…

До чего же мне обидно,

Что застрял я здесь навек

В этом брошенном трактире

Посредине пустоты

В чьём-то, но не нашем мире…

В нашем мире – я и ты.

В нашем мире всё иначе,

Здесь же больше никого

Только я, да ветер плачет.

Ни друзей и ни врагов,

Ни тебя, моя, родная…

Ни икон и ни свечей…

И тоска в душе такая,

Словно тысячу ночей

Я в плену у вьюги белой…

А всего-то три часа

Как три века пролетело…

Но бывают чудеса —

За окном метель утихла.

Месяц выглянул из туч.

Время вновь помчалось лихо…

…Подожди ещё чуть-чуть,

Я вернусь к тебе обратно…

Но душа – мой верный страж,

Мне шепнула виновато:

– Это тот мир стал не наш.

Всё продаётся

Всё продаётся. И святые тоже,

Когда в товар святые лики превращают,

А ярмарки – в молельные дома,

Когда святую веру извращают

Священники, сошедшие с ума,

Понять я не могу, кого попутал

Бес – верующих в Бога? Или тех,

Кто божий храм с торговым центром спутал,

А веру с бизнесом? И бесам для утех

На стенды выставляя Божью матерь,

Как экспонат и как рекламный брэнд…

Но, может, верой торговать нам хватит?

Других грехов хватает, между тем…

И каяться нам нужно всем. Но в Храме

И у икон. Молиться стенду – бред!

Но, видимо, наш век такой. И с нами

Давно не бог. А только его брэнд!

Бог милостив

По глупости своей с времён Адама

Стремимся Бога мы перехитрить

Создать свой рай и в нём боготворить

Самих себя – самовлюблённых хамов…

И Бог давно нам в жизни не указ

Он нам не даст ни золота, ни власти,

А значит он – никто. Ни в Боге счастье,

К тому же бог другой давно у нас…

И этот бог вокруг, везде и всюду

Он – золото – а золото – есть власть.

С ним можно всё – унизить и украсть

И Бога можно оскорблять прилюдно

И самому себе храм возвести

И самого себя иконой сделать…

…Бог милостив, он душу приютит,

Поклонникам оставив только тело…

Ночь

Под сиреневым кустом

Спит знакомый пёс бездомный…

Тихо дремлет старый дом

С тысячами тесных комнат…

В доме этом люди спят,

Отложив свои заботы,

И во сне храпят, сопят,

Как на суше бегемоты…

Всё закрыто на запор.

Бесполезно в дом ломиться…

Из-за плотных тёмных штор

Тишина в эфир струится…

Ссоры, крики… Всё потом…

До утра забыты склоки —

Отдыхает старый дом

С тысячами спящих окон…

…Ночь, устав, бредёт по парку.

До рассвета длинный путь…

Мне бедняжку стало жалко —

Негде даже отдохнуть.

И раскрыв своё окошко,

Зычным голосом трубя,

Крикнул ей: поспи немножко,

Подежурю за тебя!

Художник

Мазок к мазку. А кисть упрямо

Вершит рассудку вопреки

На полотне в оконной раме

Души возвышенной стихи…

Не в счёт расчёт,

Холодный разум,

Законы логики – не в счёт!

А кисть танцует, как в экстазе,

Рукам покоя не даёт…

Узор рисует за узором

В недоумении все мы…

И вдруг предстал

Пред нашим взором

Портрет красавицы Зимы…

Прокуратор Иудеи

Казалось бы он стал судьёй над Богом,

Но стал судьёй лишь над самим собой.

О нём – Пилате – знаем мы не много…

Если не он – нашёлся бы другой.

Но что бы изменилось? Ничего бы

Всё было без него предрешено…

Когда в сердцах народа правит злоба

Правителю лишь править суждено.

И правил он. И правильно судил,

Как думал сам. И суд его был правый:

Разбойников к крестам их пригвоздил

Во славу Иудеи он не мало.

Во славу Рима суд он свой вершил —

И был судим Христос. Самим Пилатом.

А он решил- лишь как народ решил,

Признав Христа за Веру виноватым…

И руки умывал после суда,

Он в знак того, что к смерти не причастен

Ни одного из них, как и Христа,

Что он с народом этим не согласен…

Венец терновый на Христа надев,

Он сам возвёл его на трон как Бога!

Потом его за это Бог-Отец

Простит. И пустит к райскому порогу.

Но в день суда знать этого не мог

Ни прокуратор. Ни народ Сиона…

Христос Воскрес! Был человек – стал Бог.

