История одной казачьей станицы

Казаки возвратились в станицу Гундоровскую с русско-турецкой войны в первые октябрьские дни 1878 года. Сначала вернулись домой те, кто воевал в составе 30-го полка. 2 октября 1878 года они торжественно прибыли в станицу Каменскую. Это было на второй день от начала традиционной осенней ярмарки, проводившейся каждый год в станице. Журналисты местной прессы описывали эту встречу с особым пафосом, утверждая, что даже ветряные мельницы, стоявшие на буграх при въезде в станицу, приветливо махали своими крыльями.

Газета «Донские областные ведомости» писала в октябре 1878 года об этом так: «Насквозь пронизана теперь турецкая гордыня казачьей пикой и русским штыком. Геройские дела на горе Бедек, на Трояновом перевале и при Филиппополе и Караджиляре прославили их…

Был отслужен молебен, потом началось угощение. Вдоволь было и хлеба-соли, и напитков. И любо было поглядеть на этих молодцов, украшенных светлыми знаками Святого Победоносца Георгия.

Господа офицеры были приглашены откушать хлеб-соль в здании клуба. Дамы и девицы, разместившись на лестнице и в залах, с весёлыми улыбками бросали на входивших пахучие свежие цветы.

Генерал Орлов предложил тосты за добрых хлебосолов, за здоровье дам, девиц, за их букеты и особенное внимание к полку.

Казачки то и дело подносили фартуки, а старики-отцы клетчатые платочки к заплаканным глазам».

По окончании праздничных торжеств и встреч, возвратившиеся с войны казаки из станиц Каменской и Гундоровской отправили за счёт станичных сумм телеграммы с выражением верноподданнических чувств. Государь назывался в них «вернолюбезным и обожаемым монархом», императором Александром Благословенным, ангелом-хранителем мира. Вот такие были припасены в суровых казачьих сердцах непривычные нашему уху красочные эпитеты.

Прошло меньше тридцати лет и разразилась новая большая война – русско-японская. Находившиеся за тридевять земель от дальневосточного театра военных действий казачьи полки первой очереди отправлены туда не были. Остался в своем гарнизоне в Замостье и 10-й Донской казачий генерала Луковкина полк. Полк, в котором служили в основном гундоровцы.

Однако уроженцам станицы Гундоровской удалось отличиться и войти, как в этих случаях принято говорить, в историю войн и военных конфликтов.

Дело в том, что события на Дальнем Востоке первоначально считали мелким локальным военным столкновением, в котором залихватски должны были справиться с противником только войска, дислоцированные за Уралом. Однако задуманное военачальниками не получилось.

В начавшейся войне принимала участие 4-я Донская казачья дивизия, в составе которой был 19-й, 24-й, 25-й и 26-й Донские казачьи полки. Казаки-гундоровцы были зачислены в 19-й Донской казачий полк. О том, как действовал этот полк в русско-японскую войну, лучше всего прочитать в достаточно фундаментальном труде, составленном в 1910 году в городе Киеве капитаном Фёдором Ростовцевым под названием «4-я Донская казачья дивизия в русско-японскую войну. Исследование военно-историческое». В своей книге капитан Ростовцев уделил большое внимание одному из гундоровцев, их авторитетному боевому лидеру в той войне – сотнику Тихону Петровичу Краснянскому. Цитирую:

«Сотник Краснянский, необыкновенно спокойный наружно человек, принадлежал к так называемым «казачьим детям», то есть не был донским дворянином. Вероятно, это обстоятельство ещё больше заставляло сотника Краснянского стремиться обнаружить свои недюжинные способности. Серьёзное отношение к своему долгу и симпатичная личность сотника Краснянского обрисовалась задолго до войны.

