Читать книгу: «Сколько человеку денег надо», страница 2

– Без всяких подписей-печатей?

– Ну, какие же печати по телеграфу?

– Так, понятно. Ну и что?

– А то, что отделения Госбанка СССР пересылали друг другу деньги точно такими же телеграммами. Только суммы были – миллионы рублей! Вот эти телеграммы и назывались «авизо».

– Да ты что? И никто никого не обманывал?

– А зачем?

– Что значит – зачем? Сегодня везде пытаются обмануть…

– Ты сегодняшний день с советскими временами не путай, – рассмеялся Денис. – Вот скажи, например: почему, когда грабят банк, надевают маску?

– Что за вопрос? Чтоб никто не узнал, конечно!

– Вот. А с авизовками остаться неузнанным невозможно. Там же твоя фамилия. Ну, получишь ты эти деньги. Раз в месяц проводилась сверка. Куда ты за месяц денешься и на что потратишь свои миллионы? Граница Родины была на замке, а за хищения в особо крупном размере расстреливали мигом!

– Ужас какой!

– Но это все, Маринка, работало, пока в стране был относительный порядок. И тут вдруг Чечня заявляет о суверенитете и не пускает к себе никаких контролеров. А Грозненское отделение Госбанка по-прежнему остается в системе! И рассылает авизо другим отделениям по всей территории страны. И следом едут те, кому якобы перечислены эти деньги. И возвращаются с полными мешками купюр!

– Это правда, – кивнул Андрей. – Я помню этих ребят из Чечни. Они и у нас зачем-то появлялись, что-то там перерегистрировали. Веселые такие, вежливые, шустрые.

– В итоге, девочки, были украдены четыре триллиона рублей! Прикинь – четыре миллиона миллионов! Кто украл? Для кого? Кем это было придумано? Никто так и не узнал. Как только органы занялись этими вопросами, тут же затеялась война. Она просто понадобилась, чтобы замести следы. Чеченские боевики и наши военные сыграли роль той троицы из «Операции «Ы», что грабила склад, с которого все давно украли.

– Денис, ты сильно упрощаешь картину, – не согласился Андрей. – Авантюра с авизовками – это был один из механизмов развала страны. Это же мы так считаем, что СССР распался на республики. А в мире видят по-другому. Там видят, что Россия просто распадается на части. И многие готовы поддерживать этот процесс дальше. Чем больше кусков отвалится – тем проще будет потом с ними разбираться. Кавказ – один из нервных узлов. Тут все интересы смешались. И Европы, которая хочет качать каспийскую нефть, и арабских шейхов, которым эта нефть на рынке на фиг не нужна, и исламистов, которые мечтают возродить халифат, да и у нас в верхах кукловодов хватает.

– Андрюха, я не спорю. Я именно и хотел сказать, что вот этот конфликт – он вроде бы на национальной почве, но на самом деле в его основе – экономический интерес. А национальные чувства используются, просто потому что это такое ранимое место, где человек особенно остро реагирует на несправедливость.

Андрей снова посмотрел на экран телевизора. Там танки и солдаты месили грязь.

Он повернулся к Денису:

– Надо бы туда муки послать – как думаешь? Только, чтобы тут, по тылам, не осела. Найти, где отправляют ребят, и прямо с ними. Тонны по две-три, но регулярно. Больше не надо, а то будет для кого-то соблазн. Ну, и вообще, хорошо бы узнать: чем еще можем помочь.

– Согласен. Хорошая идея, давай сделаем. Я все узнаю и дам распоряжение Ивану, чтоб занялись.

– Андрей, может, не будем ничего строить? – сказала Варя, когда гости ушли. – Посмотри, что делается – в Москве и Волгодонске взорвали дома, а теперь военные действия! Вдруг эта война разрастется так, что надо будет бежать?

– Варюха, дорогая, куда мы убежим? В мире нет и никогда не было абсолютно безопасных мест. Если война все-таки придет, я, конечно, возьму в руки оружие и буду защищать вас, мою семью, мой дом. Но, если мы сегодня начнем бояться, прятаться, сворачивать свою жизнь и укладывать ее в походную котомку, мы станем невольными помощниками тех, кто развязывает войны.