Его Голгофа стала его троном…

Ну а Пилат? Он просто человек.

Лишь Истину узрел он, но не Веру…

Пусть спор идёт уже двадцатый век —

Так кем он был? Ответ всегда неверный…

Январский дождь

Январский дождь стучал всю ночь в окно…

И снег, как сон, исчез. И в эту слякоть

Пришла весна! Но, право же, смешно

Когда зиме приспичило поплакать…

Давно пора быть лютым холодам,

А вместо них шумят над нами грозы,

Как в тёплом мае. Но я не отдам

Январь весне на откуп… Вытри слёзы

И сбрось с себя нахлынувшую хмарь

И вспомни, как снежинки хороводят

Под вой пурги… Проснись, зима! Январь!

Порядок наведи у нас в природе…

Хозяйкой будь, не гостьей! Правь права!

В оковы крепкие одень озёра наши.

Глянь, под кустом зелёная трава —

Какая же ты нынче бесшабашная!

И где твоих снегов пуховых шаль?

Ты без неё такая некрасивая,

К тому же вся в слезах! Тебя мне жаль,

Как девочку, такую же плаксивую…

То налево – то направо

Опять на распутье стою одинокий

Ни справа, ни слева не видно друзей…

Лишь только завистники смотрят из окон —

Злорадству соперники – кто кого злей?..

Но выбора нет и рванул я направо.

Налево, налево! – из окон кричат…

Как загнанный зверь, всё мечусь я устало

По клетке судьбы, от тоски одичав…

Рванулся налево, решив, будь что будет,

Забыв в суете – можно прямо шагнуть,

Хоть те, кто направо, конечно, осудят,

Налево опять не позволят свернуть…

И понял я вдруг, что найти можно выход

Без правых, без левых, без прочих дорог…

И крылья расправив, рванул в небо лихо,

Там нет ни неправых, ни левых. Лишь – Бог.

Пиджак

Когда усталый прихожу с работы,

Снимаю свой потрёпанный пиджак

И вместе с ним дела все и заботы

До самого утра в шкафу лежат…

А утром вновь пиджак я свой одену,

Потуже чёрный галстук завяжу

И на работу, словно как на сцену,

В массовке по-привычке выхожу…

Так каждый новый день. То шкаф, то сцена,

И дело, в общем-то, совсем не в пиджаке

Ему всегда легко найти замену…

А жизнь менять? Но стоит ли уже…

Старый фонарь

Никому ты не нужен

Позабыт, позаброшен

В неухоженном сквере

Среди чёрных ветвей

Всё несёшь свою службу

Свою тяжкую ношу

Ты, оставшийся верным,

Лишь присяге своей…

Пусть давно не у дела

В карауле ненужном

Пусть давно бесполезен

Пусть своё отслужил

Жизнь твоя отгорела

И фонарь твой потушен

И тебе уже кажется,

Что и вовсе не жил…

…Но звучали оркестры

В этом парке когда-то…

Пули рядом свистели

И, презрев свою смерть,

Прислонившись к тебе,

Умирали солдаты…

Стой, как памятник жизни!

И в ненужность не верь!

Пуля – дура

Разлеталась по степи пуля дура

И не красной ни была и не белой,

А свободной, безыдейной натурой —

Выбирала тех, кого ей хотелось…

Без различия чинов и мундиров

Убивала всех подряд, убивала

Необстрелянных юнцов, командиров,

И отсрочки никому не давала…

И всех тех, кто ей в пути попадался

Не жалела никогда, не грустила,

Что ещё один лежать здесь остался,

А меня, ты почему пропустила?

Пролетела мимо вдруг, пролетела,

Может, был тебя я сам не достоин,

Или просто ты меня пожалела,

Но жалеть о скорой смерти не стоит…

И когда мне вдруг домой захотелось

Всё, что раньше не случилось – случилось

Прямо в сердце ты моё залетела,

Знать и впрямь в меня сама ты влюбилась

Пуля – дура и любовь – дура тоже

Знай, летала бы себе, да летала…

А теперь расстаться с ней мы не можем —

Смерть на вечную любовь нас венчала…

Там, где я был

Поговори, поговори, поговори

Со мной, моя милаха,

Давно уже не слышал я

Нормальных голосов….

Там где я был, там было всё:

Топор, верёвка, чистая рубаха

И даже небо было – не моё…

Там, где я был, о воле забывают,

И кем ты был, на вечные года…

Там где я был, течёт вода живая,

А в тех озёрах – мёртвая вода…

Там белые снега. Зима полгода.

