Шанс. Внедрение. (Я в моей голове). Книга 1

Глава 1. Начало.

Утро.

Проснулся неожиданно, похоже рано и полностью разбитый. В голове вертелись обрывки сна, какие-то образы, воспоминания и было чувство присутствия чего-то непонятного, страшного, чужого.

«Что произошло? Почему? Где я?» – возникли в голове панические вопросы. Сев на кровати, огляделся. Темно. В изголовье нашарил выключатель настольной лампы и зажег свет. «Фу, дома!» – с облегчение выдохнул. Привычная обстановка в бабушкиной комнате, сижу в своей кровати, за тонкой перегородкой бубнит радио в комнате родителей. За половинкой квадратного окна, разделенного той же перегородкой – ночная темнота. Вероятно, утро. Родители собираются на работу и скоро в семь часов сорок минут под задорные фанфары «Пионерской зорьки» отец из-за стенки начнет меня будить. Как правило, я отвечал спросонья: «Сейчас!», наивно надеясь выгадать еще минутку для сна. «Хватит чавкать, вставай!» – орал он мне в ответ, демонстративно, но привычно «негодуя». Такой диалог происходил каждое утро по нескольку раз и превратился в рутинный утренний ритуал.

Однако сегодня я проснулся раньше и спросонья никак не мог понять – что со мной произошло или происходит и чего беспокоит? Вдруг ВСПОМИНАЮ, что через пару лет отец с матерью получат долгожданную благоустроенную квартиру в пятиэтажке в нашем Заводском поселке и переедут из этого барака. Позже, еще через несколько лет этот барак признают аварийным, и бабушка переедет в другой. К девяностым годам этого века ей, как ветерану труда и труженику тыла в Великую Отечественную войну выделят квартиру в новой заводской девятиэтажке. К тому времени за ней уже будет требоваться уход, и мама заберет ее в свою квартиру, а в девятиэтажке поселюсь я со своей семьей после увольнения по сокращению штатов из Вооруженных Сил.

Все это промелькнуло в моей голове, а также много других подробностей, знаний (воспоминаний?). «Что это? Откуда это?» – панически забилась мысль. Меня вдруг зазнобило и не от холодного пола. Ужас! Я, стиснув зубы и зажав ладони между колен попытался успокоиться и, нащупав на полу тапочки, поразмышлять: «Может это одна из форм сумасшествия, шизофрения, расщепление сознания? Даже не с кем посоветоваться – позора не оберешься. Что же делать?»

За стеной послышались ожидаемые фанфары «Пионерской зорьки» и знакомый голос отца:

– Сергей, вставай!

– Я уже встал, – буркнул, приходя в себя.

Слышу, как отец что-то сказал матери, и оба засмеялись. «Весело им! А мне каково? Зачем мне эта напасть?» – подумал раздраженно.

Как сомнамбула от множества мыслей поплелся к помойному ведру в угол комнаты. Традиционная для всех жильцов барака утренняя процедура, где только общий коридор и кухня. Общественный туалет из досок, разделенный на мужское и женское отделения с двумя дырками в каждом находился на улице в углу двора рядом с помойкой. От нашего подъезда эти «удобства» располагались в пятидесяти метрах – не набегаешься по малой нужде.

Не спеша натянул «треники» и пошел умываться в коридор и чистить зубы. Водопровода, как и горячей воды, конечно, нет, а есть обычный рукомойник с «соском» над раковиной и семейным помойным ведром.

«Да! Не скоро буду умываться в ванной теплой водой из водопровода и при желании принимать утренний душ», – промелькнула мысль. «Зато бриться пока не надо!» – тут же радостно подумалось. С ужасом вспомнилось, как отец каждое утро взбивает пену из обмылков в специальном стаканчике, намыливает помазком подбородок и скребет щетину станком с лезвием «Нева»? Брр-р-р, кошмар! «Жиллет» с двойными, тройными лезвиями и другие бренды западной цивилизации пока не доступны простому мастеру сварочного цеха обычного машиностроительного завода провинциального городка, каких тысячи в СССР.