– Я боюсь.

– И я боюсь. Я прекрасно понимаю, что именно от моих решений зависит жизнь нашей семьи через пять, десять лет, будущее наших детей. Но я не хочу уезжать. Посмотри – многие даже из наших близких знакомых уехали. И что? Нашли они там счастье? Семьи распадаются одна за другой. Дети, ради которых они ехали, теперь стесняются родителей и не находят с ними общего языка – как в переносном смысле, так и в прямом.

– Я же не говорю – уезжать. Но развернуть сейчас строительство особняка – не будет ли это выглядеть пиром во время чумы?

– А, ты знаешь, я рассматриваю стройку не только как обеспечение комфортных условий нашей семье, но и как, может быть, даже свой социальный долг. Не смотри так. Да, это звучит высокопарно. Но я заработал деньги. Заработал их честно.

– Это ты так думаешь. А, вспомни, чему нас учили в школе. Капиталисты – а ты у нас капиталист, эксплуататор, это я по себе знаю – они же не зарабатывают. Они просто присваивают часть прибавочной стоимости, созданной рабочими.

– Все правильно. Но, знаешь, где у Маркса прокол? Он рассматривает установившийся процесс. Такое прямолинейное равномерно-поступательное движение: рабочие трудятся – капиталист присваивает. Но, скажи, если бы мы не купили этот ХП и не организовали отгрузку, много ли было бы там создано прибавочной стоимости? Не будь нас, работники ХП что – озолотились бы? И, если мы сейчас оттуда уйдем, много ли дней потребуется, чтобы все растащить и пропить?

– Но в итоге ты получил больше, чем любой из работников, так же?

– Если посчитать, сколько мы отдали на зарплату, на премии, на налоги, на услуги других компаний (а там тоже работники), на оборудование (которое тоже кто-то делал), то деньги, которые мы взяли себе – это крохи.

– Ну, прямо скажем, не крохи – все-таки дом собираешься строить немаленький.

– Вот именно. Я и хочу сказать: даже то, что я взял, я не собираюсь прятать под матрацем до последних своих дней. Как говорится – у гроба багажника нет!

– Фу, гадость какая!

– Я к тому, что я все равно все деньги раздам. Только не нищим в подземном переходе, а людям, которые трудятся. Часть я уже отдал тем, кто работал на ХП, а оставшуюся часть отдам тем, кто будет строить мой дом. Поэтому, готовься, на косметику будешь зарабатывать себе сама, а без побрякушек – обойдешься.

Их внимание снова привлек телевизор воплями и выстрелами. Начался очередной американский боевик.

– Каждый день одно и тоже, – вздохнула Варя, беря пульт, – каналов стало больше, а смотреть нечего – одни бандиты на экране. Неужели им там все равно, что показывать?

– Потому, Варенька, и показывают, что не все равно. Минута центрального канала стоит, как двухкомнатная квартира. Вряд ли эти деньги тратятся по попустительству. Там, где такие бабки – случайностям места нет. Причем, заметь, что в Америке по каналам широкого вещания это барахло не гонят. У меня знакомый недавно вернулся, говорит – как в Советском Союзе побывал. По телику все прилично, целомудренно – либо спорт, либо нецветные фильмы сороковых, где мужчины в плащах и шляпах, а женщины – с тонкими талиями в плиссированных юбочках до середины колена.

– Да у нас эти боевики тоже никто не смотрит. Все плюются. Не знаю, для кого их показывают.

– Это пока – плюются. Но дети уже привыкли, и взрослые тоже потихоньку втянутся. Вот посмотришь – лет через пять-десять все будут, как миленькие, смотреть фильмы сплошь про ментов и зеков. И дети сызмальства будут уверены, что унизить кого-то – это большая радость, что месть – это самое святое, что без пистолета – жизнь скучная, а без тюрьмы – опыта не наберешься. Ты посмотри – уже сейчас – где все самое интересное? За решеткой. Там у них и конкурсы красоты, и КВНы, и артисты приезжают лучшие из лучших. А то, что удобства и еда – не ахти, так у нас большинство живет в таком дерьме, что терять им абсолютно нечего.