Полгода осень и остальной сезон

Метель три дня – нормальная погода

Для нас – жильцов таких закрытых зон.

Мы жили там и дни мы не считали

Влюблённые в родную Колыму,

А если бы считали, то устали,

Да и свои же просто не поймут…

И жили там мы очень беззаботно

Да и спешить куда нам? Никуда!

Дорога там для всех в одни ворота

Ну, а за ними кладбище всегда…

Там не куда бежать, лишь только к Богу.

Сбежавших там не ищут. Ну, ушёл!

Там нет крестов, зато костей так много,

От тех, кто и до Бога не дошёл…

Поговори, поговори, поговори,

Спроси меня о том, как я вернулся…

Проговорим с тобою до зари,

Пока я там, в бараке, не проснулся…

Портрет

Мой портрет на стене. Я на нём молодой.

В волосах ещё чёрных нет ни пряди седой.

И глазами с прищуром на тебя я смотрю,

Но тебе поцелуй так и не подарю…

Ну, а ты вся седая в мои смотришь глаза,

Словно бы ожидаешь, чтоб тебе я сказал,

А сказал я тебе бы, как тебя я люблю!

Как за нашу любовь там, на небе, молюсь…

В этой жизни

В этой жизни, себя обижая, себя же жалеем,

Потому что никто кроме нас так бы нас не жалел…

Может быть, потому мы всегда

С нетерпением ждём юбилеи,

Потому что там скажут только то, кто что слышать хотел….

Будут нас возносить до небес наши пьяные гости,

Но пока на столе есть закуска, и будет вино…

Н,у а если вы завтра повторить их случайно попросите,

Не услышите слов тех больше вы никогда всё равно…

Но прошу я вас всех – на гостей вы не будьте в обиде —

Юбилеи проходят, а обиды не деть никуда —

Они с вами останутся и причём, в первозданном том виде,

В тех же самых словах, что вы слушали сами тогда….

И где правда, где ложь, где друзья, а где недруги тайные,

Разбираться придётся вам вплоть до скончания дней…

Может лучше забыть, может лучше простить, и случайно

Позабыть и сами про какой-нибудь свой юбилей…

Крещение

В этот мир мы пришли беззащитными и без надежды…

Кроме мамы своей не пускали к себе на порог

Никого. И, однажды, одев нас в красивые наши одежды,

В церковь нас принесли, чтобы Бог познакомиться мог.

Чтобы Бог принял нас и безгрешные чистые души

В лоно церкви своей и на жизнь нас крестом осенил,

Ну, а мы почему-то маму звали и Бога не слушали

И не знали пока, сколь он сердцу был нашему мил…

А потом против воли нас купали в холодной купели.

Мы сердились, конечно, но пока не умели сказать

И поэтому мы, что есть силы, конечно, ревели

И купались в своих детских, но настоящих слезах…

Вот бы всем нам собраться

Вот бы всем нам, друзьям,

За столом бы однажды собраться…

Посмотреть друг на друга, вместе выпить и погоревать

Нам о тех, кто не смог к нам сегодня по жизни добраться,

Кто в дороге застрял, в жизни всякое может бывать…

Ну, а с теми, кто здесь, мы устроим свой пир на весь мир.

Правда, годы не те, чтобы водкою нам упиваться,

Да и жизнь – это жизнь, а совсем не какой-то трактир,

Да и мы не юнцы, чтоб пред жизнью своей рисоваться…

Вспомним годы свои, вспомним девочек наших красивых.

Я надеюсь, что жён вы собой в этот раз привезли.

И наполнятся наши сердца молодецкою силой.

Жаль, что молодость нашу мы сюда пригласить не смогли…

Но кончается всё – этот вечер и последняя встреча.

И скорее всего, встречи нашей не будет теперь.

Будем честными с жизнью и с собою, никто здесь не вечен,

Но для старых друзей навсегда здесь открытая дверь…

Молдова

Прекрасная Молдавия – Молдова!

Край Лаутаров и приют Поэтов…

Как я б хотел тебя увидеть снова

И поболтать бы с Пушкиным при этом…

Чтобы потом поехать с ним к цыганам

И там бы – в таборе – у яркого костра

С цыганкой молодой нам полупьяным

Рвала бы душу скрипка до утра…

…Но к Пушкину меня не допускают

И в Кишинёв мой поезд не идёт.

И с ним теперь не встречусь я. Я знаю

Цыганский табор мимо нас пройдёт…

Теперь, увы, давно другое время

И Кишинёв давно уже другой…

Да и о Пушкине здесь молодое племя

Уже не знает: это кто такой?