Опять эти непонятные знания! Откуда это? «Может подобное не только со мной произошло? Есть ли еще знающие?» – возникла обнадеживающая мысль. Вот бы встретить подобных бедолаг и поделиться мыслями, опытом, посоветоваться! Только как узнать? Я ведь не собираюсь каждому рассказывать о моих возможностях. Наверняка, другие тоже будут таиться. Вообще-то, в этом что-то есть, надо будет не торопясь обдумать.

Не зря же всю жизнь любил читать, а в последние годы.… «Какие последние годы!? А-а-а! Ужас! Тьфу ты, аж вспотел!» – запаниковал снова, но замерев на минуту, заставил себя успокоиться и продолжил рассуждать.

В последние годы я подсел на книги по альтернативной истории о попаданцах, в том числе и в послевоенное советское время.

Конечно, окружающим не следует знать о моих новых способностях, но как это произошло? Зачем? Почему я? Кому это надо? По книгам большинство попаданцев имеют какие-то бонусы: смартфон, ноутбук, сверхспособности и сверхвозможности и (или) какие-то знания, профессиональные навыки, умения и прочие «рояли в кустах». А я что знаю, умею, имею? Ничего! А может, я пока не все знаю?

Размышляя таким образом, я поедал вкуснейшую любимую рисовую кашу быстрого приготовления из брикета, приготовленную отцом. Эталонный на всю жизнь вкус рисовой каши со сливочным маслом. В будущем… А-а-а! Опять зацепило – «в будущем».

«Хватит дергаться!» – скомандовал себе. Если это навсегда, то придется смириться, жить дальше и не комплексовать.

Так вот, в будущем я уже не встречал подобного продукта – каши, кисели быстрого приготовления в брикетах. Как просто – заливаешь растолченный брикет необходимым количеством кипятка, закрываешь крышкой и через несколько минут – вуаля! Готовая рисовая каша. Никакого сравнения со всякими Дошираками и Ролтонами. В будущем, сколько не пробовал, не удавалось приготовить из большого выбора рисовых круп кашу с подобным вкусом.

«А вот утренний кофе!!!? (Тоже сваренный отцом в кастрюльке). Мм-да-а. Не то!» – поморщившись, мысленно сравнил. Многие годы в будущем пил растворимый Нескафе с молоком. Наверняка, в это время мне его будет сильно не хватать, хотя надо будет посмотреть, что продают в магазинах сейчас. Может, что и подберу, несмотря на небольшой выбор. Не интересовал меня продуктовый ассортимент магазинов в этом возрасте, так как в семье мама занималась снабжением.

«Так! У меня ещё и вкусы поменялись!» – поймал себя на мысли. Может всё-таки вместе со вкусом ещё что-либо изменилось у меня? Помню из книг, что некоторые попаданцы приобрели способность к быстрой регенерации организма, улучшенную память, ускоренную усвояемость знаний, приобретение навыков и мастерства.

Я всегда занимался спортом, но разрядов не имел, кроме первой степени военно-спортивного комплекса, полученной в военном училище. На любой должности считался хорошим специалистом и профессионалом, так как всегда старался быть в числе лучших, не любил замечаний, упреков и критики вышестоящего начальства. Стреляю, наверняка, выше среднего, в технике и оружии разбираюсь. Историю, вероятно, знаю лучше большинства нынешних современников, а в знании будущего мне вообще сейчас нет равных. Акцентировано ударить могу, знаю куда бить, чтобы наверняка вывести противника из борьбы, а то и покалечить (если не убить). Хватило бы силы. Отработаны некоторые приемы боевого самбо – не зря многие годы служил в войсковой разведке и в милиции.

Так! Все, пора в школу в свой девятый класс. В темпе натянул школьную форму. Портфель вроде ещё вчера сложил. Шапка кроличья, шарф, импортный зимний плащ, купленный матерью в Москве по случаю. Вперед! Опаздываю со своими размышлениями.

Поселок.