И еще. У нас как-то старательно вкладывается в головы: бизнес может быть только криминальным. Но мы же знаем, что это не так. Мы с Денисом – разве одни такие, кто не хочет связываться с криминалом? Кто хочет создавать, а не отбирать? Нет. Таких много.

– Тогда почему в стране творится столько ужаса? У нас ведь сын! В каком мире он будет жить, среди кого? Не знаю – надо же, наверное, что-то делать?

– Что ты имеешь в виду? Идти на улицу с плакатом? Там таких, озлобленных и непримиримых, хватает и без меня. Нет, Варя. Я лучше буду строить, а не воевать. Понимаешь, все войны и большие преступления задумываются – очень богатыми людьми, а реализуются – очень бедными, теми, кому нечего терять. Я не хочу принадлежать ни к тем, ни к другим.

– Я не имела ввиду какие-то протесты. Наоборот, я считаю, нам надо как-то быть подальше, изолироваться, защититься от всего. Ты же все равно не сможешь ни на что повлиять!

– На богатых – нет. Они от меня далеко. А неимущий народ – он вот он, рядом. И, если мастер, отточив свое умение на моем доме и получив от меня деньги на жизнь, сделает ремонт в своей квартире – это будет здорово! Если кто-то, посадив у меня большое дерево и увидев, что это хорошо, посадит у себя маленькое – это и будет мой вклад в будущее! У людей должно быть, что терять, когда встанет выбор: идти строить или идти разрушать.

– На словах получается хорошо. А ты не боишься просто вызвать зависть и озлобление?

– А зависть, Варя, это внутреннее свойство каждого данного человека. Если она у него есть – то всегда найдется, чему завидовать, даже тому, что у соседа на один рваный башмак больше. Уж у меня вокруг поводов для зависти – море, только успевай давиться ненавистью да злопыхать. Но я однажды твердо для себя решил, что никогда не буду портить себе жизнь такими вещами. Ведь, завидуя, пакостишь прежде всего себе, так же? И я давлю этого червячка, как только вылезает.

– Так, значит, все-таки вылезает?

– Все пороки присутствуют у всех. Так же, как все яды в любой пище. Вопрос в концентрации. Ты, кстати, напомнила мне одну притчу. Явился Господь людям. И они бросились к нему с жалобами: «Посмотри, какой ужасный мир ты создал! Сколько вокруг творится зла, беззакония, несправедливости!» И Господь спросил: «А вам разве это все не нравится?» «Нет, конечно!» – возмущенно ответили люди. «Ну, так не делайте этого…» – кротко произнес Господь.

Сначала Андрей набросал общий план дома и сада. Перепад высот на склоне он использовал для того, чтобы разбить участок на несколько зон с плоским рельефом, но на разных уровнях – то есть сделал террасы. Так и уклон используется, и почву дожди смывать не будут, и полив организовать проще. Одну зону от другой будут отделять подпорные стенки из дикого камня.

Террасы будут уступами спускаться к югу. В этом случае у основания подпорных стен формируются зоны, особенно прогреваемые солнцем и защищенные от северных ветров. Своего рода маленькие «ривьеры». Почва тут меньше промерзает, и растениям уютнее.

«За наиболее красивыми камнями придется пару раз сгонять грузовик на Кавказ, – решил Андрей. – В наших краях „выходы горных пород“ какие-то уж очень невзрачные. Камни должны быть крупными и лежать на надежном основании, иначе они поползут после первого же дождя. Сад надо строить так же надежно, как и дом. А связываться террасы будут ступенями, к которым подойдут дорожки, мощенные разноцветной брусчаткой».

Из растений он первыми расставил на плане крупные деревья – костяк сада.

– Их не должно быть много, – объяснял он потом Варе. – Иначе вместо сада получится темный лес. Но без них сад лишится вертикального развития. Мощь ствола и ветвей создает ощущение стабильности и защищенности. И просто красиво, когда правильно обрезано. Обрезка вообще штука тонкая! Оставишь от ветки пенек – он высохнет, и в нем заведутся грибки и вредители. Срежешь заподлицо со стволом – образуется дупло, будет гнить.