Здесь больше нет земли обетованной

Для душ ранимых, чистых и святых,

Но всё равно хочу я, как не странно,

В Молдову. Мне не надо мест иных…

Без Пушкина по улицам знакомым

Ещё хоть раз, в последний раз, пройтись

До пушкинского, милого мне, дома…

Но всё за нас теперь решает жизнь…

Масленица

Раннее утро. Лишь дворники ходят

По первому снегу с лопатами вновь.

Такая работа у дворников вроде,

Но явная к снегу у них нелюбовь…

И дядьки небритые ругаются тоже —

По первому снегу непросто идти…

Не уж то никто из прохожих не может

Зиме наступившей слов добрых найти?

Зачем же тогда мы её ожидаем?

И ёлки зачем, наряжаем всегда,

Когда мы всю зиму по лету страдаем,

И ждём с первых дней: ну когда же, когда…

Закончится эта зима со снегами

С морозами вечными и с зимней тоской?

И знать потому этот праздник с блинами

Такой долгожданный… Далёкий такой…

Воробей

Когда шла драка, он кричал всем: бей

И прыгая вокруг, сам был – арбитром

Он – маленький, тщедушный воробей

Несчастный птах, судьбою чуть прибитый,

Всегда мечтавший быть не тем, кем есть,

А птицею высокого полёта…

Но был способен только лишь на месть,

На воробьиную, причём, и то, хоть что-то…

И в нашей стае птичек есть таких,

С душою воробьиной, очень много

Под маскою крутых орлов, но их

Желающих летать почти до Бога

Всегда один и тот же ждёт финал:

Привязанным к Земле высот не ведать…

Но воробей об этом вряд ли знал,

Всё прыгал и чирикал про победы…

О грустном

Куда себя мне деть не знаю

И маюсь вот уже три дня

Видать, и муза выходная

И отдыхает от меня…

Ей надоело быть со мною

Опять пишу совсем не то —

То про соседа за стеною,

То про пиджак, то про пальто…

А музе хочется чего-то

О чём ещё я не писал.

Но ведь сегодня же суббота!

И ей на двери указал…

Ушла. И стало сразу пусто

В моей квартире и в душе…

Я третий день пишу о грустном…

…Пора вернуться бы уже!

У тебя день рождения

У тебя день рожденья сегодня – не круглая дата

И гостей мы сегодня на твой праздник совсем не зовём

Посидим впятером, как бывало давно уж когда-то

И по стопочке выпьем, а захочешь, и песню споём…

Мы не часто теперь собираемся так узким кругом

То дела, то работа и что-то, быть может, ещё

Дай-ка я поцелую тебя, дорогая супруга

И забытый давно поцелуям откроем вновь счёт…

Не считай своих лет – ведь от них не уйдёшь никуда ты

Сколько есть – столько есть и не будем о них мы грустить

Если я пред тобой за те годы хоть чуть виноватый,

Ты на волю вину мою можешь сейчас отпустить…

У тебя день рожденья сегодня и это прекрасно!

Ты прекрасна сама и об этом не спорь ты со мной

Праздник твой получился,

Как сказал бы наш внук, очень классно!

Ну а я бы добавил: С днём рожденья тебя и с весной!

И зима не зима

Что-то грустно мне стало

От зимы, как сейчас, непутёвой

Захотелось сбежать, но куда,

Сам не знаю пока.

Пробегаю по карте глазами

И снова и снова,

А я даже не знал,

Как Россия у нас велика…

Если в Сочи дожди,

То морозы стоят в Магадане,

А Урал весь засыпало снегом давно…

В Заполярье цветут ярко алые розы.

В стакане….

На Камчатке буран —

Все сидят по домам – пьют вино.

А у нас в Петербурге, как всегда,

Ни того ни другого. Ни мороза, ни солнца —

До обеда темно и туман

И на сердце тоскливо,

И в душе даже очень фигово,

И зима не зима. И январь не январь.

Всё – обман…

Тихвин зимний

Стал город мой сегодня утром белым

А белый цвет всегда цвет чистоты

И в белые наряды приодела

Зима дома, и реки и мосты…

Деревья тоже в нежно-белых шубах

Мой город не узнать – почти святой…

Я из окна любуюсь, обалделый

От красоты – не видел я такой!

Но жаль что красота, как мы, не вечна

Но ей нам любоваться не даёт

Нагрянувший с метелью зимний вечер…

Что ж, всё проходит – и метель пройдёт…