На улице еще зима, февраль 1978 года. Как бы другими глазами на улице осмотрелся. Наши два барака и сараи (самострой) с трех сторон огораживают двор, с другой – дорога. Некоторые сараи обиты железом и считаются гаражами, где хранятся мотоциклы и мопеды. Среди жильцов бараков есть только один владелец автомобиля «Москвич-412», выигранный в денежно-вещевую лотерею. Хозяин редкого автомобиля – еврей, отличный слесарь-инструментальщик на нашем заводе. (И такие евреи бывают, не только артисты, часовщики и ювелиры). Причем, непьющий, от слова совсем – редкое качество среди мужиков поселка.

У нас тоже есть гараж с мотоциклами «Урал» и «Восход» отцовскими. Мне ездить категорически запрещено родителями – прав нет и рано якобы. Конечно, я «угонял» их несколько раз по вечерам, покрасоваться перед ребятами и покатать девчонок.

Дальше прохожу мимо бывшего третьего барака, переделанного в двухэтажный многоквартирный дом уже с благами цивилизации – водопроводом и канализацией, только без горячей воды. (Горячей воды нет во всех благоустроенных домах города). Дом покрашен белой краской и в народе зовется «Белым домом». Наши бараки, как и многие старые дома в поселке построены пленными немцами во время и после войны. Вероятно, в наших бараках они и жили.

Родители поселились в бараке, когда мне было два года в середине шестидесятых годов. Уже помню, что тогда бараки были сквозными с общим коридором с двумя выходами в торцах зданий. Центральное отопление было всегда на моей памяти. Потом каждый барак разделили на четыре секции, с отдельным выходом каждая. В каждой секции было по общей кухне с печью, но не помню, чтобы их топили, так как все пользовались керогазами. Мне, помниться, приходилось регулярно таскаться с бидоном за керосином. Потом провели газ и печи убрали.

Следующий четырехэтажный дом – Желтый дом (так его в народе зовут). Окрашен светло-бежевой краской, тоже благоустроенный. Вероятно, в свое время этот дом был построен для заводского начальства, а сейчас в нем живут простые работяги в коммунальных квартирах.

Дальше иду через небольшой сквер (парк), засаженный кустами черемухи и рябины. Слева – ограда ясель. Туда меня водили в детстве. Справа тир, склад спортинвентаря, городошная площадка и заводской стадион с футбольным полем. За стадионом виден синий пивной павильон (отрада для рабочих), рядом возвышается монументальный с колоннами заводской клуб с большой пристройкой заводского спортзала.

После парка на начинающейся улице располагаются в ряд серые благоустроенные двухэтажки из шлакоблоков. Тоже немецкое производство, да и строительные технологии, наверное, их. Из послезнания – в таких домах трехслойные межэтажные перекрытия. Нигде не слышал о подобном в нашем строительстве. Двухэтажки тоже заселены простыми людьми, как мои родители. Начальство, как правило, проживает в городе. Вот такое деление у нас сложилось.

Город разделен рекой. На нашей стороне – железнодорожная станция со всей сопутствующей инфраструктурой и раскинулось несколько поселков. Перевалка (народное название). Рабочий поселок (в народе – «Дашкин»). Мой Заводской и Восточный поселок. На нашей заречной стороне расположено множество предприятий, самое крупное из них – Машиностроительный завод, где трудятся мои родители. Мама инженером-конструктором в конструкторском бюро и отец – мастером сварочного цеха, а также многие жители этих поселков и города.

Завод занимает огромную территорию и находится через дорогу от бараков. Через забор от моего барака (в наше окно виден) – городской растворный узел (в народе – Бетонная). Так что я живу при постоянном шуме завода, рокота тракторов и экскаваторов за окном. Рядом с заводом расположена городская ТЭЦ с высокой трубой (лазили в детстве). Она отапливает наш поселок и благоустроенный новый район города. Возле Восточного поселка расположен довольно крупный железобетонный комбинат. За железнодорожной станцией – большой завод ГАРО. Есть еще на нашей стороне – нефтебаза, асфальтовый завод, автотранспортное предприятие, льнозавод, хлебокомбинат, новый молокозавод и ряд мелких предприятий, складов, хранилищ, гаражей и прочих объектов. Есть возможность развернуться мальчишеской фантазии для игр и проказ. Все это – городская окраина, за которой уже начинаются колхозные поля с множеством пригородных деревень. Вся молодежь этой территории училась или учится в моей средней школе № 8.