Объявление войны застало сотника на должности станичного атамана Гундоровской станицы. На этой должности Краснянский зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

Вскоре после объявления войны одним из окружных атаманов был возбужден вопрос: допустимо ли занятие должностей станичных атаманов офицерами, состоящими в комплекте полков? Этим же атаманом был высказан взгляд, что это нежелательно, потому что в разгар мобилизационной деятельности станицы будут лишены руководителей, призванных на службу.

Вскоре состоялся приказ, согласно которому такие атаманы, в том числе и Краснянский, отчислялись с этих должностей.

Окружной атаман Дьяков возбудил ходатайство, чтобы оставить его в должности. Не дождавшись ответа и веря, что его ходатайство будет удовлетворено, Дьяков провел 11 апреля 1904 года выборы в Гундоровской станице, и опять станичный сход единогласно выбрал Краснянского.

Но на войну Краснянский пошел 21 июля 1904 года. Он выехал в мобилизованный девятнадцатый полк. Его провожала местная интеллигенция, которая преподнесла ему подарок и благословила его иконой.

Во время не короткого пути в Маньчжурию сотник Краснянский часто беседовал с казаками и сблизился с ними. Это сближение принесло сотнику немалую пользу, что обнаружилось при первом же боевом деле».

30 сентября 1904 года 4-я Донская казачья дивизия прибыла на театр войны на станцию Телин и затем походным порядком отправилась посотенно в Мукден. Во главе первой сотни полка № 19 ехал на боевом коне сотник Тихон Петрович Краснянский. Как только сотня прибыла к месту расположения, сразу же был зачитан приказ командира дивизии, обращённый к прибывшим на поле боя донским казакам. В нём говорилось:

«Главнокомандующий требует энергичных действий, призывая все войска отряда порадовать государя удачным боем».

И Краснянский порадовал… С 22 по 24 октября 1904 года его сотня совершила дерзкий рейд по тылам противника. Вот как это было:

«Сотник рассредоточил своё подразделение в виде растянутого эллипса так, чтобы два человека никогда не были вместе.

На днёвке донцы вошли в связь с оренбургскими казаками, имевшими дурное влияние на людей донского разъезда. Оренбуржцы доказывали невозможность прорыва, примерами из настоящей войны и предсказывали неизбежность гибели всего состава разъезда, в случае настойчивого стремления выполнить задачу.

Узнав об этих разговорах донцев с оренбуржцами, сотник Краснянский изолировал свой разъезд и просил своего офицера хорунжего Полковникова приободрить своих подчинённых.

Ночью Краснянский вместе с Полковниковым и охотниками ^[4] пополз во вражеское расположение для рекогносцировки деревень. Разъезд установил силы, которыми неприятель занимал деревни, систему сигнализации, которой он пользовался и перерезал телефонные провода.

На следующий день после продвижения в северо-восточном направлении, в районе реки Хуанхэ, разъезд был обнаружен неприятелем и вынужден укрыться на днёвку в песчаном кустарнике. Затем казаки проследили перевозку военных припасов на парусных лодках китайцев по реке Тайцзыхе. Здесь, у реки, разъезд был окружён превосходящими силами противника, и казаки стали отступать на запад вдоль реки Тайцзыхе. Многие уходили на невзнузданных конях. Но, несмотря на то, что противник стрелял залпами с расстояния 100–150 шагов, ни среди коноводов, ни среди казаков и их лошадей раненых не было. Разъезд, побросав в воду гаолян, стал преодолевать топкий берег реки. Из-за того, что лошади сильно утомились, Краснянский принял решение возвращаться домой.

Наконец в 4 часа утра 24 октября 1904 года донские казаки, обстрелянные постами сторожевого охранения японцев, вернулись в расположение полка».

Сами по себе эти разведывательные действия сотника Краснянского можно было бы посчитать совсем не выдающимися, если бы ни одно обстоятельство…

Сотник шёл в разведку без предварительного изучения местности и даже без карт. Казачьи войска на том участке и вовсе действовали без такой необходимой принадлежности для руководства боевыми действиями, как топографические карты. Офицеры руководствовались только собственными кроками местности и показаниями переводчиков и проводников.