– И как же надо резать?

– Смотри: у основания каждой ветки есть такой наплыв. Если спилить так, чтобы остался только этот наплыв, тогда кора быстро затянет срез. Можно еще сделать насечки вокруг спила, это дополнительно стимулирует рост коры. Такой прием называется «бороздование».

– Откуда ты все это знаешь?

– Нельзя браться за дело, не вникнув. Вот глянь на схему, я расставил главные деревья: тут и тут – сосна обыкновенная. Это та, что с красноватой корой, она прямо насыщается цветом, когда ее потрешь рукой в грубой перчатке. Вот здесь – голубая ель, там – бальзамическая пихта. А рядом с патио – сосна Банкса. Ее еще называют санаторной за то, что она выделяет на побегах и почках много пахучей смолы и ароматизирует воздух.

Аромат сада – вообще, особый вопрос! Во-первых, это здоровье. Растения ведь не могут убежать от инфекций и вредителей. Единственный способ защититься у них – химический. Вот они и приловчились за миллионы лет производить защитные вещества – фитонциды. Нам этой защитой тоже не грех воспользоваться. Поэтому нам и нравится их благоухание. Бывает, растение вроде и не пахнет, а, когда воздух вокруг него постоит неподвижно, такой тонкий аромат настаивается – никакой парфюмер не сотворит!

Под соснами давай посадим кусты можжевельника. Библейское растение, я его на иконах часто рисовал, хотя живьем тогда еще и не видел ни разу. Кстати, выделяет фитонцидов в четыре раза больше, чем сосна или ель, и в семь раз больше, чем лиственные растения. Можжевельники хорошо переносят обрезку, поэтому, когда они повзрослеют, из них можно будет формировать очень симпатичные кусты в японском стиле, с извитыми стволиками и шапками густой хвои.

На солнышке очень приятно пахнут западные туи. Лучше посадить карликовые сорта, они компактнее и гуще. Особенно эффектны те, что с золотистыми кончиками веточек.

– А цветы? – спросила Варя. – Они же тоже пахнут. Тебе какие нравятся?

– Основную ноту я бы все-таки оставил хвойную, – предложил Андрей. – И еще мне очень нравится аромат самшита, он особенно заметен на знойном солнышке и при стрижке кустов, обрати внимание. Но как дополнение прекрасно подойдут и цветущие кустарники, например, филадельфиумы, их еще называют садовыми жасминами, или чубушниками. Среди них есть чудесные сорта, источающие при цветении запах земляники и ананаса. Обязательно махровые. Обычные не пахнут. В сочетании с хвоей – духан обалденный!

– Что значит махровые?

– Махровые цветы – это цветы с увеличенным числом лепестков. Селекционеры специально такие выводят. Сравни чайную розу и дикий шиповник.

– За двором надо посадить белую акацию и липу. Первая будет зацветать в мае, а вторая в июне, и ароматный фон нам на два месяца обеспечен. Во дворе на прогреваемых местах у подпорных стенок – лаванду. Можно ту же розу. Сочетание ее аромата с лавандой считается классическим. Я, правда, читал, что аромат лаванды плохо влияет на развитие мальчиков.

– Мальчиков?

– Ну, да. Содержит какие-то вещества, тормозящие действие мужских гормонов. Не знаю, насколько можно этому верить.

– На всякий случай, лучше вам с Никитой держаться подальше.

– Хорошо. В глубине двора давай посадим кустовую и вьющуюся жимолость. Подберем сорта, которые цветут в разное время, с ранней весны до осени. Как она пахнет по вечерам – сказка! А есть еще и съедобные сорта.

– Еще я вот видела какие-то мелкие белые или сиреневатые цветочки. Они все лето цветут и такой медовый запах на солнышке источают!

– Это алиссумы. Однолетники, но сами засеваются на каждый следующий год. Давай, посадим вдоль дорожек. Они, правда, уже на второй год вытягиваются и становятся не такими красивыми. Но цветочные клумбы вообще лучше частично пересаживать каждый год. Потому что многолетники отцвели свой сезон – и все. До следующего года только листья. А однолетники радуют цветением до морозов!