Вышел на перекресток, за которым раскинулась стройка жилого пятиэтажного благоустроенного дома, в котором мои родители должны будут получить свою отдельную двухкомнатную квартиру. Этот дом начали строить самым первым в городе по развернувшейся в стране хрущевской программе жилищного строительства. К сожалению, родителям, как заслуженным работникам завода выделили квартиру в этом первом доме. По каким-то причинам, как в пословице – «первый блин комом», так и первый строившийся благоустроенный дом превратился в долгострой. Начали строительство тогда, когда я пошел в первый класс и, проходя мимо стройки в школу, пытался представить, как буду жить в благоустроенной квартире. Однако сдали дом тогда, когда я уже учился в военном училище, то есть долгие десять лет. Только в первом курсантском отпуске я смог оценить преимущества отдельного благоустроенного жилья, а дома, которые заложили значительно позже, уже заселены работниками завода, в том числе многими моими друзьями детства, знакомыми и одноклассниками. Зато многим из них, пошедших в школу из старых домов наших поселков, сейчас приходится ежедневно, кроме воскресенья, преодолевать значительное расстояние до школы и обратно.

Дальше пересек поселковый Заводской сквер, засаженный тополями, с асфальтированными дорожками (пока под снегом), скамейками и летней эстрадой. Скоро в апреле на субботнике, вероятно, снова будем убирать его. Дальше началась территория моей школы.

Школа.

Конечно, со своими размышлениями на урок опоздал. Поднялся на свой третий этаж. Повезло, первым уроком шла история. Учительница – Антонина Яковлевна, нормальная по меркам учеников. Протиснулся в дверь:

– Прошу прощение за опоздание, разрешите присутствовать?

Ну вот, проскочила привычка из будущей армейской службы – «разрешите». Надо было спросить – «можно» или «войти». Так и буду постоянно «палиться»? Надо внимательнее следить за «базаром».

– Надеюсь, причина опоздания уважительная? – поинтересовалась она для порядка.

– Несомненно, – заметил скрытую улыбку.

Знаю, что Яковлевна ко мне относится хорошо, да и вообще добрая и не злопамятная женщина. Обошлось. Естественно, об истинной причине опоздания промолчал, а врать посчитал унизительно и прошел на свое место.

Сижу на третьей парте у прохода в третьем ряду вместе со своим школьным другом Юркой Филимоновым – по прозвищу Фил. Он живет в Дашкином поселке и учится со мной с первого класса. Сдружились мы с ним только в девятом классе. Всегда считал его своим самым близким другом в это время. Не знаю, как теперь у меня с ним сложатся отношения с послезнанием?

В девяностые годы, в период «дикого капитализма» Юрка сошел с ума (та самая шизофрения). Сначала на него стали накатывать периодические приступы с последующим лечением и реабилитацией, затем следовал короткий промежуток нормальной жизни на воле под присмотром психиатра. Потом вновь повторялось обострение и клиника. И так много раз. Совсем измучил семью и соседей. Наконец, ему присвоили инвалидность и назначили постоянное пребывание в психиатрической клинике. Среди знакомых выдвигались разные версии о причинах Юркиного заболевания. Утверждали про плохую наследственность, а кто-то винил бизнес и нервотрепки, связанные с этим. В школе он был силен в математике, других точных науках и всегда учился хорошо в отличие от меня.