Как потом вспоминал Т. П. Краснянский, китаец-переводчик оказался человеком верным и храбрым. По наблюдениям сотника, китайцы относились к русским хорошо. Они часто жаловались через переводчика на гнёт японцев. Сотник обнадёжил их скорым освобождением от японского ига.

Одной из задач разведывательных разъездов, таких как у сотника Краснянского, была ещё и поимка китайцев-шпионов на своей территории. Интересное донесение из дел военно-учётного архива можно привести в качестве примера:

«Сегодня, 26 октября 1904 года, только что допрошен сознавшийся японский шпион китаец. Показание, данное им, проверено опросом под хлороформом. Хлороформировал дивизионный врач доктор Калабухов. Допрос будет продолжаться ещё несколько дней, так как сведения получаются от шпиона с большим трудом».

В историческом описании капитана Ростовцева есть небольшая глава: «Красивое дело сотника Краснянского»

«14 декабря 1904 года сотник Краснянский задумал и твёрдо решил добыть пленного японца. Во время своих разведок сотник наметил японскую заставу, расположенную западнее Лидиутуня, и вознамерился на ней попытать счастья. В 6 часов 30 минут вечера 14 декабря, пользуясь темнотой, пока луна не успела взойти, сотник Краснянский и хорунжий Полковников выступили из Яншулинцза с партией охотников 19-го полка в конном строю и двинулись в промежуток между Фуцзячжуаньцзы и Паусентунь.

В деревнях японцы ещё не спали, и поэтому шум, происходящий от движения разъезда, не мог быть ясно слышен противником, засевшим в фанзах. Приученные к ежедневным встречам наших разъездов только перед рассветом, японцы менее всего ожидали нападения в это время.

На высоте Лидиутунь, шагах в шестистах от этой деревни, послышался с левой стороны разъезда оклик часового «Тамарэ!», что по-японски означает «Стой!». Охотники приостановились. Сотник Краснянский переехал на левый фланг, чтобы определить положение и расстояние японского часового от своей полусотни и относительно деревни Лидиутунь. Левый дозор сообщил, что часовой окликнул из окопов, расположенных на окраине деревни Лидиутунь. Приказано всем двигаться дальше вперёд.

Но едва казаки сделали несколько шагов вперёд, как раздался тот же оклик, затем громкая отчётливая команда и два залпа более двадцати ружей. По выстрелам сотник Краснянский определил положение японской заставы. Начальник разъезда остановил полусотню и быстро отдал распоряжение хорунжему Полковникову атаковать японцев во фланг, сам же решил двигаться с фронта.

«В атаку марш, марш!» послышалась в ночной темноте спокойная команда лихого сотника. Японцы успели дать ещё один залп, когда казаки с громким криком «Ура!» бросились на них в шашки. Противник не выдержал и побежал. Казаки сразу повалили пиками человек десять. Заранее назначенные люди быстро спешились и стали отбирать у японцев оружие. Другие поскакали догонять убегавших. Часть удирающих японцев производила стрельбу, во время которой была ранена одна казачья лошадь. В окопе остался японец, который отчётливо по-русски, обращаясь к казакам, сказал: «Что вы делаете, мы сдались!». Но скакавшие сзади казаки не слышали его слов и японец был зарублен. Одного живого японца казаки быстро связали, посадили на лошадь и увезли к нашему сторожевому охранению. Другой японец, взятый в плен, сначала сопротивлялся, кусался и дрался, но тоже был связан и доставлен на заставу. Трофеями казаков были два пленных японских унтер-офицера пехоты, пять винтовок с примкнутыми ножами. По рассказам казаков, на месте осталось не менее восемнадцати убитых и несколько раненых».

Хроника боевых действий сотни, которой командовал Т. П. Краснянский, достаточно полно представлена в делах военно-учётного архива.