– И мне еще нравятся весенние голубенькие цветочки с сильным ароматом, их бабушки продают, называют лавандой, но это не лаванда.

– Это флоксы, одна из разновидностей. По-моему, полное название: флокс растопыренный. Он многолетник, цветет в мае. Найдем, посадим.

Каких-то особенных экзотов Андрей решил не заводить, чтобы не мучить растения и не мучиться самому.

– Ну, и, конечно, небольшая грядочка зелени: укроп, петрушка, базилик, мята.

Андрей помнил, как одна подвыпившая базарная торговка зеленью, расхваливая свой товар, призналась ему по секрету:

– Ведь мы же всей семьей, все, что на двор ходим – в яму не выбрасываем, а забалтываем водичкой, и все на грядки! Вот он, укропчик-то, и бушует, видишь, какой красавец!

После этого они с Варей всегда особенно тщательно, по одной веточке, мыли базарную зелень, но мечтали о том, чтобы растить на грядке свою.

Теперь настала очередь дома.

Андрей старался обсудить с Варей каждый уголок проекта.

– Подключайся, – говорил он. – Одна голова хорошо, а две лучше. Дом должен быть продуман в ежедневных мелочах. Вот представь: ты пришла. Вошла в прихожую. Куда ты поставишь сумочку, зонтик, положишь перчатки, повесишь плащ? Все должно быть удобно и под рукой. И в то же время необязательно эти места выставлять на обозрение. Мы сделаем их внутри зеркальных шкафов-купе.

Теплый пол от самого порога, и наша обувь будет всегда сухой. Пол лучше гранитный, потому что мрамор царапается, а плитка, как правило, имеет швы, куда забивается грязь. Но гранит надо проверить на радиацию. Он может фонить. Я организую.

Идем дальше. Надо, чтобы из прихожей ты попадала сразу в самый центр дома. Отсюда до любого помещения – близко, и не понадобятся коридоры. Длинные коридоры выдают плохого архитектора. И лестница на второй этаж должна опять-таки приходить в его центр по той же причине.

А теперь приехал я. Оперся ладонью о стену, снимая обувь. Облицевать стену мрамором, чтоб не затиралась. Привез продукты. Мне их будет удобно вот таким путем пронести и сложить вот здесь. И рядом будет холодильник, поэтому теплый пол тут делать не надо. Идем дальше.

И так они шли вдвоем по воображаемому дому, из комнаты в комнату, переодеваясь, готовя еду, встречая гостей, отдыхая, танцуя, ложась спать и вставая, делая уборку, стирая, болея, забирая старых родителей и рожая новых детей. Их придуманные комнаты наполнились мебелью, обрели каждая свой стиль, свою цветовую гамму.

При этом Андрей старался убрать любые необоснованные площади. Когда конструктор указал на необходимость так называемой диафрагмы – стены, повышающей жесткость конструкции дома, Андрей, уловив и одобрив идею этой стены, ткнул пальцем в чертеж:

– Хорошо, но вот в этом месте ведь конструкция не пострадает, если мы сделаем в этой диафрагме нишу, уменьшив толщину с полутора до полкирпича?

– Не пострадает. Но какая разница? У вас ведь большой дом! Метр туда, метр сюда – никакой роли не играет. Что вы мелочитесь?

«Нет, – подумал Андрей, – я буду мелочиться, потому что ненавижу огромные расхлябанные дома, построенные с одной целью: удивить гостей. Я не хочу никого удивлять. Я хочу тут жить. Поэтому надо найти золотую середину. Дом нигде не должен быть тесным и убогим, но показная роскошь, непродуманные и неприкаянные пространства сделают его неуютным и неудобным».

– Никаких бильярдных, бань и, тем более, бассейна в доме делать не будем, – убеждал он Варю. – Мы – не спортсмены-бильярдисты и не банные фанаты. А обычные люди такими вещами раз-два попользуются, пока в новинку, и потом все это стоит, пылится и захламляется. Бассейн – сырость внутри дома. Это вечная борьба с плесенью, куча хлопот, а отдача сомнительная. К тому же плесень – канцероген. Вместо здоровья можно получить проблему.