До восьмого класса включительно я учился, кое-как и всегда числился в отъявленных хулиганах. Кто-то из взрослых даже пророчил мне тюремное будущее. После окончания восьмилетки я был согласен продолжить учебу в городском ГПТУ. Там учились или собирались учиться мои многие друзья и знакомые из тех, кто еще не отправился на зону. Ни зона, ни ГПТУ меня не пугали. Категорически против «ремеслухи» была только моя мама – инженер-конструктор. Только она меня видела с высшим образованием и врачом. Против высшего образования я тоже не возражал, но профессию хотел бы более мужскую, так как с детства зачитывался книгами о войне, армии, детективами про сыщиков, пограничников и шпионов и поэтому на приписной комиссии в военкомате на вопрос:

– Кем хочешь стать?

– Офицером милиции, – ответил не задумываясь.

В ответ меня уведомили, что военкомат милицию не комплектует, но если я хочу стать офицером МВД, то меня могут направить по окончании средней школы в училище МВД, а после его окончания буду служить во внутренних войсках. Служба «вертухаем» меня совершенно не прельщала и на собеседовании мы сошлись просто на учебе в военном училище. Время выбора военной специальности еще было.

По окончании восьми классов вдруг выяснилось, что из трех наших классов будет формироваться только один девятый класс. Из-за моей плохой репутации у школьной администрации и низких отметок в свидетельстве о восьмилетнем образовании места для меня в девятом классе этой школы не было. Можно конечно было подать документы в другую среднюю школу города, но мама куда-то ходила, с кем-то ругалась и кого-то просила. В результате ее активности меня все-таки зачислили в сборный девятый класс моей школы.

Вся эта возня меня не задевала, так как было все равно, но, когда оказался в девятом классе у меня впервые появились планы на будущее. Я твердо решил стать офицером и взялся за учебу. Изменил свое поведение в школе и вне ее, стал добросовестно учить уроки, порой засиживаясь до двух-трех часов ночи. Даже заново учил программы седьмых-восьмых классов. Теперь учителя удивлялись моим ответам на уроках. Им уже не приходилось «натягивать» мне тройки, но некоторые просто не верили, что я сам мог решать какие-либо задачи самостоятельно, ведь я сидел за одной партой с Филимоновым, жили мы недалеко друг от друга, а он был силен в точных науках и постоянно являлся участником городских школьных олимпиад.

Директор школы, который был первым противником зачисления меня в девятый класс его школы, видя такие изменения, засунул в какой-то Совет старшеклассников. Когда же я, наконец, вступил в комсомол, то меня сразу избрали секретарем комсомольской организации школы. Репутация «правильного» пацана с авторитетом, хорошо знающего всю шпану окрестных поселков, способного постоять за себя, заставляла даже старших ребят минимум не цеплять меня, но в большинстве случаев держаться, как с равным.

Между тем уроки шли один за другим, особо меня не напрягая. На некоторых уроках вылезал за счет выученного накануне материала, а на истории и литературе, за счет более широких знаний из будущего, мог дать фору учителям, но благоразумно не высовывался. При ведении записей обнаружил, что почерк практически не изменился, но почувствовал, что могу писать быстрее, только моторика руки подводила. Непривычно и непонятно. Для скорописи начал сокращать слова по будущей привычке. «Все-таки будущие привычные навыки и умения усваиваются мной нынешним», – мысленно отметил. «Необходимо не спеша обдумать свои новые способности и решить, как этим более рационально распорядиться», – сделал вывод про себя.

Среди сверстников на переменах не смог заставить себя вести как прежде. Что-то претило беситься с друзьями так, как раньше, а на большой перемене не стал участвовать в спринтерском забеге в школьную столовую, как делал всегда.

В классе у нас сложилась устойчивая четверка для совместного обеда, куда входили я, Юрка, Серега Иванайнен и Саня Дорохов. Обычно по звонку на большую перемену мы срывались и неслись в столовую, расталкивая встречных и попутчиков, мешающих забегу. В буфете, первый занявший очередь (как правило, одно из первых мест), пропускал на свое место Юрку. Все сдавали ему свои пятьдесят копеек, коротко обсуждали небогатое меню, потом кто-либо из нас занимал отдельный столик на четверых. Получали купленный обед, и все таскали тарелки на наш столик. Обед стоил обычно сорок-сорок пять копеек. Сдачу Юрка оставлял у себя и по мере накопления через несколько дней покупал что-нибудь вкусненькое дополнительно на всех. Фил всегда отличался особой щепетильностью при обращении с деньгами, поэтому был негласно назначен нашим казначеем.