«21 мая 1905 года сотник Краснянский произвёл разведку далеко в глубину и на широком фронте. В деревне Инаушенди было захвачено пять хунхузов ^[5] . Было взято восемь лошадей, винтовки и много русских патронов.

Хунхузы были охотно выданы местными жителями-китайцами. Найден список хунхузов и их письмо к китайцу с требованием выдать пятьсот рублей под угрозой смерти».

На подвижном фронте стали создавать интересные воинские боевые единицы, так называемые конно-охотничьи команды. Они действовали как охотники на донских просторах, где главным при добыче дичи было быстро обнаружить её, незаметно подкрасться и убить.

В конце июня 1905 года 19-й Донской казачий полк был откомандирован в 1-ю Маньчжурскую армию, где уже на новом для себя театре военных действий, используя конно-охотничьи команды, продолжил активную разведку и попутное уничтожение сил противника.

9 июля 1905 года сотник Краснянский тремя разъездами произвёл разведку расположения японцев.

«Сначала разъезд под командой урядника Фролова, заметив сорок хунхузов, гнавших около сотни лошадей, напал на этих вооружённых табунщиков и отбил лошадей, которых, правда, не всех удалось пригнать в своё расположение. Казаки сотни показали в разведке пример взаимовыручки. Когда раненый казак Зенкин попал в топкий овраг, то на выручку ему бросился казак Авюсов, калмык, и благополучно вывез раненого товарища».

Одна из причин боевых успехов сотни Краснянского заключалась в отличной кавалерийской выучке и, конечно же, в донских лошадях. Казаки без труда нагоняли щуплых, маломощных, и к тому же некормленых коньков хунхузов. Вывод был сделан простой: без хорошей лошади не может быть хорошей кавалерии. А в данном случае хороший донской конь оказался под хорошим казаком полка № 19, да ещё и под руководством боевого офицера, такого, как сотник Тихон Петрович Краснянский.

31 августа 1905 года была получена телеграмма из штаба армии о перемирии с японскими войсками. Быть убитым или искалеченным накануне окончания войны никому не хотелось. А самому убить одного-другого японца не доставило бы удовлетворения потому, что индивидуальной вражды к неприятелю не было. Орденов и медалей получено было достаточно всеми и рисковать жизнью за лишний крест охотников не находилось.

Среди награждённых за участие в боевых действиях было немало гундоровцев. Награждены боевыми наградами офицеры сотники Тихон Петрович Краснянский и Александр Викторович Шляхтин.

Получили знаки отличия ордена Святого Георгия Победоносца казаки. Вахмистр Неживов Терентий был награждён знаками четвёртой и третьей степеней за бои под Лидиутунем. Также дважды был награждён вахмистр Илларион Герасимов. Он получил награды третьей и четвёртой степеней за разведку в начале военной кампании и за проявленные мужество и храбрость в других делах.

Война закончилась, но ещё долго казаки томились в ожидании отправки на Дон. Отправка дивизии в Новочеркасск началась только 3 марта 1906 года.

19-й Донской казачий полк прибыл в Новочеркасск 2 апреля 1906 года. Через три дня полк был демобилизован. Сведений о какой-то торжественной встрече в станице Гундоровской прибывших героев Маньчжурии в архивах не сохранилось. Да, наверное, такой встречи и не было.

Гундоровцы в течение длительного времени, с середины 70-х годов XIX века и до начала 1-й мировой войны, проходили военную службу в 10-м Донском казачьем полку, который носил имя генерала Луковкина.

В 1909 году был сокращён срок «приготовительного разряда», необходимый для подготовки казака к воинской службе с трёх лет до одного года службы. В итоге общий срок службы казаков был уменьшен с 20 до 18 лет. Традиционную казачью униформу менять не стали. С 1909 года казачьи войска, как и вся армия, получили походное обмундирование защитного цвета. Вооружение казаков состояло из шашки казачьего образца (без дужки на эфесе), винтовки казачьей модификации (облегчённой), которую казаки носили через правое плечо (во всей армии – через левое), и трубчатой металлической пики с темляком и ремнем, окрашенными в защитный цвет.