– А камин? – спросила жена.

– Вот камин – другое дело, – поддержал муж. – Камин обязательно. Это и красота, и здоровье. Он утягивает и выжигает все вирусы и всех клещей, живущих на домашних пылинках. Каталитический воздухоочиститель, конечно, нужен все равно. Но, например, если ты простыла – сунь нос прямо к камину, прогрейся сухим теплом его излучения – и будешь здорова!

От кухни сами собой отпочковались и небольшая веранда, и продуктовая кладовая, и столовая.

– Кухонная зона – это очаг, центр сбора семьи. Каким бы большим ни был дом, а все равно все будем толочься здесь, – убежденно аргументировала Варя. – Тут не должно быть тесноты и скученности. Порой видишь: дом – огромный, а кухонька маленькая и вся завалена утварью, подсобных помещений рядышком нет. И столовой нет, и гостям приходится тесниться возле плиты и мойки. Нехорошо же, правда? Или, наоборот, пустая и неуютная кухня говорит о том, что хозяйка – не хозяйка. У меня Марина спрашивает: «Откуда ты знаешь, какие ящики на кухне нужны и как их надо расположить? Где ты это прочитала?» А я говорю: «Мне не надо читать. Я же готовлю, и сама знаю, как удобнее!»

– Умница! – похвалил ее Андрей. – Ты не просто готовишь, а лучше всех! Я считаю: питаться надо дома, за семейным столом. Когда муж и жена едят разную пищу, это разделяет их химически.

Он обнял Варю и продолжил:

– А когда читают разные книги – то духовно.

– И обеспечь мне тут какую-нибудь кушетку или козетку, чтобы я могла прилечь, пока готовится еда, – добавила Варя.

– Сделаем! – заверил муж.

– Никогда не думала, что для того, чтобы построить дом, нужно привлекать столько разных специалистов. Я как-то думала, что дом просто строит одна бригада, которая знает, как это делается, – сказала ка-то Варя, когда Андрей просматривал проект каких-то коммуникаций, представленный очередной фирмой.

– Нет, Варя, – ответил Андрей. – Люди вообще, когда думают о доме, больше размышляют о внешней стороне этого дела: чем облицевать снаружи, чтоб было красиво, какую плитку и какие обои подобрать внутри. Это, конечно, тоже важно. Но суть жилища – в другом.

Важно, чтобы дом имел прочный каркас, стоял и служил долго, не создавая проблем. А то, когда – то там тресь, то тут тресь, из такого жилья бежать хочется. И правильно: жить в таком доме опасно. И даже если он устоит, бесконечные ремонты замордуют.

Коммуникации обязаны быть долговечны, собраны отдельные шкафы, где они доступны для осмотра и ревизии. Если устареют – нужно, чтобы они не были вмурованы, чтобы их не пришлось выдалбливать из бетона, а можно было просто заменять по мере необходимости. Провода в стенах должны быть проложены не по диагонали, как я уже не раз видел, а спускаться вертикально и не по фантазии электрика, а в строгом соответствии с продуманным профессиональным проектом.

Материалы в отделке должны быть такими, которые не выделяют вредных веществ. Мы даже не отдаем себе отчет, сколько того, что предлагается на нашем рынке – смертельно опасно. Причем убивает медленно и незаметно, день за днем.

Здесь также важен вопрос вентиляции, хорошего воздухообмена. Сейчас в моду вошли разветвленные системы кондиционирования, а в них, особенно если в доме есть бассейн, заводятся легионеллы.

– Я что-то читала. Это микробы такие?

– Да. В природе они живут в почве и водоемах и здоровью не вредят. А вот если легионелла появляется в искусственных водных и вентиляционных системах, она может вызвать тяжелую форму пневмонии. Называется болезни легионеров.

– Да-да-да. Я читала, там какие-то ветераны заболели.

– Точно. В США есть такая организация, Американский легион, куда входят участники всех войн. И вот они собрались на свой съезд в одном отеле. А там в вентиляционной системе расплодились эти микробы. Их потом в честь легионеров и назвали. А те массово заразились и многие умерли в течение буквально нескольких дней.