В этот раз я не помчался со всеми как «слонопотам» в «столовку» и даже Юрку из-за своей нерасторопности неумышленно придержал. Он, торопливо протискиваясь мимо меня, прошипел:

– Ты чего телишься? На диете что-ли? В столовую не пойдешь?

И рванул к выходу из класса. Я же не спеша пошел в столовую – жрать все-таки хотелось. Когда пришел, мои друзья еще стояли в очереди. Увидев меня, Санька с Серегой замахали мне и закричали:

– Давай быстрее деньги, уже закупаем!

Юрка же молча вопросительно смотрел на меня. Опять палюсь, но все равно бегать не буду. Если приду на десять-пятнадцать минут позже, уже и очередь рассосется. Все равно все в школе успевают пообедать на большой перемене.

Почему-то мне со сверстниками стало не интересно общаться. Какие-то глупые сплетни, детские интересы и проблемы. На переменах я оставался за партой, листал учебники или стоял у стены в коридоре. Однако остаться в «байроновском» одиночестве не удавалось. То один, то другой из ребят приставали ко мне со своими вопросами или пытались завязать разговор. Как мог, старался поддерживать доброжелательность и беседу, но видимо моих театральных способностей не хватало, и пацаны удивленно отставали.

Меня же не переставая мучили вопросы о потенциальных способностях и вероятных новых возможностях. Зная свое будущее, стал прикидывать – что мне может пригодиться? На что сейчас надо обратить внимание? Как проверить сейчас у себя нынешнего свои будущие умения и навыки?

На перемене отправился к Михалычу, нашему учителю физкультуры. У большинства спортивных ребят старших классов с ним были почти дружеские отношения. Во-первых, он довольно молодой мужик на фоне остальных учительниц, в большинстве своем «бальзаковского» или предпенсионного возраста. Во-вторых, он разговаривал с ребятами на равных. В-третьих, он обладал харизмой и мог увлечь пацанов спортом. Мне, как школьному активисту и авторитетному пацану доверял настолько, что отдал запасной ключ от спортзала, чтобы мы с желающими ребятами старших классов после школы могли заниматься на спортивных снарядах. Оформил это, как спортивный кружок общефизической подготовки.

Как обычно у него в комнате толпились ребята. В этот раз – из десятых классов. Как я понял, обсуждался животрепещущий вопрос о чемпионате СССР по хоккею. Я, как и все смотрел по телевизору наиболее важные и интересные матчи нашей сборной по хоккею и футболу на чемпионатах мира или Европы, но фанатом какой-либо нашей команды не был и Чемпионатами СССР не интересовался. Меня вполне устраивало то, что из года в год чемпионами по хоккею становились ЦСКА, и большинство сборников были оттуда.

Сам спортом занимался, но без фанатизма. Возможности нашего города в выборе спортивной дисциплины для серьезного увлечения для меня были довольно ограниченные. Одно время ходил в заводской спортзал на секции гандбола и штанги, но быстро бросил. Волейбол и баскетбол не интересовали из-за моего среднего роста в сто семьдесят сантиметров. Штангу потягать, поиграть в настольный теннис, в минифутбол в спортзале, мы – Заводские могли без всякой секции. Зимними вечерами все равно податься некуда, если фильм в клубе не интересный. Вот и коротали вечера своей пацанской компанией в спортзале. В свободное время летом играл в футбол, а зимой – в хоккей. В детстве катался на лыжах с друзьями. За сборную школы играл в футбол, волейбол и бегал на легкоатлетических соревнованиях. Даже приглашали в сборную футбольную команду юношей города.