Офицеры имели шашки и револьверы системы Нагана, однако разрешалось за свой счёт покупать и носить пистолеты системы Браунинг, Маузера, «Парабеллум» и другие. В известной казачьей песне уже нашего времени поется:

 
«Только шашка казаку во степи подруга,
Только шашка казаку во степи жена…»
 

Ну, а главное, что предстояло приобрести казаку – это, конечно, боевой казачий кавалерийский конь. Именно конь, а не лошадь, как иногда по недомыслию называли пехотинцы на фронте боевого друга казака, что всегда его обижало. Впрочем, из нашей жизни тоже есть аналог неправильного толкования, когда мы, обыватели, говорим: «плыли по морю», а моряки – только «ходили».

Где, за сколько, на какой ярмарке будет семья покупать казаку коня, в семье обсуждалось заблаговременно. Примерно так же, как будущая невеста обсуждала с матерью, сестрами и подругами, какое должно быть у неё приданое, как и когда, следует начинать его готовить.

Амуницию для казака собирали задолго. В крепкий казачий сундук укладывали, нафталином пересыпали, перетряхивали и просушивали особенно тщательно. Не приведи Господи, на смотре, при проверке готовности к службе опозориться.

У гундоровцев в отношении выбора коней было одно неоспоримое преимущество. Рядом со станицей, буквально в нескольких от неё верстах, находился Провальский войсковой конный завод. На этом заводе проводились выставки-ярмарки, где можно было приобрести коня.

Я побывал в Провалье. Сегодня на месте некогда знаменитого Провальского войскового конного завода растянулась цепочка бывших старых конюшен, переделанных под бараки. В них – административные здания, клуб и небольшое кафе. Никаких, даже приблизительных, напоминаний о славном прошлом этого богатого, когда-то, шумного и известного на всю округу селения, настоящего центра донского конезаводства, нет и в помине.

В архивах нашёл один из документов в виде памятки, в котором говорится, каким должен быть казачий породистый конь: «Голова небольшая, но сухая; лоб прямой, уши острые, недлинные, нешироко поставленные; шея пропорционально длинная, без кадыка; грудь широкая, лопатка отлогая, холка возвышенная; спина короткая, крестец длинный, ноги правильные, сухие, костями широкие, связки плотные, мышцы в плечевых суставах плотные и твёрдые, окорока объёмистые и мускулистые, задние колена (скакательный сустав) широкие, плоские и сухие, бабки хорошо поставленные, не совсем прямые и не слишком свислые, копыта упругие, лёгкие. Тело вообще плотное, мускулистое, шерсть лоснящаяся, гладкая, короткая, нежная, волосы на гриве и хвосте тонкие и лёгкие… Прямое следствие соразмерности лошади есть правильность её движений».

Приобретение боевого коня было одним из главных условий сборов казака на службу, но оно не было единственным. Представление о материальной основе сборов на службу даёт «Ведомость заготовительных ценных вещей, которые казаки должны иметь в походе…», утверждённая приказом Военного ведомства в 1911 году.

По этому приказу стоимость военного имущества такова: гимнастическая рубаха с погонами – 1 рубль 58 копеек, рубаха суконная с погонами – 5 рублей 50 копеек, шаровары или брюки обыкновенные – 5 рублей, шинель – 9 рублей, папаха – 2 рубля 50 копеек, полушубок – 12 рублей 20 копеек, сапоги – 9 рублей, две подковы с 16 гвоздями и 6 винтами – 1 рубль. Шашку нужно было приобретать за 8 рублей, а нагайку – за 80 копеек.