– Ужас.

– Та же пожарная сигнализация – она ведь нужна не для того, чтобы успеть добро спасти. Прежде всего – для того, чтобы проснуться в опасный момент. Жизнь себе сохранить, деток вынести. Остальное – дело наживное.

– Слушай, ну ты так рассказываешь. Дом, получается, опасная штука!

– Неразумно построенный – да! Поэтому я и зову столько разных спецов, общаюсь с ними.

– Это же все, наверное, дорого…

– Да, но оно того стоит.

Сосны, которые Андрей выбрал в лесу, приехали поздним вечером на военных тягачах. Посадку отложили на утро, все устали. «Сажальцы» разъехались по домам, а Андрей, накинув на плечи домашнюю куртку, вышел в сырую ночь.

Несколько дней назад он перевез семью в новый дом, возведенный ударными темпами, но сад пока напоминал изрытое взрывами минное поле. Пройдя по дорожке до калитки, Андрей вышел на улицу. Ее было не узнать.

Сгустился туман. На проезжей части, наполовину загородив ее, теснилась армейская техника устрашающего вида. Только вместо смертоносных ракет или пушек в этот раз тягачи привезли самый мирный груз – живые деревья. Даже в лежачем положении и со связанными ветвями сосны темными махинами высоко громоздились над кабинами мощных машин. Корневые системы были надежно упакованы в специальные металлические контейнеры, чтобы не растряслись по пути. Андрей прошелся вдоль колонны замерших монстров. Стальные бока тягачей покрылись росой и тускло отсвечивали в желтом сиянии уличных фонарей. На стволах деревьев, в местах обрезки сучьев выступили посверкивающие россыпи капелек смолы. Сильно пахло хвоей, как на елочном базаре.

Андрей ощутил волнение. Завтра эти сосны вознесут свои бирюзовые кроны на новом месте, рядом с его домом. Пройдет немного времени, и их подножья украсят крупные валуны, перемежаясь с пушистыми кустами можжевельника, а красноватые стволы сосен отразятся в небольшом прудике. И только веревочные растяжки будут еще год напоминать, что эти сосны – путешественницы. Приехавшие в город провинциалки.

Но сегодня они между двумя мирами. Лежат, оглушенные, оторванные от родного уюта и покоя и не знающие пока своей судьбы.

На новоселье к другу Денис приехал с женой и дочерью.

– Ого, ну ты тут размахнулся! – сказал он, окидывая взглядом новый сад.

И, обратившись к дамам, добавил:

– Девушки будьте осторожны! Помните: чем дальше в лес, тем меньше вероятность, что на шашлыки.

Ужин удался на славу. На новой, оборудованной по высшему классу кухне Варя продемонстрировала чудеса кулинарии. Блюда были одно вкуснее другого.

– Да, – сказал Денис, откидываясь на спинку стула и оглядывая новую красивую столовую, – много есть вредно, а мало – скучно! Спасибо, Варенька, уважила.

И, посмотрев в сторону жены, добавил:

– Учись, Маринка!

– У меня руки под другое заточены, – отмахнулась та.

– Это, интересно, под что же они у тебя заточены? – с деланным изумлением спросил Денис.

– Ага-ага! В этом месте поподробнее, пожалуйста, – поддакнул Андрей.

– Да, ну вас! – на всякий случай смутилась Марина и стала нарочито активно помогать Варе убирать со стола.

– Ладно, пошли, по саду прогуляемся, – предложил другу хозяин домовладения. – Покажу тебе подсветку в пруду, пока женщины к чаю накроют.

Одевшись, они вышли в прохладу тихого вечера. Поздняя осень выдалась теплее обычного, но пар изо рта уже был различим.

– Что-то я сегодня переусердствовал с едой, – пожаловался Андрей. – Надо сдерживаться. Живот стал расти. Придется на спорт подналечь!

– Да брось ты, Андрюха! Что ты себя терзаешь? И то тебе не так, и это! Расслабься! Растет пузо – и хрен с ним!

– В том-то и дело, что хрен вместе с ним, Денис, как правило, не растет. Наоборот. Жир – он ведь обладает свойством мужские гормоны перерабатывать в женские. Справный петух жирным не бывает!