В начале девятого класса из-за изменившихся приоритетов бросил курить (вот целеустремленность!) и больше времени стал уделять спорту. За сараями поставил турник, добыл двухпудовую гирю и начал дополнительно самостоятельно заниматься гимнастикой и гиревым спортом, а этой весной должен был начать по утрам бегать вдоль ближайшей железнодорожной ветки. Стеснялся и не хотел, чтобы меня видели прохожие. «Теперь надо посерьезней отнестись к спорту», – мысленно запланировал. Конечно, хотелось бы заняться спортом, связанным с единоборствами, например, боксом, самбо или рукопашным боем (хотя он еще не общедоступен). На растяжку надо обратить внимание – пригодится всегда. «Все-таки я со своим послезнанием уже начал планировать свое будущее», – отметил про себя. Еще бы и цель достойную выбрать или цели, но это потом.

Михалыч, выпроводив озабоченных советским хоккеем десятиклассников, уставился на меня, вопросительно задрав бровь. «Вот мимика, мне бы так научиться!» – позавидовал.

– Михалыч, ребята спрашивают про боксерский инвентарь. Сам бы хотел поставить некоторые удары, а отрабатывать не на чем. В школе нет спортивной груши? Если нет, то нельзя ли достать? Заодно и перчатки боксерские? – пояснил свое появление.

– Ага, вы наотрабатываете, а потом челюсти крушить начнете налево, направо, – недовольно отозвался он.

– Как можно так плохо думать о нас? Это же только для общефизического и разностороннего развития советского школьника, – постарался улыбнуться, как можно дружелюбнее.

– Вам для развития, а мне для головной боли и бессонных ночей, – не поддался на мою улыбку.

– Михалыч, беспристрастная советская статистика утверждает, что занятия боксом отвлекают неустойчивого подростка от тлетворного влияния улицы, дисциплинируют, прививают уверенность в себе и развивают всестороннюю личность для советского общества, а преступников среди боксеров не больше, чем среди шахматистов. Может даже меньше.

– Слова-то ты говоришь правильные, да…, – Михалыч задумчиво почесал подбородок, – ладно, поговорю кое с кем, может достанем, – пообещал, чтобы я отстал и не грузил его не нужными проблемами.

– Когда? – проявил я настойчивость.

Но физкультурник, наверное, сам был не уверен в обещанном, и я его понимал. Все-таки бокса в городе не было, ни секций, ни тренеров. К тому же в школьной программе и близко не было бокса.

– Ты попробуй поговорить с Горбатовым. У них больше возможностей, – предложил, пытаясь отвести от себя лишние заботы.

Я знал, что Горбатов заведует Заводским спортзалом.

– Попробую…, – вздохнул.

Похоже мимо. Наверное, придется самому грушу мастерить. Горбатова заинтересовать мне нечем. Не деньгами же, которых, кстати, тоже нет. Секции бокса на заводе нет и не предвидится, а спортинвентарь для несуществующего бокса заводу покупать нет необходимости. Не обосновать. У отца с матерью не тот вес на заводе, чтобы протолкнуть неоправданную покупку в Завкоме или где там выделяют деньги на спорт. Конечно, если проявить настойчивость, лица, заинтересованные в боксе, явно найдутся среди молодежи города, на заводе, в райкомах, исполкоме и в спорторганизациях. Предложение есть, так как культ силы и единоборства популярны в городе. Тогда и тренер появится, и секции, и спортинвентарь, только я буду уже в это время далеко от моего города в Москве или в Питере… тьфу, в Ленинграде учиться, а по выбитой у бюрократов боксерской груше будут стучать другие. Мне ведь сейчас надо себя проверить и будущие полезные навыки восстановить, иначе – только в драках.

«Все-таки есть у меня изменения в интересах, психике …. А еще в чем?» – отметил и задумался.

Только сейчас обратил внимание – Михалыча я вроде удивил, не своей просьбой, а разговором на равных. Вероятно, школьник шестнадцати лет не должен так разговаривать со старшим, тем более с учителем.