Вот куда шли деньги за проданные пуды хлеба, говядины, свинины и баранины, собранные плоды на огородах и бахчах. Но и не служить в казачьих войсках было для уроженца станицы величайшим позором. Согласно отчёту станичного атамана за 1912 год от службы в первоочередных полках был освобождён только двадцать один казак, причислено в разряд неспособных нести службу всего двадцать пять. Это менее одного процента от военнообязанных.

По заповедям предков, военная одежда казаков и после службы донашивалась до последней заплаты. Станичники выглядели подтянуто и молодцевато. Даже на обычных фотографиях старики позируют обязательно в фуражках и папахах.

Вся обыденная жизнь в станице была подчинена военным правилам. Ежедневно назначались дежурные подразделения и в самой станице, и в хуторах. Несли службу дневальные по станичному правлению и при хуторских правлениях. Атаманы обязаны были чуть ли не ежедневно объезжать ту или иную часть юрта и высматривать всё, чтобы всегда знать обстановку.

У дежурного по станичному правлению и дневальных по станичным службам, в том числе и по станичной конюшне, всегда в добровольных помощниках находилась стайка желающих услужить казачат. Помощниками они были добросовестными и старательными: заблаговременно оповещали об атаманской проверке, еду из куреней быстро всегда подносили, а ещё они были самыми внимательными и благодарными слушателями рассказов о казачьих подвигах.

Сейчас, около государственных и муниципальных учреждений оборудуется автомобильная стоянка, а тогда, в начале XX века, в любой станице у правления была устроена коновязь. Приехавший с хутора казак привязывал своего коня за чумбур (запасной третий повод) к этой самой коновязи. Про задержавшегося, долго решавшего свои вопросы в правлении казака говорили: «Надолго у правления зачумбурился».

Почти до 1-й Мировой войны казаки сохраняли самобытность в военной форме. Например, носили шаровары – широкие казачьи штаны с лампасами. И это в то время, когда в остальной кавалерии в ходу были специальные кавалерийские брюки, названные по имени французского генерала Галифе.

В Новочеркасском музее истории донского казачества есть выставочные стенды с образцами казачьей военной формы. Такие же образцы есть и в музее военной формы в Москве.

Даже при всём желании эту форму особо удобной не назовёшь. Но именно в ней казаки отличались на полях сражений, и именно эта форма приводила в ужас врагов Российской империи.

В отчёте по достоинствам и недостаткам военной казачьей формы, проявившимся в боевой обстановке, говорилось: «Шинель для казака всё. Но за нею чувствовалось одно неудобство: на дожде она пропитывалась влагой и становилась очень тяжёлой, что, конечно, отражалось и на казаке, и на его лошади. Полушубок необходим. Мундир прост и удобен, но для груди стеснителен. Казаки охотно расстегивают его, где только можно. Кителя белого цвета были чрезвычайно неудобны в военное время. Сапоги незаменимы и несравнимы. О шашке нечего говорить. Пики нуждались в окраске. Шпоры у большинства были растеряны. Плётка оказалась драгоценным инструментом».

Плётка, как выяснилось, в начале XX века оказалась драгоценным инструментом не только для приведения казачьего коня в движение, но и для других политических и особенно усмирительных целей, никак не связанных с боевыми делами лучшей части русской кавалерии.

18 июля 1914 года разразилась 1-я мировая война. Как это событие было воспринято в станице Гундоровской и в казачьих полках 1-й и 2-й очередей подробно рассказано в книге «10-й Донской казачий полк. Боевые хроники его участия в 1-й Мировой войне», а также в книге «Три войны одного полка». А вот чтобы понять значение станицы Гундоровской, как кузницы казачьих военных кадров, давайте заглянем в список строевых частей казачьих войск на 1 июня 1917 года.