– И ладно. Вот глянь на меня. Как сказал один комсомольский поэт, «большой живот и малый фаллос – вот все, что от меня осталось!» И я по этому поводу не парюсь! Жене нравлюсь – и достаточно. Так что плюнь на все, сойди беговой дорожки, поживи для себя!

– Я для себя не умею.

Они подошли к пруду, в котором, подсвеченные подводными светильниками, плавали белые с ярко-красными пятнами японские карпы «кои».

– Вчера вдруг, знаешь, о чем подумал? – Андрей повернул лицо к другу. В глазах играли отблески света из пруда.

– О чем?

– Многому по жизни мы с тобой научились. Освоили то, другое… А самое главное – умение быть счастливыми – вроде как упустили. В этом мы не только не поднаторели, но и, напротив, по-моему, растеряли то, что умели… И деньги, которые мы научились делать – они как будто уводят нас все дальше от простой и счастливой жизни. Вот, знаешь, мы жили в деревне, в маленьких домиках, и там я чаще слышал, как поют и смеются соседи, чем здесь, в дорогом престижном районе.

– Может, здесь просто расстояния больше?

– Нет, не в этом дело. Как ругаются – хорошо слышно.

– А ты соскучился по звонкому смеху Вовки Сапрыкина, да? Андрюха, брось маяться ерундой. У нас все хорошо…

– Вспомни, о чем мы говорили в общаге. О загадках мира, в котором живем, о галактиках, о кварках, о гравитации… А теперь? В основном о деньгах. Понятно, что без них – никуда. Но иногда смотришь – люди гораздо беднее нас умеют как-то организовать и досуг, и веселье, а мы пашем-пашем… И все, вроде, есть, а счастье….

– Мужчины! К столу! Чай наливаем! – донеслось со стороны дома.

– Ладно, пошли, – Андрей положил руку другу на плечо, и они неторопливо побрели к крыльцу по извилистой каменистой дорожке, подсвеченной низенькими цветными фонариками.

– О-паньки! Красота! – восхитился Денис, увидев домашний пирог. – Я сегодня точно лопну!

– Удержись! – предложила Марина.

– Да, конечно! Варенька, я, знаешь, как про себя говорю? Сколько волка ни корми, а он все жрет и жрет!

– И о чем же вы там так мило беседовали? – спросила Марина, когда мужчины садились за стол.

– О счастье, – ответил Денис.

– Ух, ты! – усмехнулась Марина. – Все, Варя, сегодня им больше ни капли! А то они не до того договорятся!

– Да нет! – подключился Андрей. Он вдруг почувствовал себя пойманным на чем-то, что не хотелось бы раскрывать, и поспешил замести следы. – Просто я прочел недавно статью, что счастье, оказывается, вредная штука!

– Ну, надо же? – деланно изумилась Марина. – А нам так не кажется, правда, Варя?

– Нет, действительно, – продолжил Андрей. – Американцы, из Йельского, по-моему, университета, после многолетних исследований доказали, что счастье и даже само стремление к нему – сокращают человеку жизнь. Люди, у которых было радостное и беззаботное детство, оказывается, живут в среднем меньше тех, кто в младенчестве был несчастным и угрюмым.

– И как же это объясняется? Я, например, по себе знаю: когда счастлива, меня даже простуда не берет!

– Когда же такое бывает? – изумился Денис и, пользуясь тем, что дети удалились наверх к компьютеру, добавил. – Это, знаете, как муж говорит жене: «Дорогая, почему ты мне никогда не говоришь, когда кончаешь?» А та в ответ: «Да тебя просто в это время вечно рядом нет!»

– Ой, – отмахнулась от мужа Марина, – что-то тебя на пошлятину стало тянуть. Извини, Андрюша, не слушай этого хулигана. Ты у нас человек приличный. Так и что же там не так со счастьем?

– Ученые уверены, что переполненность ощущением счастья – это проблема. Такой человек, так же, как и пьяный, чаще попадает во всякие неприятности. К тому же он стремится забыть все плохое, а негативный опыт нужен для выживания не меньше, чем позитивный.