«А! Ладно, пусть привыкают!» – мысленно махнул рукой. Через месяц большинство будет воспринимать мое поведение, как должное, хотя форсировать не следует.

Для создания боксерской груши надо начинать подбирать комплектующие: мешки, песок, опилки, веревки. Хорошо бы еще найти среди знакомых ребят энтузиастов бокса и часть обязанностей в создании инвентаря скинуть на них. Были бы деньги, то можно грушу и перчатки купить в спортивном магазине, если не у нас, то в областном центре.

Пора на последний урок, а то опять опоздал. Биология – не страшно. Биологичка молодая, некрасивая, стеснительная, даже о причине опоздания не спросит, хотя в этом случае мне скрывать нечего – разговаривал с учителем. Все равно не скажу, иначе пацаны вопросами замучают. Лучше приватно с некоторыми поговорить, может отыщутся энтузиасты бокса.

Если сейчас нашу секцию посещают регулярно до пятнадцати человек, то, прослышав про бокс, число явно увеличится поначалу, ведь все хотят научиться умело драться, а то, что умение достигается долгими постоянными тренировками, не думают. По себе знаю – зачастую надо переступать через себя, свою лень и боль. Лучше всего, когда дело, которое делаешь тебе нравится, какое бы нудное или тяжелое оно не было или есть цель.

«Черт! Что-то я опять улетел мысленно», – заметил, что «биологичка» недовольно посматривает на меня, а сделать замечание за отсутствующий взгляд стесняется. Зачем пошла в школу преподавателем, если избегает неприятных нюансов в работе с детьми? В любом сообществе существует подчиненность, и начальник должен так поставить себя, чтобы подчиненные решали, стоящие перед коллективом задачи, не сели на шею руководителю, а балласт, имеющийся в каждом коллективе, хотя бы не мешал и не разлагал остальных. В школе есть учителя, которые только отбывают свою повинность – бубнят учебный материал, а все в классе занимаются своими делами. Только, когда шум становился нестерпимым и превышает допустимые нормы, заставляет учителя отвлечься от «урока» и призвать всех или выделившихся к порядку.

«Извини девушка, но твой предмет не является для меня приоритетным, даже в перечень госэкзаменов не входит», – мысленно обратился к «биологичке».

Друг Юрка, почему-то молчит и только посматривает на меня. Все-таки за девять лет в одном классе мы изучили друг друга и знаем, что от кого можно ожидать. Что-то чувствует, но пока не подозревает. Надо ему какую-либо правдоподобную идею задвинуть и, наверное, стоит постепенно удаляться от него, а то у Фила мозги не туда, куда надо повернуты.

Никогда не подозревал, что лучший школьный друг способен так плохо обо мне думать. Как я в нем ошибался! В один из приступов шизофрении, он в присутствии посторонних людей (а дело было в Приемном отделении больницы, полном посетителей), внезапно начал обвинять меня во всех грехах реальных и мнимых. Я был в милицейской форме, так как дежурил в этот вечер в группе немедленного реагирования и мне «повезло» вместе с врачами «Скорой помощи» доставлять психа. Этим психом оказался Фил, мой лучший школьный друг.

Сколько он тогда про меня наговорил! Тут были и развод с женой, представленный так, как будто я специально выгнал несчастную женщину с детьми на улицу без помощи и поддержки, без денег и куска хлеба, не пожалев маленьких детей и все ради того, чтобы остаться в квартире одному и беспрепятственно ежедневно водить к себе бля…ей толпами, совращать невинных девушек, спаивать их и безнаказанно пользовать их, прикрываясь своей должностью в милиции…. Вспомнил даже про школу, что когда-то я у него списывал и он меня тянул в учебе…! Сейчас я выбился в большие милицейские начальники, в рабочее время сижу в отдельном кабинете и только приказы отдаю по телефону…. Денег не считаю, но старушке-матери не помогаю…. Ни с кем не считаюсь и живу в свое удовольствие…. И еще много всякого дерьма….