20-м Донским казачьим полком командовал гундоровец полковник Яков Афанасьевич Шляхтин. Во главе 46-го Донского казачьего полка стоял уже неоднократно упомянутый в этой книге полковник Тихон Петрович Краснянский. Закончили академию Генерального штаба гундоровцы Григорий Степанович Рытиков и Эраст Эрастович Шляхтин. В этой же академии учился, но не успел её закончить из-за событий 1917 года Николай Яковлевич Шляхтин. Среди командиров и заместителей (тогда они назывались помощниками) донских казачьих частей в годы 1-й Мировой войны насчитывалось немало гундоровцев. По-разному сложились их судьбы. Попробуем их проследить…

Начнём с самого старшего, из находившихся на военной службе, гундоровца полковника Якова Афанасьевича Шляхтина. Родился он в станице Гундоровской 20 октября 1863 года. Закончил Елисаветградское кавалерийское училище в 1885 году. Последовательно прошёл все ступени карьеры офицера казака и в чине полковника командовал 20-м Донским казачьим полком. Помощником по строевой части у него был тоже гундоровец – Иван Никитич Коноводов. В декабре 1916 года им пришлось воевать на берегу Дуная, к западу от Измаила.

Как и в любом другом воюющем полку, в 20-м Донском казачьем по разным причинам также были большие потери и значительная убыль людей. Ранее, до Я. А. Шляхтина, 20-м Донским казачьим полком командовал полковник Анатолий Михайлович Назаров, тот самый, который стал Донским войсковым атаманом после А. М. Каледина и 17 февраля 1918 года был расстрелян красногвардейцами.

1 июля 1915 года у деревни Грибовице походный атаман казачьих войск провёл смотр полка № 20, который показал, что «в строю находилось офицеров – 29, нижних чинов – 300, лошадей – 300. Столь незначительный состав полка объясняется тем, что за минувший период войны полк понёс самые значительные потери в дивизии. Например, в 5-й сотне сменилось 5 командиров. Из состава полка убыло 22 офицера, 635 казаков и 938 лошадей».

Подтверждением этих печальных результатов служил невзрачный интендантский документ в виде рапорта командира 4-й сотни о недополученных в 1914 году казаками суммах, ставших впоследствии переходящими. На примере этого списка 4-й сотни можно составить общую статистику. Всего в списке состояло 86 казаков. Из них за два года боёв убиты и умерли от ран 9 человек, пропали без вести 23, эвакуированы в тыл по ранению – 27, находились в госпиталях 8 казаков. Убыль, как видите, внушительная и трагическая, составляла 67 казаков из 86.

Яков Афанасьевич Шляхтин принял полк уже в начале 1916 года. Ему пришлось заново заниматься боевым сколачиванием подразделений полка, делать их боеспособными. Весь 1916 год прошел в тяжёлых боях на различных участках фронта. К концу 1916 года всё чаще и чаще стали вести речь о моральном облике казака. Нередкими были случаи мародерства, откровенного грабежа мирного населения.

Командиру полка Якову Афанасьевичу Шляхтину приходилось с этим бороться. Вот выдержки из его приказов за 1916 год: «Жители острова, находящегося между Измаилом и Тульчей, заявили, что в ночь под 21 декабря 1916 года какие-то казаки прогнали через мост в Измаил 13 штук скота, принадлежащего жителям этого острова. Сотнику Блажкову произвести подробное расследование и выяснить виновность.

Приказываю под ответственность, вплоть до предания военному суду, ни под каким видом не допускать в сотнях и командах приблудившегося и никому не принадлежащего скота, а только приобретать, оплату производить лично командирам сотен и команд».

С некоторыми виновниками подобных происшествий Шляхтин разбирался с применением своей власти командира полка:

«Командира 6-й сотни подъесаула Мамонова, за допущение в сотне покупки вина и пьянства, а также за самовольный пригон в сотню скота, принадлежащего окрестным жителям Измаила, отрешаю от командования сотней. Вахмистра 6-й сотни Карасёва, за слабый надзор в сотне, смещаю на младший оклад и с должности вахмистра… и перевожу его для дальнейшей службы в 3-ю сотню».

Доставалось и рядовым казакам, которые под шумок пытались проводить реквизиции сами: «Казаков команды связи Ивана Наумова и Василия Рогачёва арестовываю строгим арестом на 15 суток… за то, что при нахождении на постое у крестьянина Стариуполо пропало 27 рублей 78 копеек. Деньги возмещаются из жалованья казаков».

Разумеется, полковнику Шляхтину приходилось заниматься не только этими житейскими вопросами а, прежде всего, боевой деятельностью полка. Именно его полк с конца 1916 года и до середины 1917 года считался одним из самых боеспособных в правом, а затем и левом боевых участках Дунайского отряда. Одно время Я. А. Шляхтин даже руководил левым боевым участком этого отряда. После возвращения в родную станицу в начале 1918 года он недолго был не у дел. Начиная с весны 1918 года, Шляхтин уже воевал в составе Донской армии, а в 1919–1920 годы назначен обер-квартирмейстером 3-го Донского отдельного корпуса, затем его прикомандировали к штабу Деникина. В 1920 году Я. А. Шляхтин стал генерал-майором. Уже в Крыму вышел в отставку 5 апреля 1920 года. В октябре 1920 г. ему была назначена пенсия. Последние годы жизни провёл в эмиграции во Франции. Умер 22 января 1929 года в Монтаржи (Франция).

В этой книге не раз вспоминался доблестный и отважный казачий офицер Тихон Петрович Краснянский. Родился он 19 июня 1876 года. Новочеркасское военное училище закончил в 1897 году, офицером стал в 1898 году. Воевал в русско-японскую, проходил боевую службу в 10-м Донском казачьем полку, о чём подробно рассказано в других произведениях автора. 29 июня 1915 года войсковой старшина Т. П. Краснянский высочайшим приказом назначен командиром 46-го Донского казачьего полка. 5 августа 1915 года этот полк впервые столкнулся с подразделением австрийской конницы, которую называли «гусарами смерти». В бою эти гусары не щадили себя и противнику пощады не давали. Однако гусары были биты, а 46-й Донской казачий полк ещё и богатые трофеи завоевал.

В 46-м Донском казачьем полку также служило немало гундоровцев. Даже помощником у Краснянского был его земляк полковник Алексей Львович Дьяков. В июне 1916 года Т. П. Краснянский назначен начальником Ясельдского боевого отряда под городом Пинском. Это довольно крупная войсковая группировка, в составе которой, кроме 46-го Донского казачьего полка, были включены: две роты 22-й ополченческой пешей дружины Ковельского полка, первая понтонная рота 8-го саперного батальона, одна полевая батарея 75-й пехотной дивизии, кольтовская пулемётная команда партизанского корпусного отряда и команда из двух катеров, вооружённых пушками под руководством гардемарина флота Аренса.

Перед Ясельдским боевым отрядом стояла задача форсировать речку Ясельду и овладеть городом Пинском. Для начала Краснянский занялся разведкой и в своём приказе от 9 июня 1916 года в интересной, совсем не приказной форме, потребовал: «Приглашаю всех офицеров отряда следить, чтобы исходящими донесениями полностью исчерпывался затронутый предмет, не возбуждая никаких вопросов. Требую, чтобы на каждом наблюдательном пункте было назначено по три дежурных наблюдателя из вольноопределяющихся или интеллигентных унтер-офицеров с биноклем, картой, часами и записной книжкой».

В следующем приказе Краснянский уточняет задачу разведчикам и наблюдателям: «Пользуясь изученными разведчиками подступами к противнику, беспрерывно вести разведки, которыми выяснять ширину полосы проволочных заграждений, расположение окопов, редутов, их профили, ходы сообщения, размещение пулемётов, бомбомётов, миномётов. Определять гарнизоны окопов, смену, получку горячей пищи, расположение резервов и прочее».

С целью детализации обороны противника наши разведчики завели нумерацию вражеских окопов и передавали её при смене участка друг другу по акту, записываемому в полевые книжки.